Графиня поневоле. История продолжается

Аскольд Де Герсо

Продолжение истории графини Апраксиной, урождённой Лизаветы Бахметьевой. Казалось бы, жизнь вошла в привычную колею и ничего не сможет нарушить семейную идиллию. Но судьба всегда распоряжается по-своему, расставляя фигурки на шахматном столе, и только ей одной известно, что скрывается за ширмой времени…

Глава 7

Лизавета возвращалась от Мейера, когда на безлюдной улице ее карету окружила шайка разбойников. Слышала она про лиходеев, но и все равно выехала одна и вот он результат ее беспечности. Нелюди препятствовали проезду, стащили с облучка Петрушу, едва ли способного хоть как-то оказать сопротивление разбойникам после удара чем-то схожим на дубинку, распахнув дверцу кареты, они потребовали Лизавете выйти.

О том, что она одна, знали заранее или догадывались, поскольку об аресте и высылке Апраксина в Санкт-Петербурге не знал только ленивый. Страх завладевший Лизаветой мешал думать, да и что бы она могла сделать против нескольких опьяненных возможностью наживы разбойников? Да почти ничего.

— Какая краля! Ты посмотри, — протянул гнусавым голосом ближний разбойник, разглядев Лизавету и, найдя её прехорошенькой. — давненько наше общество не украшала дама столь хороших форм.

— Ты каменья ищи, деньги, остолоп хренов, — прикрикнул на него другой, зная, что в любую минуту могут появиться стражники или еще кто, способный помешать разбою. В силу возраста он давно потерял интерес к прекрасному полу, но скрывая свою немощь в этом деле, предпочитал переводить тему в иное русло. Как и лисица из древней басни, что, не дотянувшись до гроздей винограда, отмахнулась, сославшись на не дозрелость ягод.

— Так я и о том не забываю, — в ответ огрызнулся товарищ, а глазами так и сверлил Лизавету. Только какая-то неведомая сила сдерживала его от того, чтобы предпринять что-либо по отношению к ней. Не страх перед Богом, о том он едва ли когда задумывался и уж тем более не страх перед людским судом останавливал его от того, чтобы от слов перейти к дальнейшему. Он и сам был в полном неведении, но руки будто онемели у него, когда Лизавета взглянула ему прямо в глаза своими синими глазами.

Может быть вспомнил кого из родных сестёр, возможно зазнобу, которая была у него когда-то. И пока Лизавета стояла ни жива, ни мертва, разбойники перевернули карету верх дном в поисках ценного, как она упрекала себя в эту минуту. Что не додумалась дождаться возвращения Ефремушки, чтобы взять его с собой, знала же, что Александр, и тот не выезжал без него.

Один из бандитов, орудовавших внутри кареты, отыскав лишь небольшую сумму денег, с ругательствами вынырнул оттуда и, подойдя к Лизавете, рванул за материю и порвал на ней лиф платья, обнажив ей грудь, при этом громко цокнув от восхищения, но воспользоваться ею им, возможно, и удалось бы, если не возникшие из ночной тьмы два всадника, что прискакали на своих аргамаках и один из всадников, не останавливая коня, на полном скаку хлестнул бандита, стоящего рядом с Лизаветой, взвывшего от боли.

Она не знала и не могла знать, что у всадника хлыст на конце имел небольшую хитрость, именуемую в простонародье кошкой, разорвавшей на разбойнике безрукавку, и, оставившей неизгладимый след на спине последнего, что и вызвало столь впечатляющий крик боли. Второй всадник успел сбить с ног еще одного, остальные в это время успели скрыться в ближайших дворах.

— Простите великодушно мадемуазель, что не подоспели вовремя, — принес свои извинения улан, статный молодой человек. Вся его внешность демонстрировала смелость и благородство, на юном лице красовались щёгольские усики, непременный атрибут уланов и гусаров. А форма, вся в золотых и серебряных галунах, поблёскивающих и в ночной темноте, плотно облегая их торсы, выдавала крепких ребят. Всё, как того требовал Устав: пуговицы, галуны и шнуры на доломане и ментике были золотыми, золотом же поблёскивала крышка лядунки. Извиняясь, он не сдержался, чтобы не продемонстрировать клинок шпаги, блеснувшей сталью, свисающей на боку.

— Да даже то, что вы подоспели сейчас на помощь одинокой мадам, к вашему сведению, — поправила Лизавета, — уже за одно это вам премного благодарна, — проговорила она, дрожащими пальцами, поправляя рваный лиф на груди, отчего испытывала немалое смущение, укоризненным взглядом посмотрела на второго улана, что стремительно отвел глаза. Даже в темноте можно было различить его лицо, имеющее женственно мягкие черты и, как показалось Лизавете, схожий характер.

— Прекрасная барышня, позвольте вас проводить до дома дабы избежать неприятностей, никто ведь не сможет утвердительно сказать, что эти лиходеи не предпримут следующую попытку напасть на вас, да и нам не придется укорять себя, что оставили вас одну в ночное время, как говорится на съедение волкам.

— О, это так любезно с вашей стороны. Могу я полюбопытствовать, если сие не покажется вам вызывающим, кому я обязана своим спасением?

— Да разве это настолько важно, сударыня? Но поспешу удовлетворить ваше любопытство, улан фельдъегерского полка Андрей Балашов. И позвольте узнать ваше имя, если не обременительно для вас?

— Отнюдь, молодой человек, графиня Апраксина, Лизавета.

— Я весьма польщен знакомством с вами, пусть и при таких не совсем привлекательных обстоятельствах. Значительно лучше бы было, произойди сие событие на балу… Много наслышан о вашем супруге, графе Апраксине, и немало огорчен, что не был представлен ему. Если не затруднительно, передайте пожалуйста низкий поклон…

С этими словами, считая беседу законченной, Лизавета вернулась в карету, где изрядно подпортили обшивку сидений и стенок, и повелела Петруше ехать. Уже здесь, в стенах кареты она усмирила дыхание и прислушивалась к биению своего собственного сердца, только недавно бешено колотившегося в груди.

Конец ознакомительного фрагмента.