Забытый легион

Бен Кейн, 2008

Ромул и Фабиола – близнецы, родившиеся в рабстве, и с детства им предначертана незавидная судьба. В тринадцать лет хозяин продает Ромула в школу гладиаторов, Фабиолу же – в Лупанарий, публичный дом, где она попадется на глаза одному из самых влиятельных мужчин Рима. Тарквиний – этрусский воин и прорицатель, враг Рима, волею судеб обреченный сражаться за Республику в Забытом легионе. Бренн – галл, семью которого убили римляне. Движимый ненавистью, не сломленный, он становится одним из самых грозных и непобедимых гладиаторов своего времени – и наставником мальчика-раба Ромула, который день и ночь мечтает лишь о побеге и мести. Жизни этих четверых тесно сплетаются в эпическом романе Бена Кейна «Забытый легион», первом из одноименной трилогии, захватывающем события, которые начинаются в Древнем Риме периода Республики, раздираемом коррупцией, насилием и политикой, и приводят героев к самым дальним рубежам известного мира.

Глава IV

Бренн

Прошло девять лет…

Трансальпинская Галлия, 61 г. до н. э.

— Стреляй, пока он нас не видит!

— Далеко, — прошептал воин-галл, с широкой улыбкой взглянув на своего юного двоюродного брата, — добрая сотня шагов.

— Но ты же попадешь! — возмутился Брак. Он прижимал к себе обеих охотничьих собак и ласково поглаживал их, чтобы они не заскулили от возбуждения.

Бренн скорчил гримасу и снова взглянул на оленя, который стоял невдалеке под деревьями. Мощный лук он заранее взял на изготовку, наложил стрелу на тетиву. Последний отрезок пути они ползли на четвереньках и в конце концов укрылись за толстым стволом поваленного дерева. К счастью, ветерок налетал порывами с той стороны, где пасся олень, и животное не подозревало о том, что к нему подкрались охотники.

Эти двое шли по следу с раннего утра, чуткие собачьи носы безошибочно выбирали нужную дорогу в разросшемся за лето подлеске. Олень двигался спокойно, срывал на ходу листья с нижних ветвей деревьев, а сейчас остановился, чтобы попить дождевой воды из лужицы, оставшейся между кривыми мощными корнями старого дуба.

— Направь мою стрелу, Беленус, — мысленно воззвал к богу Бренн.

Он натянул до предела скрученную из жил тетиву и, сощурив глаз, прицелился. Чтобы удерживать лук напряженным, требовалось изрядное усилие, но зазубренный наконечник стрелы оставался неподвижным, словно и лук, и лучник были деталями каменной статуи. Беззвучно выдохнув, галл разжал пальцы. Стрела полетела точно в цель и, негромко чмокнув, вонзилась в грудь оленя.

Ноги животного сразу же подкосились, и оно опустилось на землю.

Брак хлопнул Бренна по плечу:

— Прямо в сердце угодил! А иначе гоняйся за ним…

Мужчины кинулись к добыче. В своей одежде — куртках из грубой зеленой материи и коричневых штанах — они были почти неразличимы в кустах. Брак был высоким и крепким юношей, но старший двоюродный брат превосходил его ростом чуть ли не на голову. У великана самой заметной частью широкого добродушного лица являлся нос. По обычаю их племени, аллоброгов, у обоих белокурые волосы были заплетены в косичку и завязаны ленточкой. Вооружены они были луками и длинными охотничьими копьями. На кожаных поясах висели кинжалы.

Глаза оленя уже начали стекленеть. Несколькими точными движениями лезвия ножа Бренн вырезал стрелу и вытер наконечник о мох под ногами. Затем он убрал стрелу в колчан, вновь обратился с молитвой к Беленусу, богу, которого он почитал превыше всех, а потом бросил своему спутнику:

— Мясо само в лагерь не придет. Срежь-ка жердину.

Они связали ноги оленя кожаным ремешком, который нашелся в кошеле Бренна, просунули между ног ствол молодого деревца и не без усилия подняли убитого зверя. Его голова безжизненно моталась в такт шагам охотников. Собаки, порыкивая от возбуждения, подлизывали капли крови, которая продолжала сочиться из раны в груди.

— Много еще нужно?

— Одного, может, двух… Тогда мяса точно хватит на обе семьи. — Бренн улыбнулся воспоминанию о своей жене Лиат и крошечном сынишке и легким движением руки поправил жердь на плече. — И уж конечно, у нас будет запас больше, чем у дурней из деревни.

— Но у них же нет времени охотиться, — возразил Брак. — Карадок говорит, что, когда разобьем римлян, боги вознаградят нас.

— Старый дурак… — пробормотал Бренн и сразу же пожалел об этом. Обычно он старался держать свое мнение при себе.

Брака его слова поразили.

— Но ведь Карадок наш вождь!

— Может, и так, но сейчас пища на зиму для моей семьи важнее. Когда я буду уверен, что они сыты, примкну к восстанию. Но не раньше. — Бренн оглянулся на Брака — тот был еще совсем молод и только-только начал бриться.

— Вот бы и сказал ему об этом.

— Карадок и так все узнает — в свое время. — Отсутствие двоих воинов в такое время не могло остаться незамеченным. И когда они вернутся, Бренну придется изрядно потрудиться, чтобы оправдаться.

— Надо было тебе самому возглавить племя, — заметил Брак.

Бренн вздохнул. Сделать это он мог бы без особого труда. Немало воинов подбивало его бросить вызов престарелому Карадоку, который возглавлял племя чуть ли не двадцать лет.

— Не люблю я командовать людьми, братец. Разве что в бою, а войны нужно избегать, насколько возможно. Что до убеждения и уговоров, тут я не силен. — Он выразительно пожал широченными плечами. — Чем спорить, я лучше пойду на охоту или к своей женщине.

— Если бы в прошлом году командовал ты, римляне не вернулись бы. — Судя по выражению лица, юноша непоколебимо верил в свои слова. — Ты бы их в пыль растер!

— Карадок мне не друг, — рявкнул Бренн, — но вождь он хороший, этого у него не отнять. Никто лучше него не справился бы с этими мерзавцами.

Брак умолк, не желая продолжать спор. Юноша почитал своего кузена чуть ли не как бога. Потому-то и не остался в деревне, готовящейся воевать. Впрочем, упрямства у него хватило ненадолго.

— Карадок говорит, что никто из них не уйдет живым, — сказал, сверкнув глазами, Брак после короткой паузы.

Зато в ответе великана не было энтузиазма.

— На нашу долю хватит, даже слишком, — мрачно сказал он. — Разведчики ходили в соседнюю долину. Их там тысячи.

— Думаешь, много?

Бренн хохотнул:

— Аллоброгов никто не одолеет. Храбрей нас во всей Галлии племени не найдется!

Брак широко улыбнулся в ответ.

Бренн отлично знал, что произнес совершенно пустые слова. Уставший от невыполненных обещаний, Карадок вывел племя на бой против римских властителей, когда те потребовали новую, совсем уж неподъемную дань. Поначалу он пытался исправить положение переговорами, но они ничего не дали. Римляне понимали лишь один язык — язык войны. И, как ни странно, первый поход оказался успешным. Легионы покинули земли аллоброгов.

Но победа досталась дорогой ценой.

Едва ли не каждый второй воин погиб или остался изувеченным. Причем, в отличие от римлян, у которых имелись, похоже, неиссякаемые источники пополнения войска, галлам неоткуда было взять новых бойцов. Уже через два месяца после поражения кавалерия республики начала набеги на приграничные поселения. Волну жестоких расправ приостановило лишь наступление плохой погоды.

Бренн очень быстро понял, что его народ будет разбит, покорен и обращен в рабство, как это случилось со всеми соседними племенами. Слишком уж мало у них осталось воинов для отражения неизбежного вторжения римлян.

И Помптину, проконсулу Трансальпинской Галлии, и политикам в метрополии, таким как Помпей Великий, требовались рабы, земли и богатства; чтобы заполучить все это, они были готовы на все. За последние годы то и дело горели галльские деревни, а захожие торговцы рассказывали истории одна другой страшнее. Еще более очевидным свидетельством прихода дурных времен служило поведение новых соседей, суровых, закаленных бывших легионеров, которые демонстративно селились на землях племен. Увеличение налогов было сознательным поступком, рассчитанным на то, чтобы подтолкнуть аллоброгов к восстанию.

И они выступили против Рима — в одиночестве.

А Карадок не желал слушать советов.

Недовольный и устрашенный сложившимся положением, воин был все же уверен, что битва состоится не раньше чем через неделю, а то и позже, и потому решил отправиться и запасти для своей семьи мяса на зиму. Охота была для него попыткой (тщетной, впрочем) выкинуть из памяти то, что случилось в лежавших ниже долинах.

— Эх, мне бы штандарт с орлом! — возбужденно воскликнул Брак. — Вроде того, что захватили прошлым летом.

— Будет тебе штандарт, — солгал Бренн. — Когда римлян побьем.

Юный воин взмахнул свободной рукой в воздухе, будто наносил удар мечом, и чуть не уронил жердь.

— Поаккуратнее! — добродушно прикрикнул Бренн.

Когда через несколько часов галлы добрались до своего охотничьего лагеря, с обоих после долгого перехода с тяжелой тушей лил пот. Брак обрадованно сбросил с плеча конец жерди, и собаки тут же бросились лизать кровь. Бренн, громко ругаясь, отогнал их пинками.

В этом лагере они жили уже четыре дня. Богатырь увел своего молодого родственника подальше от лежавшей в устье долины деревни, туда, где редко бывали другие охотники. Целое утро они карабкались по лесистому горному склону и в конце концов оказались на обширной поляне, по которой протекал неглубокий ручей.

Бренн обвел поляну хозяйским жестом:

— Вода и сколько угодно дров. И открытое место, чтобы вялить мясо на солнце. Чего еще желать?

Они установили просторную палатку, в которой всегда можно было укрыться от дождя, и сразу же отправились за дичью. Первый день не принес плодов, но Бренн, не сетуя на судьбу, вернулся в лагерь и соорудил вечером несколько деревянных сушил. Потом взглянул на небо и сказал, улыбнувшись:

— Завтра Беленус укажет нам верный путь. Нутром чую.

И верно. На следующий вечер собаки, ворча друг на дружку, обгрызали очищенные от мяса кости двух оленей, а Бренн и Брак развалились у костра с набитыми животами. И дальше охота шла успешно, стрелы галлов уложили еще одного оленя и кабана. Добытый сегодня зверь был уже пятым.

— Хватит нам. — Брак указал на сушила, прогнувшиеся под тяжестью вялившихся на них кусков мяса. — К тому же сегодня и условленный срок вышел. Надо возвращаться.

— Ладно, — вздохнул Бренн. — Давай сегодня поедим как следует, а утром оправимся в путь. Сегодняшнюю добычу можно провялить и в деревне.

— Мы же успеем, правда? — Брак горел желанием пустить хоть немного крови захватчикам. Неминуемая битва была главной темой всех разговоров уже не одну неделю. Карадок, умный, опытный и энергичный предводитель, непрерывно разжигал в своих сородичах ненависть к легионерам.

— Думаю, что нет. — Бренн приложил усилие, чтобы ответить небрежным тоном. — В прошлом году перед битвой добрых три недели продолжались мелкие стычки. Помнишь?

— Разве такое можно забыть? — Память Брака во всех подробностях сохранила образы воинов, когда те возвращались, опьяненные успехом и навьюченные захваченными у римлян оружием и припасами.

Римская республика наложила лапу на Трансальпинскую Галлию шестьдесят с лишним лет назад, поблизости от почти каждого поселения теперь стояли римские войска. Победа, которую в конце концов одержали над римлянами аллоброги благодаря своей тактике партизанских наскоков из-под покрова леса, оказалась крайне необычным явлением. Но досталась она очень дорогой ценой, настолько дорогой, что мало кто это осознал.

— Может, Карадок все же поймет, что произойдет, — пробормотал Бренн. — Лучше ли умереть свободными, чем трусливо бежать из родных мест?

— Ты о чем?

— Так, ни о чем, малый. Подбрось-ка дровишек. Я голоден, как медведь, когда он вылезает весной из берлоги.

Браку нужно было много чему научиться, и его обучением занимался Бренн, как старший родственник-мужчина. Начав свежевать оленя, богатырь помолился богам, чтобы те позволили ему справиться с этой задачей, а также защитить жену и младенца, единственных людей, которые были для него еще ближе и дороже, чем Брак и его родня. Мысль о бегстве вместе с ними через горы казалась недостойной, но бегство было неизбежным, как и предстоящее поражение. Бренн был уверен, что все, кто выйдет биться против римлян, обречены. Карадок настраивал воинов по-другому. Подавленный неотступной тревогой Бренн не так давно попытался попросить помощи у друида племени, но Ультан не пожелал ни во что вмешиваться. А Карадок, как и ожидал Бренн, отказался даже обсуждать возможность вывести племя в безопасные места.

— Аллоброги не станут удирать, как побитые псы! — ревел он. — Мы сокрушим эти легионы. Рим получит такой урок, которого никогда не забудет! — Бренн продолжал настаивать, но добился лишь того, что в глазах престарелого вождя вспыхнуло бешенство. Опасаясь дурного нрава Карадока, Бренн поклялся повиноваться ему и больше не заговаривал о бегстве вслух даже с близкими друзьями. Вождь допускал лишь разговоры о предстоящем разгроме римлян.

Разногласия с Карадоком помогли Бренну принять решение. Воспользовавшись охотой как предлогом, он намеревался сразу же по возвращении собрать обе семьи и уйти с ними. Лиат и мать Брака знали о его плане, а вот двоюродному брату он решил открыться лишь в самый последний момент. Все еще наивный по-мальчишески, Брак мог нечаянно проболтаться о плане кому-нибудь из воинов.

Охотники в молчании выпотрошили оленя и принялись резать мясо на длинные ленты, которые тут же развешивали на сушиле. Одну ногу насадили на палку и подвесили над огнем. Когда зашло солнце, над поляной уже висел густой аромат жареного мяса. Собаки неподвижно сидели у костра, не сводя глаз с куска, точно зная, что вскоре и им достанется что-то вкусное.

Когда охотники наелись, луна уже висела высоко в небе. Горный воздух быстро остывал. Они завернулись в одеяла и прижались друг к другу, у их ног звучно чавкали собаки.

— Из лучших мест в мире это — второе. — Бренн громко рыгнул и показал рукой перед собой.

Висевшая над ближней горой луна изливала чудесный свет на снежные вершины. Тишину нарушало лишь умиротворяющее потрескивание угольев в костре.

— Отлично поохотились, а теперь набили животы мясом и греемся у огня.

— А где же самое лучшее место? — с любопытством спросил Брак.

— Как — где? Под одеялом со своей женщиной, естественно!

Брак залился краской и поспешил переменить тему:

— Расскажи что-нибудь о тех временах, когда здесь еще не было римлян.

Бренн с радостью согласился. Он не только любил рассказывать длинные истории об охоте или дальних перегонах скота, но и был очень хорошим рассказчиком; его любили слушать все жители деревни. И сейчас он не задумываясь начал повествование о самом большом волке из всех, которых только доводилось убивать аллоброгам.

Брак расцвел от удовольствия.

— Зима десять лет назад выдалась чуть ли не самой холодной, какие только бывали на людской памяти, — начал Бренн. — Страшные метели выгнали стаи голодных волков из лесу. От голода они повадились каждую ночь резать скотину, которая стояла у нас в загонах. И никто из воинов не осмеливался выйти и попробовать перебить их. — Он выразительно пожал плечами. — Снег был глубоченный, и зверюги редко ходили стаями меньше чем по двадцать голов.

Юный родственник обвел поляну тревожным взглядом.

— За месяц они убили несколько десятков коров. Потом напали на старика, который собирал хворост на опушке, и Коналл, твой отец, решил: все, хватит! Он взял на помощь меня, и мы несколько дней мастерили большие ловушки.

— И переловили множество! — Глаза Брака ярко вспыхнули, и он потер пальцами собачий клык, прикрепленный к надетому на шею тонкому кожаному шнурку.

Бренн кивнул:

— По пять за ночь — много ночей. Волки быстро вспомнили об осторожности, а люди осмелели. Но довольно скоро несколько оставшихся с вожаком во главе очухались, снова стали нападать и каждый раз резали по корове. Уцелели из них самые умные, которые не желали хватать приманку в ловушках, и народ стал говорить, что это злые духи.

— Ультан говорит, что все так боялись, что никто не хотел вам помогать.

Вместо ответа Бренн лишь вскинул брови и, взяв бурдюк с водой, сделал большой глоток.

— Коналл позвал меня, мы долго говорили. О том, чтобы гоняться за волками по лесу, и речи не было. Там сугробы были выше человеческого роста. Так что на следующую ночь мы с Коналлом привязали снаружи, возле ограды, старую корову. Ночь была безлунная, лишь несколько звездочек светили. Он не разрешил мне остаться с ним. Сказал, что я еще слишком молод. — Бренн ухмыльнулся приятному воспоминанию о человеке, который преподал ему искусство обращения с оружием. Родной его отец умер, когда Бренн был еще маленьким ребенком. — Так что я сидел поодаль с луком и факелом наготове.

— А где же был отец? — Эту историю Брак слышал уже много раз, но неизменно задавал один и тот же вопрос.

— Он завернулся в шкуру и сидел в сугробе возле коровы. Ночь была морозная, ждать долго.

— Он говорил, что полночи просидел в снегу.

Могучий воин кивнул:

— Конечно, корова первая учуяла волков и принялась реветь как ошалелая. А Коналл сохранял спокойствие и сидел неподвижно, как и подобает доброму охотнику. Я же со своего места ничего не видел. — Бренн поднес руку козырьком ко лбу и театрально вгляделся во тьму. — И внезапно они появились: семь серых теней, бесшумно скользящих по снегу.

Брак даже похолодел от восторга.

— Вожак шел впереди, готовый напасть и зарезать жертву. Я поспешно воткнул горящий факел в снег возле своего укрытия, но волки были такими голодными, что даже не замедлили бег.

— Отец говорил, что ты орал так, будто за тобой гнались дьяволы, — вставил сквозь смех Брак.

— Орал, а то как же! Они могли в любой миг учуять его. — Бренн пожал плечами. — От стаи волков никто в одиночку не отобьется.

— Потом он вскочил, а ты уже убил троих стрелами.

Бренн пожал плечами:

— Его задача была куда опаснее. К тому времени, как я застрелил третьего зверюгу, Коналл успел отрубить голову четвертому и сильно ранил пятого. Остались только вожак и его волчица. А они, несмотря ни на что, принялись терзать бедную корову. Волчицу я тоже застрелил и прицелился в вожака, который как раз изготовился напасть на Коналла. Их разделяло чуть не двадцать шагов, я мог смело стрелять, не опасаясь попасть в Коналла. Но твой отец заорал, чтоб я не стрелял. «С этой тварью я разделаюсь сам!» — крикнул он.

Наступило недолгое молчание.

Бренн в упор взглянул на Брака:

— Он был храбрейшим из мужчин, каких я встречал в своей жизни. Этот волк был с медведя величиной, а у Коналла не было ни щита, ни доспехов. Только меч да охотничий нож.

Брак, не в силах сдержать владевшее им волнение, раскачивался всем телом.

— Волк кидался на него, стараясь повалить, но Коналл легко отмахивался и пытался выгадать возможность для удара. Но вдруг он поскользнулся на утоптанном снегу, упал на спину и выронил меч. Не успел я пошевелиться, как волк могучим прыжком взвился в воздух. — Голос Бренна дрогнул. — Он хотел перегрызть Коналлу горло.

Он сделал паузу. На щеках Брака играли желваки.

— Каким-то образом Коналл умудрился выхватить кинжал и, держа его обеими руками, направил острием вверх. И когда волк рухнул на него, острие кинжала вонзилось ему прямо в сердце.

— А ты уже решил, что он погиб!

— Так мне казалось, пока Коналл не спихнул с себя тушу, — с улыбкой отозвался Бренн. — Никогда в жизни я не испытывал такого облегчения, как тогда.

— Отец всегда говорил, что, если бы не ты, у него ничего не вышло бы. Ты один решился помочь ему.

— Пустяки, — резко бросил Бренн.

— А для него это значило очень много. И для меня тоже.

Бренн быстро отвел взгляд.

— Расскажи еще что-нибудь, — попросил Брак, пытаясь разрядить сделавшуюся вдруг напряженной обстановку. Но, как оказалось, он избрал неверный путь.

— Хватит. — Бренн пошевелил палкой в костре, и в ночное небо взвился столб ярких искр. — Как-нибудь в другой раз.

Он мрачно уставился в огонь, настроение у него вдруг испортилось. Он до сих пор болезненно переживал гибель Коналла. Прошлым летом, во время одной из стычек с римлянами, враги оттеснили Бренна от основного отряда соплеменников и окружили. Увидев, что аллоброги бегут к спасительной стене деревьев, он взмолился богам, чтобы они послали ему быструю смерть. Лишь Коналл не обратился в бегство, как большинство. Собрав вокруг себя нескольких воинов, он устремился в самоубийственную атаку против превосходящих сил римлян и спас жизнь племяннику, отдав взамен свою. Бренн был уверен, что только он, и никто другой, виновен в его смерти. Брак знал об этом и решил не настаивать на своей просьбе.

— Давай-ка поспим. Завтра нам придется изрядно попотеть под грузом.

Юный воин с готовностью свернулся под одеялом. Сознание того, что старший родственник и друг рядом, вселяло в него несокрушимое ощущение безопасности.

Бренн заснул не сразу, он еще некоторое время вспоминал Коналла и размышлял над последним разговором с Ультаном.

Друид племени был стариком еще в пору детства отца Бренна. Никто не мог объяснить, каким образом Ультан умудрился прожить столь долгую жизнь, все его почитали и страшились, а его предсказания и благословения являлись неотъемлемой частью жизни племени. Если заболевал ребенок или скотина, звали Ультана. Никто не мог сравниться с друидом в умении вытащить стрелу из раны или исцелить лихорадку. Даже Карадок обязательно советовался с ним, если требовалось принять серьезное решение.

Бренн обожал захватывающие истории, которые Ультан рассказывал у огня в общинной хижине долгими зимними вечерами. Он почитал друида, как никто другой, а Ультан, в свою очередь, питал теплое чувство к мальчику, ставшему одним из самых могучих воинов, какие только бывали в племени аллоброгов.

Прежде чем отправиться с Браком на охоту, Бренн обратился к Ультану за благословением. Расстроенный тем, что друид не поддержал его в разногласиях с Карадоком, он не задержался в находившейся на краю селенья дряхлой хижине старика, чтобы немного поболтать, как прежде. Когда молитва закончилась, Бренн шагнул к двери, но его остановили слова старика:

— Ты всегда любил дальние походы.

Бренн обернулся, но не смог ясно разглядеть черты лица друида в дымном помещении. С грубых стропил свешивались пучки трав, веники омелы, высохшие скелетики и чучела птиц и кроликов. Бренн вдруг содрогнулся. Поговаривали, что Ультан готов даже яду наварить, чтобы порадовать богов.

— Что, охота будет трудной?

— Более чем, — пробормотал Ультан. — Тебя ждет такое путешествие, какого не совершал еще никто из аллоброгов. И не совершит впредь. Знаешь, Бренн, от судьбы не убежишь.

— Я погибну в лесу? — собравшись с духом, спросил Бренн.

Ему показалось, что в глазах старика мелькнула тень печали, но уверенности в этом не было. В полутьме нетрудно и ошибиться.

— Не ты. Многие другие действительно погибнут. А ты пойдешь дорогой великих открытий.

Хотя около костра было тепло, по спине богатыря пробежал озноб. Ультан, по своему обыкновению, не стал ничего объяснять. Поднимаясь по крутым лесистым склонам, обеспокоенный Бренн возносил Беленусу куда больше молитв, чем обычно. Охота пока что проходила вполне успешно, однако он не забывал, что предсказания друида, как правило, сбывались довольно точно. Не случится ли чего с его семьей? Или с семьей Брака? Хотя лето уже установилось, в путешествии через горы им предстояло столкнуться с немалыми опасностями. На неведомых путях их ждали снега, льды и быстрые, бурные реки.

Или Ультан имел в виду что-то совсем иное?

Он обвел взглядом поляну. Собаки, которые не пропустили бы угрозы, безмятежно спали, подергивая во сне лапами; вероятно, им снилась погоня за оленем. Все спокойно. Бренн вздохнул, покрепче завернулся в одеяло и лег рядом с Браком, загораживая его от темного леса. А потом крепко заснул, не видя никаких снов.

Такого безмятежного ночлега у Бренна больше не будет на протяжении многих лет.

Когда юный воин проснулся, солнечные лучи уже озарили горные вершины по ту сторону долины, окрасив покрывавшие их снега в оранжевый цвет. Брак отбросил одеяло и вскочил, поеживаясь от холодного рассветного ветерка.

— Выспался? — со смешком окликнул его Бренн, склонившийся над сушилом для мяса.

Увидев, что мешки уже собраны, Брак покраснел от стыда. Ему осталось лишь сложить постель и наполнить бурдюки водой.

— Долго я спал? — осведомился он, рысцой направляясь к ручью.

— Сколько надо, столько и проспал, — добродушно отозвался Бренн. — Отдохнул?

— Да.

— Отлично! Ну-ка, попробуй.

Пошатывающийся под тяжестью своего мешка, Бренн указал спутнику на второй мешок. С помощью родственника Брак взвалил его на спину, и опять ему стало стыдно — оттого, что он сообразил, насколько его ноша легче, чем у Бренна.

— Давай я возьму тяжелый.

— Я больше и сильнее тебя, так что не о чем говорить. Да и твой немаленький. — Бренн ободряюще похлопал кузена по плечу. — Его тоже не всякий снесет.

Бренн шел впереди, то и дело опираясь на копье, чтобы не упасть на неровной земле. Брак и собаки следовали за ним по пятам. Братья неторопливо, но верно пробирались по лесу и к середине утра преодолели больше половины расстояния, отделявшего их охотничьи угодья от поселения.

— Самое время передохнуть. — Бренн, не скрывая удовольствия, опустил мешок подле большого бука.

— Я могу и дальше идти.

— Садись. — Он похлопал ладонью по мягкой подушке мха. Пожалуй, решил он, сейчас самое подходящее время посвятить Брака в план. — Давай поедим. Меньше будет нести.

Оба расхохотались.

Охотники сидели рядом, опершись на могучий ствол дерева, и в дружелюбном молчании жевали провялившееся мясо, запивая его водой.

— Дым, что ли? — вдруг спросил Брак, указав на юг.

Над кронами ближних деревьев поднимались густые серые клубы.

Бренн стиснул кулачищем древко копья.

— Вставай! Это же из деревни!

— Но как?.. — растерянно взглянул на него юноша.

— Бросай мешок и одеяло. Возьми только оружие.

Юноша повиновался, и через мгновение они уже мчались со всех ног вниз по склону; собаки бежали следом. Бренн несся так, будто сами боги вдыхали в него силы, и довольно скоро Брак начал отставать. Он был здоровым парнем, но трудно было найти хоть кого-нибудь, кто смог бы соперничать в скорости и выносливости с его двоюродным братом. Впрочем, увидев, что Брак начал спотыкаться, большой галл приостановился.

— Что происходит? — с трудом переводя дух, спросил Брак.

Лжецом Бренн был бездарным.

— Не знаю, малый. Может, дом какой от очага загорелся.

Он произнес это, глядя в землю. В его ушах, как наяву, прозвучали слова Ультана: «Не ты. Многие другие».

— Не скрывай от меня правду, — возмутился Брак. — Я не маленький.

Бренн нахмурил брови. Брак оказался не таким наивным, каким он привык его считать.

— Что ж. Это значит, что наши воины разбиты. — Он тяжело вздохнул и добавил: — Выходит, мерзавцы не стали дожидаться, пока мы вызовем их на битву.

Лицо Брака побелело.

— А дым откуда?

— Сам прекрасно понимаешь. Они подожгли деревню. — Бренн изо всех сил зажмурился. Лиат. Их грудной сын. Чем, интересно, он думал, когда покинул свою семью в такое время?

— Так чего же мы остановились? — Брак кинулся вперед, уверенно ступая по ставшей заметно ровнее земле.

Они бежали долго, гнев и осознание вины придавали им новые силы. Они сделали лишь пару коротких остановок, чтобы перевести дух. Ни один не промолвил ни слова. Невдалеке от деревни Бренн снова замедлил шаг и остановился. Даже собаки, казалось, обрадовались возможности отдохнуть. Но молодой родич бежал дальше.

— Брак, стой!

— Почему? Там, наверно, еще дерутся!

— Хочешь сразу попасть туда выдохшимся? И какой от тебя будет прок? — Бренн тяжело дышал, восстанавливая силы. — Ввязываться в бой следует подготовившись.

С видимой неохотой Брак вернулся к огромному воину, который стоял неподвижно, ощупывая острие копья.

— Для кабана сгодилось, — пробормотал Бренн, оскалив зубы в злобной усмешке, — значит, и одного-двух римских ублюдков сможет проткнуть.

Брак сплюнул наземь в знак согласия и проверил, хорошо ли держатся наконечники на стрелах. Потом поднял голову:

— Ну что, братец, готов?

Бренн сдержанно кивнул. В такие моменты воин и понимает, чего стоит тот, с кем ему предстоит биться бок о бок. Но в желудке у него комом застыл страх. Страшась за свою семью, Бренн горячо желал оградить от опасности Брака. Как некогда Коналл ограждал его самого.

Теперь они двигались неторопливой рысцой, внимательно глядя по сторонам, чтобы не попасть в засаду. Они были в местах, которые знали как свои пять пальцев, и вскоре достигли опушки леса. Здесь любому с первого взгляда стало бы ясно: что-то случилось. Лето было самым деятельным временем года, но в лесу не было ни охотников, ни сборщиков хвороста, ни детей, самозабвенно играющих в тени.

А затем Бренну открылось зрелище, которое ему не суждено будет забыть до конца дней. Деревня, отделенная от леса аккуратными прямоугольниками ухоженных полей, была охвачена пламенем. Над соломенными крышами поднимались в небо столбы густого дыма. И доносились многоголосые отчаянные крики.

Около защитного тына, который доселе служил аллоброгам верой и правдой, толпились легионеры. Тысячи легионеров. Захватчики были одеты в коричнево-бурые туники до середины бедер длиной, а поверх — в плетеные кольчуги. У каждого был тяжелый прямоугольный щит с металлическими шипами, дротик-пилум со зловеще зазубренным наконечником, короткий меч, которым было удобно и рубить, и колоть; головы закрывали бронзовые шлемы с пластинами, защищавшими уши и шею. Бренн знал и всем своим существом ненавидел каждую деталь вооружения римских воинов.

Под защитой выстроившихся стройными рядами когорт высились баллисты, массивные деревянные катапульты, перекидывавшие через тын горящие снаряды. В тылу нападавших трубачи отрывистыми сигналами букцинов передавали наступавшим приказы облаченных в алые плащи командиров, которые возглавляли атаку. У каждого воина была определенная задача, каждый шаг был заранее рассчитан, и исход боя был ясен изначально.

И как же все это было не похоже на буйный неорганизованный героизм сражений галлов!

Глубокий ров, окружавший стену, был уже во многих местах доверху заполнен хворостом. К стене было приставлено множество длинных лестниц, по которым карабкались наступавшие. Кучка легионеров упорно колотила по створкам главных ворот тяжелым тараном. На галерее, тянувшейся поверх стены, тут и там мелькали фигуры лучников, стрелявших с высоты, но их было удручающе мало.

— Но им же никто не сопротивляется!

— Не могли же воины убежать, — проговорил Брак, ставший уже белым как мел.

Бренн покачал головой, холодок пробежал по его спине.

Отсутствие сопротивления говорило только об одном: Карадока и его воинов разгромили и перебили, так что оборонять деревню пришлось одним женщинам и старикам.

Не осталось ни малейшей возможности спасти Лиат и младенца. Бренн почувствовал, как к горлу подступила тошнота, и закусил губу с такой силой, что ощутил во рту соленый вкус крови. Боль прочистила его разум, удержала от первого порыва бездумно ринуться вперед.

«Не ты. Многие другие».

Ультан предвидел нападение, но тем не менее отправил его охотиться.

— Вперед! — Брак тоже был готов вырваться из-под спасительной сени деревьев.

Гигант крепко взял его за руку:

— Слишком поздно. — Бренн мрачно взглянул в небо. — Мы вернулись днем раньше. Боги судили нам быть в лесу, а не здесь. Так вот о чем предупреждал Ультан.

— Друид? Он небось спятил. Не можем же мы вот так стоять и смотреть!

— Они уже все равно что мертвы.

— Бренн, а как же твоя жена?!

Тот скрипнул зубами:

— Лиат покончит с собой и с ребенком, прежде чем хоть какой-нибудь римлянин протянет к ним руку.

Брак взглянул на него, словно не узнавал:

— Трус.

Бренн отвесил ему тяжелую пощечину:

— Нас двое, а римлян тысячи.

Брак сразу умолк, по его щекам побежали слезы.

Гигант стоял, пытаясь собраться с мыслями.

— Если хочешь жить, слушайся меня.

Брак вновь взглянул на пылающее селение.

— Думаешь, после этого стоит жить? — мрачно спросил он.

Бренн видел страдание на лице двоюродного брата. И знал, что его лицо перекошено такой же гримасой. Мать и сестры Брака тоже были обречены. Он передернул плечами, пытаясь хоть ненадолго выкинуть из головы мысли об их участи. Кроме них да Лиат с младенцем, у него не было близких на свете. Почему-то его мысленному взору явилось лицо Ультана при их последней встрече, его выражение. Была ли это печаль? Он не мог сказать наверняка. Нисколько не сомневался он в том, что аллоброги отправились в поход за горы. Но если верить друиду, ему предстоял другой путь.

Почему же Ультан отказался говорить с Карадоком и ничего не сказал о грядущем нападении? На это мог быть лишь один ответ. Он получил эту весть от богов. И должен был уверовать в нее, иначе утратил бы святую связь с ними.

— Сейчас мы вернемся туда, где оставили мясо. Его нам хватит на месяц, а то и больше. Потом перейдем через горы к гельветам. Это сильное племя, и они не друзья Риму.

— Но наш народ… — нерешительно проговорил Брак.

— Аллоброгов больше нет! — выговорил Бренн, сделав над собой изрядное усилие. Он никогда не думал, что может дойти до такого. — Ультан сказал, что мне предстоит великое странствие, какого еще никто никогда не совершал. — Нужно было как можно скорее уговорить Брака, ведь их могли заметить в любое мгновение. — Несомненно, он имел в виду именно это.

Брак вытер глаза, всхлипнул и еще раз взглянул на деревню. В этот самый миг крыша общинного дома обвалилась, и вверх поднялись языки пламени и огромный сноп искр. Легионеры, суетившиеся под стенами, разразились радостными криками.

Конец был совсем близок.

Брак кивнул, он, как и прежде, безоговорочно верил двоюродному брату.

Бренн погладил юношу по спине:

— Пойдем. Аллоброги все же останутся на свете.

Воины повернулись к лесу, собаки привычно потрусили следом. Но едва они успели сделать пару шагов, как Брак остановился.

— В чем дело? — прошептал Бренн. — Нельзя терять ни минуты.

Лицо Брака выразило неописуемое изумление. Вдруг изо рта у него сбежала тонкая струйка крови, и он повалился на колени. Прямо в середину спины ему глубоко вонзилось римское копье.

— Нет! — Великан кинулся к Браку и выругался, заметив легионеров, которые ухитрились незаметно подкрасться к ним на расстояние броска. Их было не меньше двадцати — он не смел надеяться в одиночку одолеть столько врагов.

И тут на него нахлынула печаль. Бежать было уже незачем.

— Прости… — с усилием выговорил Брак.

— За что? — Бренн сломал пилум пополам и осторожно повернул Брака на бок.

— Бежал медленно. И тебя не послушался. — Лицо юноши сделалось пепельно-серым. Жить ему оставалось совсем недолго.

— Ты ни в чем не виноват, мой храбрый родич, — ласково сказал Бренн, нежно взяв Брака за руку. — Отдохни здесь немного. А мне очень нужно убить нескольких римских подонков.

Брак чуть заметно кивнул.

Печаль перехватила горло Бренна, но ее тут же пересилил гнев, мгновенно растекшийся по жилам. Он сжал на прощание ладонь Брака и вскочил на ноги.

Друид ошибся. Ему тоже предстояло умереть сегодня. Все равно смысла жить дальше не оставалось.

И тут на него градом посыпались копья, вернее, они летели мимо него, с глухим стуком втыкаясь в деревья. Одна из собак взвизгнула от боли и забилась в предсмертных судорогах на земле: длинный металлический стержень пронзил ей брюхо. Второй пес испуганно застыл на месте, поджав хвост.

Легионеры со всех ног бежали к нему, часть из них была уже шагах в двадцати.

— Сукины дети! — Бренн выхватил из колчана стрелу, натянул тетиву и, почти не глядя, выстрелил в ближайшего солдата, зная, что попадет ему в горло. Три следующие стрелы галла также оказались смертоносными. Но затем римляне приблизились настолько, что ему пришлось отбросить лук и взяться за копье. Когда враги окружили его, заслоняясь своими скутумами — выпуклыми щитами — и держа мечи наготове, Бренн наконец-то позволил боевой ярости полностью овладеть собой. И конечно, напрочь забыл о всяких дальних странствиях.

Потому что по его вине погибли в одиночестве жена и сын. По его вине расстался с жизнью Брак. Он испортил все, что только мог. Теперь Бренн хотел только убивать.

— Выродки! — Он научился кое-каким латинским словам от торговцев, постоянно проходивших в этих местах. — Ну, подходи! Кто следующий? — И, не дожидаясь ответа, он метнул свое копье. Тяжелое острие без труда проткнуло и щит, и бронзовую кольчугу легионера и вонзилось ему в грудь. Воин рухнул, даже не вскрикнув, изо рта у него хлынула кровь. Бренн молниеносно наклонился, подхватил копье, выпавшее из рук Брака, и проделал точно то же самое с другим римлянином.

— Ну, падаль галльская, у тебя остался только кинжал, — сердито рявкнул офицер в красном плаще и прикрикнул на легионеров: — Хватайте его!

Воины как один вскинули свои скутумы и, сомкнув цепочку, двинулись вперед, переступая через трупы.

Бренн испустил оглушительный боевой клич и кинулся на них. Весь его народ истребили в одной короткой яростной схватке. И он был готов умереть, желал смерти. Лишь бы закончилась неодолимая душевная боль.

Вырвав у ближайшего воина щит, галл перехватил его обеими руками и, ударив плашмя с резкого разворота, сбил с ног сразу нескольких легионеров. Воспользовавшись мгновением растерянности, Бренн подскочил к тому легионеру, у которого отобрал щит, и мощным ударом снес ему голову. Не обращая внимания на кровь, хлынувшую ему на ступни, он выдернул из земли гладиус. Никогда еще ему не приходилось держать в руках римский меч. Ну а хозяину оружие больше никогда не понадобится. Чтобы ощутить баланс, он взмахнул обоюдоострым клинком, успев пожалеть, что нет привычного длинного меча.

Получив оружие, Бренн оказался в еще более тяжелом положении. Не желая идти на неизбежную смерть, оставшиеся тринадцать легионеров подались назад.

— Хватайте его, болваны! — взревел офицер; султан из конского волоса на его шлеме мотался, как хвост настоящей бегущей лошади. — Шестимесячное жалованье в награду тому, кто возьмет его живым!

Вдохновленные обещанной наградой, враги вновь шагнули вперед, окружив галла сплошной стеной из сомкнутых щитов. Бренн убил еще троих легионеров, но все же кому-то удалось врезать ему по затылку рукоятью меча. Он споткнулся, зашатался, но успел, падая, последним отчаянным выпадом вспороть брюхо еще одному римлянину.

Уцелевшие враги разразились радостными криками.

Бренн лежал на густо залитой кровью земле, его туловище было испещрено множеством мелких ран и порезов.

— Хвала Юпитеру, среди галлов немного таких быков! — бросил с презрительной ухмылкой офицер. — А не то вы, бабы, никогда не одолели бы их.

Воины покраснели от стыда, но промолчали. За пререкания командир мог подвергнуть любого из них суровому наказанию.

Израненный и избитый, Бренн все же попытался продолжить бой. Он сделал усилие, чтобы подняться, но оказалось, что даже его огромная сила имеет предел. Его взор застлал багровый туман. Словно издалека, донеслись слова центуриона:

— Свяжите ему руки и ноги и отнесите к лекарю.

Один из солдат, разгоряченный после боя, все же дерзнул возразить:

— Позволь убить его, господин. Он же прикончил одиннадцать наших!

— Болван! Проконсул Помптин требует добыть как можно больше рабов. А с этим сравнится мало кто из римских гладиаторов. Он стоит куда больше, чем вы все, живые и мертвые.

Бренн закрыл глаза и позволил беспамятству овладеть им.