Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград

Борис Батыршин, 2020

Студенты и подростки 80-х годов, тех времен, которые сейчас принято именовать эпохой застоя, – на чужой планете, под чужими звездами. Назад дороги нет, и остается только одно: борьба за выживание в отчаянной попытке построить новое, собственное общество, справедливое и человечное. Справятся ли они? Достанет ли сил, огня в глазах, воли к жизни, веры в справедливость? Что в итоге получится у вчерашних студентов и старшеклассников – диктатура, анархия… или, может быть, воплощенная утопия, которую так и не сумели создать в жизни их отцы и деды?..

Глава X

Быть может, прежде губ уже родился

шепот

И в бездревесности кружилися листы,

И те, кому мы посвящаем опыт,

Еще до опыта приобрели черты.

О. Мандельштам

Стась неторопливо прохаживался по площади, иронически прислушиваясь к взволнованным голосам «избирателей». Из рейса на Песталоцци вернулись рано утром, всего часа три назад. Процесс высадки ссыльнопоселенцев на остров оказался неожиданно хлопотным и неприятным. Не обошлось без тягостных сцен, пришлось прибегнуть к рукоприкладству и даже помахать пистолетом. Рыжая училка, та, что грозила членам Совета всеми мыслимыми и немыслимыми карами после прибытия воображаемых спасателей и милиции, совсем расклеилась. Когда ей предложили сойти на берег, прихватив с собой узелок с аскетическим «набором ссыльного», вчерашняя математичка закатила форменную истерику: рыдала, скулила, валялась в ногах конвоиров, даже порывалась сорвать с себя одежду и прямо тут, на палубе, отдаться всей команде, начиная с самого Крайновского и заканчивая пятнадцатилетним кочегаром Петькой Калмыковым. Что угодно, лишь бы вернуться назад, в уютное, обжитое, такое безопасное и предсказуемое тепло интерната…

В иное время Стась, может, и не отверг бы столь заманчивое предложение (ему всегда нравились женщины постарше, да и фигурка у рыжей педагогини не подкачала), но теперь, на глазах у обалдевшей команды и Котят, приставленных для охраны бдительным Казаковым… Короче, ссыльных пинками вышвырнули на песок, и «Тариэль», издевательски взвыв на прощание сиреной, отправился восвояси. «В базу», как выразился Неретин, увлекавшийся на Земле военно-морской беллетристикой.

Время, однако, было потеряно, и к бару подходили уже в темноте. Ночь выдалась туманная, и даже неестественно яркие светильники теллурийских лун не помогли малоопытным навигаторам с первой попытки нащупать Восточный фарватер, Стась чуть было не посадил тральщик на камни. Этого хватило: было решено не испытывать судьбу и не соваться в малознакомый проход в темноте. Идеи о том, чтобы потребовать по рации факелы, костры, фары грузовиков, ракетницы или даже некие мифические бочки с машинным маслом, которыми предлагалось осветить или хотя бы обозначить фарватер, были отвергнуты как панические, прожектерские и вообще — безответственные. В итоге «Тариэль» всю ночь пролежал в дрейфе, парой миль мористее бара, благо погода позволяла. С первыми лучами солнца тральщик вернулся в порт приписки, и теперь курсанты драили медяшку, наводя после похода должный плезир. Наркоммор же отправился на берег, поучаствовать в общественно-политической жизни.

Крайновский уже собирался толкнуть на площади прочувствованную речь, как вдруг увидел Маляна и Голубева. Вчерашние противники беседовали — подчеркнуто вежливо, но довольно оживленно. Стась задумчиво присвистнул и стал энергично пробиваться к ним сквозь густую толпу Котов и стажеров, на всякий случай ошивавшихся поблизости.

— Привет экстремистам! Закономерное слияние крайне правых и крайне левых сил в единый антипарламентский блок — так, кажется, Баграт? Нет, ребята, чесслово, возьмите в долю! Устроим маленький лево-правый фашизм со стабилизирующими элементами умеренного центризма. А?

— Не паясничай, Стась, — мирно попросил Андрей.

— Нет, серьезно, сенаторы, на чем сошлись-то? Интересно же!

— На Хозяевах, — с улыбкой сообщил Баграт и повернулся к Голубеву. — Значит, мир? И еще раз извини за «фашиста», тогда все действительно шло к тому.

Андрей неопределенно хмыкнул, но протянутую руку пожал и, кивнув своим, деловито направился к «газику».

— Какие хозяева? — Стась был заинтригован. — О чем это вы?

— Долго объяснять. Извини, дела. Тебя что, выборы не интересуют?

— Какие выборы, о чем ты? После гениального Танечкиного фортеля все просто, как валенок: все пять мест за тобой и твоими «теоретиками».

— Ошибаешься. — Баграт посмотрел на часы. — Я в выборах не участвую. И стажерам запретил: слишком они хорошо организованы. Без меня могут такую групповщину устроить…

— Почему без тебя? Ты же…

— Я уезжаю через час. Извини, что прерываю, но мне пора.

Баграт направился к «газику». Рядом с вездеходом стоял выведенный из гаража «Защитник». Бронированные створки капота были откинуты вверх на петлях, и в механических потрохах броневика копошились технари из колосовской группы. Крайновский недоуменно вздернул бровь и после секундного промедления начал пробираться в центр площади. Шанс стоило использовать.

ХРОНИКА ГОЛУБЕВА

…за казаковским микропереворотом последовали веселые дни разгула эмоций. Сразу после осуждения Красовского Татьяна собралась на остров вместе с ним, поставив Совет в двусмысленное положение. Казаков собрался даже голосовать на Совете помилование, но мы с Маляном сумели убедить его, что нельзя позволять правительству быть флюгером женских капризов. Это было бы подрывом авторитета и опасным прецедентом.

В сумятице, вызванной предвыборной и выборной суматохой, Татьяниным пассажем, толками о хиппарях, моим и Маляна отказами от выдвижения в консулы, Совет не обратил внимания на то, что его экс-члены не сдали личного оружия, и мне не пришлось расставаться со ставшей уже привычной тяжестью кобуры. Хотя, казалось бы, мне-то чего беспокоиться — кому придет в голову разоружать главнокомандующего нашей маленькой колонии?

Конец ознакомительного фрагмента.