Лига лжецов

Астрид Шольте, 2022

Когда-то давно магия эдем проникла в мир смертных. Однако ее использование запрещено и карается заключением в тюрьме Вардин. После смерти матери Кайдер преследовал только одну цель – наказать тех, кто в личных интересах использует внепространственную магию. По мнению юноши, они обязаны находиться в тюрьме Вардин. Поэтому, как только Кайдеру выпадает возможность стать учеником государственного защитника, он без раздумий соглашается. Но однажды на его пути встречаются три преступника, которые нуждаются в защите, и привычный черно-белый мир Кайдера начинает рушиться. Их истории объединяются в одну, когда Вардин оказывается в самом сердце завесы между миром смертных и другим измерением, откуда проникает эдем. А по коридорам темного лабиринта ведут новую заключенную… его собственную сестру.

Глава 8. Кайдер

Я потерял дар речи. Моя сестра кого-то убила. Улики были так же очевидны, как тень в яркий солнечный день. Она убила всех тех людей в Феррингтоне, и неважно, был ли это несчастный случай. Она проведет остаток своей жизни в Вардине.

Я неподвижно смотрел в стол, пока Греймонд выпытывал у нее дополнительную информацию о том, что произошло. Детали не имели большого значения. Как и Джей, Лета будет осуждена присяжными в тот момент, когда они увидят ее эхо смерти.

Я почти не слышал, как моя сестра утверждала, что метка была вызвана убийством птицы, а не человека. И ответ Греймонда, что никогда не подтверждалось о появлении таких меток после убийства животного. Он пытался убедить ее взять на себя ответственность за свои действия, так как это могло бы смягчить ее приговор, но Лета не поддавалась. Она утверждала, что эдемовы сущности создали огонь, хотя сама не видела, как они это делали, и не могла объяснить, как это произошло.

Все это время я чувствовал на себе ее взгляд, но не мог поднять головы. Несмотря на наши разногласия, мы поклялись быть рядом друг с другом после смерти матери. Теперь Лета ускользала из моих пальцев.

Во мне вспыхнула искра ярости. Она знала, чем рискует, направившись в Феррингтон. Она знала, что нарушает закон. Теперь мы оба будем платить за последствия.

Я почувствовал, как что-то ударило меня в спину и застряло в ребрах.

Она предала нас обоих.

* * *

— Кайдер? — спросил Греймонд. — Ты слышал, что я сказал?

Я поднял глаза от своего импровизированного кресла из коробок и ящиков в кабинете мистера Тойера.

— Что? — пробормотал я.

Я больше часа безучастно смотрел на отчет Регентства по делу Леты, не в силах перевернуть первую страницу.

Три сотни человек. Мертвы.

Несмотря на то что я своими глазами видел эхо смерти на руках сестры, я не мог поверить, что она виновна.

Греймонд нахмурился.

— Я сказал, что тебе нужно идти домой. Потребуется некоторое время, чтобы переварить произошедшее. Не беспокойся сейчас о своей сестре: позаботься о себе. Я здесь со всем разберусь.

— Не беспокоиться о сестре? — повторил я. — Она сгниет в этом месте! — Я вскинул руки, разбрасывая страницы отчета по тесному кабинету.

Взгляд Греймонда стал стальным.

— Этого не произойдет, обещаю.

— Ее нашли на единственном несгоревшем участке поля. — Видимо, я усвоил некоторую информацию из доклада. — Она испортила прожектор. Она была за пределами своего дома после комендантского часа. И эта метка на ее руках…

— Я знаю, что сейчас это выглядит не очень хорошо, сынок. Будь уверен, мы докопаемся до истины. Даю слово, Лета не проведет здесь остаток своей жизни.

— Но вы же не можете этого обещать, не так ли?

Я знал, что несправедливо сваливать все на Греймонда. Он не видел ни мою сестру, ни меня с тех пор, как умерла мама. Он нам ничего не должен.

Греймонд встал, и я обнаружил, что стою рядом с ним.

— Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы освободить ее из этого места.

Я кивнул, потому что должен был. Я должен верить в него. Иначе бы я не вынес.

— Хорошо, — ответил я, направляясь к двери. — Увидимся завтра.

Греймонд провел рукой по стриженым волосам.

— Отдохни недельку.

— Я не могу этого сделать. — Если Лета не могла взять недельный отпуск, то и я тоже.

Он понимающе кивнул. Я был уверен, что он бы не ушел, если за решеткой оказалась бы Кема.

— Я буду здесь завтра, — заверил я его.

Я только потянулся, чтобы открыть дверь офиса, когда она внезапно распахнулась. Я отскочил назад, чтобы избежать удара по лицу.

Отец двинулся на меня. Это был крупный мужчина, его черные волосы оттеняли бледную веснушчатую кожу. Он прижал меня к стене. Хотя отец был не таким высоким, как я, он был шире и тяжелее.

— Как ты смеешь! — прорычал он мне в лицо. Его голубые глаза метали молнии. — Ты должен был присматривать за ней! Ты должен был держаться подальше от этого места! Я просил тебя лишь о двух вещах, и ты облажался!

— Пусти… Меня… — Мои руки беспомощно тряслись в его хватке.

— Ален! — Греймонд пытался оттащить отца. — Отпусти его!

Мой отец повернулся к Греймонду. Я вздохнул и опустился на колени. Мой родитель был сердитым человеком, но он никогда не поднимал руку ни на меня, ни на мою сестру.

— Как ты мог? — Отец указал на Греймонда. Его лицо было таким яростным и раскрасневшимся, что он едва мог произнести хоть слово.

— Я принял заявление Кайдера, потому что думал, что это поможет сгладить разлад между нами, Ален. Это наши с тобой проблемы. Твой сын ни при чем!

— Это мои проблемы с вами обоими! Кайдер знал, что я хочу, чтобы он не имел ничего общего с Вардином. Он знал, что я хотел, чтобы мои дети были подальше от этого места. — Отец повернулся ко мне. — Эдем забрал мою жену, а теперь посмотри, что ты наделал!

— Что я сделал? — Я все еще стоял, сгорбившись, но краем глаза следил за происходящим. — Это из-за тебя Лета оказалась в Феррингтоне. Это из-за тебя она выискивает нелепые заговоры. Дыра в ее сердце образовалась не только из-за смерти матери. Но и потому, что ты бросил нас!

— Ты должен был присматривать за ней! — вскипел отец.

Я рассмеялся, но это было похоже на хрип.

— Ты когда-нибудь говорил Лете, что она может и чего ей не следует делать?

Он усмехнулся.

— Все мои судебные разбирательства отложили до предъявления обвинений Лете. Как вы думаете, мне позволят сохранить за собой место судьи, если моя собственная дочь будет признана виновной в убийстве?

— Серьезно? — возмутился я. — Ты сейчас переживаешь из-за этого? Из-за работы? Это жизнь Леты! Это наша семья!

— Я знаю, — просто ответил он.

Силы покинули тело отца, и он опустился на один из ящиков Греймонда, спрятав лицо в ладонях. Мне показалось, что он вот-вот заплачет, но мой отец никогда не давал волю эмоциям.

— Я взялся за дело Леты, — произнес Греймонд, положив руку на плечо моего отца. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она вышла на свободу.

— Присяжные увидят эхо смерти и вынесут обвинительный приговор еще до того, как вы успеете открыть рот, — сказал он.

— Поверь мне, — сказал Греймонд. — Я разбирался и с более тяжелыми делами.

Мы оба хотели верить мистеру Тойеру, но прекрасно осознавали, что он лжет.

* * *

Несмотря на то что я согласился покинуть Вардин на день, это не означало, что я оставлю дело Леты. Греймонд разрешил мне взять отчет Регентства, пока они с отцом обсуждали варианты прошений сестры.

На обратном пути в центр Карделла я делил кабинку с несколькими тюремными служащими. Они сидели как можно дальше от меня, будто боялись, что их могут посадить за одну мысль о моей сестре. Слухи быстро распространились по Вардину и вскоре доберутся до Карделла. Не только в виде тихих перешептываний, но кричащими газетными заголовками. Большинство журналистов больше заботились о том, чтобы первыми рассказать историю, нежели о том, чтобы сообщить правду. В Солнечной Миле и среди «высшего общества», в котором вращался мой отец, ваша ценность равнялась вашему имени. Отныне Бродаки были запятнаны навсегда.

Это напомнило мне о том, как я впервые вернулся из Вардинской исправительной школы. Друзья детства отказывались со мной видеться. Принадлежало ли это решение их родителям или им самим, я так и не узнал. Какое-то время я думал, что Кема перестала приходить из-за меня. Моя лучшая подруга, Нарена Лунита, была единственной, кто не отвернулся. Ее мать работала в «Вестнике Телина», и она была одной из немногих журналистов, для которых правда важнее сплетен.

Я трижды прочитал отчет Регентства, прежде чем кабинка прибыла на станцию. Пока что ничто из того, что я узнал, не помогло бы Лете выйти на свободу. Единственным семенем сомнения, которое я надеялся вырастить, был традиционный костер на праздновании Эдеммахта. Хотя в отчетах говорилось, что пожар начался недалеко от того места, где Лета была найдена без сознания, я надеялся, что там было нечто большее. Что-то, что сумело превратить костер в пламя, охватившее целый город за один вечер.

Пока Лета рассказывала одну и ту же историю, мне нужен был новый ракурс. И был только один человек, который знал о завесе больше, чем моя сестра. Это была Нарена.

Я побежал от центральной станции Карделла к Государственной библиотеке. Внушительное здание из белого мрамора находилось в самом центре города, недалеко от Пэншан-плейс и напротив станции подвесной дороги. До появления завесы знания и прогресс были основным уделом Телина. Первыми построенными зданиями были библиотека, ратуша, университет и банки. После этого правительство переключилось на сохранение того, что у нас уже было. В то время как другие нации продолжали развиваться во всех областях технологий, Телин сосредоточился только на том, что позволяло рассеивать тени и устранять эдем. Световые технологии были основной отраслью Телина, но это не представляло ценности для других наций, если только эдем не распространился на их берега. И Регентство делало все, чтобы этого не произошло.

Нарена частенько обедала на ступеньках библиотеки, пока во время летних каникул работала на своего отца — главного библиотекаря. Я заметил сидящую на каменной лестнице девушку, ее глаза были закрыты, а голова отклонена назад: она пыталась уловить тепло рассеянного солнечного света, обволакивающего ее янтарную кожу теплым сиянием. Длинные черные волосы девушки практически касались ступеньки позади нее.

— Нарена! — закричал я, пробираясь сквозь толпу.

Ее глаза открылись, и она улыбнулась, на щеках появились ямочки.

— Кайдер! Что ты здесь делаешь?

— Ты знаешь? — спросил я, приблизившись к ней, моя грудь вздымалась от резких вздохов.

Она моргнула, улыбка и ямочки исчезли.

— Что ты имеешь в виду?

— Лета! Ты знала, что прошлой ночью она была в Феррингтоне? Ты знаешь, что ее арестовали?

— Что? — Нарена вскочила. — О чем ты говоришь?

— Она тебе не сказала? — Я изучал ее лицо в поисках правды. Хоть Нарена и была моей лучшей подругой, она сблизилась с Летой, погрузившись в теории сестры о завесе. — Она не сообщила тебе о своем плане?

— О каком плане? — Девушка схватила меня за плечи. — Кайдер, ты меня пугаешь.

Я согнулся, тяжело опустившись на лестницу. Нарена села рядом со мной.

— Этим утром Лета была найдена среди того, что осталось от Феррингтона. Весь город был сожжен дотла за одну ночь. Они думают, что в этом виновата Лета. — Я провел руками по лицу.

— Феррингтон? — Ее брови сошлись на переносице. — Город, в котором погибла ваша мать?

— Так ты ничего не знаешь?

Она закусила нижнюю губу.

— Нет, Кайдер. Она ничего не рассказывала мне о Феррингтоне. Я была в курсе кое-чего, но я не…

Я поднял руку.

— Расскажи мне обо всем, что ты знаешь.

Во время своего рассказа Нарена избегала взгляда.

— Я знала, что она встретила кого-то нового — нового информатора, хотя она не рассказала, кто это.

Лета утверждала, что ее источник говорит правду, но что, если ее подтолкнули к этому? Моя сестра легко поддавалась влиянию, когда дело доходило до историй о завесе и эдеме.

Где сейчас был этот информатор? Погиб ли он в огне или был где-то там — счастливый, что Лета взяла на себя вину за преступление?

Это может помочь нашему делу. Нам не нужно было бы доказывать невиновность Леты, нужно было бы лишь обосновать, что существуют обоснованные сомнения в том, что следы эха не являются следствием поджога. Информатор мог быть той самой причиной.

— Кайдер. — Нарена положила свою ладонь на мою. — Ты дрожишь. Ты сегодня что-нибудь ел?

Я провел руками по волосам.

— Не могу есть. Я даже не могу ясно мыслить.

Она нежно улыбнулась мне.

— Пища всегда помогает. — Она схватила сумку и потянула меня за руку. — Идем.

— Но твоя работа…

— Отец поймет.

* * *

Нарена отвела меня в расположенный недалеко от библиотеки мейранский ресторан. Она утверждала, что там было не настолько вкусней по сравнению со стряпней ее матери, но здесь подавали отличное рыбное жаркое. Мне трудно было оценить блюдо по достоинству: я не попробовал ни одного кусочка, мои мысли блуждали где-то далеко. Но Нарена отказывалась что-либо рассказывать, пока я не доел свою порцию.

У Нарены была привычка подбирать раненых животных и вылечивать их. Кролик со сломанной ногой, мышь, попавшая в мышеловку. Иногда я задавался вопросом: она продолжала дружить со мной после моего возвращения из исправительной школы лишь из-за того, что тоже считала, что мне нужна помощь?

Сломленным.

После этого мы направились в студенческий паб под названием «Эхо отрыжки», расположенный за углом возле юридической школы Телина. Старое узкое трехэтажное здание находилось между двумя заброшенными витринами, в окнах которых висели выцветшие вывески «сдается». Если вы не занимались изготовлением огней или предоставлением ценных ресурсов — таких как еда, ваш бизнес был обречен на провал. И большая часть налогов Телина шла в пользу Регентства.

Нарена купила три тоника из торлу — два для меня. Она балансировала ими в руках, пока мы поднимались на верхний этаж. Паб выжил лишь за счет жаждущих студентов и частенько обслуживал несовершеннолетних. Потолок паба прогнивал, лестничные пролеты шатались, но было в этом что-то по-своему притягательное. Напоминание об ушедшей эпохе, когда времена были проще, а слово «эдем» никто и никогда не слышал.

— Пей, — сказала подруга, поставив передо мной два стакана. — Это успокоит твои нервы.

Обычно я не был любителем алкоголя, но суровый взгляд Нарены не позволил мне усомниться в ее методах. Я сделал глоток. Жидкость шипела на языке и согревала мою грудь. В ней было больше пузырьков, чем сладкой ягоды, из которой напиток был сделан.

— А теперь, — сказала Нарена, — рассказывай.

Я поведал ей обо всем, что произошло сегодня. История звучала как какой-то нелепый кошмар, к сожалению, без отступления о том, что я просыпаюсь и понимаю — это был сон. Я показал ей отчет об аресте Леты.

Нарена вытащила блокнот и карандаш.

— Когда ты в последний раз видел Лету? — спросила она. — Говорила ли она, удалось ли эдемовой сущности разжечь огонь? И вообще, что она там пыталась доказать? — Подруга говорила точь-в-точь как ее мать-журналистка.

— Постой, — произнес я. — Это интервью?

Девушка застенчиво улыбнулась мне.

— Конечно, нет. — Она отложила блокнот. — Прости.

— Все в порядке. Я надеялся, что ты, возможно, слышала о халленах от своей матери?”

Нарена пожала плечами.

— Истории о существах, выползающих из-под завесы, — это старое суеверие, которое Регентство разоблачало снова и снова. Никогда не было никаких доказательств того, что сквозь завесу проходит хоть что-то, кроме эдема.

— Лета когда-нибудь говорила тебе, что верит в то, будто нашу мать убили эти твари?

Нарена постучала карандашом по блокноту.

— Каждую неделю у Леты возникала новая теория о завесе и эдеме. Но я не помню, чтобы она говорила нечто подобное. Я бы рассказала тебе.

— Нам нужно найти информатора сестры, — сказал я. — Это наша единственная зацепка.

— Я могу спросить у мамы об известных конспирологах, — сказала она. — Узнаем, разговаривал ли кто-нибудь из них с Летой в последнее время.

— Она больше ничего не говорила тебе об этом источнике? — спросил я. — Она упомянула, что они разные.

— Нет. Только то, что они собирались привести ее к истине. — Нарена наклонила голову. — Лета не рассказывала тебе о них?

— Нет.

— Еще один секрет, — произнесла Нарена, задумчиво кивнув.

Выяснилось, что Лета много чего скрывала.

— Думаешь, этот человек подставил ее? — спросила Нарена. — А что насчет ее эхо-метки?

— Не знаю, — честно ответил я. — Но я просто не представляю, чтобы Лета причинила кому-то боль. А ты?

— Конечно, нет. Но зачем ей скрывать этот источник?

— Кому ты рассказываешь? Мне не под силу раскрыть тайны женского сознания.

Нарена закатила глаза.

— Ты не понимаешь сознание своей собственной сестры.

Туше́.

— А ты?

Девушка ненадолго задумалась, водя пальцем по краю стакана. Звонкий звук эхом разнесся по маленькому пабу.

— Ну? — потребовал я.

— Позволь мне составить список имен, — ответила она. — Мы выясним, какие секреты скрывает Лета.

* * *

Я не удивился, когда прибыл в поместье Бродак и обнаружил дом пустым. Я не ждал, что отец вернется домой.

Поднимаясь по мраморной лестнице в свою спальню, я пытался представить, какой была бы жизнь, если бы я остался один в этом доме, полном воспоминаний и горя, но одна лишь мысль об этом душила. Я не мог потерять еще одного члена семьи.

То, что мы родились с разницей менее года, означало, что в детстве мы с Летой были неразлучны. Кроме Нарены и Кемы, у меня не было много друзей, даже до моего обучения в школе Вардин. Мы с Летой всегда понимали друг друга. Но потом умерла мама, и мы начали расходиться в разные стороны.

Когда я прибыл из исправительной школы, мы пытались вернуться к нашим старым привычкам. Оставшись наедине с отцом, Лета захотела сбежать из поместья Бродак. Она стала одержима верой в то, что в эдеме есть нечто большее. Целый год она носила черное, утверждая, что так она чувствует себя ближе к завесе и к матери. Она считала, что продолжает расследование мамы.

Мы постоянно ругались. Я сказал ей, что она ведет себя по-детски и что мать — ученая, которая никогда не верила в глупые суеверия о завесе. Я хотел, чтобы Лета отпустила свою навязчивую идею, поскольку она мешала ей преодолеть горе и двигаться дальше. Я знал, если сестра будет слишком крепко держаться за него, это погубит ее.

Я ненавидел то, что был прав.

После нескольких лет безустанных попыток контролировать Лету я сдался. Я позволил ей делать все что вздумается. Я позволил ей ускользнуть ночью, чтобы встретиться с почитателями завесы, прекрасно осознавая, что она нарушает комендантский час. Я позволил ей хранить свои секреты. Попытки заставить ее измениться только оттолкнули сестру еще дальше. Если я хотел, чтобы она была в моей жизни, мне нужно было принять ее такой, какая она есть. Принять наши различия. Я понимал, что мы никогда не будем так близки, как раньше. Все это время я переживал об учебе и поступлении в юридическую школу. Я беспокоился о себе.

Отец был прав. Это моя вина, что сейчас сестра сидит в камере. Я был ее старшим братом. Я должен был защищать ее. Но я разочаровался в ней и позволил навязчивым идеям Леты стать всепоглощающими.

Лета, может быть, и оттолкнула меня, но я ее не остановил.

Теперь же я рискую потерять ее навсегда.