Тандем#1

Артём Сениянц, 2022

Артур Халахен, втайне от жены и дочери, старается заработать на жизнь, соглашаясь на опасные эксперименты. В результате очередной авантюры Артур, сам того не подозревая, позволяет сделать несколько точных копий самого себя. Каждая копия уверена, что именно она – настоящий Артур Халахен. И это приводит к фатальным последствиям: копии перемешиваются, устраивают побеги и теракты, идут на убийства. Такое поведение Артура Халахена и его копий не остаётся безнаказанным, ведь за успех и безопасность эксперимента отвечает профессиональный убийца – куратор Дин Верт. Кровавая и запутанная история призвана ответить на самые неординарные вопросы: «Существует ли душа и что она такое?», «Как отличить настоящего человека от его точной копии?» и «Как сломать систему, которая намного сильнее тебя?»

Часть первая

Глава 1

— Наверное, в ад тоже будет очередь, — выдала раздражённо женщина в сером пальто.

— Ад — это и будет очередь! — кто-то шутливо ответил ей. — Одна большая, вечная очередь, в которой мы будем топтаться, ожидая обещанных котлов. Но так их и не получим. Всю вечность промучаемся, ожидая, и не получим.

В ответ на это какая-то женщина из очереди начала то ли причитать, то ли наставлять окружающих, пытаясь донести до них евангельские истины. Да только я её не слушал. Мне не было дела ни до ада, ни до рая, ни до спасения, чтобы оно ни значило. Я, не отрываясь, смотрел на дверь, в которую так жаждал войти. Но сделать мне это мешала колонна хомо сапиенсов. И цель каждого из них полностью совпадала с моей. Нам всем хотелось войти внутрь, за дверь с табличкой — «Центр экспериментального внедрения». Ниже, на самой двери, тоже висела табличка — «Отдел приёма добровольцев».

«И чего это тебя понесло записаться добровольцем?» — спросите вы, и я вам отвечу: у меня веская причина. Такая же веская, как и у всех моих собратьев по очереди. Нас всех объединяет одно — нам нужны деньги. И нужны настолько остро, что мы за сотню долларов готовы лечь на хирургический стол и позволить пришить себе ещё одну руку или вставить чип прямо в мозг.

Но чаще всего с нами таких радикальных вещей не делают. На нас тестируют новые типы излучения, отлаживают приборы, предлагают пропить курс таблеток неопределённого назначения. Большим успехом среди нашего брата считается попасть на испытание вакцины. Дело нехитрое — укол и две недели наблюдений и анализов. И за каждый день по пятьдесят сиреневых, не считая стартовой суммы, которая напрямую зависит от угрожающей тебе опасности.

И мне везло! Раз пять или шесть я прививался от каких-то экзотических зараз, название которых впервые слышал. Пару раз от новых штаммов гриппа. И один раз прививался от малярии Элота, болезнь страшная, практически неизлечимая. И надёжной вакцины от неё по-прежнему нет.

От дряни, что в тот раз ввели, я два месяца провалялся в больнице, утыканный капельницами, будто Нео, спящий в Матрице. Откачали… И ещё полгода платили по договору, сверх затрат на восстановление.

Те полгода меня ни на какие эксперименты больше не брали — боялись, что перенесенная болезнь «смажет» результаты исследования. А может, за меня волновались… Как бы то ни было, а эти полгода были самыми тяжёлыми в моей жизни. И не только моей, но и в жизни моей семьи.

Моя супруга Клэм замечательный человек! В нашем консервативном обществе сумела достичь успеха в карьере, ни разу не сославшись на гендерное или расовое ущемление, хотя имела право и на то и на другое. Но даже должность старшего менеджера не приносила нам доход достаточный, чтобы всегда была еда на столе. А чтобы были оплачены ещё и коммунальные счета с мобильной связью, мне приходилось совмещать аж две работы.

Так во всяком случае я говорил жене и дочке. На самом же деле работа у меня была одна — офисный червь на полторы ставки, единственная задача которого — вовремя печатать и сканировать бумаги. Конечно, платили за это крайне мало. Но я не жаловался. Ведь большая часть людей в очереди в «Отдел приёма добровольцев» были вовсе безработными, и они отдали бы все внутренние органы, без которых можно было бы обойтись, лишь бы иметь такую работу, как у меня — малооплачиваемую, но стабильную. И я их понимаю — уровень инфляции, уровень безработицы в стране растёт с такой скоростью, что в магазинах, по фиксированному прайсу, стали принимать на вес серебро, золото и всякую домашнюю утварь в качестве платы за продукты. Иметь доход, пусть даже такой, который потеряет половину цены на следующий день, было привилегией, которую страшно было потерять.

Думаю, никого не удивит тот факт, что «Центр экспериментального внедрения» открыл кабинет для приёма добровольцев совсем недавно, как только уровень безработицы превысил показатель в 20 процентов от прежде занятого населения.

Вот я и не жалуюсь. Стою, мерзну и жду очереди на свою «вторую работу».

Клэм и Бити, моей сладенькой дочурке Бити, я нагло вру, говоря, что устроился по совместительству монтажником коммуникационных антенн. На самом деле моя вторая работа — жертвовать своё молодое тело древней бестии — науке.

Очередь значительно сократилась. Через несколько человек в дверь с табличкой «Отдел приёма добровольцев» должен был зайти я. Откровенно говоря, мне было всё равно, что они мне там предложат — вакцину от СПИДа — прекрасно! Таблетки от импотенции или для неё — тоже терпимо. Лишь бы заплатили достаточно. Всё равно вся наша жизнь только и сводится к зарабатыванию ради продолжения жизни, а продолжение жизни ради зарабатывания. Так не всё ли равно, в какой именно момент оборвётся этот замкнутый круг? Так хоть для семьи куш сорву — пособие будут получать по потере кормильца, да ещё и со страховыми процентами от ЦЭВ — «Центра экспериментального внедрения».

— Следующий! — мягким голосом пригласила девушка в халате медсестры, украдкой высунувшись из приоткрытой двери. И это была как раз моя очередь.

Глава 2

Передо мной на столе положили какие-то замысловатые картинки и схемы. Сначала мне показалось, что это тест на IQ. Тот тест я уже не один раз проходил и узнал бы его. Тут же от меня хотели нечто другое.

Собственно, мне никто и не говорил решать это, слишком тут все заняты беготнёй с бумагами, как обычно. Но мой пытливый ум не давал мне покоя, и я стал вникать в суть ребуса.

Надо сказать, я действительно не ошибся, решив, что это вовсе не проверка IQ. Но что это было на самом деле, я так и не понял. Шесть картинок, лишённых какой либо связи друг с другом. Просто шесть узоров из геометрических фигур. Приглядевшись, я начал видеть логику в одном из рисунков — треугольники, составляющие его, уменьшалась, причём в геометрической прогрессии. Треугольников было множество, различных по сторонам и углам, а подобные объединяла прогрессия.

Но другая картинка никак не подходила под это правило. В ней прямоугольники выстраивались в пирамиды, в которых не прослеживалась прежнее правило. Никакой математической логики, на первый взгляд, не было. Однако пирамиды казались правильными. До боли правильными и даже эстетически привлекательными. Вдруг моё сознание прорезало какое-то старое воспоминание — что-то о древнегреческих храмах и золотом сечении. Потом это воспоминание сменилось картинкой из школьного урока, где на экран нам выводили отрезки с пропорциями этого самого сечения.

Приглядевшись к картинке, я понял, что прямоугольники в пирамидах действительно имеют пропорцию золотого сечения.

Следующая картинка, состоящая из полукругов разного цвета, вообще не поддавалась никакой логике. Цвета полукругов были разные, некоторые повторялись, фигуры имели одинаковый размер, но не все было видно полностью — часть заслоняли собратья. И в этих затмениях тоже не было никакой закономерности. Или была, но для меня осталась непостижимой.

Следующие картинки совсем сбили меня с толку — на одной был изображён стилизованный кактус, составленный из всяческих геометрических фигур, среди которых напрочь отсутствовали круги и их части. После «кактуса» шла фотография пустого пляжа, на который только-только накатила небольшая волна, укутав в пену край раскалённого песка. За этой фотографией следовало другое изображение — лицо девушки, симпатичной азиатки, составленное из рябящих в глазах точек какой-то микромозаики. Приблизившись к листу бумаги, я пристально вгляделся в щёку девушки и понял, что изображение состоит только из трёх цветов — из точек красного, зелёного и синего цвета. Причём, отдалив изображение назад, я снова перестал замечать неполноту цвета.

Шесть совершенно не связанных друг с другом картинок. И зачем они занимают моё внимание вот уже две минуты?

— Арту́р Галоген? — Симпатичная медсестричка обратилась ко мне, усаживаясь за столик.

— А́ртур Халохен, — поправил я её. — Ваш секретарь наивно решила, что мы с ней одной национальности, когда я пришёл в первый раз. До сих пор не меняет мои личные данные. Устал уже просить.

— Ничего, бывает, — она холодно меня оборвала и протянула мне стопку бумаг. — Вы же не в первый раз? Форму заполнения знаете?

Я утвердительно кивнул и принялся заполнять знакомые поля. Всё было как обычно — имя, возраст, пол, пол при рождении, номер страховки, в общем, обычная анкета. Вот только одно в ней было необычно — жирным курсивом, да ещё и с нижним подчёркиванием, была написана фраза — «об особенностях, результатах, методах и целях исследования — обязуюсь не разглашать», и далее поле для подписи.

Казалось бы — мелочь. Такая же фраза стояла на любом бланке, который я подписывал, сидя за этим или соседним столиком. Вот только никогда не было такого акцента на секретности исследования.

У любого нормального человека такое обстоятельство вызвало бы настороженность и желание внимательнее изучить предмет того, что с ним собираются сделать. У нашего же брата с головой давно не всё в порядке.

Мельком просмотрев всё то, что было сказано в «Предмете исследований», я не понял, а тем более не запомнил, ничего. В сознание попали только общие, мудрёные фразы типа — «особенности когнитивных структур», «диссонанс эмпирических методов», «исследование неизвестных ранее отношений», «внедрение объекта исследования в обычную среду донора». Короче говоря — абракадабра.

Но, добравшись до нужной страницы, мой взгляд нащупал то, что он так и чаял нащупать, заметив особенный акцент на секретности. На этой странице фигурировали суммы, да ещё какие! Баснословные двести сиреневых за каждый день участия в эксперименте, сверх того — десять тысяч за соблюдение договора о неразглашении. А страховые выплаты… Да, глядя на них, невольно думаешь — вот бы у них там всё пошло через чёрную дыру в космическом пространстве. Да с такой пенсией и инвалидом стать не жалко!

Если бы я знал, на что подписываюсь…

Глава 3

Но все мои мечты разбились в одну секунду, когда я дошёл до фразы — «договор будет заключен только с одним претендентом, прошедшим предварительный отбор».

Вот тут я поник. Я никогда не был удачливым. Да, мне посчастливилось найти стабильную работу. Да, мне повезло в любви. Но в лотереях я никогда не был силён. Часто пробовал, но никогда не выигрывал по-крупному. А этот контракт — самая настоящая лотерея. И повезёт одному из очереди. И совсем не факт, что мне.

— А много человек претендует на этот контракт? — спросил я у медсестрички.

— Все, кто в очереди, — отмахнулась она и поторопила меня, постучав пальцем по стопке листов перед моим носом. — Переходите к тесту быстрее, мне ещё человек сорок принять нужно!

Возражать я не стал. Убрав в сторону листы с анкетой, я обнаружил, что остальные листы в стопке — те же самые картинки, что я разглядывал до появления моей собеседницы в белом халате. Вернее, не те же самые, а аналогичные. На первый взгляд…

— Так, и?.. — неопределённо протянул я, взяв в руку один из листочков теста.

Сестричка пожала плечами.

— Я должен выбрать один из вариантов? Или искать схожие принципы на разных листочках?

— Решайте сами, это творческое задание.

«Только не это, — подумал я. — Больше лотерей я ненавижу только творческие задания! Потому что нет чётких критериев оценки. Потому что и в случае с лотереей, и в случае с творческим заданием — всё в руках удачи или её незримого Господина. Удача в творческом задании в том, что тебе заранее не известны вкусы судьи, его взгляды на жизнь и предпочтения в музыке. Ты выражаешь своё предпочтение и свой вкус. И только удача может сделать так, чтобы ваши вкусы были идентичны — твои и судьи. А иначе он забракует твою идею — просто не поняв, не оценив, применив иной эталон.

Говоря иначе — я терпеть не могу, когда ситуация не зависит от моих способностей, а является только лишь воплощением моих решений».

Я посмотрел в новый лист. Картинка из ромбиков, цветок из пикселей, геометрическая фигура из геометрических фигур, картинка-перевёртыш (с одной стороны олень, пьющий воду, а при повороте на 180 градусов — старик, курящий трубку). Было что-то ещё, но мне не захотелось удостаивать прочие изображения своего внимания. Поставив жирный восклицательный знак рядом с «оленем», я написал на пустом пространстве под картинками — «выбрал двух оленей, потому что это забавно».

Забавным мне показалось как раз то, как могут воспринять мою шутку оценщики работы. Будут ли искать второго оленя, которого там нет, или поймут, что я пытался оскорбить вымышленного старика? Хотя по большому счёту я не питал особой надежды на то, что к моим записям отнесутся хоть сколько-нибудь серьёзно.

… Как же я ошибся…

Следующий лист мало чем отличался от предыдущего — тоже ромбики, кружочки, пиксели. Мой взгляд зацепился за картинку, на которой из трёх прямоугольников была построена небольшая пирамида. Рисунок неброский, всего три фигуры, последовательно уменьшающиеся в размерах. И, хотя пропорция прямоугольников не была очевидной, что-то во мне кричало, взывая обратить внимание на «совершенство» пирамиды из них сложенной. Что во мне кричало? Возможно, чувство эстетики, а может, и забытые со школьных времен понятия, такие как «золотое сечение».

Да, это было именно оно — «золотое сечение», идеальные математические пропорции, с древности вычисленные архитекторами как наиболее приятные для глаза.

Я всё это и написал: «Картинку выбрал, потому что она построена по принципу “золотого сечения”, который использовался архитекторами с древности… И бла-бла-бла…».

Следующие картинки не отложились в моей памяти. Помню только, что я уделил внимание каждой и всегда аргументировал свой выбор.

Покончив с неприятным тестом, я передал стопку бумаг своей собеседнице, невольно прервав её зрительный контакт с экраном телефона. Она недовольно взглянула на «макулатуру» у себя под носом, схватила её и небрежно закинула в тележку для корреспонденции.

— Вы свободны! — с натянутой улыбкой она обратилась ко мне.

— Через какую дверь я могу выйти? — задал я ей вопрос, ответ на который она должна была дать сама, без моего напоминания. Ведь добровольцам запрещено выходить через те двери, через которые они вошли. Почему? Как знать. Скорее всего, какие-то меры сохранения конфиденциальности. Или банальное нежелание пугать добровольцев видом их товарищей, прошедших ряд процедур.

— Прямо. Никуда не сворачивайте! — она указала кивком головы себе за спину. — Выйдете в дверь на том конце коридора. Справа от выхода будет остановка общественного транспорта. За прохождение теста вам положен бесплатный талон на проезд. Вот, возьмите! — она протянула мне замусоленный листик со штрих-кодом, который я, недоумевая, взял. Три часа ожидать в очереди, стоя на жутком холоде, чтобы получить талончик на проезд в маршрутке? Так низко нашего брата ещё не опускали. Ярость залила мои глаза. Руки невольно сжались в кулаки, превратив талон со штрих-кодом в плотный комок бумаги. Скажи эта девица ещё хоть полслова — и я перевернул бы тележку с корреспонденцией, спутав им все бумажки и бланки к собачьим чертям.

Но я этого не сделал. Не сделал не потому, что трус, а потому, что один подобный инцидент мне уже простили, и на третий шанс у меня не оставалось надежды.

С трудом протолкнув вовнутрь комок, который упрямо подкатывал к горлу, я направился в темноту длинного коридора. Правда, при этом слегка зацепил бедром стол, который с металлическим скрежетом двинулся, и прижал к стене медсестричку. Слегка прижал. Правда, она невольно икнула оттого, что край стола сдавил ей все внутренности. Но, думаю, она меня простила. В конце концов, я не виноват в том, что столы расставлены были так тесно.

Глава 4

— Привет, родные, я уже дома!

В ответ на приветствие Артура раздался радостный визг. Навстречу ему, со стремительностью пумы, пронеслось что-то в розовой кофточке и с шикарными чёрными кудрями. Это «что-то» бросилось на Артура и крепко зацепилось за его шею, при том, что было в два раза ниже ростом.

— Привет, папочка! — «пума» в розовом звонко чмокнула «жертву» в небритую щёку.

— Здравствуй, Бити! Как у тебя прошёл день? — Артур без особых усилий взял дочь на руки, ухватившись широкими ладонями за подмышки, и заглянул ей прямо в её тёмные глаза. Девочку это нисколько не смутило, на её тёмном личике сияла белоснежная улыбка.

— У меня всё хорошо! — весело сказала Бити. — А вот мама очень грустная.

Последние слова девочки стёрли её улыбку, а вместе с ней и свет во всем доме. Артур тут же поставил дочь на пол.

— Что-то случилось?

— Мама опять расстроена, что ты задерживаешься на работе. Говорит, что деньги сейчас всё равно ничего не стоят. Говорит, что время с семьёй куда больше приносит прибыли.

Артур нахмурился. В его душе за секунду пронеслось столько мыслей, столько чувств и эмоций, сколько он не смог бы выразить и за весь вечер. Это был и удар обличения, и несправедливый укор. Это было и проявление любви, и проявление нежности со стороны семьи. Но это была и эгоистическая потребность — держать отца семейства, точно верную собаку, всё время сбоку. И то, и другое он читал в наивном пересказе дочки.

— Ты знаешь, — начал Артур так нежно, как только мог, — мама права — ничто не сравнится с тем временем, которое мы проводим все вместе. Важнее дел и вещей быть не может. Но нам нужно что-то кушать и где-то жить, чтобы этого времени у нас было больше. И для этого мне приходится много работать. Я сам этого не хочу. Но такова жизнь. Она редко даёт нам время на действительно важные вещи. Это время нам приходится отвоёвывать и зарабатывать.

Девочка поникла головой. Она понимала всё, что отец хотел ей сказать. Но что могут сделать слова против эмоций? Эмоции жаждут дел, решений, поступков, на худой конец, обещаний, хотя бы и лживых… Но слова, объяснения, увещания — вряд ли успокоят шторм внутри бушующего океана сердца. А океан этот буен и бескраен, даже в таком маленьком сердечке, как у одиннадцатилетней Бити. Артур это понял и не стал продолжать оправдания.

— Мама на кухне, — с трудом продавив комок в горле, сказала девочка. — Она тебя давно ждёт.

После этих слов Бити с прежней стремительностью ринулась обратно и скрылась за дверью в детской. Дверь за её спиной громко хлопнула, и послышался скрежет механизмов — девочка закрылась на замок.

Артур пожал плечами, скинул грязные ботинки и, на ходу стягивая куртку, пошёл в сторону кухни. Оттуда доносился приятный аромат жареных овощей и печёного мяса. При этом хозяйка не сидела с чувством выполненного долга, а продолжала кружиться, быстро перебегая от горы грязной посуды к мойке и обратно. Она наверняка заметила приближение Артура, невозможно не заметить того, кого ждёшь весь вечер. Но ей, видимо, хотелось скрыть своё знание истины.

И через секунду стало ясно почему. Артур подкрался к жене, резко обхватил руками и крепко прижался к её спине.

— Клэм, я соскучился! — нежно прошептал он, уткнувшись носом в тёмную кожу на мускулистой шее. Клэм еле заметно улыбнулась, но тут же спрятала все положительные эмоции и нарочито грубо оттолкнула супруга. Тот не ослаблял хвата, и в итоге оба подались назад и чуть было не перевернули обеденный стол.

— Ты почему так долго? — спросила Клэм, когда освободилась от сильных рук мужа.

— Выезжали за город, там нужно было антенну поправить.

— Тебе заплатили за это?

— Не-е-ет, — протянул Артур. — Это была моя вина. Мы все ездили исправлять мою ошибку. Хорошо хоть не заставили всей бригаде из своего кармана доплачивать.

Клэм ничего не ответила. Она была из тех, кому трудно прощать чужие ошибки. Но долгие годы работы над собой помогали ей держать за зубами язык в тот момент, когда больше всего хотелось съязвить и позлорадствовать.

— Завтра опять задержишься? — холодно спросила Клэм, вновь принявшись за грязную посуду.

— Не знаю, любовь моя, — Артур на мгновение задумался, вспоминая события прошедшего вечера, особенно ту дурацкую анкету с картинками. — Я жду звонка.

Повисла неловкая тишина, перебиваемая звоном тарелок. Клэм ничего не ответила.

— Мне должны позвонить насчёт работы. От этого звонка и решится, где я буду проводить вечер. Я очень хочу провести его с вами, но ты же…

— Что «но»? — гневно оборвала Артура супруга? — Что «но», я тебя спрашиваю? Нам нужны деньги? Ну и где же те сокровища, что ты никак не донесёшь до дома? Где те миллионы, из-за которых ты то облысеешь, то три месяца лежишь на искусственной вентиляции лёгких? Что за работу ты себе такую нашёл?

— Ты же знаешь, — пытался унять супругу глава семейства, подойдя к ней поближе и нежно шепча ей в самое ухо. — Облысел я оттого, что какой-то умник включил передачу как раз тогда, когда я висел прямо в зените антенны. Ну а вирус тот я мог подхватить где угодно, при чём тут моя работа?

— Да при том, что нет больше моих сил ждать тебя! Ждать тебя вечерами, ждать тебя из больницы, ждать тебя из командировок. Те деньги, что ты приносишь, не окупают ни единой слезинки нашей дочери. А она плачет, когда тебя нет подолгу. А я хорошо…

Тут Клэм осеклась. Они оба знали, что она хотела сказать дальше. И оба знали, что следующие её слова приведут к взрыву. А хотела она напомнить о собственной зарплате.

Во-первых, да, Клэм действительно хорошо зарабатывала. Но Артур был не из тех мужчин, которым всё равно, кто приносит основной доход в дом. Он спокойно воспринимал вспышки гнева, попытки загнать его под каблук, открытую манипуляцию. Но никогда не мог примириться с мыслью, что Клэм зарабатывает больше него. Для Артура первенство в доходе было не столько показателем его значимости в семье или инструментом воздействия, сколько критерием самооценки. Он сам себя считал неудачником, глупым и слабовольным, каждый раз, когда речь заходила о сравнении зарплат.

Во-вторых, Клэм была несколько наивна и не осознавала истинного положения вещей. Ей действительно казалось, что этот финансовый кризис вот-вот закончится, что им стоит затянуть ремни потуже и скоро станет полегче.

Она слишком доверяла мнению её любимых блогеров, давным-давно купленных и трижды перепроданных со всеми потрохами. Блогеров, которые за три копейки будут успокаивать миллиарды простых людей, теряющих последние средства к существованию.

— Клэм, — сурово, но тихо начал Артур, — я никогда не буду домохозяйкой. Как бы вам с Бити этого ни хотелось. Мужчина должен работать. Мужчине свойственно уходить надолго в поисках пищи и тепла — так было в пещерной древности, так было и в лучшие времена человечества. И вам пора бы с этим смириться. Но, даже если мы не будем углубляться в природу вещей, всё равно мы придём к этому знаменателю — ибо я есть я! И есть вещи, в которых я не буду другим, потому что не хочу. А человек никогда не станет другим, даже в какой-нибудь мелочи, если в самой глубине существа этого не захочет.

— Ты так красиво говоришь, — хмуро отреагировала Клэм. — Знаешь, на кого ты похож? На заклинателя змей. Говоришь, говоришь, думая: «Вот-вот змея расслабится, и можно будет её схватить голыми руками и завязать узлом». Да только мы с Бити не змеи. Мы люди. И помимо еды, тепла и убаюкивающих слов нам нужно ещё много чего. А самое главное — ты рядом.

Артур попытался что-то возразить, но Клэм выставила ладонь перед собой, давая понять, что не готова ничего слушать. Её супруг затих.

— Иди к дочери! Проверь у неё уроки и узнай о делах в школе! Она так старалась закончить домашнюю работу до твоего возвращения. Надеялась, что ты с ней поиграешь хоть полчаса.

Артур молча поднялся и медленно пошёл в сторону детской. Вид у него был хуже, чем у бродячей собаки, вымокшей под дождём. Он очень любил Клэм, и ссоры с ней глубоко ранили его зачерствевшую душу. Она одна могла довести его до слёз. Только она, и больше никто и ничто во всём свете.

— Тук-тук! Бити, ты дома? — Артур сложил губы трубочкой и прислонился к узкой щели между дверью и дверным проёмом. Слова от этого получились невнятными, но зато помогли Артуру переключиться на позитивную волну.

Ответа не последовало, и он занёс кулак, чтобы постучаться, как вдруг щёлкнул механизм двери. Артур осторожно вошёл в комнату, так, будто боялся разбудить дочь. Бити уже сидела на кровати, беззаботно болтая ногами, и хитро улыбалась, будто задумала какую-то шалость.

— Ты сделала уроки?

— Да, папочка! Проверишь?

— С удовольствием, родная!

Артур взглянул на её письменный стол. На нём уже лежала раскрытая тетрадка, а на столе раскрытый учебник — девочка явно дала понять, что не желает ни минуты тратить напрасно. Артур сел за компьютерное кресло, взял тетрадь и тупо уставился в математические примеры.

Вроде не было ничего сложного. Все цифры и буквы знакомые. Но вот понять логику решения ребёнка — для этого нужно постараться. Каждая новая строчка сразу воспринимается в штыки, так как ты заранее считаешь, что ребёнок ошибся, и, не поняв его рассуждений, ты начинаешь думать: «Ну и бред!». Но в итоге убеждаешься в очередной раз, что дурак в этой ситуации только ты. И ничего не остаётся, как только похвалить юного математика за жизненный урок.

— Ты молодец, доча! Я бы так не смог.

— Не обманывай, смог бы, ещё как! Ты же у нас самый умный!

— Я? Да, я не дурак, но и далеко не самый умный. И я тебя не обманываю. По крайней мере, сейчас. Действительно, так — я бы не решил. По-другому, другим методом, другой формулой — я бы пришёл к тому же ответу. Но так, как это сделала ты, я бы не смог.

— А моя учительница, — улыбка исчезла с лица Бити, и она опустила голову, — миссис Мэй говорит, что я глупая. Что я вечно всё делаю наизнанку. Всё шиворот-навыворот. Говорит, что я либо подгоняю под ответ, который нахожу в интернете, либо очень безответственная, раз мне плевать на общепринятый порядок.

Артур в секунду побагровел и стиснул кулаки от злости.

— Миссис Мэй? Да как она такое могла сказать? Она не права! Ты у меня самая умная, знай это! И оценки по контрольным не дадут мне соврать.

— Оценки, — Бити театрально закатила глаза и подняла руки к потолку. — Оценки вообще не показатель ума. Они показывают, насколько хорошо ты зазубрил материал и как сильно подлизался к учителю. Но никак не интеллект. Джулия Рэй тому явное доказательство.

Джулия Рэй была одноклассницей Бити. И, в отличие от Бити, была круглой отличницей, победительницей всевозможных олимпиад и конкурсов, а ещё — невыносимой подлизой. Ни минуты её рот не был закрыт — если он не выказывал её «превосходства», то нахваливал причёску или кофточку преподавателя. И Бити это ужасно бесило. Особенно потому, что эта «всезнайка» была настолько непрактичной — что её действительно можно было бы назвать глупой. Она знала десяток способов решения квадратного уравнения, но не понимала, как добраться из одного конца города в другой конец или как зарегистрироваться на каком ни будь сайте.

Вспомнив о Джулии Питти, Артур согласился с дочкой, о чём дал ей понять медленным кивком.

Остальные уроки Артур проверил быстро. В отличие от большинства родителей, он действительно мог понять что-то в этих каракулях. Почему? Потому, что жалел о собственном разгильдяйстве в школьные годы. Потому, что не считал для себя чем-то зазорным учить все те материалы, что учит его дочь. А с позиции прожитых лет данный материал осваивался в секунды, чаще даже интуитивно.

— Ты умничка, доченька! Я тобой горжусь!

— Да ладно тебе, пап, — отмахнулась покрасневшая от смущения Бити, — это же легкотня была.

Тут Бити резко оживилась и просияла так, словно её осенила весть о спасении.

— Мы поиграем сейчас? — спросила она немного дрогнувшим голосом.

— Конечно! — с улыбкой ответил Артур.

В ответ Бити радостно завизжала, залезла с ногами на кровать, несколько раз радостно подпрыгнула, измяв одеяло. Затем спрыгнула с кровати и ринулась к заветному шкафу, из которого тут же посыпались куклы и мягкие игрушки.

— Это Изольда, — говорила девочка, доставая потёртую куклу в полосатом платьице, — она подружка Тора.

Следом за Изольдой появилась фигурка мифического персонажа с молотом. За ним последовал резиновый дракон, железная машинка, какая-то погремушка, герои сказок и мультфильмов, резиновые и тряпочные, железные и деревянные. И весь этот сонм складывался подле Артура, который уже сидел на полу, вытянув ноги.

Была ли Бити уже большой для игрушек? Наверное, да. Во всяком случае, это был их с папой секрет. Её сверстницы давно забыли про такое занятие, но не она. Для неё игра в игрушки была священным ритуалом, ведь в эту минуту рядом с ней был он — её отец. Он единственный мужчина, которого она будет любить всегда. Он для нее не просто кормилец и учитель, но и самый близкий, самый верный друг. Все парни и мужчины, которых она встретит после, будут всегда сравниваться с ним — с самым лучшим на свете. И сейчас такое невинное, такое инфантильное занятие Бити казалось раем на земле — потому что папа рядом.

Понимал ли сам Артур значимость этих игр? Наверное, нет. Ведь все мужчины ищут какую-то рациональность в своих занятиях. Вот и он оправдывал происходящее тем, что воображением дочка пошла в него и игрушки помогают ей развивать ещё сильнее этот талант.

Ведь воображение — колыбель и матерь любого творчества. И Артур желал для дочери творческого будущего. Он считал, что именно оно наполняет смыслом любую жизнь. Творчество и есть смысл всей жизни. Да что там, всего бытия! Ведь сам Бог — Творец, и Он творит все наши судьбы. И мы — творцы. И мы творим свои судьбы и судьбы тех, кого мы сотворяем — в лице героев наших книг, в лицах наших детей, в персонажах картин и фильмов. Мы и вселенные творим вокруг всё тех же лиц. Мы, люди, воистину — творцы, и в этом наш смысл.

Артур заметил, что Бити начала клевать носом. Он не стал требовать, чтобы она убрала игрушки или шла чистить зубы. Вместо этого сам расправил ей постель и, хотя девочка ещё была в сознании, взял её на руки и положил в кровать.

Когда Артур укрывал Бити, девочка нежно коснулась руки отца и прошептала нежно: «Спокойной ночи, папочка!»

Артур погасил свет и присел на край кровати дочери. Он очень хотел побыть рядом ещё одну минутку, хотя не менее сильно хотел увидеть ещё одну свою любовь.

Артур убедился в том, что дочка уснула, и стал медленно красться к выходу. Прошёл тихо и не потревожил Бити, но дверь, которую он уж не раз клялся себе смазать, предательски скрипнула, и девочка зашевелилась в кровати. Артур быстро выскочил в коридор, в надежде улизнуть незаметно. Удалось ему это или нет, он не знал — Бити была очень тактичной девочкой, она бы не сказала ему ничего, даже если бы заметила.

— Ты уложил Бити? — спросила Клэм, когда Артур закрыл за собой дверь в спальную.

— Да, дорогая, она уже спит!

— Это хорошо, потому что у меня есть серьёзный разговор к тебе!

Клэм, лёжа в кровати, приподнялась на локтях, подвинулась к спинке и застыла полусидя. Артур бесцеремонно плюхнулся рядом, растянувшись в своё удовольствие.

— Ты знаешь, уже поздно для серьёзных разговоров, — попытался закончить Артур, — а на работу нам обоим рано вставать. Так что…

Он накрыл их обоих одеялом и бросился щекотать свою жену.

Глава 5

Утро в городе выдалось довольно мрачное. Ночью прошёл дождь, который оставил после себя тысячи луж на асфальтовых дорогах и свинцовую пелену над головами.

Как и должно быть в пасмурную погоду, исчезли все тени, а вместе с ними и оживление на улицах. Машин изрядно поубавилось, а пешеходов можно было по пальцам пересчитать.

Каким же небывалым чудом стало появление военного джипа в такой час. Он промчался по главным улицам, огромный как танк, и серый, как небо над головой. От его широких колёс брызги летели во все стороны, обливая с ног до головы случайного зеваку. Тот непременно кидал вслед разъярённый взгляд, но джип как ни в чем не бывало ехал дальше, чтобы облить следующего.

Водители авто прижимались к обочине, не желая выяснять, насколько быстрее и манёвреннее догоняющий их серый «монстр».

Джип проехал по главным улицам на всех порах, но когда свернул на проспект Белинского, заметно снизил скорость. А когда поравнялся со ступеньками у входа в деловой центр, остановился.

Массивная дверь машины со скрипом отворилась, и из-за неё вылезла нога, обутая в тяжелый солдатский ботинок. Она смачно врезалась в лужу и, должно быть, промокла, но её хозяин нисколько тем не возмутился и поставил вторую рядом. Через мгновение полы серого плаща прикрыли обе ноги аж по самую обувь.

Джип рванул с места, чуть было не зацепив своего бывшего пассажира. Но тот даже не шелохнулся. Он спокойно проводил транспорт холодным, серым, как сталь, взглядом и тяжело зашагал по высоким ступеням.

Поднявшись по лестнице, этот некто в сером плаще поднял стальной взгляд на надпись над дверью.

— «Сэйв-Айро» — гласили горящие неоновые буквы. Мужчина в сером уверенно зашел в двери под этой надписью.

— «Кр-р-р-у», — завозмущался динамик, когда недавний пассажир проходил рамку металлодетектора.

— Выложите металлические предметы и пройдите ещё раз! — равнодушно произнёс пожилой охранник, не отрывая взгляда от своего смартфона. Посетитель, видимо, не хотел тратить на это время и пошёл своей дорогой. На него тут же надвинулись два других охранника, куда более крепких и молодых, чем тот, что сидел у металлодетектора.

В отличие от своего коллеги, эти два амбала одним видом отбивали всё желание спорить или шутить. Они перегородили гостю дорогу и уже собирались что-то сказать, как вдруг тот полез в нагрудный карман. Нервы у обоих были что надо: ни один не потянулся к шокеру или табельному пистолету, в отличие от пожилого охранника за спиной у посетителя.

Напряжение вмиг рассеялось, когда гость достал из кармана пластиковую карточку и протянул её одному из амбалов. Тот не взял её, только пробежался взглядом по надписям на ней и тут же отступил назад, виновато свесив голову. Незнакомец похлопал амбала по руке, видимо, потому, что до плеча не дотягивался, и пошёл дальше, к стойке ресепшена.

— Могу ли я увидеть профессора Белова? — спросил незнакомец в сером плаще у молодой девушки за стойкой.

Та подняла глаза и обомлела. Мертвенно холодные, стальные глаза пронзали насквозь, заставляя чувствовать, как мурашки бегут по всему телу. Девушку объял инстинктивный, даже животный страх. Загорелое, небритое лицо посетителя выражало могильное спокойствие и невероятную решимость одновременно. Хоть всё тело незнакомца было скрыто под плащом, жилистая шея и уверенно поднятый подбородок выдавали и приличную физическую силу, и силу характера своего обладателя. Так, наверное, должен выглядеть лев, волею волшебника обращённый в человека.

Но вместе с тем и что-то привлекательное, что-то неумолимо манящее было в мужественных чертах этого «чело-льва». Девушке за стойкой захотелось и как можно скорей избавиться от этого гостя, чтобы снять с души внезапный иней, и заслужить похвалу этого незнакомца.

— Вы по поводу консультации? — с трудом выдала она слабым, дрожащим голосом.

— Ну, предположим, — бесстрастно ответил посетитель.

— Профессор сейчас работает в закрытом блоке и никого не может принять. Сейчас он проводит консультации только субботам.

Девушка пристально посмотрела в сталь холодных глаз, и ей начало казаться, что пол начал таять под ногами. А посетитель выжидающе молчал.

— И то, он сам выбирает, с кем встретиться, — из последних сил девушка пыталась держать себя в руках.

— Вас записать к нему?

Посетитель оценивающе оглядел девушку.

— Да, запишите меня! Дин Верт.

Оцепенение как рукой сняло. Ему на смену пришла паника. Девушка тут же скрылась за стойкой, но не для того, чтобы спрятаться, а чтобы что-то найти. Судорожно дёргаясь, она стала что-то перекладывать, виновато повторяя: «Сейчас, сейчас! Где же она?»

Посетитель, который представился как Дин Верт, спокойно стоял, не шевеля ни единым мускулом на лице.

— Простите меня, мистер Верт! Сэр! Я не запомнила по фото, как вы выглядите.

Мистер Верт расплылся в обаятельной улыбке.

— Ну что ж, теперь запомните! — произнёс он, поймав взгляд девушки, которая украдкой выглянула из-под стойки.

И он не сомневался, что она запомнит. Мало кто мог забыть это лицо, если хоть раз в жизни его видел. Ещё меньше людей могло бы забыть этот взгляд.

А с другой стороны, не так уж и много живых людей, которые могут похвастаться, что помнят этот взгляд.

— Вот она, — девушка смотрела на пластиковую карту с фотографией посетителя. На фото однозначно был он, только его глаза совсем не выглядели такими устрашающими и магически притягательными.

— Это ваш пропуск в сектор «J», — она протянула карточку мистеру Верту. — Это на восьмом этаже. Лифт прямо по коридору.

— Вы меня не проводите? — заискивающим, обольстительно низким голосом протянул посетитель. Девушка попыталась что-то возразить. В её голове несущимся железнодорожным составом промчались должностные инструкции. Она хотела сказать, что это ей не положено, но дыхание перехватило. Горло сжалось, будто от удушья, и вместо слов из него вырвался звук, больше похожий на кваканье.

Девушка покорно вышла из-за стойки и молча направилась к лифту. Посетитель пошёл вслед за ней.

Работница ресепшена нажала на кнопку вызова лифта. Двери тут же открылись, так как кабина была на этаже. Девушка зашла, сразу же вжавшись в заднюю стенку. Мистер Верт зашёл следом и нажал на кнопку нужного этажа.

Девушку объял страх с новой силой. Ей начало казаться, что этот человек, хоть и прибыл с официальным визитом, может позволить себе избить её, убить или даже чего похуже. Его внешность, хоть и манила к себе, всё же вызывала самые страшные ассоциации, и совсем не напрасно.

Особенно сильно девушку смущало то, что с первой секунды их подъёма мистер Верт не сводит взгляда с её трясущихся ног. Ведь известно, какие мысли приходят мужчинам от вида женских ног.

Но как раз на этот счёт она ошибалась. Мистеру Верту не было особого дела до красоты её ног, облачённых в чёрные колготки. Ему нравилось смотреть на то, как дрожат эти ноги. Чувство того, что тебя боятся, особенно когда тому есть визуальные доказательства, несравненно. Оно как наркотик или алкоголь. И ведь немногим это чувство даётся испытать.

Двери лифта открылись. Перед ними предстал не то миниатюрный коридор, не то маленькая комната, покрытая серыми пластинами. Девушка уверенно шагнула в него и снова прижалась к стене. Мистер Верт вышел следом.

Напротив лифта располагалась металлическая дверь с одним единственным круглым окошком, размером с чайное блюдце. Стекло в этом окошке было мутным и толстым, и ничего кроме наличия света с обратной стороны оно не выдавало. А сама дверь внушала чувство того, что ею, как щитом, можно будет укрыться от прямого попадания артиллерийского снаряда и не получить ни ссадинки.

— Приложите карточку сюда! — дрожащей рукой девушка показала на одну из серых пластин на стене. Внешне эта пластина ничем не отличалась от остальных, и, если бы ему не показали, Дин Верт не один день бы искал ту пластинку, которая способна открыть дверь.

Мистер Верт приложил карточку. Что-то пискнуло, а через несколько секунд открылась дверь, причём сама, просто откатилась в сторону. Верт зашёл внутрь и приглашающе посмотрел на свою спутницу.

— Ой, нет! Мне нельзя ни в коем случае. Это закрытый блок.

Дин добродушно улыбнулся и исчез за дверью. Работница ресепшена звучно выдохнула и бессильно повалилась на стену. Она была невероятно рада избавиться от своего компаньона. Хотя в глубине души и понимала, что это не она от него избавилась, и не правила или секретность блока не позволили ей зайти. Это он — он, мистер Верт, кем бы он там ни был, отпустил её. Ведь стоило ему только посмотреть на неё, и она бы пошла вслед за ним. Да что там, она бы и в окно вышла, если бы он приказал это сделать, притом одним только взглядом.

Двери за спиной мистера Верта закрылись. Перед ним предстал длинный и узкий коридор с множеством дверей. В тусклом свете мерцающих ламп было видно, как какой-то человек в белом халате приложил карточку к двери и исчез через секунду. В коридоре стояла гробовая тишина. Было слышно только механическое гудение откуда-то издалека.

Верт решил толкнуть первую попавшуюся дверь, в надежде увидеть того, кто помог бы выяснить местоположение профессора. И решение было не из лучших. Первая попавшаяся дверь вела в кабинет, где сидела дама, повидавшая много на своём пути, бывшая уже в приличных годах. Она сидела, расстегнув свой белый халат, с хрустом поедала печенье и наслаждалась кофе.

Обитательница кабинета нисколько не возмутилась нарушением её одиночества, только кинула презрительный взгляд в сторону Верта.

— Где я могу найти профессора Белова? — спросил Дин Верт, пытаясь отрезвить дамочку своим фирменным взглядом. Но на неё этот фокус, похоже, не действовал. Женщина посмотрела на незваного гостя поверх очков и выдала:

— А я откуда знаю? Он носится по всему этажу. Ищите!

Дина съёжило. Редко ему попадались люди, способные дерзить, глядя прямо в глаза. Редко, но попадались. И, если в планы Дина изначально не входило их убийство, он предпочитал быстренько ретироваться. Прямо как сейчас.

Оставив дамочку наедине с печеньем, Верт вышел в коридор. На его счастье, из соседнего кабинета вышел юноша в белом халате, очевидно — лаборант.

— Молодой человек, — Верт остановил его, хлопнув по плечу, — где я могу найти профессора Белова?

Мистер Верт видимо переборщил с хлопком по плечу. Парень развернулся, и на его лице отразилась гримаса боли, а через мгновение он уже потирал плечо.

— Профессор в тестовой, — сквозь зубы выдавил из себя юноша, — прямо по коридору. Увидите надпись.

Верт даже не думал извиняться. Он уверенно зашагал вперёд, чуть было не впечатав парнишку в стенку. Тот ахнул, бессильно глянул вслед и не решился что-то сказать.

Дойдя до указанной двери, Дин Верт без стука открыл её и уверенно зашёл внутрь.

Он попал в то самое помещение, откуда доносилось механическое гудение. Слева от двери стояли какие-то агрегаты, похожие на раскрытые трансформаторные будки. Поверх тысяч проводов и трубок покоились две стеклянные капсулы, по размеру и виду схожие с хрустальным гробом Белоснежки.

По другую сторону от двери стояли в две шеренги ученические парты. На заднем ряду, возле стены, сидел неприятного вида старичок в синем халате. Он склонился над кучей бумаг и сосредоточенно что-то искал на исписанных чернилами листах.

Верт захлопнул дверь, очевидно, пытаясь привлечь внимание громким звуком. Но это не сработало.

— Профессор Белов? — обратился Верт к старичку. Тот неспешно поднял угловатое лицо на незваного гостя и безразлично оглядел.

— Я Дин Верт. Вас должны были предупредить обо мне.

Старичок задумчиво провёл рукой по своей короткой, белой от седины, бородке. Но ничего не ответил.

Дина явно раздражало это молчание. Он бесцеремонно уселся на письменный стол, стоявший там, где должно быть рабочее место учителя, и стал гипнотизировать старичка взглядом удава. Тому было безразлично.

— Вы наследили! — хриплым и писклявым голосом буркнул старик, движением головы указав на пол.

— В самом деле? — ответил Верт, поджав губы и наигранно удивляясь.

Старичок опустил голову и хотел было вернуться к своим записям, как названный гость выдал:

— Профессор, вы, должно быть, забыли. Я новый куратор вашего проекта.

— А, это вы, — холодно буркнул старичок, даже не подняв голову.

Верт ждал какой-то реакции от профессора, но тот продолжал бегать глазами по бумагам. На целую минуту воцарилось молчание.

— Док? Вы тут? — Верт пощёлкал пальцами, пытаясь привлечь внимание старичка.

Тот неспешно оторвался от чтения и, состряпав недовольную гримасу, уставился на Верта.

— Я-то здесь, господин, э-э…

— Верт!

— Я-то здесь, господин Верт. А вот вы что здесь забыли?

— Неужели мне нужно объяснять профессору смысл слова «куратор»? — подняв бровь, съехидничал Верт.

— Не нужно. Как и само ваше присутствие. Я уже сто раз говорил вашему — мне начальники не нужны! Вы меня наняли только для того, чтобы для вас одних я осуществил этот проект. Хотите иметь на него патент и исключительное право? Я не возражаю. Но я не нуждаюсь в вас! Я могу уйти в любой момент, и без меня все ваши деньги просто прогорят. И я говорил, что не потерплю никаких начальников над собой! Довольно и того, что вы меня славы лишаете.

— Док, я не вижу ни одной причины для того, чтобы ссориться, — Верт продолжал спокойным, размеренным тоном. — В ваш проект я не вмешиваюсь.

Дин достал из-за пазухи тетрадку, свёрнутую в трубочку, и швырнул на парту перед собой.

— Во всех этих ваших формулах и этических вопросах я не мастак. Поэтому лезть с советами и корректировками я не намерен. Думаю, это должно вас порадовать.

Напряжение в секунду спало. Профессор опустил руки, удобно расселся на скамье.

— Но, — продолжил Дин, — ваши идеи могут иметь последствия. Они небезопасны, профессор. И, думаю, вы это сами понимаете.

Профессор пожал губы, что вполне могло сойти за согласие.

— Небезопасны, верно? Так вот, моя задача курировать последствия ваших экспериментов.

— Безопасность… Понятия не имею, что вы там обезопасить собираетесь. Хотя… Пожалуй, да! Задницу своего патрона, в том случае если информация просочится и общественность захочет вас наказать за то, что вы такие великие достижения прячете!

Верт покачал головой и подумал: «Профессор явно не догоняет, насколько темны его делишки».

— Надеюсь, вы знаете, что именно мы собираемся сделать? — всё тем же скрипучим и противным голосом продолжал профессор.

— В общих чертах.

— Надеюсь, вам этих черт достаточно, потому что у меня нет времени вводить вас в курс дела.

— Это лишнее, профессор, — отмахнулся Верт. — Если я не ошибаюсь, вы собираетесь осуществить первую часть уже завтра. Вот сам всё и увижу.

— Послезавтра, — раздражённо буркнул профессор. — Накладочка вышла с прототипом. Завтра мы его будем готовить.

— Что за накладочка, док? — Дин впился взглядом в угловатое лицо собеседника, пытаясь в каждом его мускуле уловить попытку солгать или скрыть что-то. Это было напрасно.

— Среди сотрудников не нашлось желающих. Пришлось через «Центр Внедрения» добровольца искать.

— О боги! Для такого важного дела вы решили привлечь бродягу с улицы? Док?! — Верт чуть ли не завизжал от ярости.

— Подумаешь, бродяга, — невозмутимо ответил профессор. — Да мы, между прочим, нашли самый лучший образец в лице этого бродяги.

Верт надул щёки, пытаясь потушить злобу в себе, отчего побагровел.

— Я отдаю отчёт в том, что вы слабо осведомлены обо всём ходе эксперимента. Объяснять слишком долго, поэтому я скажу только несколько пунктов, чем же этот, как вы сказали, бродяга хорош.

Верт демонстративно зевнул, давая понять, что ему это не особо интересно, но профессора это уже не могло остановить.

— Во-первых, он прошёл целый ряд редких прививок и имеет уникальный иммунитет.

Верт поднял скучающий взгляд на потолок.

— Во-вторых, у него есть и работа, и семья. Интеграция образца в привычную среду прототипа — один из ключевых пунктов эксперимента.

Ну и на десерт — у него просто великолепный мозг!

— И чем же его мозг так вас вдохновил? — не сводя взгляда с потолка, спросил Верт.

— О-о, а это самое интересное! Он не гений, но и не простак, понимаете?

Верт, поджав губы, покачал головой.

— Видите ли, и простаки, и гении — это две крайности одной и той же природы. Их мозг, вернее связи в мозгу, сосредоточены в очень узком круге. Эти связи прочны, быстры и эластичны внутри круга. Грубо говоря — и простак, и гений хороши только в своей задаче. Простак идеально разбирается в скидках в магазине, в программе телепередач и в прохождении видеоигр. В этом узком кругу ему нет равных, гений тут не справится.

У гения очень похожая картина — его нейроны также образуют замкнутый, не принимающий ничего внешнего, круг. Он тот же простак, только его мозг сконцентрировался не на решении, какое же пиво вкуснее, а на решении математических, экономических или физических задач.

Гений живёт в своём маленьком мирке точно так же, как и простак. Простак, между делом, чисто по бытовой необходимости, вспоминает математику или физику. Точно так же и гений только между делом вспоминает о бытовой необходимости.

А наш прототип оказался куда более интересным. У него очень сильно развиты связи между самыми разными отделами мозга. Из двух тысяч опрошенных только у него был такой нестандартный результат.

— Могли бы просто сказать: «Он мыслит нестандартно», — тоном, отбивающим всякое желание продолжать речь, оборвал Верт. И это сработало, профессор замолчал.

— Ладно, я вас понял, док. Вы нашли своего идеального кандидата. Гагарина, можно сказать. Но будьте осторожны. Человека с улицы будет тянуть назад, на улицу. А вместе с собой он может прихватить и ваши тайны, и наш кошелёк.

— Ну, и вы не зря свой хлеб кушайте, куратор! — уколол собеседника профессор.

Верт рассвирепел. Он спрыгнул со стола, в два шага преодолел расстояние, разделявшее их с профессором, и схватил последнего за грудки. Профессор так и не понял, как его пятая точка потеряла контакт со стулом. Верт одной рукой держал на весу старичка и глядел ему прямо в глаза.

— Я не тот, кому вы будете подкидывать задачи. Я тот, кто размажет вас по стенке, если вы облажаетесь. Причём размажу в самом прямом смысле слова. Ваш гениальный и сосредоточенный в одной узкой точке мозг мне совсем не интересен. Разве что в виде студня, разлитого по полу. Надеюсь, вы это учтёте, когда в очередной раз откроете своё профессорское хлебало.

Старичок беспомощно хлопал глазами, глядя в бескомпромиссное лицо куратора. До него, наконец, начало доходить истинное значение этого слова: «куратор». Вернее то значение, какое придал ему его новый знакомый, Дин Верт.

Куратор опустил профессора на скамью. Тот не подал ни единого признака испуга, просто молча смотрел в лицо Верта.

— Я надеюсь, мы поладим, господин Белов? — Верт перешёл на мягкий тон.

— Не сомневаюсь, — всё так же бесстрастно ответил старичок.

— Вот и славненько! А то мне вашу физиономию минимум три месяца наблюдать, есть и спать через стенку от вас. И будет не очень хорошо, если мой сосед будет недоброжелателен.

Профессор промолчал.

— Ладно, читай свои записульки пока, а я пройдусь. Очень хочется посмотреть моё койко-место.

— Идите, дорогой, идите. Прямо по коридору. Увидите надпись «Жилой блок». Только не перепутайте с дверью с надписью «Ж» — это женский туалет.

Глава 6

Дин Верт проснулся в жилом блоке секции «J», в своей отдельной комнате. Он недовольно сожмурил глаза, свесил ноги с кушетки и резко поднялся на одном только прессе. Кушетка напротив пустовала. Это немного улучшило настроение куратора. Намедни он «попросил» своего нового приятеля, профессора Белова, освободить это самое койко-место. Тот возмущался, ругался благим матом, сыпал угрозами, а тем не менее собрал свои пожитки и переселился за стенку.

Возможно, именно эти возмущения и угрозы, всплывшие в памяти при виде пустой койки, немного подняли Верту настроение.

Спал Дин Верт в одежде, так что много времени на сборы у него не ушло.

Выйдя из своей комнаты, Верт нос к носу столкнулся с профессором Беловым.

— Доброе утро, док!

Профессор пробурчал что-то невнятное и прошёл мимо. Верту ничего не оставалось, как пойти следом.

— Какие у нас сегодня планы? — спросил Дин, спокойно идя за спешившим профессором. Тот снова что-то пробурчал и резко юркнул за дверь, не забыв ею хлопнуть. Верта этот жест нисколько не смутил, он спокойно зашёл следом.

— Док, я искренне рекомендую вам — научиться отвечать на мои вопросы, — Дин похрустел костяшками пальцев, как бы «тонко намекая».

Профессор безразлично посмотрел в сторону куратора и, ничего не ответив, опустил свой взгляд в какие-то бумажки.

— Сегодня мы осматриваем прототип, проводим дезинфекцию, — внезапно ответил Белов своим фирменным, мерзким голосом.

— Надо же, какой сюрприз! Я уж думал, что вы этого бродягу даже купать не будете, чтобы проверить, получится ли грязь сохранить в ходе копирования.

— Не волнуйтесь, грязи под ногтями нам будет достаточно, — совершенно серьёзно ответил профессор.

— А когда вы эту дворнягу приютскую сюда притащите? — продолжал ехидничать Верт.

— Он уже здесь. Два часа как. Уже сдал все необходимые анализы. Сейчас он на визуальном осмотре.

— Вы не хотите присоединиться к этому, док? В конце концов, именно вам оценивать, насколько качественно вы повторите его тело.

Профессор поморщился и выдал в презрительном тоне:

— Меня совершенно не заботят его гениталии, и насколько точно они будут повторены. Меня волнует его мозг, и только!

— Насколько мне известно, задача ставилась шире, чем только копирование мозга. Разве нет?

Профессор закрыл глаза, явно выражая недовольство.

— Конечно. На втором этапе. На втором этапе полное копирование всего тела, до последней молекулы в ногтевой пластине.

На первом же этапе — мы ограничимся копированием мозга. Тем более что секция «W» давно подготовила аппарат для размещения этого мозга. В наших планах — произвести копирование прямо в контейнер от этого аппарата.

— И вы уверены, что этот киборг оживёт? — совсем без иронии, а даже с интересом спросил Верт.

— Я ни в чём не уверен. Поэтому это и называется — эксперимент.

Верт поджал губы, выражая не то скепсис, не то восхищение.

— Док, а как вы собираетесь понять, что вы удачно скопировали мозг? — задумчиво продолжил Верт.

— По моим расчётам, должны сохраниться нейронные структуры и гормонально-восприимчивые центры, которые…

— Док, я вас прошу, чуть проще, — Дин скромно улыбался. — У меня всего-то техникум за плечами, и тот кулинарный.

Профессор самодовольно улыбнулся.

— Попроще… Проще… — Белов словно жевал слова, которые хотел произнести. — Как это говорится, для ту… В общем: образец должен помнить всё то, что помнит прототип. Чувствовать всё то, что чувствует прототип. Мыслить так же, как мыслил прототип. Да и вообще, не должен понимать разницы между собой и прототипом.

Верт понимающе покивал.

— Успех будет полным только тогда, когда ни близкие, ни родные люди, ни даже мы с вами не сможем отличить, где прототип, а где образец.

— Ну, думаю, в случае с киборгом у вас ничего не получится, первый же металлодетектор выдаст нужного, — иронизировал Верт.

— О боги! Киборг — это первая часть. Она вообще не столь важна. Простой робот будет проще в изготовлении, да к тому же превзойдёт по интеллектуальным возможностям.

Нам же этот этап должен открыть — насколько сильно мозг привязан к своему родному телу. Да и вообще — в мозге ли центр человеческой личности.

— А что должен открыть следующий? — этот вопрос Верт задал с необыкновенной осторожностью, будто ответ мог сразить его наповал.

— О-о-о, мой юный кулинар, — это как раз и есть самая важная часть. Никто не ответит вам сейчас, потому что никто не знает. Но и никто не сомневается в том, что откроет нечто великое!

Иронию напрочь стёрло с лица куратора. Теперь в нём читалась готовность слушать и, что называется, «мотать на ус».

Профессор собрал бумаги и направился к двери по другую сторону кабинета. Верт последовал за ним.

Они оба вышли в длинный коридор, по одну сторону которого была глухая стена из бетона. Роль другой стены выполняли стеклопакеты, за которыми открывался вид на внутренний зал. Этот зал, по масштабам и форме, напоминал ангар для самолёта истребителя. Пол «ангара» был этажом ниже, поэтому Верт и профессор рассматривали происходящее с высоты. Между колонами, поддерживающими этажи выше, стояло множество оборудования, в том числе и та штука, что походила на раскрытый трансформатор, с кучей трубок и двумя «хрустальными гробами» наверху.

— Я гляжу — у вас всё готово, — в голосе Верта слышались одобрительные нотки.

— Да, так и есть. А вон и главный элемент эксперимента, — профессор показал на стол, за которым сидели два молодых человека, один в синем халате, другой в одних трусах.

Дин несколько опешил, увидев этого голого мужчину. Он сразу понял, что внизу за столом сидит тот, кого профессор называет «прототипом».

Опешил же Верт от того, что ожидал увидеть бродягу, нестриженного и небритого уже пару лет, пропахшего спиртными напитками и помоями, украшенного следами побоев и прочих прелестей асоциальной жизни.

Вместо этого он видел мужчину, которого можно было бы назвать парнем. Он был вполне ухоженным, приятным на вид и, хотя не отличался особой физической формой, производил впечатление здорового и крепкого человека. В ангаре было прохладно, это Верт чувствовал даже через двойные стёкла, но тот парень не дрожал и не покрылся гусиной кожей, а просто сложил руки на груди, не желая прощаться с теплом впустую.

Парень вёл беседу с тем, кто сидел в синем халатике. Верт умел читать по губам. Проследив за движениями лицевых мышц мужчины в синем халате, он расшифровал несколько слов, по которым сделал вывод: «Они беседуют на отвлечённые темы — дом, семья, работа».

— Док, беру свои слова назад. На бродягу он не похож, — лишь с тонким намёком на сожаление, заключил Верт.

— Очень рад. Абы кого мы бы не выбрали. Образец планируется внедрять в привычный для него круг общения — семья, работа, друзья. Целесообразно ли внедрять бродягу в ночлежку для бездомных? Там на каких только чудиков не насмотрелись. А нам нужна ответная реакция, чтобы увидеть промахи.

А у этого и дом, и работа, и жена, и ребёнок. Сможем оценить обстановку в совокупности.

— А как зовут этого вашего «прототипа»? — Верт задумчиво уставился на раздетого парня.

— Сейчас, посмотрю в карточке, — профессор стал перебирать кипу листов, что держал в руках. — А, вот: «Артур Халахен. Тридцать четыре года. Женат, есть дочь. Работает в “Ингрит-студио”, специалист в отделе мониторинга. В течение последних девяти лет регулярно участвовал в различных экспериментах, проводимых в «Центре внедрения». Имеет подтверждённый иммунитет от ВИЧ-инфекции и ряда других вирусных и бактериальных заболеваний. Препаратно закалён против холода и чрезмерной жары. Родственников за границей не имеет. Гражданство одно».

— Интересный экземпляр, — довольно протянул Верт. — Может, нам стоит пообщаться с ним? Тем более мне, человеку далёкому от ваших «нейронных центров гормональники». Ставлю месячный оклад, что отличу и первый, и последующие образцы.

— Не буду торопиться с принятием вашего предложения. У меня самого нет гарантий того, что эксперимент пройдёт успешно.

Глава 7

В просторном кабинете за столом сидели трое мужчин. Все трое были настолько не похожи друг на друга, что мало кому могло прийти в голову, что они когда-то встретятся.

Первым был профессор Раадик — один из главных ассистентов профессора Белова. Он нервно тёр очки о воротник своего синего халата и покусывал седые усы, ожидая, когда ему позволят говорить.

Говорить же профессору не давал сидевший по правую руку куратор, Дин Верт. Верт неторопливо, спокойно, тоном, больше подходящим для колыбельной, опрашивал молодого человека сидящего напротив.

Молодым человеком напротив был Артур Халахен. Он отвечал на все вопросы спокойно, со скромной улыбкой, с глазами полными радости и искренности.

Артур чувствовал себя в своей тарелке, ему не впервые было проходить опросы, обследования и прочую подготовительную канитель. Но Верт, хоть и тщательно скрывал это, был не в восторге от обстановки. Ему много раз приходилось проводить беседы, задавать вопросы, исследовать то, чем является сидящий перед ним человек, но всегда при других обстоятельствах. Вместо просторного кабинета это был какой-нибудь барак. Вместо яркого света — тусклая лампочка над головой. Вместо роскошного письменного стола — какая-нибудь парта. Да и вместо изворотливых вопросов физическое выбивание правды. Да, при прежних обстоятельствах узнавать правду он умел как никто другой.

— Вам понятна суть эксперимента? — убаюкивал Верт сидящую напротив жертву тихим голосом.

— Если честно, не совсем. Я пытался понять мудрёный текст, который мне подсунули для изучения. Но он мне оказался не по зубам.

Верт понимающе кивнул.

— Ра-зре-шите? — с жутким прибалтийским акцентом профессор Раадик обратился к Верту. Верт одобрительно кивнул.

— Мо-лодой че-ловек, всех деталей вам знать не обья-за-тельно! Вас касается только то, что ваше тело будет отска-нирова-но. Цифровую копию вас мы намеренны использовать в дальне-йшем.

— Я ничуть не возражаю, сканируйте на здоровье, — добродушно и наивно ответил Артур. — Я только не понимаю, зачем вам столько анализов от меня?

Раадик попытался что-то ответить, но его оборвал Верт.

— Дело в том, что нам очень нужен ваш мозг, — Верт заговорщически улыбнулся. — Нашему профессору… не этому, другому… Очень понравилось ваше нестандартное мышление. Как он это мышление вычислил, я не знаю. Но ему очень захотелось отсканировать ваши мозги. Сделать электронную копию.

Артур понимающе улыбнулся. Возможно, его тронул комплимент, связанный с его мышлением, а возможно…

— Оцифровать, чтобы загрузить вон в ту машину, — молодой человек указал пальцем за спины Раадика и Верта. Последние обернулись и увидели через стекло, как в один из «хрустальных гробов», с помощью лебёдок и механизмов под потолком, опускают какую-то груду проводов, трубок и металла. Эта груда отдалённо напоминала человеческий скелет из кабинета анатомии, поверх которого, для наглядности, проложили модель кровеносной системы.

— Вы весьма наблюдательны, — похвалил Артура Верт, поворачиваясь к нему лицом. — И, да, вы правы. Именно в этот агрегат мы намерены поместить модель вашего мозга.

— Модель мозга? — удивлённо спросил Артур.

Верт хотел было ответить, но Раадик осторожно тронул его за локоть, прося возможности объяснить всё самому. Верт опустил голову и шумно выпустил дыхание, которое набрал, чтобы говорить. Раадик воспринял это как «добро».

— То-о, что-о вы ви-дите, не совсем ро-бот. Это ки-иборг, но ещё не законченный. У него нет мозгов, кишечника и кро-ови, которые мы возьмём от вас.

В глазах Артура отразился ужас. И это было понятно — он давал добро на изучение «когнитивных структур» и «исследование новых типов коммуникации», но никак не на пересадку собственных частей тела в машину.

Эту мысль в глазах Артура прочитали и Верт, и профессор Раадик. Оба улыбнулись.

— Не-е волнуйтесь, — весело начал оправдываться Раадик. — Ваши мозги оста-анутся с вами. Мы сделаем точную копию и поместим их в ки-иборга.

Артур облегчённо выдохнул. Но через секунду снова задал провокационный вопрос:

— С мозгом, кровью и кишками всё понятно. Но зачем вам сканировать всё моё тело?

Профессор Раадик что-то пискнул, но его тут же перебил Верт.

— Не волнуйтесь вы так! Не собираемся мы ваши ноги и руки на другие модели пересаживать. А вот скопировать и копию присобачить — это да, такие мысли есть. Но пока только в перспективе.

Артур расслабленно повалился на стул. Видимо, этот ответ его удовлетворил, хотя в глазах ещё читалось сомнение.

— А как вы собираетесь меня сканировать? — тихим, будто обессиленным голосом спросил молодой человек.

Верт посмотрел на профессора Раадика, давая понять, что только он сейчас может хоть что-то объяснить.

— Скани-ирую-ущий луч. Мы просветим ваше тело скани-ирую-ущим лучом, — выдал профессор.

— А это не опасно? Я однажды облысел от каких-то там лучей.

— Это полно-остью безо-опасно для вас. Даю слово и могу подтве-рдить бумагой! — профессор горделиво задрал нос. Артур махнул головой, говоря, мол: «Не стоит».

— Хо-отя вы неда-алеки от истины. Именно это излучение тогда лишило ва-ас волосьев. Вернее это-о не излучение, а смесь различных излу-учений — световых, шумовых, магнитных и да-аже кварковых. Но сейчас доза облучения будет в десятки раз ни-иже.

Раадик прервался и, положа руку на грудь, с чувством глубокой благодарности добавил:

— Спасибо вам и вашим коллегам! Без вашего участия мы бы никогда не узнали безопасный уровень воздействия кварков на че-еловека.

Артур скромно улыбнулся. Это единственная искренняя реакция, которую он мог выдать. Ведь ни он, ни его «коллеги» ни разу не думали о «безопасном уровне воздействия» чего бы то ни было и на кого бы то ни было. Им нужны были только деньги. А судьба наук, человечества, технологий — мало кого из них заботила. В основном заботили страховые выплаты, если «благо человечества» строилось на их костях.

— Молодой человек, — Верт изменился в лице и перешёл на серьёзный тон, тон строгого учителя. — Вы должны понимать два принципа, на которые должны согласиться однозначно и без оговорок.

Артур приподнялся, и настроился слушать.

— Первый принцип — конфиденциальность. Никто, включая всех членов вашей семьи, не должен узнать об этом эксперименте. Второй принцип, — Верт наклонился вперёд, пытаясь «надавить» своей широкой грудью на волю молодого человека. — Вы даёте полное согласие на любое использование тех данных, которые мы получим в результате сканирования вашего тела. Полное согласие, на любое использование.

В этот момент по телу Артура пробежала мелкая дрожь. Ему показалось, что он стоит перед очень важным решением в своей жизни. Как знать, что придёт в голову этим учёным, когда они получат то, чего так желают? Как знать, не запустят ли они, например, целую армию киборгов, чтобы начать очередную мировую войну? И у каждого киборга в таком случае будет его нестандартное мышление, а может быть, и его, вполне стандартное, лицо.

Но в чём проблема? Ведь если эти профессора затеяли такое предприятие, то для них не составит труда найти другого, с ещё более нестандартным мышлением. А сейчас эта возможность выпадает ему, Артуру Халахену, человеку, ни разу не выигрывавшему лотерею. Человеку, которому не повезло родиться ни в богатой семье, ни в богатой стране. Человеку, которому, возможно, повезло только дважды в жизни — когда он встретил жену и когда родилась его дочь. Ему, одному из миллиардов землян, выпала такая возможность. Так почему он должен теперь повернуть назад? Почему должен отдать эту возможность заработать другому? Да и потом, почему след в истории должен оставить кто-то другой?

— «Нет уж! Пусть делают что хотят с моим телом, — думал Артур, — Мне не в первый раз выпадает возможность пожертвовать им, ради блага моей семьи. Я делаю то, что делает каждый порядочный отец. Каждый порядочный отец тратит физическое или психическое здоровье на то, чтобы принести кусок хлеба для своей семьи. И пусть тот, другой, это делает не задумываясь. Разница между нами не велика. Она только в том, что я буду знать, каким образом подхватил ту или иную болячку. А другой не будет знать, например, то, что причина его геморроя, всего навсего неправильное компьютерное кресло, из-за которого он не вылезает до конца смены.

А тут ещё и безопасность обещают, и хорошие деньги. Главное — молчи и не вякай! Молчи при других, что ты вообще где-то был и что-то видел! И не вякай на нас, если тебе не понравится то, что мы сделаем!

По большому счёту — это обычный рабочий момент. У кого на работе нет корпоративной тайны? Или кому разрешается подавать голос, если компания делает не то, что тебе хочется?

Так что не вижу ни одной причины отступать назад или чего-то бояться. Подумаешь, робот будет знать, какой зубной щёткой я чищу зубы. Я и сам об этом могу рассказать. Подумаешь, у него будет моя физиономия. Это даже комплимент».

Верт посмотрел в глаза молодому человеку. Тот без малейшего страха взглянул в ледяную сталь, что пронзала насквозь.

— Я с самого начала сказал, что согласен, — твёрдо ответил Артур. — При условии, что мне выплатят то, что обещали.

Верт надвинулся на молодого человека ещё сильнее, пытаясь морально задавить таким жестом. Артур поддался этому, что выдал забегавший по сторонам взгляд, но тем не менее не сдавался.

— Ты вот что должен усвоить — эти два условия никак не могут быть связанны с твоими выплатами, — Дин Верт повысил голос, и от его низкой частоты пошла вибрация, ощутимая даже кожей. — Даже если тебя вышвырнут из этого здания ни с чем, ты будешь молчать! Молчать ради себя и своей семьи.

У Артура вспотели ладони, к горлу подкатил комок, а в коленях завелась дрожь. Тон мистера Верта явно не допускал возражений. Да и возражать, собственно, не хотелось. Хотелось только согласиться скорее со всем, лишь бы уже не видеть этих стальных глаз и не чувствовать зловонье, вырывающееся из ноздрей под этими глазами.

Через пару мгновений Артуру захотелось бежать или забиться в угол, как испуганной собачонке. Но, как раз в эту секунду, Верт отпрянул назад и расслабленно повалился на стул.

— Впрочем, хочу тебя заверить, что ты получишь всю сумму, что тебе обещали. Даже больше, — сказав это, Верт махнул рукой кому-то за стеклянной стенкой, приложил два пальца к губам, а потом выставил вперёд три пальца и махнул рукой.

— Мы намерены заплатить вам гораздо больше потому, что кое-что в наших планах поменялось. Раньше мы планировали с вами попрощаться сразу, как только закончим сканирование. Теперь же нам нужно, чтобы вы пожили вместе с нами, пока эксперимент, по крайней мере, несколько его частей не закончатся.

На лице Артура тут же вспыхнуло негодование. Он явно не собирался тут задерживаться, даже до следующего утра. А тем более жить здесь.

— Я понимаю, понимаю! — успокаивающе двигая ладонью, вернулся к нежному тону Верт. — У вас постоянная работа, семья… Что касается работы, мы уже позвонили — ваше руководство даёт вам неограниченный по времени отпуск, с сохранением зарплаты и рабочего места, независимо от срока вашего отсутствия.

Негодование на лице Артура только усилилось.

— Да, вашей семье мы звонить не стали. Решили, что вы сами знаете, как это лучше преподнести. Мы вам советуем прикрыться командировкой. Особенно потому, что на вашей работе согласны подтвердить эту легенду.

— Мы так не договаривались! — гневно выпалил Артур.

— Разумеется! Это форс-мажор, связанный с недоработкой устройств, а также с появлением целого ряда исследований, связанных с круглосуточным наблюдением за вами и образцами…

— Образцами? — удивлённо и подозрительно переспросил Артур.

— В перспективе есть создание второго киборга. Но это в дальнейшем. Главное, что нам сейчас стоит обсудить, — это то, сколько вы будете получать в день за то, что проживаете здесь.

Артур заколебался. С одной стороны, он не мог представить, что хотя бы сутки не увидит своих девочек — жену и дочку. С другой — прежней суммы хватило бы, чтобы он наврал Клэм про командировку. Даже если бы тут пришлось проторчать пару месяцев. Но ему предлагают обсудить увеличение суммы. Что ж, об этом интересно послушать.

Но Верт не стал ничего говорить. Он просто взял и начал водить указательным пальцем по столу. На чистом, глянцевом столе за его пальцем потянулся жирный след от размазанного отпечатка. Этот след сложился в цифры, а цифры в кругленькое число.

Артур непонимающе поднял глаза.

— В день. Это надбавка к прежней сумме за каждый день, — успокаивал его недоумение Верт.

Артур повторил жест собеседника и дорисовал ещё один ноль. Верт усмехнулся. Он дотянулся до последнего в числе нолика и, как сначала показалось Артуру, зачеркнул. Но после, когда Верт убрал руку, Артур увидел, что его нолик переправили на денежный знак иностранного государства. И в той валюте сумма получила увеличение не в десять, а почти в сто крат.

Иными словами, ему предложили недельный заработок за один день проживания в этом странном месте. И это не говоря о предыдущих договорённостях.

Артур кивнул. По лицу Верта растеклась улыбка.

Вдруг кто-то ворвался в кабинет без стука. Верт резко обернулся, и его рука почему-то молнией скользнула в широкий карман на бедре.

Причин волноваться не было. Это один из лаборантов, повинуясь странному жесту Верта, принёс три бумажных стаканчика, накрытых пластиковой крышкой.

— Ваш кофе, мистер Верт, как вы просили, — лаборант поставил стаканчики на стол и мигом покинул кабинет.

— Угощайтесь, мистер Халахен, — Верт подвинул стаканчик к Артуру. Тот поблагодарил и, открыв клапан в пластиковой крышке, попробовал.

— Ва-ам нра-авится наш кофе, мистер? — внезапно подал голос профессор Раадик, протягивая руку за своим стаканчиком.

— Неплохой, очень даже! — с улыбкой ответил Артур.

— Но вы предпочитаете другой, — вмешался Верт, который с изучающим прищуром уставился на Артура, и в его голосе не слышались вопросительные интонации.

— Да, верно, — скромно улыбнулся Артур. — Я уже много лет с ума схожу по кофе, который подают в «Братьях Виллз».

— О боги, вы едите в этой жуткой забегаловке? — наигранно всплеснул руками Верт.

— Нет, ем редко. Но кофе у них отменный. Сваренный в турке, на углях. Дорогой, правда, зараза! Но того стоит.

Верт добродушно улыбнулся и шумно отхлебнул из своего стаканчика.

— Вы вот что, мистер Халахен, ничего не пейте и не ешьте на ночь. А ещё, скорее всего, вам слабительное предложат. Не возмущайтесь. Это моя к вам, личная, просьба. И ложитесь спать пораньше. Поспите как следует!

— Одно с другим не вяжется, — грустно ответил Артур.

— Что, простите? — непонимающе посмотрел на него Верт.

— Не вяжется, говорю. Совсем не вяжется — слабительное и сон.

Глава 8

В корпорации «Сейв-Айро» наступил день «Х». Хотя правильнее было бы сказать, что этот день наступил только для секции «J». Ни одна душа за её пределами понятия не имела о том, что именно творится за бронированными дверями.

Для самих же обитателей секции день «Х» мало чем отличался от всех предыдущих дней. Так же сонно и лениво по коридорам проплывали одинокие фигуры в синих или белых халатах. Так же, в полной тишине, гудели какие-то аппараты. Так же из каких-то кабинетов доносился запах кофе и свежей выпечки. Словом, грандиозного события ничего не предвещало.

Дин Верт сидел вместе с профессором Беловым в кабинете со стеклянной «стеной». Отсюда им открывался отличный вид на «хрустальные гробы», размещённые в «ангаре». Они словно заняли лучшее место на бельэтаже, чтобы лучше рассмотреть театральную постановку. До выхода «актёров» было ещё далеко, поэтому профессор листал «театральную программку», а Верт смачно прихлёбывал из карманной фляжки терпкую жидкость.

— Я вот не пойму, док, а зачем нам этого прототипа тут держать? — первым нарушил затяжное молчание Дин.

Профессор нехотя оторвался от своих записей и, впившись маленькими глазёнками в переносицу собеседника, ответил:

— Я уже говорил вам, оборудование не отлажено. Образцы могут получиться некачественными. Но это мы сможем понять только после длительного обследования.

Внезапно появился запыхавшийся лаборант. Он без стука ворвался в кабинет и начал что-то быстро и невнятно тараторить.

— Подожди, отдышись! — спокойно увещевал его Верт.

— У нас всё готово! — радостно отрапортовал лаборант. — Разрешите начинать?

— Вперёд! — с улыбкой скомандовал куратор. Но парень даже не пошевелился, только перевёл взгляд с Верта на профессора. Белов молча кивнул, и парня тут же как ветром сдуло. Дин Верт немного поморщился, но потом выдохнул и подумал: «…Просто не в моей компетенции, не забивай себе голову такой ерундой».

Внизу запищали приборы, зашумели механизмы. Ангар заполнил шум, схожий с тем, что раздаётся от высоковольтных линий, только в «ангаре» он был куда сильнее. По ангару забегали люди в белых и синих халатах. Кто-то потащил высокую стремянку и поставил её рядом с пустым «хрустальным гробом».

Суета продолжалась никак не меньше минуты, а потом разом оборвалась. Как будто дали команду «воздух» и все попрятались в укрытия.

Двери в конце «ангара» откатились в стороны, и вперед вышли три человека. Двое были одеты как сотрудники эпидемиологического центра — в полном костюме бактериологической защиты. Оба несли ранцы со шлангами за спиной. Один из них вдобавок нёс маленький чемоданчик, сбоку которого болталась медицинская маска для ингаляции.

Третий же был почти голый, не считая больничной сорочки и обуви в виде резиновых тапочек. Верт не сразу узнал в нём своего вчерашнего собеседника, Артура Халахена, так как его внешность значительно изменилась за последние сутки. Артура побрили наголо, сняв не только щетину с лица, но и всю шевелюру с головы. В таком виде он больше напоминал жертву химиотерапии, чем добровольца в судьбоносном эксперименте.

Один из одетых в «противочумной» костюм, полез на стремянку, прихватив с собой чемоданчик с «ингаляцией». Второй помог Артуру снять с себя сорочку и обдал химическим паром из своего рюкзака. Видимо, это был акт дезинфекции.

Артур поднялся по стремянке вслед за первым «противочумным» и, с трудом разминувшись с ним на последней ступеньке, перелез на платформу перед «хрустальным гробом». Прежде чем залезть внутрь стеклянной колбы, доброволец скинул с себя резиновые тапочки и получил удар химического пара по голым пяткам.

Через мгновение Артур уже лежал в «хрустальном гробу» лицом к зрителям на бельэтаже. Правда, самих зрителей он не видел — стекло бельэтажа было с зеркальной тонировкой.

Некто в «противочумном» костюме размотал шланг из своего чемоданчика и приладил на его конец маску для ингаляции. Эту маску Артур сам прижал к своему лицу.

В нос ударил резкий, химический запах. Перед глазами возникла рука со сжатыми в кулак пальцами. По одному в секунду, пальцы выпрыгивали из кулака, визуализируя обратный отсчёт. Когда пальцы закончились, алгоритм начался заново. И ещё раз.

На пятом круге глаза Артура потяжелели, а рука с маской бессильно повисла.

— Ему дают наркоз, — объяснил профессор Белов Верту, который жадно наблюдал за всем происходящим. — Во время процедуры могут возникнуть новые нейронные связи. В конце концов, прототип боится неизведанного, а страх провоцирует появление новых связей. В нашем эксперименте очень важно сохранить максимальную идентичность. Наркоз решает эту проблему.

Некто в «противочумном» костюме поправил положение тела Артура и, быстро смотав прибор, спустился. Он махнул рукой и, прихватив с собой стремянку, бросился бежать в ту дверь, откуда пришёл. Его напарник побежал следом.

Механизмы задрожали, гудение усилилось, из «раскрытого трансформатора» стали вырываться вспышки света. Вдруг оба «хрустальных гроба» сдвинулись с места и стали уходить вниз, утопая в проводах и трубках.

Когда стеклянные колбы скрылись из виду, профессор Белов подскочил и выбежал в соседний кабинет. Он так спешил, что не позаботился закрыть за собой дверь. Верт отошёл на пару шагов назад так, чтобы, не упуская из виду «раскрытые трансформаторы», иметь возможность наблюдать за профессором. К сожалению, ни в работе «трансформаторов», ни в работе профессора не было чего-либо понятного для куратора.

Белов судорожно бегал глазами по экранам мониторов, коими была завешана вся стена в соседнем кабинете. По мониторам прыгали цифры, значения, символы. Верт подумал, что не поймёт их смысла, даже если всю оставшуюся жизнь проведёт за соответствующими книгами и документами.

Внутри «раскрытого трансформатора» начались лиловые вспышки. Верт посмотрел на них некоторое время, но потом со скукой повернулся к мониторам. Значения цифр на мониторах постоянно менялись, но это ни о чём не говорило куратору, а доставать профессора вопросами в эту минуту совсем не хотелось.

Верт молча стоял, наблюдая за происходящим. То, что это волнительный момент, он осознавал, но не знал — куда себя деть. Интерес к происходящему таял с каждой минутой. Ничего не менялось, кроме показаний мониторов. Верту дико хотелось увидеть результат, но он отдавал себе отчёт в том, что ждать, возможно, придётся не один час.

Чтобы хоть как то скоротать это неопределённое время ожидания, куратор пару раз приложился к карманной фляжке.

Внезапно рявкнул интерком: «Копирование мозга завершено». Профессор Белов тут же подбежал к сенсорной панели у двери и, выбрав нужную команду, также ответил по интеркому: «Отлично! Копируем оболочку!»

Снова начались лиловые вспышки, вырывающиеся из глубины «трансформатора».

Верт взял стул из-за стола, поставил его так, чтобы сесть у самого стекла. Но только его пятая точка успела соприкоснуться со стулом, как тут же раздался громогласный вопль из интеркома: «Копирование оболочки завершено».

— Доставайте образец номер один! Прототип не трогать! — снова раздался противный голос профессора через те же динамики.

Скуку Верта как рукой сняло. С небывалой сосредоточенностью он смотрел на то, как из груды проводов и трубок поднимается двухметровая стеклянная колба. Её стенки запотели, а вдобавок измазались чем-то красным и жёлтым до такой степени, что невозможно стало увидеть содержимое.

Тут же подбежали ребята в «противочумных» костюмах. Они поставили стремянку и влезли на неё с такой оперативностью, какой могли бы позавидовать сотрудники спасательных служб. Эти ребята открутили защитные механизмы, и колба сама собой раскрылась.

Верт обомлел от увиденного. Внутри «хрустального гроба» лежала точная копия Артура Халахена. Не того Артура, что вчера беседовал с ним за стаканчиком кофе, но того, что прошёлся по ангару с обритой головой. Мозг никак не мог сопоставить, как было возможно скрыть ту груду проводов и железа под кожей, столь идентичной настоящей.

«Ребята в противочумных» костюмах протянули под копией Артура Халахена специально заготовленные верёвки. Над их головами уже болтались лебёдки с крючками, которых не было пять секунд назад. «Ребята» прицепили верёвки к крючкам, и лебёдки вырвали новоиспечённого киборга из его «утробы».

Спустя мгновение лебёдки унесли «образец номер один» в один из закрытых кабинетов, рядом с ангаром.

Верт уже собрался пойти в том же направлении, желая увидеть, что будут делать с этим киборгом, как вдруг снова раздался голос профессора Белова из интеркома.

— Отлично! Первая фаза выполнена, приступаем ко второй! Очистить контейнер номер два. Запустить систему для повторного сканирования. Производим полное копирование!

Верт опешил. Он подскочил с места и бросился к профессору.

— Что это значит? Разве не было уговора, что ко второму этапу вы приступите, разобрав ошибки?

Профессор безразлично посмотрел в сторону куратора.

— Не вижу никаких причин откладывать эту часть, — сухо ответил Белов. — Аппараты настроены, персонал на местах, вещества в боксах. Сейчас закончится стерилизация контейнера, и продолжим.

Верту хотелось устроить разнос профессору прямо сейчас, хотелось нажать на кнопку интеркома и сказать, чтобы все сворачивались. Но его собственное любопытство взяло верх. Куратору не терпелось посмотреть, что получится у его подопечных.

Дин Верт оставил профессора в покое и вернулся на своё зрительное место.

Контейнер вычистили оперативно — ребята явно готовились к такому повороту событий. На полу, у подножья «раскрытого трансформатора», валялись кучи тряпок, измазанных чем-то, что очень похоже на сочетание крови и блевотины. Через пару мгновений шустрые ребята убрали и их, и стремянку, и себя самих прочь. Чистый контейнер, точно так же как и в первый раз, стал плавно погружаться в кучу трубок и проводов.

Глава 9

— Как тебя зовут? — в кромешной тьме раздался женский голос.

— Артур Халахен, — ответил кто-то моим голосом.

— Где ты живёшь? — снова женский голос из тьмы.

— На Второй Параллельной, дом 65, — снова мой голос, и снова не я отвечал. Хотя мог быть и я, но неосознанно.

— Видишь что-нибудь?

Голоса не последовало, а в моём сознании что-то щёлкнуло, давая понять, что без моего желания ничего и не последует. Я попытался покачать головой. Это далось с трудом или вообще не далось. Во всяком случае, я ничего не почувствовал.

В следующую секунду ударил яркий свет. И настолько яркий, что мне показалось, будто он расколет мне голову на части.

— А-а-а! Слишком ярко! — закричал я, когда понял, что не могу ни закрыть глаза, ни отвернуться. К счастью яркость резко стала падать. Вскоре я разглядел силуэт, нависший надо мной, а после и лицо этого «силуэта». Женское лицо, не молодое, но приятное на вид.

— Попробуй моргнуть! — попросила меня эта женщина.

Я попробовал, и у меня не получилось. Ещё одна попытка. На третьей мои веки опустились и не поднялись назад. Тусклый, чёрно-красный свет пробивался сквозь них.

— Теперь попробуй открыть глаза!

Я попробовал. Снова для успеха понадобилось три попытки.

— Поверни голову налево!

— Почему я себя чувствую как бревно? — не выдержал я. — Что со мной происходит? Почему у меня так болит голова?

Женщина отпрянула от меня, и я не мог даже пошевелить глазами, чтобы увидеть, куда она делась. Успел только ухватить её замешательство на лице, когда она исчезала.

— Что, что-то пошло не по плану? — пытался иронизировать я, но понял, что интонации этого не передали, а на лице не шевельнулся ни один мускул. — Я чувствую себя паралитиком. Знаете, меня как-то парализовало от вакцины. К счастью, мой иммунитет меня спас. Так вот, ощущения — один в один.

— Вы действительно парализованы, — послышался мужской голос. Его обладатель шелестнул бумагой, и тут до меня дошло, что и его голос, и гудение проводов, и все прочие звуки я слышу необычайно остро. Как будто мне слуховые аппараты засунули в уши.

— А чего мне так громко? — поинтересовался я.

— Сейчас лучше? — услышал я тот же мужской голос, но уже издалека, будто он отошел в конец кабинета. Вместе с ним словно отошли и все остальные звуки.

— Да, получше, — уставшим голосом попытался ответить я, и эту интонацию мне удалось передать. — А как меня парализовало?

— Действие наркоза, — чересчур быстро ответил мне мужской голос, его обладатель явно готовился к ответу на подобный вопрос. — Не волнуйтесь, это не опасно. Единственное: вам придётся постепенно восстановить моторные функции. Думаю, на это у вас уйдёт не больше дня. И я вам в этом помогу!

— А кто вы?

— Меня зовут Ден Ли. Я всего навсего лаборант. Но помочь вам у меня хватит навыков и опыта.

— Да я нисколько не возражаю, Ден. Я готов слушаться даже санитара, лишь бы поскорее почесать себе копчик.

— У вас чешется копчик? — встревоженно спросил женский голос.

— Не-е-т, просто хотелось выразиться доступно и не слишком резко. Думаю, вы понимаете — загорать, лёжа под хирургической лампой, мне не нравится. Я хочу встать.

— Не так быстро! — перебил меня Ден Ли, его лицо, украшенное очками в тонкой оправе, возникло в поле моего неподвижного зрения. — Начнём с малого.

Он поднёс две руки с оттопыренными указательными пальцами так, чтобы кончик каждого из них был прямо в зените моих глаз.

— Следите за пальцами, — мягко попросил меня Ли. Он стал медленно их уводить влево. Я попытался следить за ними, и у меня это вышло, но с задержкой. Точно так же получилось, когда он повёл пальцы в обратном направлении. Затем вверх, вниз, по кругу, по спирали, по диагоналям, а потом вовсе хаотично. Меня удивило то, что лаборант сам знал, где мои границы видимости — когда пальцы пропадали из виду в крайних точках, он возвращал их в поле зрения без лишних вопросов.

Через пару минут мои глаза начали двигаться без задержки. Даже показалось, что вижу я намного лучше, чем до наркоза.

В конце офтальмологической зарядки Ден Ли свёл пальцы вместе, и я, хоть и с задержкой, свёл глаза в кучу. В таком положении он поводил ими вверх-вниз, а потом широко развёл пальцы в стороны.

Я сам не понял, как это у меня получилось, но мои глаза противоестественно разъехались, и я смог проследить за обоими пальцами. Ден усмехнулся, убрал руки и подвинул в сторону хирургическую лампу.

— Теперь давай сам! — сказал он мне и отшагнул назад. Я без труда нащупал его взглядом, потом разглядел краем глаза ту женщину, что меня разбудила, рассмотрел шершавый потолок и заключил: «Порядок».

Ден Ли радостно улыбнулся.

Потом Ден помог мне вспомнить, как крутить головой. Женщину, которая меня разбудила, звали Лайза Чан — она помогла мне вспомнить, как пользоваться руками и ногами.

За три часа я заново научился тому, чему когда-то учился полтора года — сидеть, стоять, ходить и даже бегать. Однако мне самому мои движения очень не нравились. Они были то чересчур заторможенными, то чрезмерно быстрыми, как будто мой мозг привыкал к новому телу. Но больше всего напрягало ощущение, как будто я находился в бронированном танке.

Да, я ощущал холод кушетки, тепло рук Дена, чувствовал запах духов Лайзы, даже вкус собственной слюны. Но меня не покидало чувство неестественности происходящего, какой-то сюрреалиализм. Хотя и картинка перед глазами была чёткой, и звуки чище, и ощущения ярче, чем прежде — я воспринимал всё так, как если бы смотрел на мир через экран монитора и слышал звук через наушники.

Все мои попытки объяснить свои ощущения Дену заканчивались тем, что он убеждал меня в побочном эффекте наркоза.

— Не волнуйся, неделю попьёшь молоко, и всё из тебя выйдет!

Пить всю неделю молоко — это, конечно, хорошо. Но что-то мне не сильно верилось в побочный эффект. В конце концов, это был далеко не первый наркоз в моей жизни.

— Что насчёт вашего эксперимента? — во время очередных физических упражнений спросил я. — У вас получилось дать ему мои нестандартные мозги?

Ден и Лайза переглянулись. В их лицах читалась однозначная неготовность ответить. Я насторожился.

— Киборгом занимается секция «W». Они следят за его состоянием, — холодно отрезала госпожа Лайза Чан.

Меня этот ответ удовлетворил. Хотя новые ощущения навевали мне страшные сомнения.

До самого ужина я занимался восстановлением самых элементарных навыков, начиная с завязывания шнурков и заканчивая хождением в туалет. К слову — туалет был только репетицией, так как мне нечем было ходить ни по малой, ни по любой другой нужде.

Ближе к вечеру выяснилось, что я провёл в отключке не пару часов, как казалось, а сутки плюс пару часов. Эта мысль меня расстроила, потому что я совсем не выспался.

А ещё я жутко проголодался. Но меня упрямо просили ждать, говорили: «Ужин по штатному расписанию будет в 18:00, до этого времени вам лучше ничего не есть и не пить».

— Интоксикация от наркоза, дружище, — говорил мне Ден, — тебя всё равно вывернет. Дай организму время.

Однако не было похоже, чтобы мои новые знакомые с азиатскими корнями… я имею в виду Дена Ли и госпожу Чан… Чтобы они сильно беспокоились о моём организме. Они заставляли меня ходить из одного кабинета в другой, сдавать кровь на анализ, проходить рентген и УЗИ.

Когда наступило заветное время, 18 часов, ноль минут, прозвенел противный сигнал, и жизнь в коридорах закипела. Я выглянул из кабинета, в котором меня в очередной раз ощупывали и осматривали, и с тоской посмотрел на тех, кто уходил в сторону лифта. Мне безумно хотелось быть в числе тех людей, кто сейчас отстоит свою очередь в маломестный лифт, спустится вниз и уедет к своим детям, жёнам или мужьям. Свою жену и дочку я не видел два дня, из которых помню только девять часов, но уже чудовищно по ним соскучился.

Когда коридоры опустели, Ден Ли взял меня под локоть и предложил проводить до столовой. Я медлить не стал, тем более что чувствовал, будто желудок уже скручивается в узел от голода.

Вместе с Деном мы зашли в просторный зал с ослепительно снежными стенами. Если бы не стойка раздачи на противоположной стороне, я мог принять место за операционную, с парой десятков столов для хирургических манипуляций. А столы выглядели именно как хирургические — высокая металлическая столешница, тонкие ножки, ролики на концах ножек.

За столами сидело множество народа, хотя, казалось бы, все ушли по домам. Это «множество» шумело, о чём-то спорило, громко чавкало, заметно подтрунивало друг над другом. С первого взгляда становилось ясно — это самые молодые из персонала. Старики либо уже посетили столовую, либо предпочли принимать пищу в своих кабинетах. А у этих ребят, может быть, и нет своих кабинетов. И трудно было определить, кто из них кто — одни были в синих, другие в белых халатах, одни в очках и с умным видом, другие с взъерошенными волосами и полным отсутствием мыслей во взгляде.

Но оживление в столовой тут же закончилось, когда на пороге появились мы. Незанятым оставался только один стол, неподалёку от входа, и все обитатели столовой с неприкрытым интересом наблюдали за тем, как мы проходили к нему.

— Посиди пока тут, — мягким голосом просил меня Ден. — Я схожу возьму нам что-нибудь.

Я попытался сказать, что хочу съесть кусок недожаренного мяса, но он меня перебил:

— Дружище, я лучше знаю, что тебе сейчас нужно, — Ден одарил меня широкой улыбкой и ушёл по направлению стойки.

Глядя ему вслед, я ощущал, как меня самого жалят взгляды всех присутствующих, а оглянувшись невзначай, убедился в правоте ощущений. Мне стало неловко от такого внимания, но я пытался сохранять видимое равнодушие.

— Вот твой завтрак, обед и ланч, который ты пропустил, — Ден протянул мне стаканчик с трубочкой. В стакане было что-то тягучее, похожее на растаявшее мороженое. Я взял это и состряпал недовольную мину.

— Да не вредничай, сомневаюсь, что ты сейчас и это сможешь допить, — с этими словами Ден поставил на стол пустое ведёрко для льда.

Нехотя я приступил к трапезе. На удивление, эта субстанция оказалась не только вкусной, но и приятной во рту. С жадностью втягивая эту белую кашицу, я меньше чем за полминуты опустошил стакан. И тут же пожалел об этом. Меня вывернуло. Благо ведёрко было прямо передо мной.

— Ну вот, о чём я тебе и говорил, — добродушно похлопал меня по спине Ден.

Я поспешно принялся вытирать лицо салфеткой, украдкой глянув, не обратили ли на меня внимания. К моему смущению, на меня смотрели все. Особенно мне запомнилось выражение лица молодого, лохматого парня в очках — у него в прямом смысле слова отвисла челюсть. Было такое чувство, что он увидел не мужчину, отходящего от длительного наркоза, а инопланетянина, заживо проглотившего его прыщавую подружку, проблевавшегося ею же.

Должно быть, я покраснел от стыда за себя, хотя отдавал себе отчёт в том, что эти ребята к такому готовы.

— Может, стоит попробовать ещё раз? — повернувшись к собеседнику, жалобно спросил я. — Вдруг получится?

Ден пожал плечами, молча встал и пошёл за второй порцией. Мои надежды на то, что физиологические проявления отпугнут зевак, не оправдались. Напротив, от общей толпы отделилась парочка юношей, которая нерешительно приблизилась ко мне.

— Мистер Халахен? — неловко обратился ко мне один из парочки, тот, что был пониже. Я кивнул. В ответ на это, второй, тот, что был выше и худее, набрался смелости, приблизился ко мне вплотную и изучающе уставился на моё лицо. Его глаза стали похожи на глаза патологоанатома, смотрящего на пациента, или глаза криминалиста, осматривающего жертву маньяка. Было заметно, что он изучает каждую морщинку в уголках моих глаз. Это было противно и бестактно с его стороны. Я не удержался от того, чтобы проучить этого юного физиогномика.

Я и сам не увидел, как моя рука вылетела из-под стола. Мгновение, и парень завизжал как поросёнок на бойне, правда, очень уж гнусаво. Мои пальцы сжали его длинный, любопытный нос, который был в омерзительной близости от моего лица.

— Ай, больно! — провопил длинный, и я его выпустил. Через пару секунд я пожалел, что вообще дотронулся до этого любопытного — он обеими руками стал давить себе на лицо, и сквозь пальцы быстро побежала тёмно-алая кровь.

— Прости, пожалуйста! — поспешил извиниться я и, подскочив на месте, протянул ему охапку бумажных салфеток.

— Всё нормально, — прогундосил любопытный и потихоньку стал отходить в сторону туалета.

Я сел на место, угрызаемый муками совести. Однако эти муки перекрикивала старая тревога словами: «Что-то не так! Как ты умудрился парню нос сломать, не приложив и чуточку усилия?» Эту тревогу я затыкал, убеждая себя в том, что не отошёл от наркоза и потому так плохо контролирую своё тело, в том числе и физическую силу.

Однако долго терзаться мыслями мне не пришлось. Со всех сторон наш столик начали окружать молодые обитатели столовой.

В первую секунду я подумал, что эти ребята собрались отомстить за обиду их товарища и решили немного намять мне бока. Но потом, по их удивлённым и заинтересованным лицам, сообразил, что им интересна моя персона совсем по другой причине. Вот только непонятно по какой?

— Мистер Халахен, как вы себя чувствуете? — спросил невысокий компаньон убежавшего в туалетную комнату.

— Я-то, нормально, а вот твой приятель, похоже, не очень.

Невысокий посмотрел равнодушно в сторону уборной и, никак не отреагировав, сел на место Дена.

Кольцо зевак замкнулось вокруг нашего столика.

— У вас появились какие-нибудь новые ощущения? Или, может быть, пропали старые? — спросил юноша, сидевший на месте Дена. Я крепко задумался. Сначала о том, не пропали ли старые ощущения? Пожалуй, нет, разве что притупилось осязание. Появилось ли что-то новое? Пожалуй, да! Глаза видят намного лучше, и слух обострился. Но… Почему же мелкий «недоучёный» об этом спрашивает?

— Нет, ничего значительного, — сухо отчеканил я. Но что-то мне не нравилось такое пристальное внимание ко мне и моим ощущениям. Это слишком не походило на то, что эти юноши и девушки впервые встретили человека, проснувшегося после наркоза. Червячок сомнения стал грызть моё восприятие действительности.

— Ничего, — повторил я. — Но почему ты спрашиваешь?

Сидевший на месте Дена растерялся от моего вопроса. Было видно — он пытается подобрать ответ, но ничего не выходит. Ему на помощь пришёл товарищ, тот, что смотрел на моё «не усвоение» с отвисшей челюстью.

— Вас не мучает жажда? Голод? Дышите легко? Голова не кружится?

Я попытался вспомнить, видел ли я этого парнишку позавчера, когда меня изучали вдоль и попрёк в различных кабинетах. Память на лица у меня что надо. И я готов был спорить, что сегодня его вижу впервые.

Червь сомнения подсказал мне правильный вопрос, тот, который помог подойти к истине издалека:

— Скажи-ка, а ты из какой секции? Что-то раньше я тебя тут не видел.

— Из секции «W», — простодушно и буднично ответил мне этот юноша.

Этот ответ меня не удивил нисколько. От Дена я знал, что киборгом занимается отдел «W». Знал, потому что так Ден избавил себя от лишних ответов. Скинув всё на другую секцию, он как бы заявлял: «Я ничего не знаю, потом спросишь у них». И вот, тут один из них.

— А что с тем киборгом? Я слышал — им занимается именно ваш отсек.

В воздухе повисло гробовое молчание. Одна девушка, стоявшая в задних рядах оцепления, шепнула на ухо своей соседке: «Он ещё ничего не знает».

Не знает и не узнал бы, если бы не обострённый слух. Догадка молнией прошила мои мозги. Я вскочил на ноги и осознал, что не чувствую своего тела. В следующий миг понял, что не могу набрать в лёгкие воздух. Перед глазами помутнело, поплыли чёрные круги.

Сквозь толпу протиснулся Ден и попытался подхватить меня. Это он сделал напрасно. Мои ноги подкосились, и я рухнул на пол, утянув Дена за собой.

В голову ударила странная смесь возбуждения и беспричинной радости. Внезапно в картинке моего зрения я стал различать пиксели. Звук превратился в набор шумов, разрывающих мозг. Желудок пару раз дёрнулся, желая выплеснуть то, что ещё не вышло с первой попытки. Я ощутил жуткий холод и ещё более жуткий страх. Страх заполнил всё моё сознание, все мысли и все чувства. Страх, паника, ужас, шок, оцепенение. Я желал потерять сознание, выключиться или… проснуться. Происходящее мне казалось сплошным бредом.

— Как я могу быть киборгом? — орал голос в моей голове. Голос точь-в — точь как мой, но не мой.

Я очень надеялся на то, что это всего лишь шок. Рассчитывал на то, что паника меня лишает чувств и трезвости мысли. Очень рассчитывал.

Но все мои надежды рухнули, когда перед моими глазами всплыло диалоговое окно.

Глава 10

Я лежал на кушетке в маленькой палате. Тоскливо мерцали газовые лампы на потолке. Жужжали моторы системы вентиляции. В углу, на стуле, молча сидел Ден. Меня радовало, что моё тело не затекает и не устаёт от лежания в одной позе, потому что я не смог бы пошевелиться, возникни у меня такое желание — руки и ноги сковали железные тиски.

Ден, вероятно, думал, что я нахожусь в депрессии и отрешённо смотрю в одну точку. На самом же деле я уже два часа копался в контекстном меню, зашитом в отдельный процессор, с которым мой мозг общался напрямую. Спасибо разработчикам за визуализацию, иначе я бы спятил от беседы с холодными цифрами.

Любой другой на моём месте месяца два привыкал бы к той мысли, что он теперь жалкая пародия на «робокопа». У меня на это ушло два дня.

В первый день я крушил и ломал всё, что видел. Правда, недолго. У этих живодёров есть магическая кнопочка, выключающая работу всех моих моторчиков. Меня отключали, я молча смотрел в потолок, клятвенно уверял, что уже совладал с собой, а получив возможность двигаться, крушил всё, что попадалось на пути, и бил морду любому, кто был рядом. Дену тоже перепало.

Второй день был менее интересным. Меня приковали к кушетке и пригласили назойливого психолога, который пытался успокоить меня. Как ни пытался он убедить, что мои органы никуда не пересаживали и что я уникальная личность с необычной историей рождения, на адекватный контакт он меня не вывел.

Ден на меня не обижался, хотя я сломал ему очки. Синяка на лице у него не было, но место удара он частенько потирал. О сделанном ему я сожалел, ведь с Деном общение у нас было куда более продуктивное, чем с психологом или тем хмырём, кого все называли профессором.

Ден Ли возился со мной так, будто я не машина или какой-то продукт эксперимента, а его старый приятель, изрядно выпивший на вечеринке. Он заботливо таскал мне тот тягучий коктейль из столовой, выносил из-под меня «утку», бегал с ведром, когда коктейль приходился моим кишкам не по вкусу. Ден пытался общаться со мной, и я невольно шёл на контакт. Он, наверное, единственный, кого не хотелось винить в сложившейся ситуации.

Вчера мои моторы включили, но зачем то сковали тисками. Это положение вещей удручало. В такой ситуации у человека вмиг возникает чувство, что на самом деле он шизофреник и сейчас валяется в психдиспансере под действием транквилизатора. И сейчас я рад был бы оказаться шизофреником.

— Может, отпустить тебе руку? — внезапно разорвал тишину Ден.

Я не сразу понял, что он обращается ко мне, так как был увлечён изучением новых функций, доступных моему внутреннему компьютеру.

— Да, можно, — прозвучал мой голос после короткой паузы.

— Бить не будешь? — настороженно спросил Ден.

— Не могу обещать, — последовал сухой ответ.

Тем не менее Ден Ли подошёл к моей кушетке, покрутил какую-то ручку, и тиски, удерживавшие мою левую руку, разжались. Я поднял вверх освободившуюся конечность и уставился на то, как перебираю новыми пальцами. Они ничем внешне не отличались от прежних и чувствовались так же. Готов спорить, даже отпечатки пальцев сохранились без изменений. Но при каждом движении я как будто слышал писк сервомоторов. Нет, конечно, этого звука не было в действительности. Его мозг додумывал, сопоставляя с движениями. Возможно, так мне самому было легче привыкнуть к новой действительности.

Ден обошёл кушетку и встал так, чтобы я мог его и увидеть, и, при желании, ударить. Возможно, он рассчитывал увернуться, в случае если мне придёт в голову последнее, но проверять его реакцию сейчас совсем не хотелось. При виде Дена я вдруг вспомнил об одном, крайне важном вопросе, который откладывал уже два дня:

— А где другой?

Ден непонимающе на меня уставился.

— Ну, если вы никакие органы ни от кого не пересаживали, то где сейчас тот, у кого всё на месте?

Ден озадаченно улыбнулся и ответил:

— В жилом секторе, полагаю.

Я вспомнил уютную комнату, в которой провёл первую ночь в этом странном месте. Та комната напоминала купе в железнодорожном вагоне — маленькое окно со шторками на леске, откидной столик между кушетками, раздвижные двери. Вот только сами кушетки были одноярусные, а раздвижные двери вели в шкаф, а не в коридор. Там я крепко выспался перед тем, как проспать ещё сутки.

А теперь в той комнате, вероятно, лежит вторая версия меня. Или, может быть, там и есть «я», а тут вторая версия «меня»? Да, скорее всего, так и есть. Но (чёрт не разбери!) почему так получилось?! Почему я не там, а он не здесь? Почему я — киборг, а он — человек? Почему я пришёл на своих двоих, а теперь меня сковали по чужим, другим?

Голова раскалывалась от таких мыслей, нужно было срочно отвлечься, но я не знал как.

— Ты, наверное, хочешь увидеться с ним? — вторгся в мои молчаливые рассуждения Ден.

— Очень хочу, но, честно говоря, боюсь.

— Почему?

— Я сам не знаю. По идее «я» — это он, и «он» — это я… Кто знает, к чему приведёт наша встреча?

Ден понимающе покивал головой.

— Артур, скажи, ты сам как понимаешь, кто из вас теперь настоящий? — в голосе Дена слышалась тревога. Но тут до меня дошло, почему я так расположен к этому выходцу из азиатских стран — он единственный, кто называет меня по имени после инцидента в столовой. Остальные обращаются ко мне местоимениями. Это открытие отвлекло меня от важности услышанного вопроса, и я холодно отрезал: «Не знаю».

— Боюсь, вам придётся встретиться — это часть эксперимента, — в голосе Дена зазвучали нотки сожаления.

— Пускай, — холодно отрезал я. — Думаю, он меня ничем не удивит.

Ден Ли улыбнулся и стремительно удалился.

Я услышал, как хлопнула входная дверь и щёлкнули автоматические замки.

— «Наверное, опять пошёл за тем коктейлем», — прозвучала в моей голове мысль. Но её тут же перебило удивление. Все тиски разом щёлкнули и широко раскрылись. Немного не веря в происходящее, я поочерёдно подвигал конечностями и, убедившись в собственной свободе, встал.

От долгого лежания и резкого подъёма голова закружилась. Суставы не болели и не просили размяться — это радовало.

— «Конечно, откуда у меня суставы?» — пронеслась злобная мысль в сознании.

Я неуверенно прошёлся по палате. Уроки Дена и Лайзы не пропали — пусть и плохо, но всё же удавалось контролировать новое тело.

Что-то захрипело над головой.

— Буянить не будешь? — внезапно раздался незнакомый голос из интеркома.

— Пока не собираюсь, — громко ответил я, не зная куда обращаться.

Автоматические замки на дверях щёлкнули.

— Прямо по коридору, четвёртый кабинет. С тобой хотят поговорить.

— Кто?

— Профессор Белов и господин Верт.

Я хищно улыбнулся. Позавчера, когда случайно выяснилось, что этот Белов тут главный затейник, в профессора полетела тяжеленная кушетка. От участи быть расплющенным Белова спас молодой лаборант, оттолкнув в сторону. К счастью, сам спаситель отделался только переломом руки.

Что касается господина Верта, я его не видел с тех пор как… Как был ещё в собственном теле.

— И я тебе не советую сейчас шутить с ними! У господина Верта с самого утра плохое настроение.

Я согласно покивал, полагая, что меня не только слышат, но и видят по ту сторону интеркома. Тот, очевидно, полагал, что я обладаю такими же возможностями, потому что ничего больше не сказал.

Держась за стенку, я вышел в коридор и медленно пошёл в ту сторону, в какую «рекомендовал» голос из интеркома. Пока я медленно переставлял ноги, добираясь до заветной двери, мой взгляд упал на то, во что я был одет. Это было какое-то издевательство или плевок в лицо — меня нарядили в ту же одежду, в какой я пришёл в этот долбанный центр. Возможно, и не в ту самую, а в точно такую же. Но это ничего не меняло. Отняв моё тело, вы решили дать мне мою одежду? Серьёзно? Какая щедрость!

На этой новой волне ярости я толкнул дверь с цифрой «4». Толкнул всего лишь, но она с невероятной скоростью раскрылась и громко ухнула, затормозив о стену. Я уверенно шагнул в кабинет и тут же столкнулся со взглядами ждавших меня личностей.

В их глазах не читались ни испуг, ни удивление. Профессор Белов таращился так, словно смотрел сквозь меня на стену. А господин Верт снова сверкал стальными глазами — пугающе гипнотизируя. Но его взгляд не произвёл на меня теперешнего никакого впечатления. Однако…

Однако кое-что другое, чем он обладал, заставило меня подавить свой гонор и крепко задуматься: «А стоит ли предпринимать второе покушение на жизнь Белова?» Перед Вертом, на столе, лежал внушительных размеров пистолет. Блестящая, воронёная сталь оружия вмиг сбила ту спесь, с которой я думал вести этот диалог.

Да, конечно, я в теле киборга, но, раз он об этом знает и раз я без оков, значит, не такая я и неуязвимая машина.

— Присаживайтесь! — в голосе Верта не слышались доброжелательные или вежливые нотки. Возражать я не стал.

Глава 11

— Вы чего это устроили позавчера? — пара холодных, стальных глаз впились в того, кого обитатели секции «J» между собой называли «образец номер один».

— Посмотрел бы я на вас, — без гонора, но всё же не теряя чувства собственного достоинства, ответил «образец».

— Да, понимаю, ситуация щепетильная. Но вы рисковали своей новой жизнью, учиняя погромы. Мы с профессором на полном серьёзе обсуждали необходимость вашей ликвидации. И ваше же счастье, что на следующий день вы всё-таки одумались.

— Хотите, чтобы я благодарил вас за этакую жизнь? — над мимикой лица «образца номер один» ещё не работали, поэтому только интонации голоса могли выдать его иронию.

— Знаете, вы сейчас не попадаете под закон о запрете эвтаназии, так что, если хотите… — в отличие от «образца», Верт мог хорошо управлять мимикой лица: он изобразил лукавую улыбку и хитро прищурился. Свой эффект это дало, «образец» умолк.

— Знаете, а мои отношения с альтернативной версией вас намного теплее, — продолжил Верт, пристроив между губами сигарету. — Намного теплее!

Дин Верт зажёг спичку, поднёс к лицу и губами подвинул кончик сигареты к пламени. Огонь отразился в его глубоких глазах, раскрасив сталь в ярко алые тона. От этого вида «образцу» стало дурно.

— Вы, наверное, думаете, что Ден Ли единственный, кто считает вас живым существом. Не пытайтесь это скрыть, энцефалограммы нам выдают все ваши эмоции. Вы к нему привязываетесь. Но учтите, не только он видит в вас живое существо. Я тоже вижу. Вижу, что вы живы. И, более того, я вижу, что вы — человек.

Тут попытался вмешаться профессор Белов, но на первом же звуке Верт его оборвал.

— Да, мой коллега с этим не согласен. И у вас будет время разубедить его. Но сейчас я хочу поговорить с вами совсем о другом.

Взгляд «образца» был прикован к пистолету, лежащему прямо перед Вертом. Этот пистолет озарялся вспышками красного цвета каждый раз, когда Верт затягивался табачным дымом. Это выглядело противоестественно, учитывая то, что кабинет был хорошо освещён.

— Я хочу поговорить с вами, мистер Халахен, о нашем дальнейшем сотрудничестве.

Услышав свою фамилию, «образец» резко поднял взгляд на куратора и застыл.

— Нам нужно понимать, готовы ли вы продолжать эксперимент дальше? Готовы ли слушать нас? Или хотите остаток вашей жалкой жизни сожалеть, что не оказались на месте того, другого парня, у которого всё из плоти и крови?

«Образец» положил обе руки перед собой, сцепив пальцы в замок. Эта поза должна была придать ему естественности, оживить. Но вместо этого придала мёртвую угловатость.

— Что вы хотите предложить конкретно? — «образец» перешёл на серьёзный и немного угрожающий тон.

— Работу, питание, досуг и… — Верт тихо рассмеялся, — бесплатный техосмотр.

«Образец» покрутил головой, как будто хотел осмотреть кабинет, а потом выдал неожиданный вопрос:

— Как вы хотите меня использовать?

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Конечно, для профессора Белова успешное создание киборга с полностью человеческими мозгами — само по себе достижение. Но беспокоило ли профессора дальнейшее использование своего творения? Скорее всего, нет. А господина Верта? Тоже нет. Но господин Верт находится в этой секции по поручению тех, кто не привык выкидывать деньги на ветер.

— Ваши перспективы, полагаю, весьма радужные при условии добровольного сотрудничества. В случае отказа мы незамедлительно приступим к поиску другого прототипа либо проведём разъяснительную беседу с первым.

— Разъяснительную беседу? — подозрительно спросил «образец».

— Да, разумеется. Вы знаете всё то, что знает прототип. Думаете как он, выглядите как он. В общем, если он будет готов к тому, что его тело поменяется на тело киборга, то повторим. Нет так нет. В любом случае вам эту дорогостоящую технику не придётся эксплуатировать. Ваши останки сгорят в нашем крематории.

— Да уж, радужные перспективы, — пытаясь выразить ухмылку, иронизировал «образец».

Верт пожал плечами и затушил окурок о белый, глянцевый стол.

— Вы должны понимать, что вам выпала уникальная возможность, — внезапно подал голос профессор Белов, — возможность жить вечно!

Верт, услышав это, подавился дымом, который уже хотел выпустить из лёгких. Он одновременно пытался закашлять и засмеяться, и было видно, что ему трудно выбрать что-то одно.

— Насчёт вечной жизни мой коллега сильно торопится, — кое-как выдавил из себя Верт. — Идея, конечно, хорошая… Но требует некоторой доработки.

«Образец» закатил глаза. Учитывая неподвижность всех остальных частей «тела», это выглядело скорее устрашающе, чем иронично.

— Вечная жизнь… Вечное существование в противоестественном виде — вы, наверное, это имели в виду? — сказал «образец», уставившись на профессора. Белов ничего не ответил. Наверное, потому, что сморозил лишнее, забыв, какой именно из «образцов» сидит перед ним. После этой реплики последовала длительная пауза, которую прервал всё-таки Белов.

— Бытие существ вашего типа ещё не изучено, так как вы первый и пока единственный представитель. Нам неизвестны достоинства и недостатки такого состояния, и мы рассчитываем на то, что вы нам всё это откроете.

«Образец» сложил руки на груди и надвинулся на профессора.

— А что мне с ваших открытий? Что я получу взамен?

— Всё, что пожелаете, в разумных пределах, — спокойно ответил Верт.

— Нам нужно провести целый ряд тестов и бесед, — вмешался профессор, — и я хочу, чтобы вы пришли в чувство и приступили к работе. Вы спрашивали про вашу цель? Ваша цель сейчас — дать нам ответы. Что вы намерены делать потом — это отдельная тема. Думаю «Сейф-Айро» пойдёт на любые уступки, если ответы, которые вы принесёте, окажутся достаточно ценными.

— «Сейф-Айро» пойдёт вам на уступки, даже если ответы будут бесполезными, — перебил профессора Верт. — Мы сознаём щепетильность сложившейся ситуации, я вам это уже говорил.

После слов Дина Верта в воздухе снова повисла тишина. Все трое думали, что ещё необходимо сказать или спросить в эту минуту. К «образцу» первому пришёл действительно важный вопрос:

— Я ещё увижу свою семью?

Белов и Верт расплылись в облегчённой улыбке.

— Увидитесь, даже не сомневайтесь! — Белов первым решил выразить в словах причину своего облегчения. — Мы даже очень хотим, чтобы вы повстречались со своей семьёй. Но прежде вам нужно поработать над своими повадками и рефлексами, чтобы не перепугать их.

— А почему это вы хотите, чтобы я повстречался с близкими? — в голосе «образца» слышалась явная тревога.

— Понимаете, для нас самих теперь это загадки: кто из вас настоящий? Кто обладатель истинного интеллекта и багажа знаний? Более того — кто из вас обладатель того сакрального, что люди называют душой? Да, собственно, что оно есть такое — душа? Мы хотим, чтобы в этом деле судьями выступили те, кто лучше вас знает. И мы готовы оставить с ними того, кого они сами выберут.

«Образец» взорвался. Нет, физически киборг остался цел, но сидящее внутри него сознание не выдержало последних слов профессора. Забыв про большой пистолет, лежащий на столе, «образец номер один» во второй раз бросился на профессора. Белый, глянцевый стол разлетелся вдребезги. Дин Верт молнией отскочил в сторону, не забыв прихватить оружие. Профессор Белов повис в воздухе, беспомощно болтая ногами.

— Как вы смеете впутывать мою семью в свои дурацкие эксперименты? — свирепо шипел «образец» прямо в лицо профессору, которого держал за «шкирку».

— А вашу ли семью? — раздался за спиной голос Верта, подкреплённый металлическим щелчком предохранителя пистолета.

«Образец» обернулся на звук и увидел дуло, направленное прямо в лицо.

— Я не хочу стрелять, мистер Халахен. Вы мне симпатичны, даже в таком обличии. Но моего коллегу я настоятельно рекомендую опустить на землю и впредь думать, прежде чем снова проявлять агрессию.

— Не смейте впутывать мою семью в ваши грязные дела! — продолжал свирепо шипеть «образец».

— Как скажете, уважаемый. Это вам решать, являться ли перед ними в таком обличии или нет. Хотите ли вы узнать правду? Или будете вечно жить с вопросом — машина вы или человек, у которого девяносто процентов тела протезировано.

«Образец» поставил профессора на пол. Тот наигранно отряхнулся и вызывающе уставился своими маленькими глазками на киборга.

— Да пошли вы… — разочарованно выдохнул «получеловек» и, широко шагая, вышел из кабинета.

— Будем отключать? — обратился Верт к профессору, когда убедился что они остались одни.

— Нет, образец удачный. Просто нужно его подготовить.

— И долго вы будете его готовить?

— А я и не буду, — профессор заговорщически улыбнулся. — Пусть этим занимаются те, с кем он общается. Это уже приносит положительные результаты. Не вижу смысла что-то менять.

— А вы не такой глупый, каким порой кажетесь! — одобрительно покивал Верт. — В такие моменты вы мне даже нравитесь!

— Спасибо за откровенность, — противно фыркнул Белов.

— Док, а как дела у образца номер два?

Глава 12

— Вы очень убедительны, профессор, однако я никак не могу с вами согласиться!

Профессор Раадик с понимающей улыбкой посмотрел на Артура Халахена, который, по-ковбойски закинув ноги на стол, качался на задних ножках стула.

— Я размышляю об этом несколько дней и ночей. Но никак не могу прийти к выводам, аналогичным вашим.

— Я по-онимаю: вы цепляе-етесь за прежнее по-оложение вещей. Вы ве-ерите в то, что вы единственный и настоящий. И вас в это-ом я не в сила-ах разубеди-ить.

— Быть может, меня и не в чем разубеждать? Я это я!

— Но то-от, дру-угой, считает так же. И третий убеждён в этом. Его даже металли-ический скелет под коже-ей не разубеждает. Так какие доказа-ательства я смогу приве-ести вам?

Артур отвернулся к стене и шёпотом произнёс:

— Как вы могли так поступить со мной? Я на это согласия не давал.

Раадик тяжело вздохнул, и сочувственно ответил:

— К сожалению, да-авал-ли. Вы да-авал-ли согласие на любое использова-ание информациии, получе-енной при ко-пи-ро-овании.

— На это явно не давал.

— На это-о вы явно не рассчи-тывали-и. Но есть то, что есть.

Артур резко повернулся к Раадику с выражением самой искренней ненависти и презрения. Профессор виновато опустил голову.

— Обма-анывать вас было-о плохой идеей. Но та-ак решил профессор Бело-ов. Он решил что так его эксперимент будет точне-е.

— Да пошли вы… — снова отвернувшись, буркнул Артур (его копия) и поставил точку, стукнув об кафельный пол передними ножками стула.

— Мне-е очень жаль, что-о так получилось, — искренне извиняясь, Раадик начал пятиться к выходу.

— Я хочу увидеть его, — через плечо кинул Артур.

— Кого?! — изумлённо воскликнул Раадик.

— Его… Себя… Того, — Артур помахал рукой в воздухе, будто пытался разогнать дым от сигареты.

— Оу, коне-ечно! Коне-ечно! Вы-ы встретитесь, ко-огда придёт время.

За спиной Раадика скрипнула дверная ручка. Артур нехотя обернулся на звук и тут же неловко дёрнулся, чуть не опрокинув стул под собой. Его ноги тут же покинули поверхность стола и цивильно упёрлись о кафельную плитку пола.

— Добрый день, мистер… э-э, Халахен! — неуверенно произнёс последнее слово зашедший в кабинет куратор. Скопированный мистер Халахен нервно сглотнул слюну и кивком головы поприветствовал господина Верта.

— Я слышал — у вас были какие-то проблемы? — совершенно добродушно продолжил куратор, приближаясь к столу. Улучив секунду, из кабинета поспешно ретировался профессор Раадик, звучно захлопнув дверь за собой.

— Да, были. Меня тут клонировали, говорят, — осторожно, дрожащим от волнения (а может, и страха) голосом ответил Артур.

— Да, наслышан. Но это же не повод оскорблять персонал и драться с моими коллегами?

Собрав всю смелость в кулак, Артур саркастически усмехнулся.

— Понимаю, вы сейчас испытываете совершенно неповторимые чувства. И, полагаю, не только положительные. Однако постарайтесь держать себя в руках.

— Что вам от меня нужно? — не сдержанно выпалил Артур.

— На вас у нас особые планы, должен признаться. Профессор Белов говорит, что вы ему нужны как «эталон» и «аварийная копия». Что он под этим подразумевает — понятия не имею. Однако то, что вы на особом статусе, само по себе даёт некоторые преимущества.

— Какие? — усмехнулся Артур и нечаянно встретился взглядом с Вертом, о чём пожалел сию же секунду. Мурашки пробежали по всему телу, и внутренности сжались в плотный комок. Однако всё прошло сразу, как только зрительный контакт был прерван.

— Отношение. Это единственное преимущество, которое даёт вам ваш статус.

— Я не понима… — попытался возразить Артур.

— Отношение к вам. Поверьте на слово — другие копии ждёт куда более печальная участь.

— Другие копии! — выкрикнул Артур в негодовании и снова посмотрел в леденящую сталь холодных глаз. На этот раз ярость позволила дольше выдержать их влияние, хоть и незначительно.

— Артур, — Верт запустил руку в широкий карман своего длинного плаща, — прекратите демонстрировать характер и осознайте хрупкость своего положения!

Артур (копия) подумал было, что куратор снова продемонстрирует свой воронёный пистолет внушительного калибра — это творение инженерной мысли ему довелось узреть в первый день своей новой жизни. Тогда же скопированный Артур впервые увидел и самого Верта, хотя совершенно этого не осознавал. Да, собственно, и угрозу от воронёного пистолета он тогда не вполне осознал. Но взгляд. Уже (как ему казалось) знакомый — заставил чувства успокоиться.

Но на этот раз из широкого кармана появился совсем не пистолет. Этот предмет был тоже чёрным и большим, но едва ли кому мог внушить страх. Это был толстый блокнот-ежедневник в чёрном, твёрдом переплёте.

— Особое положение порождает особое отношение, — заключил Верт, протягивая блокнот своему собеседнику. — Это вам подарок от профессора Раадика. Он сам не мог его вам вручить, ввиду моего настоятельного запрета. Но, как видите, его доброе пожелание на ваш счёт я учёл.

— Что это? — Артур недоверчиво покосился на предлагаемый ему предмет.

— Это, я надеюсь, ваш будущий дневник. Профессор Раадик верит, что он поможет вам собраться с мыслями и привести чувства в порядок.

Артур взял в руки блокнот и небрежно пролистал пустые разлинованные страницы.

— Странный подарок, — тихо пробурчал Артур.

— Ну, что он мог попросить, то я и принёс. Сам профессор не сможет покинуть наше заведение в течение следующих трёх месяцев.

— А я? — Артур с надеждой посмотрел в две жгучие «ледышки».

— Особое положение — особое отношение, — неопределённо выразился куратор, пожав плечами.

— Мне всё это кажется сплошным бредом.

— Так и запишите, — отмахнулся Верт и повернулся, чтобы выйти вслед за профессором Раадиком.

— Я так и буду считать всё это бредом, пока не увижу того, другого.

Верт, не обращая внимания на слова Артура, сделал несколько шагов и остановился.

— Я совсем забыл, — сказал он, и снова полез в карман, — писать-то тебе нечем.

Через секунду в воздух взмыла авторучка и приземлилась прямо на блокнот. Приземлилась в прямом смысле слова — стукнулась об обложку и замерла, словно приклеилась.

Артур удивлённо покосился на куратора, который при броске даже не поворачивался в сторону стола. Но тот не стал комментировать свой трюк, а молча вышел из кабинета.

Глава 13

Дин Верт стремительными шагами двигался по коридору. Случайно попавшийся на пути лаборант случайно столкнулся с куратором и впечатался в стену. При этом по полу разлетелись листы с распечатанными таблицами, которые не удержал лаборант. Но делать замечание спешившему Верту никто не хотел — слишком уж разъярённым он выглядел. И таковым и был. Возмутительная новость дошла до его слуха. Новость об очередном безумном эксперименте профессора Белова.

— Док, вы совсем спятили? — неистово заорал Верт, ворвавшись в кабинет профессора. — Вы вообще в своём уме?

— В чём дело? — сухо ответил Белов, не удостоив куратора даже взгляда.

— До меня дошёл слух, что по вашему приказу «образец три» и «прототип» поменяли местами. Даже больше, не просто поменяли, а поменяли так, чтобы никто не узнал, кто есть кто. Вы совсем ополоумели?

Белов нисколько не возмутился от крика куратора. Хладнокровно перелистывая страницы тонкой тетради в клеточку, он что-то искал в цифрах.

— Вы понимаете, что «нечто» спит за стенкой от меня и за другой стенкой от вас. И у вас нет никаких гарантий, что у этого «нечто» с головой всё в порядке. Какие у вас гарантии, что я могу без риска для жизни выйти ночью в наш общий сортир? Как знать, что это нечто не утопит вас в своей, а может, и в вашей же моче?

Профессор еле заметно улыбнулся.

— Господин Верт, в отличие от вас, я не имею никакого оружия. Стало быть, ходить ночью в туалет мне должно быть страшнее. Но мне совсем не страшно. Хотя у меня, помимо оружия, нет ни вашей физической силы, ни вашего боевого опыта. Это вы у нас научены убивать…

— Док, вы правы, я научен убивать! — зловеще шипя, перебил профессора Верт. — Но в основном имел дело с людьми. Чуть реже с машинами, ещё реже с животными. А то, что ссыт с нами в один унитаз, не попадает ни в одну из этих категорий! Откуда нам знать, что эту тварь вообще можно убить? Откуда мы знаем, на что она вообще способна?

Профессор еле слышно захохотал.

— Вы паникуете, хотя у вас нет явного повода паниковать, — ехидно улыбаясь, сказал Белов. — Я не знаю, кто из них двоих «образец», а кто «прототип». Как вы понимаете, мой эксперимент будет считаться успешным, только если мы действительно не сможем их отличить. Если ни мы, ни их семья, ни их коллеги не признают в них радикальных перемен, значит, вы, господин Верт, можете ехать к своему начальству с хорошими новостями. Если нет, нам предстоит большая работа над ошибками.

— Профессор, а как насчёт ещё одного эксперимента? Давайте и исследуем смертность ваших образцов?

— Как вы собираетесь это исследовать? — тон голоса профессора стал тревожным.

— Пустить пулю в лоб «образцу номер два»! — резко ответил Верт.

— Это исключительно! «Образец номер два» — резервная копия. Он нам необходим на тот случай, если с прототипом что-нибудь случится.

— А вы, док, всё делаете, чтобы с кем-то из нас что-нибудь случилось.

Профессор пожал плечами и, шумно выпустив воздух из лёгких, сказал:

— Кое в чём вы правы, господин куратор, мы должны проверить предел выносливости образца и, как вы бы это назвали, смертность. Думаю, мы сделаем копию «тандема». Одного из копий вы убьёте сразу. Второй же подвергнется различным экстремальным воздействиям, вплоть до вивисекции.

— «Тандем»? — иронизируя, спросил Верт.

— «Тандем» — так мы теперь называем пару «прототип» — «образец три», так как действительно не знаем, кто из них кто.

Верт закатил глаза и неодобрительно покачал головой.

— Тянуть с экспериментом не будем, — продолжил Белов. — Сегодня вечером и копируем. Полагаю, вы захотите проверить смертность «образца четыре» с помощью вашего пистолета. Нисколько не возражаю. Куда и как стрелять — решайте сами.

Верт поджал нижнюю губу, демонстрируя размышление. Он залез рукой в широкий набедренный карман своих камуфляжных штанов и чем-то пощелкал.

— Ваша идея мне нравится, — спокойной улыбнулся Верт. — Будет здорово, если «четвёртый» сдохнет. Тогда сегодня я смогу крепко заснуть.

Профессор никак не отреагировал на похвалу, просто опустил голову и вернулся к своим цифрам.

— А когда вы собираетесь выпустить «подопытных кроликов» на волю, порезвиться? — настороженным шёпотом спросил Верт.

— «Образец номер один» пойдёт к семье завтра. «Тандем» за ним, по одному в день, на полные сутки.

— Ого! Шустро! Но я очень расстроен, что вы не предупредили заранее. Мне нужно собрать моих ребят. Вы же не думали отправить их домой без сопровождения?

— Я не вижу в этом особой нужды.

— А я вижу, и очень даже особенную. Ваши «кролики» могут разбежаться.

Профессор поднял на куратора взгляд, в котором читалось удивление. И хоть Белов ничего не сказал, Верт уже всё понял — этот профессор, может, и гений, но точно не видит дальше собственной тетрадки. Ему и в голову не приходило, что его «образцы» могут сбежать.

Куратор довольно улыбнулся — приятно осознавать, что ты в чём-то умнее и лучше седого всезнайки. Это чувство тёплым эфиром растеклось по душе Верта, и его гнев бесследно растворился.

— Ладно, готовьте «кроликов» для вечернего рагу. А я соберу своих ребят. Уверен что «образец номер один» ещё не знает, что ему завтра предстоит встреча с семьёй. Сообщите ему как можно скорей! Нашему единственному киборгу тяжело даётся каждое решение, особенно — что касается семьи.

Глава 14

Прошло уже три недели. За это время я уже хорошо научился управлять своим новым телом. Как выяснилось, не такое оно уж и сильное — жим лёжа выполняет штангой в сто двадцать килограммов, удар левой — восемьсот килограммов, правой — девятьсот. Максимальная скорость бега — 20 километров в час. Короче, до супермена ещё далеко.

Из приятных новостей: уже ем нормальную еду. Немного. По детской порции. А больше и не влезает.

Ден притащил мне банку пива. Смешно. С одной банки накрыло точно так же, как на первом курсе с бутылки текилы на пустой желудок. Ден говорит, что виной тому количество крови в моём организме — её у меня полтора литра. А больше и не нужно. Из живых тканей, по словам Дена, у меня остались только мозг, кишечник, печень и кожа. Может, что-то ещё, но это не столь важно. Я даже дышу через искусственное лёгкое, чему ещё удивляться?

Со своей новой участью я почти смирился. Вот только далеко не все вокруг с такой лёгкостью принимают перемены. Кроме Дена и господина Верта, никто не может увидеть во мне человека. Для остальных я полумеханическое «нечто», которого стоит побаиваться и обходить стороной. Особенно больно наблюдать такую реакцию со стороны Лайзы Чан — она бежит, бежит в прямом смысле слова, если мне вздумается обратиться к ней по любому поводу.

Ден не такой. С ним мы много болтаем, играем в карты и настольные игры, обсуждаем прелести холостяцкой жизни, давно позабытые мной.

Вот и сейчас мы остались с Деном вдвоём. Вот только что-то поменялось. Он почему-то сидит сам не свой.

— Что стряслось, Ден?

Он молча пожал плечами.

— Слушай, ты так поник, как будто знаешь, что меня через час распотрошат и ты ничего не сможешь с этим сделать.

Ден усмехнулся, но в его глазах блестел ужас, который я расшифровал как ужас раскаяния. Раскаяния в том, что посеял чрезвычайную тревогу, притом напрасно.

— Да нет, — с извиняющейся улыбкой начал объясняться Ли. — Дело в том, что мне поручили кое-что у тебя спросить, а у меня язык не поворачивается.

Я заинтересовался.

— Ну и что же они хотят выяснить?

Ден помялся, но, поняв, что разговор он уже начал и отступать поздно, выдавил из себя:

— Они хотят знать: соскучился ли ты по семье?

Меня словно окатили кипятком. Смесь ненависти, тоски, ярости и печали до краёв заполнила мои внутренности. Я даже почувствовал учащение сердцебиения, хотя понимал — это не естественная реакция, а программное реагирование.

Да, Ден, ты не зря боялся задать этот вопрос. И, да, я знаю уже, почему они его задают. Они хотят, чтобы я пошёл к Клэм и Бити. Чтобы заявился в своём роботизированном воплощении и перепугал их до смерти.

Но, с другой стороны, если эти балбесы правы? Что если «престиж» — это я, а тот, кто спит в мягкой постельке, должен захлебнуться под сценой? Что, если я настоящий, я живой, а тот — бездушная кукла? Что, если мои родные разглядят меня в этом противоестественном теле? Позволят ли эти живодёры остаться мне с моей семьёй?

Скорее всего, позволят. Позволят, потому, что это очень интересный эксперимент! Им очень хочется знать, как скоро семья поймёт, что рядом с ними киборг? Как отреагируют? Как сложится дальнейшая семейная жизнь?

А я? Я готов ставить эксперименты над собственной семьёй? Сама мысль об этом вызывает гнев и рвоту. Но… я ужасно по ним соскучился!

Вдруг в мою голову пришла мысль. Нет, пришла — это мягко сказано. Мысль разорвала мне голову, молнией поразила мои нейронные связи, и я поспешил её озвучить:

— Ты можешь передать господину Верту, что у меня есть условия.

Ден вопросительно поднял брови.

— Да, у меня есть условия для нашего добровольного и продуктивного сотрудничества. Это не требования, и это особенно уточни, это скорее просьба.

Мой собеседник продемонстрировал мне развёрнутые ладони, что на его языке это значило: «Поторопись, я теряю связь твоих мыслей».

— Раз уж они так и так хотят меня отправить к моей семье… Если моя семья признает во мне… «Меня»… А в другом не признает… Пусть они разрешат мне вернуться к семье!

Глаза Дена округлились от изумления. Видимо, ему и в голову не приходило, что я могу попросить о подобном. Да и кому могло? Разве что мне самому. Но я не закончил на этом.

— Ден, скажи, что я готов к любым экспериментам, к любой работе, ко всему что угодно! Только оставьте меня с моей семьёй!

Я буду приходить сюда как на работу. Если какие-то проблемы, задерживаться и… — я изобразил пальцами кавычки, — … «Уезжать в командировки». Готов пахать на компанию за мизер… Только не отнимайте у меня моих…

К горлу подкатил комок, и глаза защипало. Я чувствовал фальшивость этих ощущений. Но понимал и то, что они соответствуют смятению в моём сердце. И потому совсем не пытался остановить капли воды, вышедшие из моих «псевдоглаз». Эти якобы слёзы способствовали выбросу чего-то в кровь. Чего-то, от чего вмиг перестала болеть голова, пропал шум из ушей и настроение улучшилось.

Ден наклонился ко мне и очень тихо прошептал:

— А что ты намерен делать, если семья признает того, а не тебя?

Вопрос этот был вполне обоснованным, и я к нему был готов, правда, только в глубине души… На поверхности же… Только я осознал его слова, совсем упустив из внимания вопросительные нотки, на меня накатала новая волна меланхолии, а «слёзы» по щекам полились ручейками.

— Не знаю, — едва смог выдавить я на волне новой «слезной» эйфории. Ден в ответ просто покивал. После непродолжительной паузы он сказал мне:

— Чтобы ни случилось, помни, я твой друг! Ты уже не один в этом мире!

Я поднял на Дена взгляд, которым пытался выразить безмерную благодарность. Но на самом деле в этот момент никакой благодарности я не чувствовал. Всё, что я почувствовал, причём в очередной раз, что этот Ден грамотный психолог. Он привязывает меня к себе незамысловатыми приёмами. Он заставляет меня полюбить его как брата и довериться ему. Вот только иногда у него не получается доиграть свою роль до конца. Самая маленькая долька неискренности выдаёт, что он такой же говнюк, как и все в этой секции. Меня это уже перестало заботить.

— Спасибо тебе, дружище, — продолжал я играть. — Мне приятно это слышать.

Конец ознакомительного фрагмента.