СИЗО

Бигельды Габдуллин, 2019

Говорят, от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Любой политик, бизнесмен, артист, журналист – завтра может оказаться в каменном мешке. Об этом открыто говорил сам Первый президент Нурсултан Назарбаев. Своей повестью «СИЗО» автор хотел бы, чтобы граждане страны, если окажутся за решеткой, знали, что их ждет там за колючей проволокой. Знали из первых уст, а не со страниц лживых газет, не из телепередач сомнительного качества, выдающих зло за добро. Автор мечтает, чтобы его скромные записки о том времени, когда он безвинно сидел по ту сторону от свободной жизни и на своей шкуре пережил все ужасы и лишения неволи, стали достоянием многих людей, которые ценят ГУМАНИЗМ, ПРАВА ЧЕЛОВЕКА, СВОБОДУ СЛОВА! Содержит нецензурную брань.

Часть первая

В земном аду

…Шагнул я в камеру и был поражен не столько вонью, сколько духотой и влажностью воздуха, который напомнил выгребную яму в душный осенний день после дождя. Я будто спустился в настоящий погреб. Камера площадью примерно пятнадцать на восемь метров сплошь была заставлена двухъярусными шконками. С потолка капала вода, на стенах — иззелена-синяя плесень, успевшая колонизировать практически все вокруг.

В камере горел ночной свет.

Предо мной предстало подобие человеческого месива. Кто-то стонал, кто-то кряхтел, кто-то храпел, громко выпуская воздух. В первый миг мне показалось, что я попал в огромную братскую могилу, куда сбросили полуживые трупы. Открывшаяся предо мной картина просто один в один была похожа на полотно Пабло Пикассо под названием «Склеп».

У меня закружилась голова, сознание пасовало перед такой явью тюремной камеры. А я все стоял у входа, не зная, что делать, куда идти.

Тут я собрал волю в кулак и вполголоса произнес:

— Салем, пацаны! — матрац, который у меня был зажат под мышкой, бросил на пол.

Тишина.

— Хотите кушать? — уже живее прозвучал усталый и осипший мой голос.

Тут из-под одеяла выскочила ватага пацанов, они прискакали к небольшому столу, который стоял у стены, куда я опустил целлофановый пакет с пищей. В нем были манты, вареная конина, хлеб, пару бутылок кока-колы.

Руку для рукопожатия не стал подавать. Природная осторожность предостерегала меня: знай, кому ее протягиваешь…

Как это все началось

Как это началось? Что изменилось в подлунном мире в тот осенний день, когда разом всё перевернулось в моей размеренной жизни?

Алматинцы знают прелесть осенних солнечных дней: после жаркого летнего зноя наступает благодатная пора, когда тепло насквозь пронизывает тебя и даже убаюкивает, лаская тело, лицо, сердце и душу. Глядя на снежные вершины гор, на голубые лесистые сопки, спускающиеся прямо до южных окраин города, невольно хочется петь. До сих пор храню в памяти те безоблачные деньки: я был совершенно спокоен, умиротворен, думал о предстоящих рабочих планах, о семье…

Есть любимая работа, любимая жена, дети, здоровье, обеспеченность. Что ещё надо для счастья?

В те годы я возглавлял три творческие организации: Международный казахский ПЕН клуб, республиканский еженедельник «Central Asia Monitor» и популярный портал «Радиоточка». На первую должность меня избрала элита казахской литературы четыре года назад по убедительной рекомендации классика казахской литературы, автора знаменитого романа «Кровь и пот» Абдижамила Нурпеисова. Газету «Central Asia Monitor» я создал еще в 2004 году, по возращении из политической эмиграции (США). А портал «Радиоточку» открыл пару лет назад, осознавая, что в век сплошного Интернета, нельзя отставать от насущного веления времени.

Плюс ко всему, полгода назад был избран депутатом маслихата города Алматы.

Словом, слава Аллаху, все складывалось удачно и ровно.

В тот день, 14 ноября 2016 года, в благостном настроении я садился в машину. И тут зазвонил мой мобильник. Звонил мой старый приятель по имени Атабек.

— Салам, Бигельды! Как ты? Жив-здоров? — с присущим ему узбекским акцентом спросил Атабек.

— Спасибо, Атабек! Слава Аллаху!

— Слушай, я хотел пригласить тебя на обед. Знаешь кафе «Кишлак»» по улице Сейфуллина?

Встретились с ним в кафе. Отведав вкусных восточных блюд, мы прощались, когда ко мне подбежал обслуживающий официант и с тревогой в голосе сообщил:

— Ага, Вы ничего не заметили во время обеда?

— Нет!

— Вас фотографировал один парень и потом укатил на машине!

— Спасибо, дорогой! — спокойно ответил я официанту и, попрощавшись с другом, поехал в известный в Алматы фитнесс клуб «Фиделити» («Fidelity»).

Ехал в клуб, а в голове, как назойливая муха в летний день, вертелись слова официанта: «Вас фотографировали!».

Что это значит? Кому нужны мои снимки? Их и так предостаточно в Интернете, только набери мое имя! Да и Атабек — не из тех людей, чтобы фотографировать его вместе со мной. Странно. Хотя нет! Были же все-таки сигналы…

В течение последних двух месяцев мои друзья-бизнесмены предупреждали меня о том, что после встречи со мной соответствующие органы начинают прослушивать их телефоны. Доверенные люди из спецслужб говорили им прямым текстом: «Будь осторожен, тебя прослушивают! Из-за Габдуллина!»

До этого случая я обедал еще с одним другом-бизнесменом по имени Рустем в уютном, итальянском ресторане в центре города. Меня там знали, встречали вежливо, и я время от времени заглядывал туда. Потом Рустем завез меня домой, попрощались у подъезда. Прошло несколько минут, и уже из другого телефона звонит Рустем и просит меня подойти. Он находился недалеко от моего дома. Я вновь встретился с ним, и, он рассказал мне такую историю: «Бике, за Вами плотно следят. Я об этом догадался еще в ресторане, но не стал Вас тревожить, пока сам не удостоверился. Так вот, когда мы прибыли к подъезду Вашего дома, у соседнего подъезда я заметил человека, которого видел в ресторане. Еще там он вызывал у меня подозрение. Я хорошо запомнил его лицо и одежду. К тому же он нас фотографировал в момент нашего прощания. А когда мы тронулись, он следом поехал за нами. Но нам удалось оторваться от него. В общем, будьте осторожны, ага!»

«Кожамжаров хочет Вас арестовать!»

Вспомнил я еще одну историю. Мне позвонил один известный бизнесмен: просил подъехать в его офис. Я знал его уже несколько лет, ценил за порядочность, скромность, тонкий и сметливый ум. За последние годы у нас состоялись удачные совместные проекты.

Он обычно был свеж, как куст в утренней росе. Благоухал дорогими духами. Но сегодня даже его модная трехдневная щетина подчеркивала нетипичную для него, усталость. Хозяин кабинета неторопливо отпил глоток ароматного кофе и пристально посмотрел на меня. Я был медленно, очень внимательно изучен, словно при первом знакомстве. Человек, который всегда улыбался, шутил, сегодня выглядел утомленным и немного встревоженным.

— Бике, я вчера встречался с Кожамжаровым. Он хочет Вас арестовать! — тихим голосом заговорил хозяин роскошного кабинета.

— Арестовать? — изумился я. — За что?!

— Не знаю! Не говорит. Но имейте в виду, что персону такого уровня, как Вы, без согласования с Президентом он вряд ли решится арестовать. Значит, получил от него добро. Я пытался защитить Вас, сказал, что Вас хорошо знаю, ручаюсь, что Вы честны перед законом. Вроде, успокоился.

После небольшой паузы он спросил:

— Хотите моего совета?

— Не откажусь!

— Срочно летите в Астану, встречайтесь с ним, поговорите, в общем, Вам надо снять этот вопрос.

Я поблагодарил бизнесмена за заботу и хлопоты, пожал ему руку и вышел из здания его офиса.

Что делать, что предпринять? Я был уверен в себе: с финансами обращался нежно и бережно. Потому как знал, что за каждый тенге надо отвечать не только перед налоговыми органами, но и перед самим Аллахом. Об этом прекрасно помнила и мой бухгалтер с богатым стажем Галина Геннадьевна Бреднева, работающая со мной еще с 1998 года.

Да, за финансовую составляющую своей деятельности — можно не беспокоиться. Но вот куда ты, Бигельды, денешь сотни статей в газете «Central Asia Monitor», где остро критиковались высшие чины власти, начиная от самого Президента, заканчивая заместителями министров, акимами городов. Чего стоит одна судебная тяжба с руководителем «Самрук-Казына» Кайратом Келимбетовым? Да, тогда газета суд выиграла несмотря на то, что Келимбетова защищала целая толпа адвокатов — восемь человек. Он планировал не только закрыть твою газету, но и заполучить от издания несколько десятков миллионов тенге. Проиграть-то он проиграл, но забыл ли те острые публикации твоей газеты, освещавшей тот нашумевший процесс?

А сколько было подобных случаев у газеты за четырнадцать лет своего существования? Наверное, наберется более 250–300 статей.

Не менее критические статьи публиковал и твой портал «Радиоточка». Кто не помнит статьи-расследования портала под рубрикой «Кому принадлежит KZ»? На основе неопровержимых документов рассказывалось о миллиардах, миллионах в долларовом эквиваленте воровстве высших чиновников страны! Неужели ты думаешь, что все эти разоблачения и уличения не аукнутся в твоей судьбе?

Вот какие мысли копошились в моей голове, когда я в легком смятении летел в Астану после встречи с известным бизнесменом. Я знал, что в столице немало людей, которые могли бы принять меня по первому звонку, помочь своими большими связями и т. д. И все же в моей душе исподволь просыпалось неведомое доселе предчувствие чего-то необратимо ужасного.

Оно мучительно сдавливало сердце, сбивало дыхание, но по прилету в Астану я взял себя в руки и по мобильному телефону позвонил Генпрокурору Асанову.

Мне важно было знать: как он воспримет мой звонок, каким голосом будет разговаривать, не проявит ли при этом нотки опасения?

Генпрокурор говорил со мной, как и раньше, приветливо и без всяких скрытых подозрений.

— Бике, без проблем. Давайте встретимся в 11.40. Передайте номер своей машины моей охране. У подъезда Вас встретит мой помощник.

Я без всяких препон въехал на территорию прокуратуры, и моя машина остановилась прямо перед главным входом.

В этом здании Генпрокуратуры я бывал неоднократно и по разному поводу, в том числе и по журналистским делам. Вроде все знакомо и привычно. Но каждый раз меня удивляли зловещая тишина, которая висела в коридорах этого мрачноватого здания, молодцеватый, строгий вид помощников и советников Генпрокурора, словом, вся здешняя атмосфера таинственности и скрытности. В здании даже по телефону говорили тихо, чтобы не нарушить царящую вокруг тишину.

«Судьбы скольких людей — и каких — тут решаются?! Сколько слез и трагедий хранят эти стены, какие душераздирающие и трагичные истории пылятся в архивах здания?!», — подумал я, когда входил в кабинет главного прокурора страны.

Как всегда, Генпрокурор встретил меня приветливо, вышел из-за огромного стола, заваленного бумагами и сел напротив меня.

По моим впечатлениям, он слыл порядочным, старательным и неподкупным человеком, пытающимся изменить прогнившую систему прокуратуры. За короткое время пребывания на этой должности ему удалось внести немало новшеств в работу надзорного органа. А сколько сил вложил он в систему подбора кадров!

И вот при всех этих плюсах, на мой взгляд, Генпрокурору Асанову не хватало самостоятельности, ему никак не удавалось мысленно сойти с кресла второго руководителя. Во всем его облике, характере, поведении отсутствовали твердая воля, солидная решимость, особая жилка весомого руководителя.

После обычных приветственных слов, я сразу перешел к цели своего визита.

— Жакип Кажманович, какие у Вас отношения с Кожамжаровым? — без обиняков спросил я у него.

— Рабочие, — коротко ответил он. Асанов не ожидал такого вопроса, поэтому несколько смутился.

— Если так, то я бы хотел сообщить вам одну важную информацию относительно меня. Надеюсь, что это останется между нами.

— Безусловно! Говорите, Бике!

— Говорят, Кожамжаров решил меня арестовать!

— Даже так? Очень любопытно!

Я внимательно посмотрел в его глаза.

Глаза его откровенно говорили, что собеседник далек от притворства, удивлен искренне. Видно, он ничего не знал о коварных планах Кожамжарова.

— Хорошо, что заранее предупредили меня, — сказал он, завершая наш недолгий разговор.

Тепло, попрощавшись с ним, я позвонил в приемную Кожамжарова. Мне ответили, что он в командировке.

«На нет и суда нет, — утешил я себя. — Даже если бы оказался на месте, то вряд ли он принял бы меня».

Тут я должен сказать, что, работая в журналистике — в газетах, на телевидении, где я в течение двух лет вел свою авторскую передачу «Серьезный разговор», мне удалось побеседовать практически со всеми первыми руководителями министерств и ведомств, включая Президента Н. Назарбаева. И лишь с несколькими топовыми руководителями республиканского уровня, — а это Мамин, Мынбаев, Шукеев и Кожамжаров, у меня не было желания встречаться и брать у них интервью.

Как говорит Нурсултан Абишевич, уж так легли звезды.

На самом деле, Кожамжаров мне был неприятен, прежде всего, как личность. Чванливый, высокомерный, не по способностям амбициозный, готовый на всё ради карьеры.

Лично я не был с ним знаком, но по моим наблюдениям, по его выступлениям, по мнениям и рассказам знающих его людей о нем у меня сложился весьма нелестный взгляд.

Теперь у меня оставалось еще два человека, которых я хотел предупредить о моем предполагаемом аресте. Это спикер Мажилиса Парламента Нурлан Нигматулин и помощник Президента — секретарь Совета безопасности Владимир Жумаканов.

С каждым из них у меня сложились добрые, дружеские отношения. Я ценил каждого из них за цельный, твердый и открытый характер.

Скажем, Владимира Жумаканова я знал с 2004 года. Именно он и его сотрудники встречали меня в аэропорту Алматы, когда я с женой Гульнарой Шаймардановной возвращался из политической эмиграции — из США. Жумаканов в то время был в чине полковника, возглавлял департамент антитеррора КНБ РК. Я дорожил им за его профессионализм, скромность, аналитический ум, верность данному слову.

Нигматулин принял меня по-деловому, но приветливо.

Я поведал ему о цели встречи. Он был тоже удивлен, но его поведение мне показалось бесстрастным и хладнокровным.

«Неужели он знает, но скрывает!» — закралось подозрение, но его слова, сказанные на прощание, вселили мне уверенность:

— Не переживайте, я переговорю с Кожамжаровым. Мы же с Вами столько лет дружим. Я за тебя поручусь!

Поблагодарив спикера Мажилиса, я поехал в Ак Орду на встречу с Жумакановым.

Может, и он не владел информацией обо мне? Но судя по официальному тону его голоса, сухости общения, у меня зародилась мысль, что он все-таки что-то знает.

— Бигельдин, хорошо, что нашумевшее интервью с Дастаном Кадыржановым в Вашей газете не дошло до Президента, — как бы, между прочим, высказал он свое мнение.

Я промолчал. Потому как такие острые материалы, где критикуются не только представители власти, но и сам Президент, были прямо на руки моим недоброжелателям. Особенно таким, как Кожамжаров. Подобные статьи — очень выгодный козырь для таких как он, для осуществления своих коварных намерений.

— Хорошо, Бигельды, я постараюсь разузнать о его планах. Сообщу, — сказал мне на прощание Жумаканов, и я, пожав ему руку, уехал в аэропорт.

Вот какая была прелюдия до того, как меня снимали на фото в кафе «Кишлак».

Неожиданный звонок из Антикоррупционной службы

Прибыв в фитнес, я получил ключи от шкафа, и в предвкушении приятных минут занятия спортом, плаванием, не торопясь, раздевался. Но тут зазвонил мой мобильник.

— Это Габдуллин Бигельдин Кайрдосович? — зазвучал в трубке уверенный голос молодого человека. — Вас беспокоят из департамента Национального бюро по противодействию коррупции по Алматы (Нацбюро — Б. Г.), из Антикоррупционной службы. Вам надо сегодня к 15 часам прибыть к нам. Пропуск заказан!

— Нет, я не могу сегодня. Давайте завтра в 15 часов, — ответил я на неожиданное предложение абонента. Ясно, что я хотел оттянуть время. Зачем — я сам не понимал в тот момент.

— Нет, нет! Это безотлагательно, так что ждем в 15 часов, — строго поторопили меня из Нацбюро.

«Ну, началось!» — сказал я себе, садясь в машину. Надо было ехать к зданию Нацбюро, которое находилось по улице Жибек жолы.

Теперь я четко сознавал, зачем меня снимали на фото. Они отследили мое движение, сняли на фото, удостоверились, что я точно нахожусь в городе, и позвонили.

Пока я ехал в Нацбюро, начал набирать номера сотовых телефонов больших чиновников, с которыми недавно встречался в Астане.

Увы, ни один их них не отвечал. Мало того, не брали трубки и их помощники, советники и другие подчиненные.

И тогда я вспомнил слова бизнесмена о том, что Кожамжаров задерживает известных людей лишь с позволения Президента.

Генпрокурору, спикеру Мажилиса, помощнику Президента, понятное дело, зачем лезть на рожон, защищая меня, раз все согласовано с главой государства.

Я понимал причину их молчания, реально представил себя на их месте и пришел к выводу: в этой ситуации — они бессильны, беспомощны, от них теперь не стоит ждать никакой поддержки. Эти парни, набрав воды в рот, будут ждать. Куда повернет колесо фортуны в отношении меня — туда свернут и они.

В здании Нацбюро я бывал раньше, даже несколько раз. Последние два раза я приезжал туда этим летом по делу Сейтказы Матаева. Я с ним учился на одном факультете, жил в общежитии КазГУ, вместе были в студенческом строительном отряде, да и потом, всю жизнь проработали бок о бок в журналистике. Я искренне хотел помочь ему и его сыну, ездил в Астану. Встречался с тогдашним руководителем аппарата Президента РК Н. Нигматулиным. Тот звонил Кожамжарову, чтобы мне предоставили возможность встретиться с Матаевым, уже находившимся под домашним арестом в Алматы.

К сожалению, Матаев не воспринял мои советы, точнее, не осознал того, что его ждет в будущем. «Ну, Бог с тобой! — подумал я тогда. — Я честно хотел тебе помочь, а ты…».

Когда мы с известным юристом Тагиром Сисинбаевым прибыли к нему домой для беседы, он даже не удосужился выйти на балкон.

Мало того, за день до своего ареста, я выступил в его защиту.

Алматы. 25 ноября. КазТАГ.

— За день до своего ареста главред газеты «Central Asia Monitor» и гендиректор интернет-портала «Radiotochka.kz» Бигельды Габдуллин выступил в защиту осужденного председателя Союза журналистов Казахстана Сейтказы Матаева, сообщила немецкая международная общественная телерадиокомпания Deutsche Welle. «Краснер (главный редактор «Новой газеты — Казахстан») отмечает, что, несмотря на существенные расхождения во взглядах с Матаевым, когда того арестовали, Габдуллин выступил в его защиту одним из первых. И буквально за день до собственного ареста сделал это вновь», — говорится в публикации. При этом А. Краснер предполагает, что Нацбюро по противодействию коррупции получило приказ «сверху» о задержании Б. Габдуллина. «Оба дела — это властные разборки, жертвами которых стали и Матаев, и Габдуллин. Но если первый до суда все-таки был оставлен под домашним арестом, то второго сразу же направили в СИЗО. Учитывая реальную близость Габдуллина к власти, можно говорить, что только кто-то с самого верха мог дать команду о его аресте. Даже выше, чем с уровня, который инспирировал «дело Матаева», — предполагает он. В свою очередь президент международного фонда защиты свободы слова «Адил соз» Тамара Калеева также предположила, что истинной причиной ареста Б. Габдуллина мог стать конфликт с некими «большими людьми». Открыто фамилий никто не называет. Возможно, у Габдуллина нет таких бесстрашных сторонников, как у Матаева, которые отважились на это. Гуляют версии, что и Габдуллин неким большим людям перешел дорогу. Их фамилии называют шепотом. Но я их озвувчивать не буду, потому что тоже не хочу попасть под раздачу», — сказала она.

Приехав к зданию Нацбюро, я свои телефоны и портфель оставил в машине и налегке зашагал к зданию «ненавистного всеми ведомства».

Сдав удостоверение личности, (тут именно так «дисциплинируют» любого посетителя, чтобы он кожей чувствовал, в какое заведение попал и что его может ожидать), вместе с сопровождающим поднялся на верхние этажи, где располагался кабинет начальника.

— Посидите здесь! — указали мне на диван в приемной.

Внешне я выглядел спокойным, но в душе закрутился целый ураган переживаний: зачем вызвали, в чем будут обвинять, что меня ждет?

«Успокойся, Бигельды! За тобой нет никаких финансовых нарушений!» — пытался я утешить себя и, как бы, между прочим, огляделся по сторонам, чтобы удостовериться в наличии камер.

Да, не ошибся, камера внимательно «разглядывала» меня.

«Ну, тем более, выше голову, раз такое кино снимается», — сказал я себе, приняв удобную, точнее, достойную позу на диване.

Между тем, шло время. Прошло 10 минут, 15 минут. Тишина. В коридорах никого. При этом дверь приемной — прикрыта.

«Конечно же, начальник играл на моих нервах, наблюдая, как я веду себя на его «сковородке», — рассудил я.

Наконец-то открылась дверь приемной и секретарша, молча, указала на дверь начальника.

Честно говоря, я ожидал увидеть знакомого начальника, с которым я неоднократно встречался по делу Матаева. Но за столом восседал опереточной важности невысокого роста незнакомый мне человек. Я поздоровался с ним. Чиновник не только не подал мне руки, но даже не ответил на мое приветствие! Через непродолжительное время молчания, он сухо произнес:

— На Вас заведено уголовное дело. Вам надо срочно лететь в Астану. Вот авиабилеты. Вылет в 17.40. Обратный билет — с открытой датой. Скорее всего, последним рейсом вернетесь обратно.

— Постойте! Объясните толком, о каком уголовном деле Вы говорите?

— Там и объяснят Вам всё!

Как я уже писал выше, в те дни в Алматы стояла благоприятная, теплая погода. Термометр показывал около четырнадцати градусов тепла.

Подъезжая к зданию Нацбюро, я на всякий случай глянул на телефон и поинтересовался погодой в Астане. Там стоял жуткий холод — двадцать семь градусов мороза.

— Раз так срочно лететь в Астану, я заеду домой, переоденусь. Я-то одет почти по-летнему. Как видите — плащ тонкий, летние туфли! — попросил я хозяина кабинета.

— Зачем? Вас до аэропорта отвезут на машине, в Астане встретят. Поздно вечером вернетесь домой, — как бы обнадеживая меня, отозвался он.

Тут же набрал чей-то номер и приказал:

— Занесите его телефоны и портфель!

Да, дело принимает крутой оборот, подумал я. Он знает даже о том, что мои телефоны и портфель оставлены в машине.

Скоро сотрудник занес мои вещи. Начальник строго посмотрел на своего подчиненного и в приказном тоне бросил:

— Все! Уводите! Его срочно ждут в Астане! Действуйте строго по инструкции! — о, как при этом лоснилась и сияла его морда, мне даже показалось, будто с его надменного лица, каплями сочится желчь, как жир из баранины.

Он торжествовал, ликовал, ведь он же задержал «крупного государственного преступника». Дальше он меня уже не видел, я для него перестал существовать.

Пишу все это, а меня так и подмывает назвать секретаршу — крысой, а к случайному начальнику льнёт эпитет — мерзкий, и я с трудом себя удерживаю от этого искушения. Тут на помощь ко мне приходит сам великий Данте. Бродя кругами ада, он то и дело сталкивался с подобными ничтожествами. И припечатал их, бросив походя: «Они не стоят слов, взглянул и — мимо».

Срочный вылет в Астану

Вскоре в сопровождении трех бравых офицеров Нацбюро меня вывели на улицу. Уже с их позволения я подошел к своей машине и с телефона водителя Саттара сообщил жене: «Ажекеня, я срочно вылетаю в Астану, вернусь сегодня! Целую!». Оставил Саттару и свое обручальное кольцо. На всякий случай!

В легковой машине меня посадили на заднее сиденье. Справа и слева от меня расположились сопровождающие, и мы двинулись в аэропорт. «Телефоны можете отключить!» — мягко, но в приказном тоне произнес один из них.

В VIP зале ожидания они предложили мне чай. Но мне уже было не до чая. Скоро сели в самолет. Там, на борту, как всегда, оказалось немало моих знакомых: мой друг Тагир Сисинбаев — именитый в стране юрист, адвокат, сидел прямо передо мной, чуть дальше летела известная летчица Тоты Амирова, ну и другие известные люди. Я, кивком головы, улыбаясь, поздоровался с ними, стараясь не подавать вида, что лечу в качестве подневольного. Телефоны мои — отключены, с обеих сторон от меня сидят сопровождающие: ни сделать лишнего движения, ни с кем бы то ни было поговорить!

Когда подлетали к Астане, ко мне обратился Тагир Сисинбаев:

— Бике, у тебя есть транспорт?

Я молчу, не зная, что ответить. А он смотрит на меня недоуменными глазами и не может понять, в чем дело. Тут за меня ответили мои «друзья»: «Дорогой, нам дальше ехать — в Караганду!»

Не знаю, догадался ли мой друг о моем незавидном положении или нет. Словом, у меня не было никакой возможности сообщить ему о том, что со мной произошло.

В Астане у трапа нас ожидало еще двое мужчин. Сели в «Тойоту» и резво помчались в город. На улице стоял пронизывающий мороз. Только выехали из аэропорта, как начались беспрестанные звонки на телефоны моих сопровождающих. «Едем, едем. Самолет задержался», — отвечал за всех старший из них.

Видать, недавно тут выпал обильный снег с дождем, потом ударил мороз, поэтому был сильный гололед. Естественно, по пути в город образовалась пробка. А ехать нам предстояло не на Левый берег Ишима, который ближе к аэропорту, а на Правый.

Минут через двадцать вновь раздались звонки — это коллеги из центра опять беспокоили моих сопровождающих. Состоялся тот же разговор. «Да, торопятся ребята», — поморщился я.

Вечер был туманным и промозглым. Долго ехали по скользкой трассе, где каждый водитель сквозь воздушный пар, оставляемый передним авто, пытался это авто обойти. По обе стороны правительственной трассы мелькали засыпанные снегом деревья, по встречной полосе, рискуя, пролетали опаздывающие. А наше авто, затертое среди разноцветного стада своих «собратьев», двигалось со скоростью пешехода. Я начинал мерзнуть, ерзал, прижатый двумя бравыми офицерами, которые время от времени поругивались со своими коллегами по поводу нашей задержки.

У меня в голове сновали свои невеселые мысли: я ни в чем не виноват, мне не в чем признаваться! Отвечу на их вопросы и последним рейсом вернусь домой!

По дороге я сильно продрог, еще бы, в летних туфлях, в летнем костюме, в плаще.

Где-то через полтора часа мы, наконец-то, добрались до здания Национального бюро по противодействию коррупции — так официально называлось это зловещее ведомство.

Здравствуй, Нацбюро! Я задержан?!

Мы вошли в здание Нацбюро, долго получали пропуск, и я всем своим нутром сразу почувствовал неладное, на меня повеяло холодное дыхание неволи. Суровые на вид автоматчики в бронежилетах буднично несли свою службу, несмотря на поздний час в пропускном пункте толпились какие-то люди, мне было невдомек, что это чьи-то адвокаты, ждущие своих клиентов, и печальные граждане, внезапно вызванные на допрос.

Меня поразила безразличная, казенная медлительность здешних служак, с какой они мне оформляли пропуск. Вся эта процедура больно отзывалась в груди, и в то же время вселяла в меня мимолетную надежду: все это дурной сон, может, и впрямь улечу сегодняшним поздним рейсом?!

И вот я иду уже в сопровождении конвоира, который так близко шагает сзади и командует, куда следовать в лабиринте многочисленных кабинетов.

Вошли в лифт. Конвоир нажал на кнопку четвертого этажа.

Долго шагаем куда-то, несмотря на поздний час, чувствуется, работники только сейчас вошли во вкус своей работы; по коридорам деловито сновали молодые люди. Вот, какой-то паренек, где-то мной виденный, рассеянно кивнув, обронил мне: «Салем!».

— Сюда, — указал мне конвоир, — показывая на кабинет с открытой дверью. Вошли.

За столом сидел молодой человек лет тридцати-тридцати трех, в очках, щуплый, среднего роста.

По нетерпеливому выражению лица, он сильно ждал этой встречи, чтобы скорее начать допрос.

— Садитесь, Бигельдин Кайрдосович, — несколько волнуясь, растягивая слова, тихо произнес хозяин кабинета, указывая на стул. — Меня зовут Адилет Ботабаев, я старший следователь Следственного департамента Нацбюро.

Потом он по бумажке скороговоркой прочел мне следующее:

— Вы подозреваетесь по уголовному делу досудебного расследования № 160000131000060 по статье 194 часть 3 пункт 2 УК РК.

— Я не понимаю! О чем речь! Давайте я запишу эти цифирьки!

— Не стоит этого делать. Скоро вы эти цифры запомните на всю жизнь! Вы в своей газете публиковали негативные материалы в адрес руководителей госорганов для получения государственного заказа. Факты подтверждаются заявлением руководителя управления внутренней политики акимата Жамбылской области Турмуханбетовой Р. и другими данными. Вы задержаны! — опять пробубнил следователь, не поднимая головы от бумаги.

При этих словах я ощутил странное чувство: щеки мои запылали огнем. На миг я почувствовал себя рыбой, которую, сняв с крючка, выбросили на горячий песок. Казалось, что сойду с ума от нестерпимой боли абсурдных обвинений, от всей этой казенной речи сопляка-следователя, выдавливающего из себя явно чужие слова. Об этом я догадаюсь позже, когда пойму, насколько он недалек и скудоумен, поскольку за него все эти вопросы готовили другие люди, которые тайно работали в соседнем кабинете. Но об этом расскажу позже.

«Может, это мне приснилось? Мне 61 год. Я известный в стране журналист, я создал четыре известных в стране СМИ! Депутат. Состоятелен. Имею три ордена, несколько международных наград. Перед моей газетой и порталом трепещут чиновники-коррупционеры. И я задержан, как вымогатель!!! Не может этого быть!

До сих пор я вызывал в людях положительные эмоции. Мной интересовались многие, уважали, кое-кто, конечно, завидовал, как же без этого в нашей жизни. Успешный человек без завистников — такого не бывает! Со мной многие хотели завязать знакомство, дружить. С меня брали пример: и в школе, и в армии, и в университете. Я имел влияние на вице-премьеров, министров, акимов областей, встречался с ними уже не в кабинетах, а в тиши VIP кабин престижных ресторанов. Это я диктовал, где встречаться с ними и когда. Всегда старался держать свое слово.

С детских лет я ставил перед собой большие цели. Добивался их и ставил другие задачи. Более сложные и актуальные. Я постоянно получал доказательства того, что я — один из лучших в своей сфере деятельности, что я необходим многим, как воздух. Порой я гордился тем, что меня причисляли к разряду self-made man — людей, которые сделали себя сами. А теперь какой-то несмышленыш, не умеющий связать двух слов, но облеченный властью карательного органа, некой аурой превосходства, дает мне знать, что все — не так».

В его глазах не было ни злобы, ни отвращения, ни презрения в чистом виде. Ему по службе нужно только четкое исполнение поручений начальства. Это я понял позже.

Именно по этой причине, его слова «Вы задержаны» были для меня громом средь ясного неба.

Ботабаев вежливо попросил меня сдать ему портфель со всем содержимым: сотовые телефоны фирмы «VERTU», с деньгами, кредитными карточками, часами «Rolex» — в общем, все, кроме одежды.

Крутой оборот: в редакциях начат тщательный обыск

Как стало мне известно позже, едва меня посадили в самолет, доблестные работники Нацбюро тут же прибыли в редакцию моей газеты и портала и начали тщательный обыск, который длился до утра следующего дня. Вот как это описывали журналисты российского Информагентства Regnum:

«Адвокаты заявляют, что обыск, проводимый сотрудниками Нацбюро по противодействию коррупции, проводится с нарушениями

Утром 16 ноября (около 06:00 утра по московскому времени) сотрудники Национального бюро по противодействию коррупции Агентства по делам госслужбы и противодействию коррупции нагрянули с обыском в офисы газеты Central Asia Monitor и информационно-аналитического интернет-портала Radiotochka.kz.

Как сообщил корреспонденту ИА REGNUM главный редактор Radiotochka.kz Бекжан Идрисов, борцы с коррупцией начали обыск, не дожидаясь приезда адвоката Алимжана Оралбая, представляющего интересы этого СМИ.

Когда адвокат все же добрался до места, он сразу же заявил протест, поскольку ордер на обыск был выписан на имя следователя Нацбюро из Астаны, который на обыске не присутствовал. Протест возымел действие. Обыск был прекращен, но ненадолго. У самого Бекжана Идрисова следователи изъяли мобильный телефон, якобы для проверки. При этом сам Идрисов не является подозреваемым. Со слов адвоката, борцы с коррупцией и здесь нарушили закон.

Следует отметить, что обыск в офисах СМИ проводится в связи с задержанием главного редактора газеты Central Asia Monitor и директора портала Radiotochka.kz Бигельды Габдуллина по подозрению в вымогательстве финансовых средств у государственных органов. Журналиста задержали в Астане сотрудники Нацбюро по борьбе с коррупцией 14 ноября 2016 года.

Между тем, главный редактор портала Radiotochka.kz Бекжан Идрисов не скрывает своего удивления по поводу происходящего.

«Обыск все еще продолжается (на 15:00 по Мск). Обыскивают все офисы, где работает Габдуллин — это наша редакция и редакция газеты Central Asia Monitor. Наш адвокат сразу же заявил, что обыск незаконен, поскольку в ордере указано имя другого следователя. Кроме того, у финполовцев (негласное название сотрудников Нацбюро по противодействию коррупции — REGNUM) отсутствовало постановление о формировании следственной группы, которая должна была проводить обыск. Это вещь достаточно формальная, но она важна с точки зрения соблюдения законности. Несмотря на это они продолжают обыск», — рассказал Идрисов по телефону корреспонденту ИА REGNUM.

ИА REGNUM: Известно ли, как задержали Габдуллина?

Я слышал уже две версии — обе противоречивые. Поэтому не могу ничего сказать по этому поводу. Насколько я понимаю, обвинение ему еще не предъявлено и мера пресечения не определена. Завтра (17 ноября) срок его задержания заканчивается, и завтра мы ожидаем каких-то новостей по этому поводу.

ИА REGNUM: В сообщении пресс-службы Нацбюро говорилось, что Габдуллина подозревают в вымогательстве финансовых средств у госструктур. Насколько обоснованы эти подозрения?

Давайте порассуждаем. СМИ, возглавляемые Габдуллиным, публикуют негативные статьи о каком-то чиновнике. Чиновнику это не нравится. Он считает, что опорочены его честь, достоинство и деловая репутация. Но в таком случае нужно обращаться в суд за защитой чести и достоинства. И если суд решит, что эти факты неверны, то СМИ должны будут опубликовать опровержение. Но ничего этого не было. Никто в суд не обращался. Из этого следует логичный вывод, что опубликованные в этих материалах факты, как минимум, правдивы. И тогда логично предположить, что этими фактами должны были заинтересоваться как раз-таки сотрудники антикоррупционного ведомства. А они делают все наоборот. Вот как выглядит ситуация с моей точки зрения.

ИА REGNUM: Сегодня глава Агентства по делам государственной службы и противодействию коррупции Кайрат Кожамжаров прокомментировал задержание Габдуллина. По его словам, Габдуллин с помощью шантажа вымогал деньги у первых руководителей акимата Жамбылской области и ряда министерств.

Это просто смешно. Я сегодня консультировался с юристами. Статья «вымогательство» — очень хитрая. Под нее можно подвести все, что угодно. И в казахстанской юридической практике навалом примеров. Когда люди, пытаясь вернуть долги, попадали под статью «вымогательство». Я еще раз бы хотел подчеркнуть: если кому-то не нравятся наши статьи — идите в суд и разбирайтесь там. Но никто не идет. Исков к «Радиоточке» по этому поводу нет.

ИА REGNUM: Но ведь речь идет о вымогательстве денег в рамках государственной информационной политики, так называемого госзаказа.

Если человек чист, то иди в суд. И ответ вымогателю в этом случае должен быть один: мы будем встречаться в суде.

ИА REGNUM: Central Asia Monitor и Radiotochka.kz участвуют в государственном информационном заказе?

Да. Участвуют.

ИА REGNUM: То есть, вы участвовали в тендере, выиграли его и никаких нарушений при этом выявлено не было?

Абсолютно верно. Но я бы хотел отметить: мы участвовали во многих тендерах, но выиграли только некоторые из них. Система электронных госзакупок предполагает абсолютную прозрачность: кто дал меньшую цену — тот и выиграл. И компьютер в этом смысле не обманешь. Поэтому, какая может быть там коррупционная составляющая — для меня полная загадка! А если электронная система госзакупок подвержена коррупции, то, ребята, это вопросы вообще не к нам, а к тем, кто эту систему разрабатывал. В этом смысле мы ничего незаконного не делали, поскольку участвовали в тендерах на общих основаниях. Да, несколько тендеров мы выиграли. Но в разы больше тендеров мы проиграли. Давайте разбираться тогда со всеми, кто их выиграл. Так ведь можно обвинить любого редактора СМИ, что он что-то вымогал.

ИА REGNUM: Не было ли у вас накануне задержания Габдуллина каких-либо конфликтов с какими-нибудь чиновниками? Может, вам поступали угрозы?

Не угрозы. Звонки недовольных публикациями поступают к нам регулярно. Если мы неправы, мы публикуем уточнения, опровержения, извинения. Что касается газеты Central Asia Monitor, то я ничего по этому поводу сказать не могу, поскольку в ней не работаю. Но я не понимаю, если честно, что происходит и с чем это связано. Но очень похоже на то, что здравый смысл покинул ребят в Астане, и они гоняются не за теми. Здесь хочешь-не хочешь, но напрашиваются мысли о политической окраске происходящего.

Напомним, помимо двух СМИ Габдуллин возглавляет Казахский ПЕН клуб и является депутатом Маслихата (местный выборный орган) города Алматы. В 2001 году Бигельды Габдуллин был вынужден эмигрировать в США из-за преследований по политическим мотивам, поскольку возглавлял оппозиционную газету. В 2004 году Габдуллин попросил прощения у президента Нурсултана Назарбаева и, вернувшись на родину, возглавил газету Central Asia Monitor».

Именно в тот момент я четко осознал: здесь в этом кабинете № 615 началась моя тюремная биография, именно тут состоялся мгновенный мой переход из одной жизни в совершенно другую. Когда везли сюда, я чувствовал себя еще свободным человеком, задержанным по недоразумению. Теперь, после начала глупого и непрофессионального допроса следователя, который по-простецки, по бумажке и буднично начал свое дело, я понял, что отправлюсь не домой к жене и детям, а прямиком — в камеру. Понял, что если финполовцы вцепились в тебя, как клещи, то не так просто от них отцепиться.

«Ну, что же, будем бороться и доказывать!» — заверил я себя, не понимая еще, насколько это наивно и бесполезно. Но такое понимание мне пришло потом.

— Верните мне мои телефоны, хочу сообщить жене о задержании.

Ботабаев рассмеялся.

— Вы меня смешите! Да разве заключенным разрешаются телефонные разговоры?!

— Я еще не заключенный, господин следователь!

— Вы имеете право лишь на один звонок. И то только с моего телефона.

— Хорошо! Но я не помню телефон жены. Дайте на минутку мои телефоны, надо узнать ее номер.

Следователь открыл дверцы сейфа, куда успели перекочевать мои личные вещи, и временно вернул мне мобильник.

Созвонившись с женой, я спокойным голосом объяснил ей:

— Радость моя, я задержан финполом. Нахожусь в Астане. Надо срочно найти адвоката. Сообщи об этом коллегам и Тагиру Сисинбаеву. Кстати, я с ним летел в одном самолете. Ладно, целую! Не переживай!

В Алматы меня задержали внезапно, поэтому вполне естественно, что мой портфель был набит различными бумагами, вплоть до деловых бумаг Международного казахского ПЕН клуба.

Началась муторная работа по описи каждой бумаги, каждого предмета. Следователь скрупулезно заносил в протокол название предмета, его регистрационный номер, содержание каждого листа бумаги. И эта муть продолжалась почти до двенадцати ночи.

В первом часу ночи усталый следователь передал меня в руки конвоиров, чтобы они доставили меня в ИВС — изолятор временного содержания.

Холодная цепкость наручников

Трое конвоиров вывели меня на улицу, и я впервые в жизни ощутил на своих руках холодную цепкость железных наручников. Именно тогда я до конца осознал, что такое неволя, что ты — настоящий арестант. Правда, когда сели в машину «Жигули», конвоиры, узнав меня, сняли наручники, сказав: «Извини, брат, нельзя перевозить без наручников, везде нашпигованы камеры!». «Ну и на том спасибо вам!» — поблагодарил я парней.

— Небось, вы давно не ели. Давайте по дороге заедем в магазин и купим кое-какие продукты, — предложил один из конвоиров. Заехали в магазин, купили кефир с булкой хлеба.

«Интересно, что меня ждет в камере? Какие люди мне попадутся? Как дальше будут развиваться события? Что подумают обо мне люди? Как чувствуют себя жена, дети, коллеги?» — миллионы вопросов роились в моей голове, которая и без того трещала от нахлынувших событий и проблем.

За стеклом машины, которая везла меня в ИВС, несмотря на поздний час в Астане, жизнь кипела. Там за стеклом был крепкий морозный ноябрь. Приоткрыли окно, и я сразу уловил приятные запахи вкусной пищи, заметил яркие рекламные щиты, услышал звуки музыки, льющиеся из ресторанов и кафе. К сожалению, уже чужие, вольные. Вот жареным шашлыком запахло. Вот чуть ли не домашней картошкой или просто кухней. Но ты очнись! Эти ароматы уже не для тебя — тебя везут в ИВС! Забудь пока обо всем приятном! Тебя ждет камера!

Двери ИВС были закрыты. Конвоиры долго и настоятельно стучали, пока не послышался недовольный голос изнутри:

— Че так поздно приезжаете?! Уже первый час ночи! Мы же предупреждали, что после 12 ночи никого не примем!

— Открывай, это из Нацбюро.

Слово «Нацбюро» отрезвляюще подействовало на ивээсника, тут же загремели дверные засовы, открылись двери.

По полутемному коридору конвоиры доставили меня в комнату так называемого приема. Там конвоиры расписались на какой-то толстой тетради, что живым и здоровым меня доставили в ИВС.

— Жалоб нет? — обратился тамошний надзиратель.

— Нет, наоборот, хочу поблагодарить ребят за кефир и хлеб, — ответил я, переходя уже в распоряжение новых надзирателей.

Когда за финполовскими конвоирами закрылись двери, надзиратель вошел в свою роль:

— Лицом к стене! Живо. Ноги шире.

Скажу честно, стена мне не понравилась. Пыльная, вся в буграх, покрашенная зеленой масляной краской, она не вызывала никаких приятных чувств. «Не стена Плача, а то бы уронил слезу!», — вздохнул я с иронией.

Он привычными движениями общупал мою одежду, потом скомандовал:

— Галстук, ремень, шнурки сдать. Так! Что у Вас за штуковина на воротнике плаща? Тоже сдать! Ремень плаща — сдать. Повернитесь ко мне!

Я по-военному развернулся.

— Вы что, депутат? — спросил офицер, не веря своим глазам. Его смутил мой депутатский значок на лацкане дорогого костюма.

— Да, депутат! — коротко и злобно ответил я.

— Нет, тут какая-то неувязочка! Сержант! — крикнул он, подзывая подчиненного.

— Лицом к стене! — опять потребовал он, оставляя меня подошедшему сержанту.

Пошли долгие телефонные переговоры с начальством. Только и слышны были слова: «Я не буду потом отвечать! Не имею права!».

Вернувшись, он скомандовал:

— Налево! Шагом марш!

В небольшой комнате, куда меня завели, приказали раздеться догола. Ох, как я тут с омерзением смотрел на все происходящее. Особенно я брезговал засаленным, холодным полом, обложенным дешевым советским кафелем.

Когда я разделся, офицер приказал:

— Присядьте! Раздвиньте ягодицы!

Он внимательно глянул на мой анус и сказал:

— Одевайтесь! То, что нужно сдать, передайте вон в то окошко.

Пока я одевался, из окна подали опись конфискованного имущества. Мне не хотелось сдавать депутатский значок. Это был маленький символ моей свободы, неприкосновенности, последняя надежда на освобождение, но офицер был непреклонен: сдать — и все тут!

Закончилась процедура осмотра и приема нового задержанного, и меня повели по длинному коридору. Слева и справа мелькали двери камер, о которых я имел представление лишь по фильмам и книгам.

Подошли к одной из них. Тут же прозвучал приказ конвоира:

— Лицом к стене! Ноги шире!

С лязгом и грохотом открылись замки, и я вошел в камеру — в доселе неведомый для меня мир.

Тяжелая дверь снова с тем же грохотом закрылась, шаги офицера гулко удалились.

Войдя в камеру, я на секунду задержался у двери: кровь ударила в виски мелкой дробью, потом оглушительным и редким прибоем.

«Чем дышать?» — сразу же я задался вопросом, вдыхая, зловонный воздух, пропитанный никотином, запахом неочищенной параши, едкого пота, несвежей еды.

В камере кроме двух железных кроватей ничего не было. Углубление параши кто-то заткнул синтетической бутылкой из-под кока-колы. Рядом с парашей лежал целлофановый мешок, набитый то ли песком, то ли еще чем-то сыпучим. Как позже я догадался, это была обыкновенная затычка, чтобы смердящая вонь, не распространялась из параши. Решив помочиться, снял грязную бутылку, оттуда ударил в мои ноздри ужасный запах мочи и кала.

Небольшое окошко, зарешеченное под самым потолком, было моим единственным призрачным напоминанием о свободе.

Снова лязг ключей. Грохот железа. Надзиратель занес мне пожелтевшие нестиранные простыни, трухлявый матрац, весь в лохмотьях, из которого кусками выдавалась вата.

Голова гудела, словно после легкого сотрясения мозга. В ней медленно блуждала утешительная мысль: «Нет, это неправда, не может быть!» Мысль отказывалась признавать новую реальность, пустоту! Заарканенный из объятий кипучего мегаполиса, из размеренной жизни, я лежал, задыхаясь, как рыба на песке. Разом пропали все звуки, запахи, волнующие глаз краски?! «Где я?! Что со мной происходит!?».

Уже второй час ночи. Незаметно приходит усталость. Я затыкаю уши ватой, которую извлекаю из дырявого матраца, натягиваю на голову тюремное одеяло, от которого разит сухой пылью и едким горем, прижимаюсь лицом к вонючей подушке. Надо забыться. Всё это — дурной сон. Вот если бы еще притормозить неотвязное сознание. И тут я заснул, словно на мягкой постели пятизвездочного отеля на берегу океана. Усталость — города берет!

Проснулся и все никак не мог понять, где нахожусь. И лишь запах зловонной параши и заборный казахский мат, который то и дело раздавался в коридоре, вернули меня в явь камеры.

Скоро из коридора начали доноситься какие-то постукивания, лязг открываемых замков. «ИВС просыпается, что меня ждет сегодня?» — подумалось мне, когда вновь лязгнули ключи от дверей, и мой нос почуял тошнотворный запах тухлой вареной рыбы. На фоне уже знакомого и противного запаха параши, эта свежая рыбная вонь взяла вверх и начала солировать, вызывая во мне рвотные рефлексы.

Я отказался от такого завтрака.

Вскоре из коридора послышались приближающиеся шаги:

— Габдуллин, Вы депутат маслихата?

— Да.

— Удостоверение имеется?

— Оно изъято следователем.

— Ладно, разберемся! — шаги удалились.

Прошло еще около часа. Вновь с шумом отрылась дверь и меня повели к выходу. Там меня уже дожидались конвоиры. Но это уже были другие, я бы сказал чужие. Они, недолго думая, надели мне наручники и повезли в Нацбюро. Конвоиры попались сплошь молчаливые, вовсе не такие, как вчерашние, которые откровенно сочувствовали мне, общались со мной, угощали кефиром и хлебом.

Получили мне пропуск, потом на лифте поднялись на четвертый этаж. Почему-то меня завели не к моему следователю, а в другой кабинет. Там сидел сухощавый, высокий, интеллигентного вида парень.

— Хотите чаю? — спросил он вежливым голосом.

— Да, спасибо! — ответил я охотно.

Разговорились. Я поинтересовался: чем грозит мне мое задержание.

Он был откровенен:

— Знаете, Бигельдин Кайрдосович, я заместитель Следственного комитета Нацбюро по оперативной работе. Фамилия — Андрей Угай. Скажу прямо, у Вас — нелегкая ситуация, я бы даже сказал, очень серьезная. Но вся эта возня может закончиться за пару недель, и Вы спокойно поедете домой к своим малолетним детям, если пойдете на сотрудничество со следствием, возьмете на себя часть вины, — голос его был тверд, чувствовалось, что этот человек отвечает за свои слова.

Я остался в задумчивости: какую вину мне брать на себя, если не чувствую за собой никаких финансовых нарушений.

Вскоре конвоиры завели меня в кабинет моего сле дователя. Тот встретил меня приветливо, словно старого знакомого.

— Как отдохнули? — то ли искренне, то ли с усмешкой спросил он.

— Спасибо! Как вы? — ответил я, думая про себя: «Скорее всего, не знаешь, в каких условиях содержатся задержанные. Тебя хотя бы на часок закинули в камеру, тогда бы ты не задавал такие вопросы, голубчик!».

Пока мы с ним перебрасывались незначительными фразами, в кабинет вошел солидный седоватый мужчина. Поздоровавшись с нами, он представился:

— Я адвокат. Меня зовут Жомарт Сарманов. Я прибыл по рекомендации Тагира Сисинбаева. Я знаю Вас, Бике, готов Вас защищать.

Я очень обрадовался его появлению: почувствовал, будто у меня разом выросли крылья. Я был уже не одинок среди этих шакалов, у которых одна цель — упрятать меня за решетку. Значит, сработал мой ночной звонок жене. Молодец, Тагир Мусаевич! Выяснилось, что Сарманов до меня защищал бывшего премьер-министра Серика Ахметова.

Тем временем атмосфера кабинета наполнилась серьезностью предстоящего действия: устанавливалась видеокамера марки «SONY» на штативе, заносились кресла, устанавливалось освещение. Специфический сленг, как барабанный перестук, резал мой слух, заставлял напрягаться.

Сыщики, как стервятники, обнаружившие падаль крупных плотоядных, основательно готовились к допросу, надеясь, быстро расколоть меня.

«Готовьтесь, готовьтесь! У вас ничего не получится! Думаете, гоп-стоп и клиент готов», — крепился я, готовясь к допросу.

Итак, судя, по протоколу, 15 ноября 2016 года, в Астане в здании Нацбюро в 13 часов 22 минуты был начат допрос.

Хлоп и клиент готов?

Следователь Ботабаев начал с общих вопросов. На вопросы следователя я отвечал спокойно, неторопливо. Мнения свои выражал предельно четко, иногда иронически, потому как Ботабаев был далек от профессии журналиста и газетного дела. Отсюда и рождались у него откровенно глупые вопросы.

Я сказал, что проживаю в Алматы со своей семьей. По образованию журналист и художественный редактор, в 1981 году с отличием окончил Казахский государственный университет им. Кирова, в 1991 году, также с отличием, окончил московский Литературный институт им. Горького (Высшие литературные курсы). Стаж работы по специальности 36 лет. Из них — главным редактором газет «Новое поколение», «21-ый век», «Central Asia Monitor», «Спорт КЗ», портал «Radiotochka» — работал около 23 лет, начиная с 1993 года.

Учредителем газеты «Central Asia Monitor» является ТОО «Alem BG». В состав учредителей этого ТОО входят Габдуллина Гульнар Шаймардановна — моя бывшая супруга и представитель ТОО «Energy Focus». Из 100 процентов доли учредительства 30 процентов принадлежат Габдуллиной Г. Ш.

Учредителем медиа портала «Radiotochka» являет ся ТОО «Хаджан Групп», где я работаю генеральным директором.

Штат ТОО «Alem BG» (редакции газеты «Central Asia Monitor») составляет, примерно, 28–30 человек. Из них — журналисты: главный редактор Габдуллин Б., заместитель главного редактора Дарменов Ж., обозреватели Исабаева С., Кискина Ю., Тогубаев К., Арцишевский А., главным бухгалтером работает Бреднева Г., исполнительным директором ТОО является Дюскалиев К., юрист, остальные технические работники, которые занимаются версткой газеты, набором текста, редактурой, корректурой и развозкой продукции. Со всеми сотрудниками заключен трудовой договор, заработная плата журналистов фиксированная, также действует гонорарная система.

«Когда же он задаст свои главные обвинительные вопросы, за что я и задержан?» — не терпелось мне знать, и в глазах адвоката я прочел то же самое.

Тут раз за разом начал трезвонить ботабаевский мобильник. Владелец мобильника был настолько включен в процесс допроса, что несколько раз отклонял звонок. Но на пятый раз не выдержал, ответил:

— Да, это руководитель следственной группы, старший следователь Следственного комитета Нацбюро по противодействию коррупции Ботабаев, — отчеканил он. — Да, я веду дело Габдуллина. Адвокат у него уже есть. Да, здесь. Идет допрос, — и он бесцеремонно прервал разговор.

Допрос продолжился.

Скоро ему вновь начали поступать звонки. Он отмахивался от них, как от назойливой мухи. Но скоро нервы не выдержали, и он ответил оппоненту:

— Да, Ботабаев, слушает! Я же сказал, что идет допрос. У него уже есть адвокат. Ну, если Вы так сильно хотите встретиться с Габдуллиным, то Вам придется подождать внизу, под вечер мы спустимся на ужин и тогда я Вам позвоню, и Вы сможете повидаться с ним, договорились?

«Надо же, какой настырный адвокат, который так рьяно рвется меня защищать!» — подумал я про себя.

До начала допроса, Ботабаев задал мне вопросы общего харахтера. Я доложил, что за ведение бухгалтерского учета отвечает главный бухгалтер Бреднева Галина Геннадьевна, она формирует налоговую отчетность и другие бухгалтерские дела.

В мои обязанности, как главного редактора, входят политическое руководство, планирование тематики, финансовое обеспечение всей деятельности ТОО «Alem BG».

Организация финансового обеспечения — это, прежде всего, изыскание государственных заказов и рекламы.

Тематику статей определяет главный редактор и его заместитель, часто сами журналисты предлагают свою тему, так формируется содержание будущего номера газеты. Какого-либо запланированного списка тем не бывает. Жизнь сама диктует темы. Но есть государственные заказы от Министерства информации, областных акиматов и других организаций, таких как «Нур Отан», Центральная избирательная комиссия, «Самрук-Казына», «КТЖ».

Разовый тираж газеты составляет 10100 экземпляров.

Для написания статьи факты и материалы журна листы находят сами, источников информации мы не разглашаем, согласно Закона о «СМИ».

Подписка осуществляется через различные организации, как («Казпочта», «Союзпечать») и т. п. Подписка производится юридическими и физическими лицами в добровольном порядке. Иногда бывает, что я звоню акимам областей, чтобы они поддержали подписную компанию нашего издания. У меня деловые отношения со многими акимами областей, они высоко ценят влияние и популярность газеты «Central Asia Monitor».

По поводу участия газеты «Central Asia Monitor» в государственных заказах, могу пояснить следующее: вся информация по государственным закупкам появляется в Интернет-ресурсах. Но, как правило, заказчики заранее согласовывают с газетой объем государственного заказа, например, из акиматов областей обычно звонит руководитель управления внутренней политики или заместитель акима и говорит: «Мы бы хотели дать вашей газете на следующий год государственный заказ на определенную сумму, но будет тендер, согласно которого определится победитель». После чего, они отправляют нам техническую спецификацию, лоты по темам и дают объявление в интернете. Техническую спецификацию стараются составить под определенную газету, чтобы помочь ей выиграть тендер. Победитель определяется по ценовому предложению.

Моя газета участвует в тендерах Министерства информации (Комитет информации), акиматов Жамбылской, Алматинской областей, СКО, ВКО, городов Астана, Алматы. Государственные закупки с другими областями проводятся по аналогичной схеме. Также хочу добавить, что у газеты нет возможности и рычагов давления на эти государственные органы, так как все определяет электронный тендер.

Конкурсную документацию на участие в государственных закупках готовит исполнительный директор Дюскалиев Куаныш, он проводит анализ сайтов государственных заказов. Дюскалиев, зная специфику и направление нашей газеты, самостоятельно выбирает подходящие для моего издания лоты, и газета подает документы. Все это проводится по интернету. Он со мной советуется только по объемам лотов государственного информационного заказа, выставленных акиматами областей. Выигрывает лишь тот участник тендера, который предлагает наименьшую сумму по выполнению госзаказа.

Допрос: овчинка выделки не стоит!

И вот после такой преамбулы начался сам допрос.

Сейчас вы погрузитесь в чтение страниц, которые едва ли можно соотнести с образчиками прозы Конан Дойля или Жоржа Сименона. Мне предстоит непростая задача: совместить несовместимое — текст более или менее художественный с текстом откровенно антихудожественным, но имеющим неопровержимую силу документа. С одной стороны — документ просто необходим в системе доказательств моих деяний, но на поверку документ этот — абракадабра и галиматья. Еще Александр Сергеевич был мучим решением подобной задачи: в одну телегу впрячь ли можно коня и трепетную лань? И хотя лань моя не столь трепетна, но конь…

— А вы их не впрягайте в одну телегу, — посоветовал мне один из моих сердобольных друзей. — Пусть каждый тянет свою поклажу… — То есть?

— Сделайте просто: все протоколы допросов поместите в конце книги в качестве приложения. Кому надо, прочтут. Но непременно поместите! Без этих протоколов ваша книга может утратить часть того убедительного очарования, которым пропитана вся процедура следствия, вся атмосфера страны, что создают персонажи, подобные коту Базилио и лисе Алисе. Помните, как она называется?..

— Я так и поступлю, наверное, изъяв из повествования протоколы, надо будет лишь слегка закамуфлировать некоторые поверхности текста, они почти неизбежны после такого хирургического вмешательства. А чтобы осознать неповторимость текста этих протоколов, я всё же один из них приведу полностью, рискуя нарушить гладкопись повествования. Но это будет чуть позже. И протокол этот я процитирую не потому, что он, как близнец, не отличается сутью от всех прочих допросов, свидетельствующих о той пошлости, которая характерна и для стиля работы наших доблестных органов, и для уровня мышления доморощенных Шерлоков Холмсов.

Но…

Я уже был готов совершать тектоническую подвижку текстов и даже приступил к ней. И вдруг обнаружил, что протоколов — раз-два и обчелся. Их всего три или четыре от силы. А впечатление, что их много, возникло из-за того, что чтение каждого из них побобно приступам зубной боли и кажется бесконечным, ты как увязаешь в этом месиве, словно попал в губительные Васюганские болота, которым нет конца и края. Это самые большие болота в мире, по площади равные Швейцарии, туда рачительный вождь всех времен и народов ссылал семьи кулаков на лесоповал. И от чтения каждого из протоколов возникает ощущение, что ты угодил в вязкую топь и выбраться из нее не можешь, как из дурного сна. Но это же и показатель, причем убедительно яркий, качества работы отечественного судопроизводства, подумал я. И чем зубодробительнее и безнадежней тоска от чтения заветных допросов, тем убедительнее убожество мышления наших сыскарей. А потому, решил я, пусть остаётся всё так, как есть. Наберитесь мужества и попытайтесь вникнуть в эту белиберду.

Итак:

Вопрос: Созванивались или встречались ли вы с должностными лицами государственных органов по поводу заключения договоров по государственным закупкам, по увеличению суммы государственного информационного заказа, по вопросу подписки на газету «Central Asia Monitor», а также по увеличению количества подписчиков?

Ответ: Как я ранее говорил, иногда я созваниваюсь с акимами и заместителями акимов областей по поводу поддержки газеты по подписке и государственным заказам.

Вопрос: Можете ответить, именно с какими акимами и заместителями акимов областей созваниваетесь?

Ответ: Я созваниваюсь с акимами Алматинской области Баталовым А., Жамбылской области Кокрекбаевым Н., Мангыстауской области Айдарбаевым А., Атырауской области Ногаевым Н., СКО Султановым Э., бывшим акимом Жамбылской и Павлодарской областей Бозумбаевым К., ВКО Ахметовым Д., Акмолинской области Кулагиным С., г. Астаны Исекешовым А. О., бывшими акимами ЮКО Мырзахметовым А., Атамкуловым и некоторыми заместителями или советниками акимов вышеуказанных областей.

Вопрос: Знакомы ли вы с заместителем акима г. Астаны Аманшаевым Е., если да, то в каких отношениях состоите?

Ответ: Да, с ним я знаком, периодически созваниваюсь, у нас деловые отношения.

Вопрос: Как часто вы созваниваетесь с заместителем акима г. Астаны Аманшаевым Е?

Ответ: Примерно раз в два-три месяца.

Вопрос: Публиковали ли вы статью про акимат г. Астаны или акима г. Астаны, если да, то, когда и на какую тему?

Ответ: Да, в моей газете были публикации о работе акимата г. Астаны и акимов Исекешова А. Джаксыбекова А. Бывали критические и положительные материалы, когда и на какие темы, я уже не помню.

Вопрос: Какие критические статьи были опубликованы вашей газетой в отношении акимата г. Астаны и их акимов?

Ответ: Точно не помню.

Вопрос: При телефонных разговорах или личных встречах с заместителем акима г. Астаны Аманшаевым Е., в каком контексте вели разговор с ним?

Ответ: С заместителем акима г. Астаны Аманшаевым Е. я встречался два раза, мы беседовали о необходимости поддержки акиматом подписки на газету «Centra Asia Monitor» и обсуждали тематику будущих материалов. По поводу подписки, Аманшаев Е. сказал, что данный вопрос он рассмотрит, постарается поддержать.

Вопрос: Согласовывали ли вы с заместителем акима г. Астаны Аманшаевым Е. заголовок и содержание статьи, опубликованной в газете «Central Asia Monitor»?

Ответ: Этого еще нам не хватало, нет, конечно!

Вопрос: Каким способом и на какую сумму заключался договор с акиматом г. Астаны?

Ответ: Точно сказать не могу, однако, в последние шесть лет, это с 2010 года по 2016 годы, у нас были договорные отношения с акиматом г. Астаны. Последние два года, мы заключали договоры, примерно, на 5 миллионов тенге. Данные договора были заключены по итогам электронных тендеров, где наша газета стала победителем.

Вопрос: Знаком ли вам руководитель управления внутренней политики акимата г. Астаны Таналинов Е. Е., если да, то в каких отношениях состоите?

Ответ: Нет, с ним я не знаком, возможно, я с ним разговаривал по телефону.

Вопрос: Согласовывали ли вы с руководителем управления внутренней политики акимата г. Астаны Таналиновым Е. Е. заголовок и содержание статьи, опубликованной в газете «Central Asia Monitor»?

Ответ: Эти вопросы решаются исполнительным директором газеты «Central Asia Monitor» Дюскалиевым Куанышем, сам я такие элементарные вопросы не обсуждаю.

Вопрос: Знаком ли Вам руководитель управления внутренней политики Жамбылской области Турмаханбетова Р., если, да, то, в каких отношениях состоите?

Ответ: Вполне возможно, что я ее один раз видел в акимате Жамбылской области, когда ездил в Тараз и встречался с акимом Кокрекбаевым Н., я предложил ему свою книгу «Великое кочевье», которая была выпущена к 550-летию казахского ханства. Аким принял мое предложение и решил выкупить примерно 500 экземпляров. Никаких неприязненных отношений к руководителю управления внутренней политики Турмаханбетовой Р. я не имею.

Вопрос: Созванивались ли вы с руководителем управления внутренней политики Жамбылской области Турмаханбетовой Р., если да, то, в каком контексте вели разговор?

Ответ: С ней я созванивался в тот период, когда долго не решался вопрос об оплате за мои книги, предоставленные в акимат в срок. В те дни я периодически созванивался с ней. В конце концов, они произвели оплату, и претензий по данному поводу у меня к акимату нет.

Потом она сама внезапно и неожиданно позвонила мне на сотовый телефон. Это было в начале осени 2016 года. Она представилась по имени и фамилии, я ее не узнал. Просто забыл про нее. Но она напомнила: я — руководитель управления внутренней политики акимата Жамбылской области. После чего она сообщила, что акимат формирует бюджет на 2017 год, и предложила моей газете поучаствовать в тендере. Я был крайне удивлен, и вот почему. Дело в том, что в газете «Central Asia Monitor» до этого публиковалась острая статья о деятельности акима Жамбылской области Кокрекбаева Н., поэтому я спросил у нее: неужели вы хотите сотрудничать с моей газетой после такой критики, на что она ответила, что жизнь — есть жизнь, ничего страшного, мы хотим продолжить с вами сотрудничество. Я ей ответил: если ваш государственный заказ будет такой же мизерный, как в прошлом году — два миллиона тенге, то мы не будем участвовать в тендере. Потом я добавил: поймите, коммерческая цена одной страницы моей газеты стоит шесть-семь миллионов тенге. Было бы неплохо сделать размер госзаказа примерно шесть-семь или десять миллионов тенге, как это у газеты случается с некоторыми областями. Она ответила: мы подумаем над вашим предложением. И никакого шантажа, вымогательства с моей стороны не было и не могло быть, так как все решает государственный тендер.

Вопрос: Публиковали ли вы статью про акимат Жамбылской области в период 2013–2015 годы и на какую тему?

Ответ: Да, мы публиковали статьи о деятельности акимата этой области, они были, в основном, положительного характера, так как Канат Бозумбаев, как опытный руководитель, умел находить общий язык с жителями области, и у газеты не было повода писать критические статьи про его работу. При этом Жамбылская область не баловала мою газету щедрыми государственными заказами, размер государственного заказа был не более одного-двух миллионов тенге.

Вопрос: Согласовывали ли вы с руководителем управления внутренней политики Жамбылской области Турмаханбетовой Р. заголовок и содержание статьи опубликованной в газете «Central Asia Monitor»?

Ответ: Заголовки статьи мы отдельно никогда не согласовываем, мы согласовываем весь текст, куда входит и заголовок. Раз это государственный заказ, то газета обязана получить одобрение у заказчика. Если статья не является государственным заказом, то газета вольна писать на любую тему и о любом человеке. Но газета несет ответственность за каждое слово опубликованной статьи.

Вопрос: Каким способом и на какую сумму заключались договора в период с 2013–2016 года с акиматом Жамбылской области?

Ответ: Договора заключались по итогам государственных тендеров, на сумму не более двух миллионов тенге. Кстати, Канат Бозумбаев как аким области не помогал газете с подпиской и правильно делал. Ясный перец: если твоя газета популярна и интересна, то народ сам подпишется на такую газету.

Вопрос: Скажите, каким образом появилась статья в отношении акима Жамбылской области Кокрекбаева К.?

Ответ: Поводом для написания такой статьи являлись информации из различных источников — от власти, от жителей области.

Вопрос: Можете ответить, какие источники вам давали сведения о деятельности Кокрекбаева К.?

Ответ: На данный вопрос я не могу ответить, согласно Закону «О СМИ».

Вопрос: Можете ответить, регистрируются ли у вас звонки читателей газеты в вашу редакцию?

Ответ: Нет, учет звонков не ведется.

Вопрос: Какие материалы были использованы для подготовки данной статьи?

Ответ: На данный вопрос я не могу ответить, согласно Закону «О СМИ».

Вопрос: Из каких источников они были получены?

Ответ: На данный вопрос я не могу ответить, согласно Закону «О СМИ».

Вопрос: Имеются ли у Вас документы, записи, подтверждающие происхождение и достоверность этих материалов?

Ответ: Скорее всего имеются у автора статьи.

Вопрос: Чья инициатива была, подготовить такой материал в отношении акима Жамбылской области Кокрекбаева К.?

Ответ: Не помню.

Вопрос: Кому из журналистов Вы поручили ее подготовку?

Ответ: Не помню, это было давно.

Вопрос: Из Ваших показаний следует, что вы не помните про написанную статью, так как это было давно, однако данная статья была опубликована 9 сентября 2016 года «Кокрекбаев — странный вагоновожатый», что можете пояснить по данному поводу?

Ответ: Ничего пояснить не могу, так как думал, что речь идет о предыдущей статье.

Вопрос: Проверяли ли Вы подготовленный материал перед его публикацией?

Ответ: Такие статьи проходят через юриста ТОО, после чего я подписываю её в печать.

Вопрос: Вносили ли Вы какие-то изменения в текст?

Ответ: Нет, я не вносил изменения в текст.

Вопрос: Как фамилия юриста вашего ТОО?

Ответ: Фамилию юриста не помню, так как она принята на работу недавно, тем более — не на полную ставку, зовут ее Гульнура.

Вопрос: Каким образом была опубликована эта публикация?

Ответ: В обычном порядке. Планируется номер, пишется статья, после чего она публикуется.

Вопрос: Кто и каким образом определял, на какой полосе газеты и в каком номере должен быть опубликован этот материал?

Ответ: Определение полосы и номера газеты, где будет помещена статья, решает верстальщик и заместитель главного редактора.

Вопрос: Как фамилия верстальщика и заместителя главного редактора вашей газеты?

Ответ: Фамилия заместителя главного редактора — Дарменов Женис, фамилию верстальщика не помню, зовут ее Наталья.

Вопрос: Звонили ли Вы по поводу этого материала кому-либо перед его публикацией?

Ответ: Нет, я никому не звонил.

Вопрос: Звонил ли Вам кто-либо из сотрудников акимата Жамбылской области относительно данной публикации?

Ответ: Скорее, нет.

Вопрос: Упоминала ли Турмаханбетова Р. в своем разговоре о данной публикации про Кокрекбаева К.?

Ответ: Я не помню, упоминала ли она про акима.

Вопрос: Спрашивали ли Вы во время того телефонного разговора о формировании бюджета по реализации государственной информационной политики на 2017 год?

Ответ: Нет, я не спрашивал.

Вопрос: Какую сумму государственного заказа Вы озвучили Турмаханбетовой Р. на 2017 год для Вашей газеты?

Ответ: Я на этот вопрос уже отвечал.

Вопрос: Из каких расчетов была определена Вами данная сумма?

Ответ: На этот вопрос я ответил выше.

Вопрос: Известно ли Вам, каким образам осуществляется процедура определения поставщика государственных закупов?

Ответ: Да, известно.

Вопрос: Почему Вы обсуждали с Турмаханбетовой вопросы определения поставщика государственных закупок, относящиеся к компетенции конкурсной комиссии?

Ответ: Данный вопрос я с ней не обсуждал.

Вопрос: Давали ли Вы или сотрудники ТОО «Алем BG» какие-либо документы для составления бюджетной заявки управления внутренней политики Жамбылской области на 2017 год?

Ответ: Нет, никакие документы я и мои сотрудники не передавали.

Вопрос: Говорили ли Вы Турмаханбетовой о том, что с ней свяжется Ваш сотрудник по поводу государственных закупок?

Ответ: Нет, не говорил.

Вопрос: Просила ли Турмаханбетва согласовывать с ней негативные материалы в адрес акима Жамбылской области?

Ответ: Нет, не просила.

Вопрос: Были ли после этого разговора Вами опубликованы положительные статьи о деятельности Кокрекбаева К.?

Ответ: Не помню.

Вопрос: Увеличили ли Вам в управлении внутренней политики Жамбылской области объем государственного заказа на 2017 год?

Ответ: Нет, так как тендер на 2017 год еще не состоялся.

Вопрос: Просили ли Вы Турмаханбетову Р. увеличить объем подписки на газету на 2017 год?

Ответ: Нет, потому что она этого не сможет сделать, так как это не в ее компетенции.

Вопрос: Согласно Закону РК «О государственных закупках», вопрос о заключении договора должен решаться по результатам проведения государственных закупок. Скажите, почему Вы просите Турмаханбетову увеличить сумму договора с ТОО «Алем BG» на 2017 год, если определение поставщика не входит в ее компетенцию?

Ответ: К ее мнению, думаю, прислушивается руководство акимата. Ведь с таким вопросом она же вышла на меня, а не я. Сама же мне позвонила. Эта была ее инициатива.

Вопрос: Почему Вы, в нарушение Закона РК «О государственных закупках», вели переговоры об определении суммы договора для Вашей компании, конкурс по которому даже не объявлен?

Ответ: Еще раз подчеркиваю: это была ее просьба, тем более она сама вышла на меня с таким вопросом.

«Мы формируем бюджет 2017 года и хотели посоветоваться с вами, на сей счет», — вот ее слова.

Фу-у, надо бы перевести дыхание. Я далек от мысли, что чтение подобного текста может увлечь. Но это документ, живое свидетельство событий, решающих на тот момент мою судьбу. И невольное топтание следствия на месте говорит лишь о его беспомощности. Ну не могут они обнаружить ничего противозаконного в моих деяниях, не могут наскрести хоть какой-нибудь криминал.

Что ж, теперь они сделают заход с другой стороны, совсем неожиданной, безо всякой, казалось бы, видимой связи со всем предыдущим.

Вопрос: Знакома ли вам фамилия Павлов А. С., если да, то в каких отношениях вы с ним состоите?

Ответ: Да, с Павловым Александром Сергеевичем я знаком давно, примерно с 1993 года, его знаю, как бывшего министра финансов, в настоящее время он возглавляет АО «Халык-Банк».

Вопрос: Созванивались или встречались ли вы с Павловым А. С., если да, то в каком контексте вели разговор?

Ответ: Да, я созванивался и встречался с ним у него в кабинете в октябре 2016 года, точной даты не помню, с ним я встречался для получения консультации по финансам. Ко мне обратился генерал в отставке Исенгулов А. Г., который сообщил мне, что есть возможность помочь Казахстану иностранными инвестициями. В ходе беседы Павлов А. С. заметил, что, если вы решите этот вопрос, то вам, скорее всего, дадут орден. С подобным вопросом вы не первый обращаетесь ко мне, и он добавил, что здесь самое главное — это «чистота» инвестиции. После чего мы с ним попрощались. В этот же день он мне позвонил и попросил (если есть возможность) убрать с сайта «Radiotochka» один материал в отношении Шаяхметовой Умит, которая является одним из руководителей АО «Халык Банк». Я позвонил премьер-министру Сагинтаеву Б. и сказал ему, что мне надо с ним встретиться. В тот же день отзвонился его советник. Он поинтересовался: по какому вопросу я хочу встретиться с премьер-министром? Я вкратце рассказал ему о сути моего вопроса и отправил ему предложения иностранных инвесторов. Ответ не заставил себя ждать. В тот же день мне перезвонил советник премьер-министра и попросил вылететь в Астану для встречи с заместителем министра финансов (фамилию точно не помню). Несмотря на то, что наш самолёт опоздал на пару часов, в 21 час мы были приняты заместителем министра финансов РК. Он со своими специалистами, выслушал наше мнение и дал задание своим подчиненным: проверить законность происхождения денег. Примерно через десять дней мне позвонили из министерства финансов и сообщили, что по стандартам (конвенциям) Международных финансовых институтов (в том числе ООН) наша страна не может принять такие деньги. На этом, я тему закрыл и больше не возвращался к ней.

Вопрос: Публиковали ли вы статью в отношении Павлова А. С. или его сотрудников, если да, то когда и на какую тему?

Ответ: Про Павлова А. С. не публиковал, а в отношении его подчинённой Шаяхметовой У. я сказал выше.

Вопрос: Согласовывали ли вы с Павловым А. С. содержание статьи или же саму статью, опубликованную на медиа портале «Radiotochka» в отношении Шаяхметовой У.?

Ответ: Нет, данную статью я не согласовывал с ним, однако по его просьбе мои сотрудники удалили ее с портала.

Вопрос: Знаком ли вам директор ТОО «Тенгиз Шевройл» Серик Н. Б., если да, то в каких отношениях вы с ним состоите?

Ответ: С директором ТОО «Тенгиз Шевройл» Серик Н. Б. я не знаком, но если я не ошибаюсь, через исполнительного директора Дюскалиева Куаныша была напечатана статья на договорной основе на сумму в 2 000 000 тенге. А до этого из этой компании мне звонили его представители и просили скидку для публикации, упомянутой статьи.

Та-ак, опять не прокатило. И они судорожно пытаются что-то нарыть совсем уже в неподходящем месте. А факты невольно выстраиваются опять-таки не в их пользу. Судите сами.

Вопрос: Знаком ли вам Елубаев С., если да, то в каких отношениях вы с ним состоите?

Ответ: Смагул Елубаев — это знаменитый наш писатель, которого государственной наградой удостоил сам Елбасы Нурсултан Назарбаев. Смагул Елубаев — член Международного казахского ПЕН клуба, его знаменитый роман «Одинокая юрта» Казахский ПЕН клуб перевел на английский язык и издал в Нью-Йорке, наряду с книгами выдающихся казахских писателей Абиша Кекилбаева, Олжаса Сулейменова и других.

Вопрос: Созванивались или встречались ли вы с Елубаевым С., если да, то в каком контексте вели разговор с ним?

Ответ: Последний разговор с ним был недавно, я сообщил ему долгожданную новость, о том, что книги, изданные в США, наконец-то прибыли в Алматы, и что их он может забрать из редакции газеты.

Вопрос: Из ваших показаний следует, что учредителем ТОО «А1еm BG» с долей 25–30 %, а также учредителем ТОО «Хаджан Групп» с 100 % долей является Габдуллина Гульнар. Можете пояснить, кем является Габдуллина Г. для вас?

Ответ: Габдуллина Г. является моей бывшей супругой.

Вопрос адвоката к подозреваемому: Какими нормативными актами регламентируются ваши функциональные обязанности в газете «Central Asia Monitor» и в портале «Radiotochka»?

Ответ подозреваемого: Обязанности главного редактора регламентируются Законом «О СМИ». Отдельных должностных инструкций, уставов и положения у нас нет.

Вопрос адвоката: Какая форма собственности у газеты «Central Asia Monitor» и портала «Radiotochka»?

Ответ: Частная.

С решением предъявленного постановления о квалификации деянии подозреваемого от 16.11.2016 года не согласен. Вину не признаю полностью. Вымогательства бюджетных средств денежных средств я не совершал и не требовал 10 000 000 (десять миллионов) тенге у руководителя управления внутренней политики акимата Жамбылской области Турмуханбетовой Р. Я никогда не обещал публиковать статьи критического характера взамен на повышенную сумму государственного заказа. На ее просьбы я ответил по телефону (инициатива исходила от Турмуханбетовой, она хотела посоветоваться о сумме государственного заказа на 2017 год). Этот тендер еще не состоялся, и по этой причине никаких денег редакция газеты от акимата не получала. Поэтому ущерб акимату не нанесен.

Вот перечитываю всё это, и у меня возникает ощущение, что я преодолеваю Аравийскую пустыню. Я делаю по необходимости, но читатель — нужны ли ему эти танталовы муки? А ведь без этих протоколов не обойтись.

Вечером следователь объявил перерыв, и мы втроем спустились на первый этаж, где находилась служебная столовая. Следователь пошел на выход и там выписал пропуск дожидавшемуся нас адвокату Аманжолу Мухамедьярову.

Пока обедали, ближе познакомился с ним. Он произвел на меня приятное впечатление: грамотен, профессионально подготовлен, молод, хорошо знаком с моей биографией и деятельностью, общителен, инициативен.

Он сообщил мне, что его нашла моя бывшая супруга Гульнар. «Молодчина!» — похвалил ее я про себя.

Не задумываясь, я принял твердое решение, чтобы Мухамедьяров стал моим вторым адвокатом.

Скоро допрос возобновился и длился до 23 часов 13 минут.

К концу допроса все мы выдохлись, сильно устали. Я чувствовал себя, словно у меня выпотрошили все внутренности. Я посмотрел на своих адвокатов: их глаза, хотя выглядели усталыми, но выражали твердость, уверенность в нашей правоте, сдержанную радость.

Пока следователь с помощником суетились, собирая аппаратуру, адвокат Сарманов, не сдерживая чувств, похлопал меня по плечу и сказал:

— Бике! Овчинка выделки не стоит! Без проблем, вытащим Вас из этой грязи! Думал, что имеет место какая-то взятка, ну, хотя бы в размере 500–1000 долларов. Оказалось, что нет ничего криминального, нет ни одного факта нарушения закона с Вашей стороны! Порвем и растопчем их! Давайте, держитесь смелее!

В первом часу ночи я вновь оказался в своей удушливой камере.

Проснулся с робкой надеждой, что новый день подарит приятные новости.

Прибыли конвоиры, привычно заковали в наручники, и повезли в Нацбюро. Стояло тускло-бледное морозное утро. Мне, одетому в осенний плащ, летнюю обувь, холод сковал руки, пробрал меня до костей. Да и пустой желудок не добавлял оптимизма моему подавленному состоянию.

Вновь продолжился бестолковый процесс допроса. Следователь Ботабаев продолжил задавать свои глупые вопросы. Он явно не тянул на уровень своей нынешней должности: ни знанием, ни профессионализмом, ни опытом. Мало того, он был просто малограмотен. Подписывая протокол допроса, я на одной странице находил более пятидесяти грамматических ошибок.

Но не это нас злило и раздражало. Нас сердило то, что он был совершенно не самостоятелен: через каждые 30–40 минут он с очередной отпечатанной страницей допроса выбегал в соседнюю комнату и возвращался оттуда с переписанным текстом (явно была видна рука другого человека). То есть, им командовала целая группа невидимых следователей. Дошло до того, что в том незримом для нас кабинете, начали править даже мои показания. Наши попытки апеллировать к здравому смыслу были решительно отвергнуты Ботабаевым.

Почувствовав с нашей стороны упорное несогласие с процедурой ведения допроса, «помощники» нашего следователя предприняли яростный психологический штурм. Они бесцеремонно входили в кабинет, где шел допрос, шагали взад-вперед, слушали мои показания, потом внезапно уходили. Один зайдет, посмотрит на меня изучающе, постоит, произнесет какую-то глупость, второй погладит по моей спине, мол, все равно признаешься, осклабится во весь рот, походит по кабинету и потом вместе уходят.

К 11 часам в кабинет следователя завели незнакомую мне женщину. Позже выяснилось, что она и есть та самая Турмаханбетова — руководитель департамента внутренней политики Жамбылской области.

Она тихо вошла в кабинет, вся собранная в комок, и присела на указанное кресло. Посмотреть в мое лицо, поздороваться со мной — ей не хватило духа.

«Ух, вот какая ты гнида! Другой тебя я и не представлял!».

На вопрос допрашиваемым, знаем ли мы друг друга и в каких отношениях находимся между собой, мы ответили:

Ответ Турмаханбетовой Р. С.: Присутствующего здесь мужчину узнаю, как главного редактора газеты «Central Asia Monitor» Габдуллина Бигельдина Кайрдосовича, неприязненного отношения к нему не испытываю.

Ответ Габдуллина Б. К.: Присутствующую здесь женщину я не знаю, в ходе допроса мне стало известно, что она является руководителем управления внутренней политики Жамбылской области. Неприязненного отношения к ней не испытываю.

Вопрос Турмаханбетовой Р. С.: Расскажите про обстоятельства, изложенные Вами в своем заявлении и, касающиеся присутствующего здесь Габдуллина Б.

Ответ: Я руководитель внутренней политики акимата Жамбылской области. Отвечаю за информационную политику, за размещение государственного информационного заказа в средствах массовой информации для информирования населения и читателей о проводимой работе акиматом Жамбылской области. Для государственного информационного заказа формируется тематика лотов, для чего мы изучаем газеты, анализируем их направленность, читабельность. Я сама являюсь подписчиком газеты «Central Asia Monitor», и на ее страницах постоянно вижу негативные статьи в отношении государственных органов всех областей. Чтобы избежать публикации таких статей, чтобы не допустить негативного влияния на имидж области, мы с 2013 года размещаем информационный заказ в газете «Central Asia Monitor». Предварительно отдел СМИ запрашивал прайслисты, для составления технической спецификации. Техническую спецификацию составляем под газету «Central Asia Monitor», чтобы они побеждали в государственных закупках. Также сотрудники газеты созваниваются с нашими сотрудниками, чтобы узнать, когда будет заказ, какова сумма будет для них. После объявления государственного конкурса они подают конкурсные заявки на определенные заранее лоты, по которым нами ранее формировались технические спецификации именно под их газету. По итогам конкурса, победителем данных конкурсов признавалась газета «Central Asia Monitor», и мы заключали договор о государственных закупках. Так, в 2013 году был заключен договор на 2,5 миллиона тенге, в 2015 году — на 2 миллиона тенге и в 2016 году — на 2 миллиона тенге. Каждый год мы выставляли техническую спецификацию именно под газету «Central Asia Monitor». И всегда сотрудники газеты «Central Asia Monitor» звонили нам на рабочий телефон и интересовались, на какой лот и на какую сумму необходимо участвовать в тендере.

С ними мы заключали, таким образом, договора, так как мы знали направленность данной газеты, и мы не желали негативных статей в отношении Жамбылской области.

В 2016 году, когда в конце июля государственный заказ между нами и газетой «Central Asia Monitor» закончился, к нам поступили звонки от сотрудников газеты «Central Asia Monitor» с вопросами, будет ли на 2017 год государственный заказ нашей области и на какую сумму.

9 сентября 2016 года в газете «Central Asia Monitor» напечатали статью «Аким Карим Кокрекбаев: «Странный вагоновожатый». Понимая, что статья напечатана неспроста, я позвонила директору ТОО «Алем BG» Габдуллину Б. К. и спросила, почему они написали такую статью, так как мы с ними сотрудничаем несколько лет, размещаем государственный информзаказ, на что он ответил, что из других регионов они больше получают, и потребовал увеличить государственный заказ до 10 миллионов тенге. Я, как руководитель управления, зная бюджет на информационный заказ, предложила 3 миллиона тенге. На что он сказал, что этого мало и потребовал 10 миллионов тенге. Он также спросил с высокомерием по поводу подписки, на что я была вынуждена сказать, что мы увеличим до 1000 экземпляров, чтобы он не печатал негативные материалы в отношении Жамбылской области и их должностных лиц.

Также я сказала ему, если у него будут критические материалы, чтобы он говорил нам по данному поводу, на что он согласился.

Я сделала выводы, что если мы не дадим такие денежные средства, он будет постоянно писать негативную информацию перед государственными закупками, чтобы увеличить финансирование. Данную ситуацию я восприняла как вымогательство.

После данного разговора я убедилась, что данная статья была напечатана специально, чтобы увеличить государственный заказ и подписку на газету «Central Asia Monitor».

Вопрос: Выполнили бы Вы требования Габдуллина Б. об увеличении суммы государственного заказа?

Ответ: Поначалу приняла решение увеличить сумму по требованию Габдуллина Б. К. до 10 миллионов тенге, чтобы он не писал негативные статьи в отношении должностных лиц Жамбылской области. Потом, проанализировав телефонный разговор, я поняла, что это вымогательство со стороны Габдуллина Б. К. не прекратится и обратилась в Национальное бюро, чтобы защитить государственные органы нашей области (акимат, акима и др. органы).

После окончания допроса Турмаханбетовой, следователь обратился ко мне.

Вопрос Габдуллину Б. К.: Слышали ли Вы показания Турмаханбетовой Р., согласны ли с ними?

Ответ Габдуллина Б. К.: Показания Турмаханбетовой Р. С. я слышал, согласен с ней до момента ее внезапного звонка на мой сотовый телефон. Далее с показаниями Турмаханбетовой Р. С. я полностью не согласен. Прежде всего, замечу, что я никогда не звонил Турмаханбетовой Р. по поводу государственного заказа и подписки. Объем государственного заказа и имя победителя решает не аким области, а портал электронных закупок. Моя газета в этом году опубликовала несколько положительных материалов о Жамбылской области и деятельности ее акима. Государственный заказ за 2016 год газета выполнила к концу первого полугодия, а эта чиновница утверждает, что газета сплошь и рядом критикует область. Это далеко не так. Как только газета выполнила государственный заказ, она была вольна в своих действиях, выборе тем, в том числе и по Жамбылской области. И вот, в начале осени, какая-то женщина звонит мне на сотовый телефон. Я спросил, кто это, она ответила: Рахия. Я попросил, представьтесь, пожалуйста, какая Рахия. Она назвала свою должность, честно говоря, я был очень удивлён ее звонку, так как мы публиковали критическую статью про акима области Кокрекбаева. Я спросил, что вы хотите, она ответила: мы формируем госинформзаказ на 2017 год и хотели бы с вами посоветоваться, как с руководителем газеты. Меня это тоже удивило. В жизни так не бывает. С какой стати представитель области стал таким добреньким. Жамбылская область, как госинформзаказчик, для газеты не интересна, причина проста: область выделяет мало денег на информзаказ: 2,5 миллиона тенге в 2013 году, 2 миллиона в 2015 году и 2 миллиона в 2016 году — это мизерные суммы, которые не оправдывают цену государственного заказа. Но раз вы хотите посоветоваться, Рахия, то имейте в виду, что моя газета не хочет участвовать в конкурсе по госинформзаказу по Жамбылской области. Далее я сказал, что мы же вас критикуем, а вы выходите с предложением об увеличении объема государственного заказа. Меня это удивляет, на что она ответила: ну, бывает, жизнь — есть жизнь.

А на какую сумму вы хотели бы иметь госзаказа на следующий год? — спросила она меня. Я ответил, ну, хотелось бы получить госзаказ, примерно, как от других областей: 5–7 миллионов тенге, но, если сможете, то и 10 миллионов тенге было бы неплохо. На что она ответила: постараемся. И я добавил, но раз будет такой госзаказ от вашей области, то вам же нужны будут читатели, поэтому обратите внимание на подписку. С чем она согласилась и сказала: постараемся подписать 1000 экземпляров. Вот и весь разговор. Никакого шантажа, требования не было и не может быть с моей стороны. Во-первых, она не моя подчиненная… Раз она сама мне позвонила и решила посоветоваться со мной, то я поделился с ней своими соображениями, исходя из интересов частной газеты.

Вопрос Габдуллину Б. К.: Из Ваших показаний следует, что вы согласны с показаниями Турмаханбетовой Р. до ее звонка к вам. Согласно ее показаниям, за 2013–2016 годы ими готовилась техническая спецификация специально для вашей газеты, чтобы она стала победителем конкурса, что можете пояснить по этому поводу?

Ответ: Если акимат готовит техническую спецификацию, подходящую для моей газеты, то, значит, акимат заранее рассчитывал, чтобы тендер выиграла наша газета. Это же прямое нарушение закона о госзакупках.

Вопрос Габдуллину Б. К.: Из ваших показаний следует, что вами в период действия договора государственного заказа в 2016 году писались только положительные статьи про акимат Жамбылской области, а после окончания договора Вы вольны писать на любую тему, значит ли это, что в период действия договора государственных закупок вы не имеете права писать негативные статьи в отношении акимата Жамбылской области?

Ответ: Нет, мы имеем право писать на любую тему, положительные и критические статьи. Но статьи по госинформзаказу обычно пишутся положительные, потому как они после написания согласовываются с работниками акимата области.

Вопрос Турмаханбетовой Р. С.: Слышали ли Вы показания Габдуллина Б. К., согласны ли с ними?

Ответ Турмаханбетовой Р.: Показания Габдуллина Б. К. я слышала, с его показаниями не согласна, так как он мне не предлагал, а требовал.

Вопрос адвоката Сарманова Ж. к свидетелю: В своих показаниях вы указали, что сотрудники редакции газеты звонили по поводу очередных и предстоящих государственных заказов, их стоимости и увеличения подписки. Звонил ли вам Габдуллин лично по этим вопросам или сотрудникам управления акимата?

Ответ: Лично Габдуллин Б. К. мне не звонил.

Вопрос адвоката Сарманова Ж. к свидетелю: В своих показаниях вы упоминали, что если вы не увеличите сумму государственного заказа, то Габдуллин Б. будет печатать только негативные статьи в будущем, говорил ли вам Габдуллин Б., что он будет печатать негативные материалы в отношении акимата и его руководителя?

Ответ: По данному поводу могу пояснить следующее, что после того, как он потребовал увеличить сумму госинформзаказа, я ответила, подумаю, и просила его согласовывать с нами негативные материалы. Он ответил: «Хорошо»… Я поняла, если мы не увеличим сумму заказа, то будут негативные материалы.

Вопрос адвоката Сарманова Ж. к свидетелю: В своих показаниях вы указали, что обратились с заявлением в Национальное бюро, когда и к кому Вы обратились, докладывали ли Вы об этом акиму области, были ли указания акима области обратиться в правоохранительные органы или это была ваша инициатива. Ваше обращение было до звонка Габдуллину Б. К. (20 сентября) или ранее? Во время подачи заявления, подписывали ли Вы какие-либо другие документы, в частности согласие на сотрудничество с органами. Консультировали ли Вас оперативные сотрудники Нацбюро по вашему поведению во время звонка Габдуллину Б. К.?

Данный вопрос снимается следователем, так как не имеет отношения к проводимой очной ставке. Обращение гражданина в правоохранительные органы — является правом каждого.

Вопрос адвоката Мухамедьярова А. к свидетелю: В каких еще средствах массовой информации, кроме газеты «Central Asia Monitor», акимат Жамбылской области размещает госинформзаказ, на какие суммы?

Где вы запрашиваете ценовые предложения для организации конкурса, в каких еще газетах выходят негативные статьи про акимат Жамбылской области?

Данный вопрос снимается следователем, так как не имеет отношения к проводимой очной ставке.

Вопрос адвоката Мухамедьярова А. к свидетелю: По вашему мнению, законно ли проводился конкурс о государственных услугах, где победителем была газета «Central Asia Monitor»?

Данный вопрос снимается следователем, так как Турмаханбетова Р. ранее отвечала на этот вопрос в своих показаниях.

Вопрос адвоката Мухамедьярова А. к свидетелю: За период 2013 года по август 2016 года публиковались ли в газете «Central Asia Monitor» негативные материалы про акимат Жамбылской области, требовал кто-либо опровержения этих материалов, была ли эта информация достоверной?

Данный вопрос снимается следователем, так как не имеет отношения к проводимой очной ставке.

Вопрос адвоката Мухамедьярова А. к свидетелю: Что вы понимаете под сказанным вами выражением «критические материалы»?

Данный вопрос снимается следователем, так как Турмаханбетова Р. ранее отвечала на этот вопрос.

Вопрос адвоката Мухамедьярова А. к свидетелю: В своих показаниях вы указали, что Вы поняли, что Габдуллин, возможно, опубликует негативные статьи в отношении акима области, если не будет увеличен государственный заказ. Какой вред могла причинить данная информация в адрес акима и акимата области?

Данный вопрос снимается следователем, так как Турмаханбетова Р. ранее отвечала на эти вопросы.

Вопрос адвоката Сарманова Ж. к свидетелю: В своих показаниях вы указали, что при разговоре по телефону с Габдуллиным Б., его слова об увеличении госинформзаказа восприняли, как вымогательство. Почему вы сразу не отказали в цене в 10 миллионов, а пошли с заявлением в Национальное бюро?

Данный вопрос снимается следователем, так как ранее на данный вопрос был дан ответ, обращаться с заявлением в правоохранительные органы — является правом любого гражданина.

Вопрос адвоката Сарманова Ж. к свидетелю: Проводился ли тендер на госинформзаказ на 2017 год?

Ответ: Нет, данный конкурс ещё не проводился.

Присутствующим разъяснено право задавать вопросы друг другу. Вопросы не поступили.

Вопрос Турмаханбетовой Р. С.: Настаиваете ли Вы на своих показаниях, данных в ходе очной ставки?

Ответ: Да, я настаиваю на своих показаниях и подтверждаю в полном объеме.

Протокол очной ставки напечатан с моих слов верно и мной прочитан. Замечаний не имею.

(Турмаханбетова Р. С.).

Протокол очной ставки напечатан с моих слов верно и мной прочитан.

Имеются замечания:

«1. В протокол очной ставки внесены правки неизвестным лицом вне кабинета допроса, в результате чего изменены показания свидетеля Турмаханбетовой Р. С. в части: а) стр. 4, в четвертом абзаце, после слова «вымогательство», удалено выражение «чтобы он не печатал негативных статей»; б) стр. 4, в седьмом абзаце изменен ответ свидетеля Турмаханбетовой Р. С. Кроме того, внесен ряд других правок, не соответствующих фактическим показаниям Турмаханбетовой Р. С. и произведенной записи следственного действия.

2. Необоснованно сняты вопросы адвокатов Сарманова Ж. С. и Мухамедьярова А. Н., так как эти вопросы непосредственно касались сути очной ставки.

(Габдуллин Б. К.).

Адвокат Сарманов Ж. С.: поддерживаю ходатайство и замечания подозреваемого.

(Сарманов Ж. С.).

Адвокат Мухамедьяров А. Н.: поддерживаю замечания подозреваемого Габдуллина Б. К.

(Мухамедьяров А. Н.). Допросил Ботабаев.

На допросе Турмаханбетова несла всякую небылицу и безбожно лгала. Я же рассказал правдивую версию телефонного разговора с ней. Ботабаев то и дело выскакивал из кабинета для получения ценных указаний, советов, после возвращения у него появлялись десятки новых вопросов. Но тут ожививились мои адвокаты и задали чиновнице шесть-семь вопросов, которые касались непосредственно дела. Но они были бесцеремонно отвергнуты и сняты следователем Ботабаевым, мол, это не по существу дела. Но самое главное то, что она вынуждена была ответить на главный вопрос: «Кто кому позвонил в тот злополучный вечер, когда состоялся разговор между Вами?». Прозвучал ее ответ: «Я сама позвонила Габдуллину».

Как только закончилась очная ставка, следователь опять оставил нас на полчаса. А когда он вернулся, мы заметили, что ответы чиновницы переписаны, исправлены во многих местах. Мои адвокаты сделали замечание следователю о грубом нарушении закона с его стороны, на что он ответил: «Тут только запятая исправлена!»

Форменное безобразие со стороны следаков довело меня до белого каленья. Я был просто ошеломлен беззаконием, которое творилось в кабинетах НацБюро. Я чувствовал себя отвратительно. Было понятно: следствие пошло явно с обвинительным уклоном.

Но тут меня успокоил мой адвокат Аманжол:

— Бике, спокойствие! Мы обо всем этом сделаем специальную запись на подписании протокола допроса. Тем более ведется видео и аудио запись всего допроса.

Какие мы были наивные! Это я пойму позже, когда все аргументы в пользу нашей правоты и честности сотрутся следаками в пыль…

К завершению допроса Ботабаев дал мне на ознакомление постановление с квалификацией моей вины. Посоветовавшись с адвокатами, я написал под протоколом допроса свое мнение.

Следователь Ботабаев всем своим видом выказывал свое крайнее недовольство нашими законными действиями.

Итак, к 15 часам все бумаги нами подписаны. Ботабаев с ними укатил в прокуратуру. Я остался в кабинете один под неусыпным вниманием конвоя.

Ждем гудок

Нервная нагрузка, переохлаждение организма из-за резких перемен климата, царящий произвол со стороны следователей сразу отразились на моем здоровье. Начала беспокоить моя простата, я зачастил в туалет, что заметно нервировало моего конвоира, вынужденного неустанно сопровождать меня в туалет и обратно.

Синий ноябрьский вечер холодел в проеме окна, когда, наконец, зашел Андрей Угай и объявил, что суд по мере моего пресечения состоится сегодня в 20 часов в Алматинском районном суде г. Астаны.

Меня бросило в жар: сообщат ли об этом следаки Нацбюро моим адвокатам, чтобы они успели прибыть на суд?

Холодное, разлившееся в груди, отчаяние делало меня внешне спокойным. Но внутренне я уже готовился к худшему. Еще бы! Раз Ботабаев и все его подчиненные трудились по-стахановски, и они сходили с ума от желания как можно скорее водворить Габдуллина в СИЗО, то это, безусловно, не сулило мне ничего хорошего. Значит, о свободе надо забыть! Ну, в самом деле, не станут же они так торопиться, чтобы меня выпустить на волю?!

Как я узнал, часть следственной бригады состояла сплошь из командированных провинциалов. Их временно перевели из Талдыкоргана, Оскемена, Шымкента, Кокшетау и других областных центров, поселили в арендованных квартирах и заставили работать для центра. Это очень выгодно: приезжие мало кого знают в столице, у них нет особых связей, влиятельных родственников, которые могли бы влиять на них в работе. К тому же, провинциал, командированный в центр, будет стараться из последних сил, чтоб закрепиться тут, сделать хорошую карьеру!

Но я не терял присутствия духа. «Не те времена на дворе, чтобы известного журналиста страны, руководителя Международной писательской организации, невинного ни в чем, засадить за решетку».

Вокруг меня, сидящего в кабинете следователя, гудела и плескалась поздняя осень 2016 года. Только недавно были избраны депутаты Мажилиса Парламента страны. Как ни говори, там немало депутатов, которые прекрасно знают меня, способные сказать свое слово в мою защиту. По Конституции наша страна выбрала демократический путь развития. А в демократическом государстве, как известно, только суд может лишить свободы человека.

Мои оптимистические мысли прервал Андрей Угай, который, видимо, решил поддержать меня перед предстоящим судом.

— Скажите честно, как опытный человек, что сегодня меня ждет в суде? — без обиняков спросил я у него.

— Вы упустили свой шанс. Если бы Вы умерили свои амбиции, то вышли бы отсюда, благоухая как майский цветок, — высокопарно ответил он, и добавил, — вы же не прислушались к моему совету.

— Неужели упекут в СИЗО? Есть же другие варианты, как домашний арест, освобождение под залог, под поручительство? — не сдавался я.

— Ваше дело под особым контролем. Вы же известный человек в стране. Все может быть, хотя…, — и не договорив свою мысль, он покинул кабинет.

Слова этого корейца-следователя не вселили в меня особого оптимизма, наоборот, они доказывали мои наиболее грустные предположения. Я начал готовиться к худшему варианту. Взял ручку и бумагу, и пока до суда оставалось время, начал составлять список вещей, необходимых в тюрьме. Прежде всего, мне нужны были теплые вещи. Список я надеялся передать своему другу Максату Нурпеисову, который жил в Астане.

Скорый суд — и я в СИЗО

В 19 часов меня повезли в здание суда. Стоял трескучий мороз. Конвоиры, одетые по-зимнему, с сочувствием смотрели на меня и все же надели на мои руки ужасно холодные «браслеты» — наручники. В здании суда было безлюдно, у входа меня встретили астанинские друзья: полковник Серик Камельинов, Максат Нурпеисов, дальние родственники, мои адвокаты. Все на вид унылые, потерянные, убитые абсурдной ситуацией. Каждый по-своему старался меня подбодрить и утешить.

Прокурор уже сидел в зале заседания и, никого не замечая, торопливо, знакомился с моим делом. Скорее всего, впервые видел бумаги, подготовленные работниками Нацбюро. Да и зачем ему читать о моем деле, тратить свое зрение, если ему уже давно сказали, какое решение вынести.

Судью пришлось ждать минут сорок. Зашел он таким важным и неподступным, словно участвовал в работе Нюрнбергского процесса, когда судили главных нацистских преступников. Слово предоставили мне. Я сказал, что ни в чем не виновен, прошу освободить из зала суда. Выступили и оба мои адвоката. Мне особо понравилось яркое выступление Аманжола Мухамедьярова. Адвокаты просили суд выпустить меня на свободу под залог. Но судья отказал им, ссылаясь на тяжесть инкриминируемой статьи. Отклонил он и предложение адвокатов поместить меня под домашний арест в Астане. Адвокаты аргументировали это состоянием моего здоровья, наличием двух малолетних детей, моим возрастом и немалыми заслугами, высокими наградами, но все эти доводы судье были «по барабану».

Приговор был краток: арестовать Габдуллина Б. К. на два месяца с содержанием в СИЗО.

Пока судья находился в совещательной комнате, адвокат А. Мухамедьяров показал мне небольшой сюжет по Интернету (по мобильному телефону), где депутаты Мажилиса Парламента потребовали у руководи теля Агентством по борьбе с коррупцией Кожамжарова прокомментировать арест известного журналиста Габдуллина. Он в этот вечер как раз выступал перед депутатами. Кожамжаров в ответ отчеканил им заученную фразу: «Он еще не арестован, он задержан. Он подозревается в вымогательстве путем применения шантажа и использования своих медиаресурсов против первых руководителей государственных органов. Сейчас следствие только начато. Поэтому все подробности позже. Я хочу вас заверить, что следствие будет открытым. Мы будем свидетелями всех тех доказательств, которые будут добыты в ходе расследования. Что нужно было, мы уже сказали».

Знали бы депутаты, что я уже арестован, потерял статус задержанного и меня конвоиры везут в ИВС, чтобы забрать оттуда мои личные вещи.

Это было поздним вечером. Ехали на старом «Жигули». У меня шумело в голове, события последних двух дней ярким калейдоскопом проплывали в моем сознании. Я все еще не мог поверить в то, что окажусь в таком нелепом положении. На сердце кошки скребли. Как такое суровое и непредвиденное решение суда перенесут в моей семье, мои дети, особенно моя любимая трехлетняя дочурка, родственники, что сейчас происходит в редакциях моих СМИ, что пишут обо мне, о моем неожиданном задержании другие СМИ? — эти вопросы острым гвоздем сверлили мой истязуемый мозг.

— Какие там условия в СИЗО, ребята? — спросил я у конвоиров, придавая голосу нотки спокойствия.

— Условия терпимые. С голоду не помрете! — ответил мне конвоир, сидящий слева от меня.

— А камеры на сколько человек?

— Разные. Есть камеры, где сидят 15–20 человек, есть и двухместные, четырехместные.

Подъехали к ИВС. Я был до предела измотан и задерган допросами, решением суда и всем происходящим. Смертельно хотелось спать.

— Ребята, а нельзя ли мне переночевать в ИВС? А уже утром доставили бы в СИЗО, — предложил я конвоирам.

«Высплюсь в камере, где я содержался один, а там хоть трава не расти! Будь что будет!», — рассуждал я, задавая вопрос о возможности ночевки в ИВС.

— Вряд ли разрешат. Но спросим, — ответили мне.

— Ни одной секунды не имеем права задерживать Вас у себя. Ответственность за Вас уже несут конвоиры и работники СИЗО. Теперь Вы — не наш калач, — таков был неутешительный ответ офицера, который возвращал мои личные вещи и продукты, переданные родственниками.

По пути наша машина завернула направо, и мы вошли в одно неуютное и холодное здание.

— Это СИЗО? — спросил я у конвоиров.

— Нет! Это еще — не СИЗО. Это — судмедэкспертиза!

— А, что тут нам делать?

— Проверят сохранность Ваших костей!

«Пусть проверят!» — рассудил я, раздеваясь догола в промозглой и грязной комнате под присмотром хмельного мужика в замусоленном белом халате.

Он осмотрел меня со всех сторон, снизу и сверху, попросил присесть несколько раз, под конец задал один вопрос: на здоровье не жалуетесь?

— Нет жалоб! — ответил я ему.

Теперь наш путь прямиком лежал в СИЗО.

И вот такой морозной и темной ночью мы подъехали к зданию СИЗО. Под ногами скрипел снег. Я намеренно шел не спеша. То и дело поднимал голову к небу, плотно усыпанному звездами. Мне казалось, что темная сеть ночи вот-вот порвется на мелкие нити, не в силах удержать этот таинственно сверкающий улов. Я понимал: не скоро увижу такую божественную красоту. Ведь в эти минуты у меня отнимали не только свободу, но и восход-закат солнца, луну, звезды. Да, небо было звездное, мириады звезд безмолвно и равнодушно прощались со мной. И вместе с ними со мной прощалось мое прошлое. Я глянул назад, на конвоиров, и мне показалось, что часть моей прошлой жизни, отвалившись, уходит от меня прочь — в ночь!

Ах, вон оно какое, это СИЗО!

— О, великий Тенгри, прощай! Дай мне силы в этих казематах! Сделай так, чтобы наше прощание было недолгим! — воскликнул я, и меня ввели в небольшое двухэтажное здание.

— Лицом к стене! Ноги шире! — тут же последовала громкая команда, четко давая знать, куда ты попал.

Конвоиры расписались в учетной книге.

— Жалоб нет на конвоиров? — поинтересовались из небольшого окошка.

— Нет! — ответил я и кивком головы попрощался с вежливыми конвоирами.

Это была проходная СИЗО. Сквозняк здесь гулял вовсю, а я все стоял лицом к стене. В таком положении я проторчал около сорока минут. Создалось впечатление, что обо мне тут вовсе позабыли.

Наконец, ко мне подошли два конвоира, и один из них процедил:

— Налево! Руки назад!

Долго шли по коридору, потом свернули во двор. Затем вошли в узкий туннель шириной в два метра, забранный со всех сторон жестяной проволокой.

— Оппа! Наконец, я в тюрьме! — четко уяснил в тот момент, шагая куда-то в неизвестность впереди молчаливых конвоиров, вооруженных резиновой палкой, пистолетом, наручниками, фонариком и другими «прибамбасами».

Помню, что каждый мой шаг синхронными стуками отдавался в висках, спазмами в сердце, хотя в сознании мелькала ассоциативная мысль: вот так, наверное, чувствуют себя грешники, не признававшие священных слов «Бог», «Аллах» и «Ад», а теперь, после смерти, как миленькие бредущие к мосту, шириной всего лишь в человеческий волос.

Тяжелая железная дверь проскрипела очень громко и протяжно. Но это было только преддверие ада.

Завели в ярко освещенный коридор, по обе стороны которого расположились несколько небольших камер с круглыми стеклянными «глазелками», величиной с диаметр фонарика. Позже узнал, что это небольшое трехэтажное здание тюремщики называют «колокольней». Оно, действительно, всем своим видом напоминало небольшую церквушку. Здесь проводят личный обыск вновь прибывших. Здесь обыскивают тебя до встречи с адвокатом и после, здесь «шмонают» тебя, когда увозят на допрос к следователю и по возвращении оттуда, именно через это здание ты проходишь при свидании с близкими, и после. Другими словами, «колокольня» для всех нас, кто по воле судьбы оказались по эту сторону колючей проволоки и забора, отныне становится «родным домом», вокзалом, мимо которого не пройти.

— Заходите! — звучит команда из смежной комнаты.

В ней в поте лица трудились трое надсмотрщиков: майор полиции и двое сержантов. В комнате справа были расположены четыре деревянные кабины без дверей. Перед надсмотрщиками стоял длинный «шмональный» стол.

— Сюда, в эту кабину! Раздевайтесь догола. Одежду сбрасывайте на стол! — объяснил майор и изучающе посмотрел мне в лицо.

— Вы, по-моему, журналист? Редактор? — вдруг неожиданно спросил он. — Да, — ответил я.

В комнате сильно воняло потом, плесенью. В кабине было грязно и холодно. Брезгуя, я не хотел снимать обувь, но сержант оказался настойчив.

Когда я полностью разделся, сержант облачился в белые перчатки, с шиком бывалого прозектора звонко щелкнул их резиной по своим запястьям, а потом потребовал нагнуться и раздвинуть ягодицы.

— Ну, как там? — с иронией спросил я, выполняя просьбу. — Свободой не пахнет?

Надсмотрщик привычно воспринял мою шутку, видимо, слышал ее частенько. А может быть, подумал про себя, голубчик, ты скоро не так запоешь, через пару недель навсегда забудешь свой юмор.

— Раздвиньте пальцы рук. Ног. Откройте рот, — экзекуция продолжалась минут десять, пока другой сержант не «обшмонал» мою одежду.

Проверка закончилась, и мне предстояло еще одно нелегкое испытание — встреча с сокамерниками. «Как они встретят меня? Как вести себя правильно? Кто они будут?» — эти вопросы одни за другими клубком катались в моей голове.

Выходя из комнаты «шмона», я поинтересовался у майора, могу ли я забрать с собой продукты, привезенные из ИВС. Тот нахмурился, но потом, нехотя, согласился:

— Ладно, забирай!

Опять меня конвоировали по проволочному коридору. И вот мы подошли к большому одноэтажному бараку. Железная дверь. Конвоир долго барабанил в дверь, пока не подошел сержант и не отворил ворота.

— Принимай знатного гостя! — пафосно произнес конвоир и передал меня сержанту.

— Руки назад! Шагом марш вперед! — по команде я зашагал по длинному коридору, по обе стороны которого были расположены многочисленные камеры с железными дверями.

— Направо! Стоять лицом к стене!

По запаху сырой одежды, я понял, что мы попали в каптерку. О! Знакомые запахи для тех, кто служил в армии. По стенам висели разного цвета и размера куртки, бушлаты, на толстой батарее сохло стираное белье.

Сержант, как выяснилось позже, был старшим дежурным по корпусу. Внимательно изучив мое лицо, бросив беглый взгляд на мой костюм, туфли и рубашку, сержант дружески признался, что он частенько видел меня по телевизору. Поинтересовался, по какой статье я подозреваюсь.

В пахнувшей мылом и потом каптерке выдали мне соломенную подушку, матрац-рухлядь, дырявое одеяло, две простыни, наволочку. Я попытался отказаться от них, сказав, что они вовсе непригодны, заменить бы их на другие. Сержант согласился с моим недовольством и в приказном тоне попросил каптерщика найти матрац и одеяло посвежее. Вскоре со свежими постельными принадлежностями, свернутыми в рулон, я шагал вглубь коридора в сопровождении дежурного по корпусу. Было около 12 ночи. Конечно же, отбой объявлен давно. В коридоре горел приглушенный свет, по радио звучала тихая музыка.

Несмотря на ночь, сержант со страшным грохотом открыл все засовы и замки двери, на которой я увидел номер «612». Это раскатистое громыхание двери я воспринял как начало отсчета времени моего пребывания в тюрьме.

«Что же ждет меня за этой страшной и таинственной дверью?» — этот вопрос волновал меня больше всего, когда я стоял перед дверью камеры лицом к стене, повернувшись туда уже безо всякого напоминания сержанта.

Не камера, а человеческое месиво

Шагнул я в камеру и был поражен не столько вонью, сколько духотой и влажностью воздуха, который напомнил выгребную яму в душный осенний день после дождя. Я будто спустился в настоящий погреб. Камера площадью примерно пятнадцать на восемь метров сплошь была заставлена двухъярусными шконками. С потолка капала вода, на стенах — иззелена-синяя плесень, успевшая колонизировать практически все вокруг.

В камере горел ночной свет.

Предо мной предстало подобие человеческого месива. Кто-то стонал, кто-то кряхтел, кто-то храпел, громко выпуская воздух. В первый миг мне показалось, что я попал в огромную братскую могилу, куда сбросили полуживые трупы. Открывшаяся предо мной картина просто один в один была похожа на полотно Пабло Пикассо под названием «Склеп».

У меня закружилась голова, сознание пасовало перед такой явью тюремной камеры. А я все стоял у входа, не зная, что делать, куда идти.

Тут я собрал волю в кулак и вполголоса произнес:

— Салем, пацаны! — матрац, который у меня был зажат под мышкой, бросил на пол.

Тишина.

— Хотите кушать? — уже живее прозвучал усталый и осипший мой голос.

Тут из-под одеяла выскочила ватага пацанов, они прискакали к небольшому столу, который стоял у стены, куда я опустил целлофановый пакет с пищей. В нем были манты, вареная конина, хлеб, пару бутылок кока-колы.

Руку для рукопожатия не стал подавать. Природная осторожность предостерегала меня: знай, кому ее протягиваешь.

Парни сами один за другим протянули свои огрубелые руки и поздоровались со мной. Я назвал свое имя.

Не пытаясь казаться крутым, повидавшим немало в жизни, признался, что я в тюрьме первый раз. На воле не общался с сидевшими людьми, поэтому не знаю, как себя вести. Но буду следовать арестантским законам.

Видимо, мои слова произвели на молодых арестантов благоприятное впечатление. Исподволь глянул на пацанов, вижу — они довольны.

Буквально за пять минут они опустошили пакет.

Пацаны с шумом и восторженными возгласами вперебой поедали мое угощение, и тут за дверью раздался грозный окрик дежурного:

— Э-э, суки, почему не спим!? Бляди, я завтра покажу Вам кузькину мать!

Сокамерники в миг разбежались по шконкам.

Мне показали на нижнюю «шконку». Я начал устраиваться, не представляя, что эти грубые и измордованные парни через неделю станут для меня близкими и в какой-то мере родными.

Сосед по имени Сабыр, молодой парень двадцати лет, любезно помог мне разобраться с постельными принадлежностями. Когда разворачивали матрац, на пол со звоном полетели железная тарелка и кружка. Кто знал, что их сунули туда!? Костюм, рубашку и брюки, туалетные принадлежности пришлось повесить на гвоздь.

«Что будет, то будет! О, Аллах, дай мне сил выдержать и эту жизненную ситуацию. В моей жизни случалось немало трудностей, невзгод, но такой удар судьбы наваливался на меня впервые!» — такими буравящими мыслями терзался я.

Но усталость переборола меня. Уже засыпая, я вспомнил пару сур из Корана и тихо прошептал их. Вскоре крепкий, свинцовый сон налег на меня, заманил в свои объятия, камнем придавив до утра.

Сквозь глубокий сон вдруг я услышал протяжную команду «Подъем!». В первые секунды не мог понять, где я нахожусь. Увидев кровать над собой, решил, что опять загремел в армию.

Не хотелось просыпаться, прикрыл глаза, и я вновь погрузился в блаженный, утренний сон: некоторое время упивался усладой покоя, конечно же, это было приятное состояние души и тела. Однако вокруг меня начались суетливая возня, говор, громкое и протяжное зевание — это просыпались мои недоспанные сокамерники. Но я не спешил выбраться из постели.

И лишь после того, как донесся очередной грубый вопль «18-ая камера, блядь, подъем!», я быстро очнулся, и, оказавшись с глазу на глаз с явью тюремной камеры, спертым, душным воздухом, четко осознал — я нахожусь в тюрьме.

Обитатели камер зашевелились по-быстрому. Почти закрытыми глазами, они лениво вылезли из постелей и гуськом потянулись к единственной параше, чтобы справить утреннюю нужду. Я тоже направился туда, но, увидев длиннющую очередь, решил не терять времени, взялся заправлять постель. Сосед по шконке Сабыр, как уже опытный затворник, показал мне, как это делается. В заправке постели были свои нюансы, скажем, требовалось по-особому подоткнуть синие тонкого шинельного сукна одеяла под края куцых матрасиков, хорошенько его натянуть, аккуратно повесить вафельное полотенце.

В камере обитало восемнадцать арестантов. Дежурный по камере принес ведро с тряпками, каждый арестант мыл под своей кроватью. Оставшееся пространство пола протирал сам дежурный. Сокамерники то ли из-за уважения к моему возрасту — я был в два-три раза старше их, то ли из-за ночного угощения, вежливо предложили, чтобы я не беспокоился насчет уборки, не прикасался к тряпке.

Не успели толком убраться в камере, как в коридоре раздался грохот приближающегося агрегата.

— Завтрак везут! — пояснил Сабыр.

Вскоре окошко с множественными звуками открылось во всю ширь, и в проем выдвинулся передний бампер стальной, на маленьких колесиках, тележки — на ней был укреплен мусорный бачок. Угрюмая физиономия зека из «хозбанды» выкрикивал: «мусор!». Он собирал хлам и отходы со всех камер.

Дежурный ловко опрокидывал пластиковые пакеты с отходами нашей внутрикамерной жизнедеятельности в бачок и двигался дальше. Вслед за ним уже подъезжал «баландер».

Услышав призывный грохот, толкая друг друга, напирая сзади, мои сокамерники столпились у окошка. Получив порции сечки и чая, пацаны уныло разбредались по камере. В основном, ели стоя. Небольшой стол помещал всего около десяти человек. Как я заметил, тут уже существовала своя незримая иерархия — некоторые из арестантов-старожилов, согласно этой табели о рангах, застолбили удобные места за столом, рядом с ними крутились «шныри»-подхалимы.

Конец ознакомительного фрагмента.