Книга Дока

Аше Гарридо, 2020

«Невозможно помнить о себе, что ты умер, и одновременно верить, что ты живёшь». Но что, если в это верит кто-то другой? Кто-то, кому очень нужно, чтобы это было так, и кто достаточно упрям, чтобы пойти против обстоятельств, фактов и самих законов реальности?.. Док, руководитель группы секретной службы, намерен вернуть с того света коллегу и любимого человека, погибшего во время последнего задания. Ну, по крайней мере, все в группе помнят, что он погиб. Или не помнят?.. Или помнят, но не все?.. Роман начинается с игры, играет с читателем до последней строчки, дальше читатель играет сам.

© Аше Гарридо и Д., текст, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Голубой, розовый, желтый

— Купи слона!

Клемс подхватил игру:

— Все говорят «купи слона», а ты купи…

— Да нет, — вздохнул Док. — Вот этого, розового.

Клемс перевел взгляд на прилавок. Слон был розовый, как крем на пирожном.

— Док? — переспросил Клемс. — Ты уверен?

— Я отдам, я, видишь, оставил тут всю наличку, — Док покачал объемистыми пакетами в обеих руках. — А картой не берут. До ближайшего банкомата — и отдам. Будь другом…

— Да без проблем, вот. Но потом сразу обедать. И греться.

— Договорились.

Клемс вынул кошелек и шагнул к прилавку.

— Сколько?

Стоил слон впечатляюще. Для елочной игрушки — даже не смешно. То есть, конечно, бывают и дороже: в стеклянных витринах, на бархате солидных коробок, вызывающе дорогие — каждая потянет на скромное колечко с искоркой. Но слон звезд с неба не хватал и даже не нацеливался. Ситцевый пестрый цветочек по розовому пластику, куда уж скромнее.

— Дорого, слушай, — Клемс попытался хоть так образумить друга.

— Все говорят «дорого». А ты купи.

— Да мне-то что? Это ж ты покупаешь, считай.

— Я считаю.

— Может, хоть поторгуемся? Ярмарка…

— Об этом не может быть речи, — отрезал Док. — Давай я тебе прямо сейчас деньги переведу.

Он потыкал пальцем в сенсорный экран телефона, и аппарат Клемса коротким жужжанием сообщил о поступлении денег на счет.

— Всё? Больше вопросов нет? Я покупаю этого слона. Пожалуйста, заплати, пока его кто-нибудь не увел…

Клемс сильно сомневался в том, что кто-то может покуситься на это нелепое сокровище, но медлить больше не стал. Каждый сходит с ума по-своему, друзья в таких ситуациях и познаются. Кто-то сыр медом мажет, а кто-то молочную лапшу на дух не переносит, мало ли у людей причуд. Док может себе позволить что угодно. Клемс не станет уважать его меньше. Да и больше уже, пожалуй, не получится: всё уважение, какое только может вместиться в Клемса, уже в нем, а больше не влезет.

Продавец в перчатках с обрезанными пальцами аккуратно принял деньги, пересчитал, сложил в бумажник. Снял с крючка золотистую петельку и, покачивая розовым слоником в воздухе, свободной рукой расправил бумажный пакет. Крошечный узелок неслышно распустился, слоник как раз взлетел к высшей точке короткой дуги и, ничем более не сдерживаемый, продолжил полет. Клемс готов был поклясться, что в этом стремительном вознесении было что-то неладное, против законов физики.

Перламутрово сверкнув, розовый слоник выпорхнул из-под пестрого навеса и вознесся над ярмарочной толпой. Док взвился с места, пальцы вытянутой руки сомкнулись точно на беглеце, пригасив розовое сияние.

— Есть, — выдохнул Док. — Цел.

— Да он пластиковый. Не разбился бы. Разве что затоптать могли. И то вряд ли, — ворчал Клемс, подбирая пакеты, которые Док просто выпустил из рук в момент прыжка.

— Спасибо. Но… Ты даже не представляешь, на что они способны, — Док поднес игрушку к лицу, как будто пытаясь посмотреть слону в нарисованные глаза. — Слышь, ты. Не здесь. Не сейчас.

Следующий был голубым в лиловую полоску и стоил даже дешевле, чем выглядел. Клемс пожал плечами и вынул из кармана монеты.

— Буду должен, — благодарно кивнул Док и выжидательно посмотрел на девушку за прилавком, поверх пуховика повязанную кокетливым передничком. Та дернула подбородком — берите, мол, сами. Клемс потянулся к слонику, наполовину торчащему из картонной упаковки, но Док быстрым жестом остановил его.

— С наступающим, девушка, какая вы симпатичная, дайте нам этого слоника, пожалуйста! — отбарабанил он чуть ли не в одно слово.

Девушка хмыкнула, но всё же подцепила игрушку и потянула из гнезда. Слоник выскользнул из озябших пальцев, подпрыгнул и кувыркнулся в воздухе, как будто оттолкнувшись от него уже в полете. На этот раз Док был наготове: его рука в перчатке метнулась наперерез и накрыла беглеца сверху.

— Вот так. Настоящие. Видишь? — он повернулся к Клемсу, ожидая подтверждения. Будто необычайная резвость игрушек должна была о чем-то свидетельствовать.

— Слушай, Док, ты не хочешь мне что-нибудь объяснить? Ну, хотя б немножко, а? Пару намеков, дальше я сам разберусь.

Желтый слон в цирковой попоне и налобнике с кистями стоил вполне адекватно своей категории. Этот не пытался взлететь, но резко взял поперек прилавка — и вниз. Док чудом не разбил лоб, стремительно наклонившись следом. Успел. Погрозил беглецу пальцем и отправил за пазуху, к предыдущим.

— Слушай, Док… Я ведь уже второй час твои пакеты таскаю, если ты не заметил… Мне не жалко, не тяжело, не обидно. Мне любопытно просто, понимаешь?

— Второй час? — переспросил Док. Его лицо передернулось, взгляд заострился, как будто он вынырнул из глубокого транса.

— Ну, условно говоря, второй. Хотя через пару минут начнется третий.

— То есть ты со мной два часа — и с моими пакетами? И ни слова не возразил?

— Ну, я же вижу: нужно человеку, позарез нужно. Слоны такие… вёрткие. Загадка. Но ты же — Док. Тебе положено.

— Пойдем, Клемс, обедать. И греться. Выходим с торжища вон в ту сторону, за углом неплохое местечко. Мясо там жарят годно и алкоголь выше среднего. Я тебе там расскажу.

Мясо жарили и вправду годно, хрусткая корочка снаружи, вредная и невыносимо соблазнительная, сочная мякоть внутри — опасная, будоражащая самые хищные инстинкты. Клемс рассмотрел еду очень внимательно — и переключился на вино. Затем отставил в сторону полный стакан.

— Давай я сам сначала скажу.

— Ну, так, — согласился Док.

— Я не знаю, что это за слоны такие. Но ты, во-первых, позаботился о том, чтобы покупать их на чужие деньги. Во-вторых, брал только сам и только из рук продавцов. И в-третьих… Что же было в-третьих? Ускользнуло. Но ты взял трех слонов и точка. И проснулся. Всё так?

— Всё так, Клемс. Точно так. В-третьих было то, что мы с тобой не первый год этим занимаемся. Помнишь?

— Не первый? А… какой?

— Еще не десятый, но близко к тому. Каждый год. Три слона. Я покупаю. За твои деньги. Они пытаются удрать. Я не даю. Вспомни, Клемс.

Клемс молчал, тяжело и несдвигаемо глядя Доку в глаза.

— Девять лет?

— Около того.

— Вот так каждый год — ты покупаешь слонов? А я не помню? Да ну, бред. Или нет… Док. Ты ведь — Док. Я бы в такую чушь ни за что не поверил. И память у меня… Ну, ты сам знаешь, проверяют регулярно, мы с тобой, Док, как ломы железные, в нас ломаться нечему. Нет, Док, я бы не поверил. Только вот, если ты это говоришь, значит, так и есть, Док. Я это знаю. Так что, выходит, всё так и есть. И… для чего всё это?

— Всё просто, Клемс, всё просто. Мы собрали стадо слонов. Так?

— И что это значит?

— Ничего не значит. Ничего.

— А…

— Раньше не значило. Но когда мы девять лет год за годом на предрождественской ярмарке покупаем каждый раз по три слона… Ты вспомни… Вспомни, если можешь. Первые были тихие, бессмысленные. Никто никуда не убегал, не вырывался, не вывертывался. А теперь? Видишь, да?

Док вытащил из-за пазухи по одному, очень аккуратно, всех троих: розового, желтого, голубого. И продолжил вынимать, как фокусник, из-за пазухи, из карманов, из рукавов: белого в пупырышках, золотого, черного в красный горох, изумрудно-зеленого в стразах, ярко-фиолетового… стеклянных, пластиковых, бисерных, из толстого картона. Общего в них было только одно: все они были созданы для того, чтобы украшать праздничную елку. Об этом говорил их размер — величиной с крупный елочный шар, — и на спине маленькая петелька с продетой нитью.

Док доставал и расставлял их на столе с величайшей аккуратностью. Стол поскрипывал и как будто даже прогибался под их тяжестью, и Клемс опять заподозрил отчаянное нарушение очевидных физических законов. Воздух над столом как будто выгнулся и слегка гудел. Или… уже не слегка.

— Что это? — спросил Клемс, невольно подаваясь назад.

— Это стадо слонов, Клемс, — Док, напротив, пригнулся к столу и говорил почти шепотом. — Это оно. Двадцать семь голов. Ты представляешь, что такое двадцать семь слоновьих голов?

— А зачем… нам?

— Видишь ли, Клемс, когда ты умер…

— Я… Что ты сказал, Док?

— Когда тебя ранили в Климпо… И мы не донесли тебя до базы, потому что ты… Потому что ты умер, Клемс, потому что ты, черт тебя дери, умер у меня на руках, и я чувствовал твой чертов последний вздох, и с тех пор… Я не мог дышать, Клемс. Я не мог дышать.

Стол ощутимо подрагивал, вибрация передавалась полу. Клемс чувствовал, что стул под ним кренится.

— Я умер, Док?

Он хотел сказать: ты сошел с ума. Хотел: ты псих, Док, я же сижу и говорю с тобой, как я могу быть мертвым?

Но он не мог ничего такого сказать, потому что глупо было спорить с Доком. От правды не отвертишься, не отмашешься, хоть что себе думай. Правда проходит дрожью по мускулам, гулом в костях, скручивает позвоночник во все стороны разом. В глотке высыхает, и воздух скрипит на зубах. Девять лет?

— Ты не мог сам себя вытаскивать, поэтому покупал я. На твои деньги, потому что для тебя.

— Откуда ты знаешь, что надо именно так?

— Я не знаю. Я сам придумал.

— Ты придумал? Зачем?

— Ты умер, Клемс. Знаешь, что это значит?

— Я не могу прикоснуться к тебе… — растерянно сказал Клемс. — Как я не замечал? Девять, ты сказал?

— Девять, сердце мое. И этот был последний.

— Почему?

— Помнишь, в Климпо, когда взбесились слоны? Разметали деревню в хлам… Стены — как картонки… Девять лет. Двадцать семь слонов, Клемс. Двадцать семь. Стена между нами? Ей конец.

Слоны трубили. Золотые и серебряные, бархатные и бисерные, стеклянные, выточенные из дерева, сшитые из лоскутков, с башенками и погонщиками, в нарядных попонах, с кистями и помпонами, с позолоченными бивнями, в горошек и в клетку, в полоску и в цветочек, с поднятыми к потолку хоботами, они трубили звонче всех труб, глубже всех голосов преисподней.

— Я не знал, что делать. Я просто не мог ничего не делать, Клемс, и не знал, что.

— Неправда, Док, — сказал Клемс убежденно. — Ты всегда знаешь, что делать. Ты — Док.

В мареве, поднимавшемся над столиком и заполнившем уже все кафе, здешнее мешалось с иным. Слоны шли сквозь стены — глинобитные и сложенные из бревен, каменные и бетонные, — взрывая кладку, расшвыривая кирпичи и доски, расщепляя ткань времени и пространства. И Клемс протянул руку и Док положил свою ладонь поверх его ладони, а потом стол взорвался, разлетаясь сотнями щепок во все стороны.

Никого не задело.