Третий вариант

Артём Яковлев, 2021

Родные братья-близнецы, очень похожие, участвуют в подводном испытании скафандра для планет. Испытанию при этом подвергнуты и чувства: любовь, дружба, выдержка и надёжность стоящего рядом.

Глава 1. Что значит взлёт наоборот

Саша:

Отсчёт начался рано утром. Всё пошло абсолютно буднично, будто происходит что-то совершенно заурядное. Не знаю даже, чего я ожидал, то ли оркестра с военными маршами, то ли шампанского с цветами… Никто даже не улыбнулся и не похлопал по плечу. Ту большую камеру, где я находился, не открывая, деловитые парни из команды судна подцепили к крюку и стали поднимать из трюма. Один раз ощутимо скребанули о край люка. Звук был премерзкий!

Потом камеру вытянули над палубой, перенесли через фальшборт и нежно, опустили в вовремя накатившую океанскую волну.

Меня стало беспокоить ощущение, что это всё происходит виртуально. Подводила нереальность ощущений, продолжающихся почти сутки, со вчерашнего дня, когда всё началось. Закрываю глаза и полностью теряю ориентацию.

Когда опускали, краем глаза увидел пляшущие по поверхности воды ослепительные блики утреннего солнца. Погода сегодня выдалась ясной. Поплавать бы без скафа, понырять с аквалангом у борта судна…

Но зависть остающимся беспокоила недолго. Впереди ждала интересная и, во многом, необычная работа. Брат бы сказал: «приключение». Но это так только для него.

В момент, когда вода сомкнулась сверху, наступил зеленоватый сумрак. Солнце было ещё низко и поверхность воды провела раздел: камера нырнула, а яркий солнечный свет остался там, наверху, за зеркальной гранью. Отсюда были видны только играющие на волнах тусклые блики.

И сразу же перед стеклом, за шлейфом из пузырьков воздуха, засветилась желтизна единственного ласта. Второй такой же экземпляр немного толкнул кабину где-то за непрозрачной стенкой.

Крутые чёрно-жёлтые ласты это у моего оператора связи Лёхи Савостина. Использование акваланга сегодня он не посчитал важным и, возникнув передо мной, показал большой палец и выпустил вверх струйку пузырьков воздуха изо рта. И миг спустя за его спиной у самого борта во взрыве пузырьков возник второй из операторов — Серёга, тоже в ластах и также без акваланга. Здесь они должны меня снарядить и отправить в путешествие к точке на дне.

Они блаженствовали, оба не могли отказать себе в маленьком удовольствии последний раз поплавать в тёплом море перед многочасовым сидением на связи в душной каюте.

Леха, с этого момента мой пиар-ангел, распахнул створку люка и, когда я сел на дно кабины и свесил ноги, чтобы Сергей обул мне ласты, сам зарядил за спиной у меня систему жизнеобеспечения и сразу переключил её в автономный режим. Дыхательный насос дал короткий сбой и пошёл качать снова. И я понял, что отсчёт расхода затикал, пора отправляться.

Глюкоза на трое суток была заряжена в скаф ещё вчера вечером. И сейчас, вероятно, уже должна была создавать впечатление, что спасает меня от чувства голода. Я нормально не ел уже вторые сутки, со вчерашнего утра. И ощущал только тошнотворный привкус тёплого солёного раствора во рту. Бр-р! Гадость какая!..

Скафандр был очень умным и не требовал постоянного контроля. Связь и электроника в нём, накануне были проверены дважды. На внутренней стороне левого рукава помещался гибкий дисплей цифрового коммуникатора, совмещённый с почти полной клавиатурой на кириллице. Данные на экране светились позитивные: на высоком уровне и аккумулятор, и кислород. Только углекислота в обратке немного выскочила за лимит… Здесь, конечно, мог не справляться насос, но признаки отравления мне хорошо известны и их у меня не было. А другие, нормальные для остальных ощущения в лёгких, у меня обнулены коварными медицинскими методами.

Так что всё работает как надо. Из-за такой мелочи, как небольшое превышение нормы окиси углерода, огорчать специалистов не стал.

Пока мой Лёша вынырнул на поверхность, уже передохнувший Сергей к моему карабину за кольцо пристегнул трос, на котором меня будут спускать.

Задерживаться теперь повода не было, я махнул Сергею рукой, оттолкнул себя от кабины и повис на тросу. И тот почти сразу дёрнулся и понёс меня в глубину, к месту работы. Через несколько минут я буду уже на безумной пятидесятиметровой глубине, где меня дожидается только первая из семи или восьми запланированных остановок.

Лёшка, с борта, пока я спускаюсь, успевает выйти со мной на связь. Я представил, как он мокрым вваливается в пультовую, садится на своё место, накидывает на голову наушники и щёлкает тумблером, включая звуковой канал.

— На связи!.. Как слышимость…

Нас разделяло уже больше половины первой дистанции, связь была ещё вполне приличной. Но уровень громкости неудержимо плавал и какие-то смутные шумы порой глушили голос так, что трудно было разобрать о чём он говорит. Похоже, Лёшка всё-таки интересовался моим самочувствием.

Я на левой руке набрал «ок».

Проводимость воды для цифрового канала намного выше. Можно эсэмэсками общаться на значительном удалении от трансивера. Не так быстро, зато надёжно.

Голова немного кружится, и мне приходится держать свои руки перед глазами, чтобы, хоть таким хитрым образом, определять вертикальное направление. В голове была какая-то закавыка, а с этим невозможно определиться, когда все среды и внутри и снаружи стали очень близкой плотности. Именно это сделало вероятным это наше рекордное погружение.

Кстати, пузырёк с подсветкой в стеклянном шарике на правом рукаве, тоже мало чему помогает. Он маленький, и расположен настолько неудобно, что сам на глаза не попадается. Надо стараться, чтобы разглядеть. Эта подсвеченная игрушка, придумана неизвестно кем и неизвестно для чего.

Резкий рывок. На остановке трос резко натянулся и вокруг него появилась муть. Первая остановка — глубина 50. Мой датчик при этом реально показывает 47. Весь спуск должен происходить с остановками на каждых полста метров.

Эти девушки в зелёных комбинезонах с красным крестиком на рукаве объясняли, зачем нам необходимо такое. Но я этого уже не помнил…

При обычном погружении, например, фридайвера, главное — это спуститься достаточно быстро, но согласуясь с допусками, пробыть на дне сколько надо и подниматься медленно, с предписанными остановками, чтобы избежать ДКБ. Зачем делать такое при спуске, всё-таки я не понял.

В этой точке подводного пространства достаточно светло, и я вижу всё вокруг и подсветка на рукавах скафа почти не видна. Ощущаю себя в центре огромного синего шара темнеющего в сторону увеличения глубины. Здесь, в открытом океане вода слишком прозрачна. Она выглядит кристально чистой и кажется мои белые перчатки сами светятся от падающего с поверхности света.

Для меня дорога вниз ещё только началась. И там внизу уже двое суток находился, дожидаясь нашего с братом появления, подводный дрон. Его, после получаса блужданий в самый первый день, решено было оставить в режиме ожидания, чтобы не пришлось поднимать для перезарядки. Всё равно нам почти всё придётся делать самим, без этой глупой «умной» железки.

Лёшкин голос пропал окончательно сразу после остановки. Я, помучавшись, набрал пальцем на клавиатуре:

«вишу не слышу отлично».

Пусть знают, что связь звуковая пропала, а я в порядке. Начинать баловаться со знаками препинания не стал. Как поймут меня, пусть так и поймут.

Но связь цифровая всё ещё действовала и меня поняли. Пришло ответное сообщение: «Пока висишь, сообщай, что видишь».

Не дождутся! Я так глубоко иду впервые, буду сам смотреть что здесь и как. Пусть мой напарник им все эти прелести расписывает. Он вечер и полночи готовился к этому.

За стометровой отметкой ещё немного стемнело. Сгущавшийся сумрак всё более насыщался синими тонами. Ещё немножко и всё вокруг посинеет окончательно. Белые перчатки теперь потускнели, а подсветка дисплея и пузырькового шарика стали ярче.

Стайных рыб на такой глубине уже нет. Только различные, шарахающиеся от меня, одиночки. Мелочь, крупных хищников, вроде акул, здесь не вижу. И метровая пика, закреплённая на спине, я боюсь так и останется не испытанной в настоящем деле.

Когда меня начинают опускать, возникает неприятное ощущение бездонного тёмного колодца, куда меня тросом проталкивают… С каждым метром погружения всё заметнее темнеет, но не так уж сильно и мне без надобности включать прожектор, там у дна иметь свет важнее.

Остатки цифровой связи пропали на двухстах пятидесяти. Не страшно. Внизу должен оставаться ещё один транслятор, правда не такой мощный, как верхний.

И в то же время стал заметным холод. Температура, пока опускаюсь, снизилась. Почти как в зимней речке подо льдом, куда я окунулся как-то в детстве, решив проверить толщину льда. И спас меня тогда братишка. И мы оба потом в мокрой одежде бежали домой и там оба были наказаны за мою шалость. Но брат принял всё как надо и не стал себя выгораживать.

Костюмчик на мне хоть и теплоизолированный, но под водой тепла не держит совсем. Поэтому и был предусмотрен подогрев. Но я стараюсь обойтись своими силами.

Поработал пальцами в тугих перчатках, от души помахал ластами. Как бы начал согреваться. Но на очередной остановке всё равно пришлось включить терморегуляцию. И ещё подсветку на пальцах, от них в воде разлилось небольшое сияние.

На такой глубине свет почти отсутствует. Темнота снизу и темнота вокруг заметно сблизились. Большой синий шар почернел и его воображаемые стенки сблизились. Вижу только то, до чего могу дотянуться рукой.

После шестой остановки, когда до дна осталось меньше восьмидесяти метров, неожиданно моргнул коммуникатор и дошло текстовое сообщение, состоящее из обрывков:

«…то…64…им…за…смоляков…».

Я не понял, какой-такой этот Смоляков, фамилию эту в первый раз увидел, и она мне ни о чём не сказала. Но на всякий случай на эту абракадабру ответил привычным «ок». После чего цифровой канал сверху замолк. Как видно, они, если и получили мой ответ, то тоже ничего не поняли.

И после последней остановки, я наконец смог снова расслышать знакомый голос Лёхи:

«Саш… Ты меня слышишь?..»

Лёхе кто-то со стороны посоветовал чуть слышно:

«Ты набери ему текстом…»

Но Алексей был таким же упрямым, как и я, он повторил голосом:

«Как слышишь меня, ответь!..».

Я тут же набрал:

«слышу леша».

Алексей обрадовался:

«Хорошо что ответил!.. На какой ты глубине сейчас?».

Так как вопрос был каким-то позиционным, а трос скользил, я отвечать не стал. Пока набираю, да пока это до Лёши дойдёт, я буду уже на месте.

Трос опускался стремительными рывками, и до дна остались уже считанные метры. Пора было готовить приземление.

Я включил прожектор на плече. И ближайший ко мне мир воды вспыхнул яркими красками… То, что я считал работой глаз, оказалось больше работой воображения. Кромешной и неподвижной сизой пустоты больше не было. Ярко-зелёный луч сиял в воде, упираясь в близкое дно.

Удар ногами я всё-таки прозевал. Спружинить не удалось, ударился подошвами в ластах, ноги только после подогнул и сразу завалился на бок в облако поднявшейся мути. А трос, продолжая скользить вниз, широкими петлями падал на меня…

«стоп» — торопливо набрал я, замерев в лежачем положении. Вода засияла жирной мутью, пришлось дисплей коммуникатора приблизить к самому стеклу шлема, чтобы можно было что-то разглядеть в кромешном тумане.

Падение на меня троса остановилось только через двадцать секунд. Оторвать себя от дна мне было уже невозможно, более двадцати метров стального троса, огрузившего мой, и без того тяжёлый, скафандр, неподъёмно придавили ко дну. А найти какая петля лежит на какой, в этом положении я не мог. И снова на руке набрал:

«вира помалу».

В этих петлях ещё необходимо было найти свой карабин и успеть отцепить себя от троса.