Ириска на двоих

Ашира Хаан, 2020

Секс – это скучно. Чуть-чуть приятно и довольно суетно. Но без него вполне можно обойтись. Как и в принципе без людей. Мне хватает и виртуального общения. Так я решила однажды и была вполне спокойна и счастлива до момента, пока на мир не обрушилась пандемия. Застрять на Кипре во время карантина на самом деле не так уж и страшно. В пустом курортном городе, где все обходят друг друга за два метра, море набегает тяжелыми волнами на берег, как тысячи лет до этого и обещает, что все однажды пройдет. Но мое тревожное одиночество нарушили двое наглецов, у каждого из которых были свои демоны в душе. Ни улететь, ни переехать, ни сбежать – закрыты отели, закрыты границы. Однако с ними мне оказалось гораздо спокойнее, чем одной. И интереснее… Содержит нецензурную брань.

Локдаун

— Не надо…

Я положила ладонь Марку на грудь, отстраняя его. Касаться гладкой кожи было приятно, но ввязываться в малопонятные отношения — плохая идея.

Мне всегда было тяжело сближаться с мужчинами, я делала это долго и тщательно. Случайный секс — не для меня. Дружеский, одноразовый, без эмоций — все это не моя тема вообще.

Сам по себе секс меня не слишком интересовал.

Это скучно. Ну да, какой-никакой оргазм, обнимашки и поцелуи — это все понятно, это у меня было, и не раз.

Но мне бы хватило и одних обнимашек без этой влажной суеты, а оргазм я себе и сама могу. Быстрее и ярче.

Мужчины не умеют обниматься и целоваться просто так, они сразу возбуждаются и хотят продолжения. Мне не жалко, это приятно. Только после секса им обнимашки уже не нужны. Так у меня обычно получается слишком много секса и слишком мало просто поцелуев и просто тактильного контакта. Такое сложно выдержать с человеком, к которому нет сильных чувств.

Поэтому я сближалась с кем-то, только если очень сильно влюблялась. Но даже это стало меня в какой-то момент тяготить.

Постоянно изображать энтузиазм в постели, которого я не испытываю. Заставлять себя ложиться в эту постель ради того, кого люблю. И потихоньку начинать ненавидеть его за это.

Секс с Димой или Марком только усложнит ситуацию, а она у нас и так не слишком простая. Поэтому обойдемся совместным сном. Который мне в глубине души очень нравится. Мое тело скучает по людям, даже если моему разуму достаточно их виртуального присутствия.

— Окей, — Марк спокойно снял мою руку с груди и поднялся с дивана, помогая встать и мне. — Спать?

— Идем… — согласилась и я.

Немного напряглась, когда в кровати он прижался ко мне сзади, обнимая за спину, но руки он держал вдали от стратегических мест и больше ничего не делал, просто уснул. Постепенно расслабилась и я.

И проспала намного дольше обычного. Обычно меня будили на рассвете назойливые птицы и солнечный свет, пробивающийся сквозь деревянные ставни в спальне, но сегодня уже и птицы утомились и улетели по делам, и солнце забралось повыше, а я только открыла глаза. Привычный жест за телефоном — ах, черт! Забыла!

Зато за дверью чувствуется живое человеческое присутствие, и это так необычно, так непривычно, что я даже забыла о ежеутренней панической атаке.

Переоделась в джинсы и мягкую толстовку, натянула толстые носки и выползла на волю. Дима сидел с ноутбуком на диване и пил чай.

— Вчера вечером президент провел совещание и обратился к народу, — встретил он меня новостями. — С сегодняшнего дня на Кипре объявлено чрезвычайное положение.

Сердце подскочило к горлу и заколотилось там, возмущаясь теснотой. Дыхание перехватило, пальцы заледенели — пропущенная паническая атака вернулась с довеском.

Я оперлась на кухонную стойку. Надо выпить таблетки. Не то время, чтобы на них забивать.

— Где мой телефон?.. — пробормотала я. — Мне надо прочитать новости.

— Сегодня в шесть вечера закрывается все, кроме банков, продуктовых магазинов и аптек, — пояснил Дима. — На кофейном столике посмотри.

— А где Марк? — я схватила телефон и полезла на новостные сайты.

— Поехал в аэропорт узнавать, что там с частными джетами. Пришло время больших денег. Завтра будет поздно. Во время локдауна мы точно не улетим.

Дима захлопнул ноутбук, потянулся как большой кот — даже с пульсом под двести я оценила, как красиво и ловко перекатываются мышцы под его загорелой кожей. Футболку он не надел, несмотря на прохладное мартовское утро.

— Что хочешь на завтрак? Я не готовил на тебя, Марк сказал, ты ночью вставала и проснешься неизвестно когда.

— Ничего, — я обогнула его, встала на цыпочки и пошарила в шкафу над вытяжкой. Вот она! Моя «тревожная» шоколадка с карамелью. Такая невыносимо сладкая, что в обычное время я бы не доела даже откушенную дольку. Но с внезапными новостями помогала справляться только она. Я даже не стала дожидаться, пока вскипит чайник — сразу откусила от целой плитки. Звук, с которым ломался под зубами шоколад, хранивший внутри сладко-сладко-сладкую карамель, тоже каким-то необъяснимым образом меня успокаивал.

В такое время радуешься любой мелочи, которая позволяет лучше переносить реальность.

— Что еще сказали? — спросила я, все-таки добравшись до чая. Он, впрочем, был слишком горячим и шоколадка угрожала кончиться раньше, чем я его попробую.

— Вся эта фигня на три недели. Будут введены разрешения на выход из дома, пока неясно, какие. Вроде бы какие-то бумажные формы и возможно смс. Не парься пока, все будет хорошо, — Дима вернулся на диван и снова открыл ноутбук.

— Ну, вы сейчас улетите, а мне здесь продолжать жить, — я открыла холодильник. Кажется, внутрь уже не поместилось бы ни листика хамона. — Хотя я могу все три недели питаться тем, что вы накупили.

— Особенно, если продолжишь завтракать шоколадками, — отозвался Дима. — Поешь нормально, там сэндвичи есть, если яичницу не хочешь.

— Я пойду лучше прогуляюсь…

В квартире мне было нервно. Казалось, что тут я что-то упускаю, что-то важное.

— Что это у тебя?

Я заглянула Диме через плечо. По экрану ноутбука бежали столбцы цифр, плясали в реальном времени какие-то графики, а он одновременно с разговором со мной еще умудрялся что-то быстро печатать.

— Биржи. Кризис — время возможностей. Видишь? — Дима показал мне на какой-то график, который упорно полз вверх. — Это я каждую минут зарабатываю приличную сумму.

— Но можешь точно так же и терять? — я пошла надевать кроссовки.

— Как говорится, случаи разные бывают… — Дима озабоченно вглядывался в экран. — Ты меня сглазила, что ли? Чего оно прет-то…

И он принялся печатать еще быстрее.

Я взяла телефон, рюкзак и выскочила на улицу.

Теплое мартовское солнце моментально согрело и даже утихомирило нервную дрожь. Еда есть, но еды много не бывает. И у меня кончились противотревожные шоколадки, остались только обычные, а месяц не собирался становиться спокойнее. Надо пополнить запасы.

В ближайшем открытом маленьком магазине было много сортов пива и чипсов, шоколадных батончиков, йогуртов, мороженого, греческих сладостей, сувенирных упаковок оливкового масла, но, конечно, не было консервов. Зачем они нормальным туристам?

Я купила несколько пачек макарон под насмешливым взглядом продавца. Хорошо вам тут, в Европе, не знать и не помнить, что бывает всякое. Вчера закрыли рестораны, сегодня все непродовольственные магазины, а завтра закроют и продуктовые. Кто сказал, что невозможно?

Мировая пандемия и отмена полетов еще месяц назад тоже казались фантастикой.

На улице телефон заиграл тему из «Семейки Аддамс».

— Привет, мам, — сказала я в трубку.

— Я прочитала в новостях, что у вас чрезвычайное положение, все врачи заболели, остров закрывается, никто больше никуда не уедет, что ты от меня скрываешь?! — даже не поздоровавшись, начала мама.

— Все нормально, мам, — я натянула привычную улыбку. Она чувствуется даже в телефонном разговоре и придает веса любому вранью о том, как все хорошо. — Тут меньше двухсот зараженных, про врачей не слышала, карантин и правда объявили, но никого пока не расстреливают и иностранцев в море не топят. А вы там как?

— Ой, о нас разве наше правительство позаботится! Туристов всех привозят и привозят, а они растаскивают заразу по всей стране! Говорят, лучше сидеть дома, а как сидеть, когда я за бабушку волнуюсь? Сказала ей купить побольше хлеба и заморозить, может быть, мы к ней поедем, если совсем худо будет!

— И привезете ей вирус? — я нахмурилась.

— Мы же не были за границей! Это все туристы безответственные, прости, дорогая, это не о тебе!

— Да, я ответственная, и осталась тут.

— Ой, маленькая, — тут же переключилась мама. — Я за тебя так волнуюсь! Как же ты там? Может быть, вернешься? Тут говорят о вывозных рейсах, ты позвони в посольство, пусть тебя тоже возьмут!

— Мам, тут море и солнце. И карантин. Всем бы такую эпидемию, не волнуйся, я лучше всех.

— Молодец… — вздохнула мама. — Завидую.

— Завидуй! — засмеялась я в трубку и отправила следом несколько фотографий лазурного моря.

— Люблю тебя, доченька! Волнуюсь очень!

— Я тебя тоже люблю!

Для моей мамы «люблю» и «волнуюсь» — синонимы.

Для меня, увы, нет, иначе я бы прямо сейчас, на пике паники, была до безумия влюблена.

В кого только? В мир?

Я стащила с лица искусственную улыбку и села на лавочку отдышаться. Сердце колотилось как бешеное, несмотря на две таблетки, выпитые с утра. Вот так же это все когда-то и началось. Просто стресс — и сердце вдруг забилось в два раза быстрее, не желая замедляться. За несколько прошедших лет стало получше, но эта пандемия свела все усилия по восстановлению на нет.

Вирус не успеет до меня добраться, быстрее сдохну от инфаркта.

В витринах магазинов вокруг белели объявления: от оптимистичных «Откроемся 13 апреля» до мрачных «Продается бизнес целиком». Я прошла два квартала и не выдержала, свернула к морю. Очень уж страшно выглядел опустевший город. Даже зимой жизни в нем было побольше — какие-то бары оставались открытыми, встречались беспечные люди со стаканчиками кофе в руках, сновали машины.

Или тогда я просто знала, что скоро все оживет? Приедут туристы, станет шумно и суетно, уже не погуляешь в одиночестве по морскому берегу. Воображать апокалипсис было куда веселее, чем жить в нем.

На берегу было еще хуже.

Вдоль дороги, идущей у моря, выстроились закрытые отели, обтянутые полосатыми красно-белыми лентами.

Один за другим — пустой, пустой, пустой.

Пустой — работники убирают шезлонги, туристы приедут не скоро.

Пустой — кошка лакает воду из бассейна, ее некому прогнать.

Пустой — заботливо высаженные цветы двенадцати оттенков выглядят непристойно яркими. Через три недели они увянут, а новые сажать будут только безнадежные оптимисты.

Телефон снова зазвонил. На экране высветилось: «Милана».

Вот теперь сердце еще и заболело.

— Привет, надеюсь, ты звонишь не для того, чтобы меня выселить. Идти мне некуда, только на пляже ночевать.

— Не говори глупости, — отмахнулась она. — Ты новости знаешь? Про карантин и локдаун? Выход из дома только с распечатанной бумажной формой или после отправки смс на короткий номер с указанием причины выхода.

— Милан, у меня нет принтера, — я прижала руку к груди. Казалось, что пульс разбегается волнами по всей коже. Или я опять дрожу?

— У меня тоже. Пошли смс.

— У меня только российская симка и туристическая. Я смогу с них написать на короткий номер?

— Не знаю, Ир, правда. Купи местную симку.

— Я не знаю, где. А если не успею? — я задохнулась, но все равно ускорила шаг, возвращаясь на улицу. Там должны быть киоски с сим-картами.

— Ну не будут же сразу тебя штрафовать…

Но голос у нее был неуверенный.

В ближайшем туристическом магазине на меня посмотрели с удивлением, но покачали головой — нет, сим-карты не продаем. В следующем были даже консервы, но сим-карт тоже не было.

Паника накатывала волнами.

Неужели мне придется сидеть три недели взаперти?

Если я сейчас не куплю сим-карту, я не смогу выйти из дома?

Или должна буду заплатить штраф?

Ноги отказывались идти, воздуха не хватало, но я все равно мчалась в порт — там в супермаркете я видела рекламу сотового оператора.

Равнодушные ленивые кошки провожали меня глазами, мяукали вслед, тщетно надеясь, что я их поглажу. Перед глазами мелькали черные мушки — я никак не могла понять, настоящие или от перенапряжения, но на всякий случай отгоняла их ладонью.

Отдел с сигаретами в супермаркете был закрыт. Там продавались сим-карты, но продавца не было на месте, а кассирши пожимали плечами и отвечали мне на греческом.

Дрожащими пальцами я достала телефон и попыталась найти ближайший сотовый салон. Может быть, их еще не успели закрыть?

Один был в паре километров отсюда, но это были два километра в горку.

Через двести метров я поняла, что забываю дышать и перед глазами темнеет уже всерьез. В горле клокочет, язык не помещается во рту и хочется высунуть его, как собака.

Еще два шага — и сердце просто разорвется.

Я стащила с плеч тяжелый рюкзак и просто села на асфальт в тени под деревом.

Сухо глотала воздух с закрытыми глазами, прижимала ладони к пылающим щекам и чувствовала как жжет соль в уголках глаз.

Не знаю, сколько я так сидела, чувствуя отчаяние, панику, непомерную усталость и боль в груди, даже не пытаясь подняться и снова куда-то идти.

Время шло, локдаун приближался, а мне было совершенно все равно, что будет дальше. Казалось, я все-таки умерла где-то между тяжелыми рваными вдохами. Кружащий голову острый страх растворялся в крови холодной солью.

В голове гудело.

В принципе я понимала, что ничего ужасного не происходит.

Пока не происходит.

Что это только моя тревога перехватила управление и довела до паники весь остальной организм.

Но вернуться в себя было невозможно. Чернота была так глубока, что я провалилась в нее с головой и все еще падала, не зная, за что уцепиться.

— Ир? Ириш? Ириска? Ты чего тут?

Я подняла голову и открыла глаза. Передо мной на корточках сидел Дима и обеспокоенно заглядывал в лицо. Он провел рукой по моему лбу и нахмурился:

— Ты холодная вся. Что случилось?

— Локдаун. У меня сим-карты нет, хотела купить… и вот… — я толкнула рюкзак, набитый консервами и макаронами. — На всякий…

— Ты чего? Ты зачем туда пошла? — Дима протянул мне руку. — Вставай давай, пойдем в машину. У тебя же есть мы.

— Не знаю…

Он подхватил мой рюкзак и закинул на заднее сиденье серебристого «Форда», стоящего у обочины с работающим двигателем. Как Дима меня вообще нашел?

— Мы бы все разрулили и все купили, что надо, ну ты чего? Только зря нервничала, — ворчал он, выруливая на пустую дорогу. Я посмотрела на время — полчаса до локдауна. — Ты запомни это как-то!

Но как?

Я привыкла быть одна. Всегда иметь тех, кому можно пожаловаться, у кого попросить помощи, но никогда этого не делать, пока еще могу справиться самостоятельно.

Беречь на крайний случай.

Зачем мне запоминать и привыкать, если они тоже сегодня улетят?