В гости через форточку

Артур Кухта

Двенадцать работ в жанре мрачного реализма с проблесками надежды. Несколько лет мы точили ножик русской души. И вот – бьем наконец в грудь читателя, в самое сердце его. Затем, чтоб сделать лучше.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги В гости через форточку предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Черточки

Если верить статистике, после выхода на пенсию каждый третий гражданский пилот умирает от инфаркта.

Объяснить это легко. Представьте капитана (командира), который держит в руках три сотни жизней. Он сильный, он смелый, он самый главный, он супермэн без плаща и трико. Да он нам так интересен, что окажись мы на самолёте сразу спросим — где наш капитан? Какой он? В чём? Я представлю высокого мужчину с волевым подбородком, белоснежными зубами и крепкими бицепсами, но, даже если он будет не такой, мы всё равно заметим в нём черту (или хоть чёрточку), по которой ясно станет: капитан!

И бывает иногда, что на такого Х капитана находится У вежливый пассажир. Я про тех говорю, которые во время посадки начинают хлопать, и хлопаньем своим заражают других. Я бы руки склеил этому пассажиру, потому что аплодисментами, мы, может быть, и подводим наших героев к могиле. Я уверен, не будь этих хлопаний, одного пилота мы бы точно спасли. Сейчас вы поймёте.

Кто-то сказал: «Пилот — это сердце и разум стальной птицы».

Согласен, но когда герой наш выходит на пенсию, когда вместо сложных маневров ему надо решать: гречка или макароны, туфли или кроссовки, первый канал или третий, тогда его птица становится птичкой и оказывается в маленькой прокуренной банке. Твёрдый голос уже не волнует людей, нет того восхищения, улыбочек, взглядов и прочего, прочего…

Черный пиджак свёрнут в пакет, убран в шкаф, но как будто не пиджак, а сам человек скручен, сверчен, и сунут туда же — всё напрягает, раздражает и бесит. Он вдруг понимает, что вечерняя тишина и спокойствие, слишком уж беспокойные, что чёрточку его хоть на лбу теперь рисуй — никто не заметит. Так и наступает день, когда по дороге из магазина наш герой поднимает голову и видит в небе белую полосу, а затем… Ба! — волнение, дрожь, страх, радость — Ба!… и пилот наш отправляется в дальний путь, но уже без самолета.

***

Раиса Семёновна после выхода на пенсию осталась жива. Это была очень вежливая и одновременно противная бабушка. Говорливая когда надо, а когда не надо — ещё говорливее. Требовательная, с характером, знающая себе цену и с другими пенсионерками не желающая иметь ничего общего. Важно добавить, что пилотом она никогда не была.

Она была стюардессой.

К сожалению, нигде не нашлось статистики сердечных приступов у стюардесс, но мы уверены, что ранимое женское сердце страдает ничуть не меньше мужского. К тому же, Раиса Семёновна была лучшей из лучших, была лицом компании и трижды становилась стюардессой года. Ей хотелось найти красивого, смелого, интересного, с хорошей фамилией, умного и верного капитана самолёта, поэтому замуж она так и не вышла.

Когда карьера в небе кончилась, жизнь переметнула её на стул секретаря. Но даже там Раиса Семеновна грезила мечтами о женихе-пилоте. Поэтому скажем, что она не была никогда женщиной, а из девушки сразу превратилась в старушку. В ту лавочную старушку, которая знает ваше имя, рост, вес, доход, самый большой ваш секрет, который вы может, сами ещё не знаете, и многое другое.

Но, всё это было отступление.

Наша же история начинается с появления загадочного мальчика лет десяти-двенадцати. Пройдёт ещё немного времени, и Раиса Семёновна будет вспоминать только капюшон и два светящихся глаза… Ей будет казаться, что у мальчика нет имени, нет лица, нет голоса, что он даже не отбрасывает тень, что это демон и турбулентность. Но погодите.

Загадочный мальчик появился седьмого июля, как раз после того, как Раиса Семеновна вернулась из санатория (она отдыхала там две недели и не ведала, что творится в доме).

— День добрый, молодой человек… — сказал она приветливо. — Какой у тебя велосипед большой… На соревнования?… Как называется?… Быстрый?…

Семеновна сложила руки и приготовилась слушать голосок молодого человека — как зовут, с кем дружит, где гуляет. Как раз для такого разговора в кармане у неё была клубничная карамелька. Хотелось достать её, сказать: «мне уже нельзя» и протянуть в маленькие пальчики.

— Мальчик? — повторила она, не совсем понимая, что происходит. — Мальчик?..

Мальчик молча сел на велосипед, а когда через пару секунд исчез в арке дома, Раису Семёновну как молнией ударило. Точно глазами маленького чертёнка, она увидела себя со стороны — как будто не бывшая стюардесса, не бабушка, не пенсионерка, как будто не уважаемый человек, а мышь! Маленькая серая мышь, которая пищит где-то в мусорке и которой можно не отвечать.

По телу пробежал холодок. Бабушка вспомнила самых сложных пассажиров, вспомнила перепалки, грубость, ругательства. Она вспомнила звонок президенту (там ей ответили!) и разговор с мэром. Она даже тот день вспомнила, когда ей удалось сбить цену на китайском рынке, совсем не зная китайского.

Тем днем жильцы приметили что-то странное, но что именно — сказать не могли. А странность была только в одном. В этот день Семёновна не задавала никому вопросов, сидела тихо и только шёпотом, рефлекторно говорила: «здрасьте, здрасьте». В голове у неё стоял звонкий шелест велосипедной цепи. Ей казалось, куда она теперь не приди — везде её старенькую, бедную и одинокую будет заглушать этот ш-ш-ш-ш-ш… «Бывают же приведения, фантомы, — думала она уже вечером. — Вот и со мной… До меня дошло…»

Она, вероятно, просидела бы так до утра, если бы во дворе не показался тот самый фантом. Он подъехал ближе, слез с велосипеда и молча зашёл в подъезд. Следом зашла и Семёновна. Пока ехал лифт, она разглядывала его черные ботинки с большими красными шнурками, клетчатые шорты, курточку, капюшон и черный козырек кепки.

Мальчик поднял велосипед на заднее колесо и еле как втиснулся в кабинку. Лифт уехал на шестой этаж, а когда там закрылись двери, отправить его вниз никто и не подумал.

Бабушка всё поняла: мальчик совсем не призрак, не глухой и не контуженый, мальчик в своём уме, хотя, может и не в своём, а в каком-то извращенном, современном умишке. «Знаем, знаем, знаем таких, — бубнила она под нос. — Это бескультурье».

***

— Ты всё катаешься, а я за тобой стенки в лифте протираю… — сказала она на следующий день. — Лисапедом своим. Грязи развёл…

Мальчик не ответил.

То же случилось и на следующий день, и в день после следующего дня, и после, и дальше. И как Семёновна ни пилила его взглядом, как ни подыскивала острые слова, как ни жмякала тряпку (которую для эффекта даже поваляла в грязи) — мальчик её не замечал. «Ремнём высеку… — решила она, но быстро вспомнила, что это чужой ребёнок. — А не я так отец».

Обычным бабушкиным способом она вычислила, что юный преступник, потенциальный наркоман и убийца живёт на шестом этаже, в квартире «67». После очередной велосипедной прогулки, она прошмыгнула за ним в подъезд, чтобы запыхаться и выглядеть ещё несчастнее, пешком поднялась до шестого этажа и, наконец, в каком-то радостном волнении позвонила в дверь.

На пороге показался кабанистый мужик без майки, такой здоровый, что «одним ударом всю дурь вышибет» — подумала Семеновна. Такой здоровый, что встреть она его в подъезде, сразу начала бы молиться и плакать. Сейчас же Семёновна так этому обрадовалась, что несколько секунд не могла говорить, а только трясла в руках грязную тряпку.

— Здравствуйте, так это… так… так я соседка ваша, с дома… — она поглядывала через подмышку на грязные колёса велосипеда. — Мне с вами поговорить бы… Вы мне, мне бы… Вот, тряпка, я ей лифты протираю. За сынком вашим, он же катается… Все стены замарал, пойдемте, посмотрим? Так он ещё и не здоровается, он ещё хамит… За мной, в лифт… Я покажу…

— Бабань! — крикнул он (или Семёновне только показалось, что крикнул) — Бабань, в моё время в этих лифтах ссали и срали… Не страдай.

И захлопнул дверь.

Раиса Семёновна перестала быть Раисой Семеновной, перестала быть заслуженным гражданином, пенсионеркой, перестала быть, и стала просто бабаней. Она сжала тряпку изо всех сил — но сил было так мало, что тряпка выпала из рук. Проглотив ком обиды, она пошаркала к себе в квартиру…

***

— Здравствуй, Андрей Петрович… — говорила она на следующий день. — Как здоровье? Куда летом отдыхать едете? А я, знаете, в санатории была. А теперь вот сижу с тряпкой, протираю лифты за молодежью…

— Людмила, как ты моя хорошая? Ты гляди-сь, с тряпкой сижу… У нас ведь слышала, ве-ло-си-пе-дист живёт! Все лифты испоганил.

— А вы на дачу? Вы когда приедете? Вы хоть на природу, на воздух… а то у нас чернота! В лифтах-то особенно…

— Роман Евгеньич, они вас не топят? Не шумят? Да как это… Это же хам, бездельник. Отец у него такой же… — переходила она на шепот. — Пьяница и вор. Он это самое, страдает!

Семёнова хотела пробежать по всем квартирам, заскочить в соседний подъезд, в соседний дом и двор, хотела рассказать, что у них беспредел, что надо пресечь. Самым понимающим оказался Игорь Палыч — сосед с третьего этажа, хороший, добрый и вежливый мужчина — но и тот, как только докурил, сразу же поторопился по своим делам. «Он ведь убьёт через десять лет… — думала Семёновна. — Надо вмешаться! Он сопьётся, он убьёт!»

— Вот помяните меня, — бурчала она. — Вас пока не коснется, вы… Вы… Вы… Здравствуйте… — обратилась она к незнакомой женщине лет тридцати. — А я вот, поглядите… С тряпкой сижу и вытираю-сь лифты.

Женщина начала искать ключи в сумки, и как бы между делом, как бы так и надо, как бы не приказом, а советом, высказала:

— Лучше б двор подмели, или урну почистили.

Семёновна потупила взгляд. Она медленно опустилась на лавочку, но когда увидела краем глаза метлу и ведро, которые оставил дворник, то в одну секунду поняла, что её приняли за другую.

— А вы, в общем, с какой квартиры будете? — вскочила она. — Вы в гости чтоль к кому? Куда идёте? У нас так нельзя, у нас всё по пропускам-с… Вы куда? Вы с какой квартиры будете?

— С шестьдесят седьмой буду.

Старуха так и обомлела.

На лбу проступил холодный пот, затряслись руки, ноги. «Шесть-семь, шесть-семь» — крутилось в голове и слышался дьявольский звук велосипедной цепи: «Ш-ш-ш-ш…» Семёновна села, а если быть точнее, полу-села-полу-легла на лавочку. Ей почудилось, что она проснулась от ужасного кошмара, что лавочка это кровать и что нужно только закрыть глаза и уснуть.

— Раиса Семёновна? — позвал знакомый голос.

Бабушка открыла глаза и с полминуты смотрела на соседа.

— Игорь Палыч… — вцепилась она в руку. — Игорь Палыч… Игорь Палыч… Лифты марают колесами, грязью, лифты…

— Да я понимаю, понимаю, — вырвался он из кукоженных рук. — Вы утром говорили. Это мы скажем, разберемся. Все понимаю, я только одно не соображу — вам-то какое дело? Вы на первом этаже живёте.

***

На следующее утро, перед тем как выйти на работу, Игорь нашёл под дверью такую записку:

«Уважаемые соседи. Сегодня будет проводиться собрание подъезда номер 2, в 20:00. Всем быть обязательно. При себе иметь ручку и карандаш (зачеркнуто) При себе иметь ручку и листок».

— Всем здравствуйте. Дело важное и срочное, дело неотложное, — обращалась Семёновна к тем благородным людям (семь человек), кто пришёл на собрание. — Это самое… Нужно подать жалобу… Или как же… Игорь Палыч, как лучше сказать? Мы почему здесь стоим, а потому что в лифтах наших хамство и безобразие… Надо наложить ответственность, потому что вы мараетесь, вы пачкаетесь. А вам, я за вас, я всю ответственность на себя возьму… Вы только подпишите, мы вместе подпишем, я в полицию отнесу, или, или… Проголосуем, кто за наказание, а кто за помилование… А вы знаете, знаете… До меня только сейчас дошло, что можно перевоспитать. Мы дадим ребёнку тряпку. Мы воспитаем, мы из него золотого мальчика сделаем… Мы… Я, я сама придумаю-как-мы-сделаем-всем-спасибо! — закончила она поскорее и проводила взглядом предпоследнего соседа.

У подъезда остался только Игорь.

— Вот ты спрашиваешь — что мне этот лифт. А я тебе отвечу. Ты не понимаешь, а я тебе растолкую. А то мне этот лифт, что ты ещё не родился, а я в этом лифте ездила. Да это первый лифт был! Первый механический во всем…

Игорь был человеком воспитанным, а потому он держал руки в карманах и кивал на каждое слово.

— А я же за вас беспокоюсь, вы все перемараетесь… Так не дело, это нельзя… Ты придешь на работу запачканный, а тебя и наругают. Надо чистым приходить. А до лифта мне дела нет, что мне эта машина? Фью… Я же для людей всё! Не для себя. Я ведь, так ведь нельзя, нельзя так! Игорек, понимаешь ты?

— Я понимаю. Но, только вы, Раиса Семеновна, к людям-то не лезьте. Вы о хорошем думайте… Лето ведь, Раиса Семеновна, вы посмотрите какое небо светлое.

— Лезу?.. — переспросила она, но сосед уже скрылся в подъезде. — Игорек… Игорь!

Бабушка хотела догнать его, но от едкого предательства сделалось так гадко и мерзко внутри, что она лишь махнула рукой и, скрипя от злобы зубами, села на лавочку.

«Только бы вернуться… — промелькнуло в голове. — Только бы в юность». Она зажмурила глаза и загадала заветное желание. Если б можно было продать всех и каждого, если б можно было отдать всё, она бы так и сделала. Но продавать было некого, отдавать было нечего — она вдруг поняла это и к горлу подступили слёзы: бабушка всхлипнула.

Вспомнился мальчик, его большой, красивый велосипед. Разве он виноват? Он не виноват. Он добрее остальных в этом доме. Ей хотелось взять его за плечики, развернуть к себе, посмотреть в глаза и ласково спросить: «да разве я лезу?», а если б он ответил: «лезете», она бы извинилась и не лезла бы. И все тут. И разошлись бы… Да разве он скажет? Ей захотелось попросить у него прощения, дать конфетку и сказать: «Живи! Живи!» — вот так сказать. Ей казалось, что эти два слова, а вернее одно, навсегда задержится в маленькой головке и станет его гимном жизни.

Бабушка подняла глаза и увидела, что её новый друг совсем рядом и открывает дверь подъезда.

— Постой, — оживилась она. — Мне сказать тебе…

Семёновна взяла мальчика за локоть и повернула к себе.

Но вместо лица ей открылась голая кожа. Ни глаз, ни носа, ни рта. Только кожа, изрезанная десятками чёрточек. Десятками щелей, в которых можно было подсмотреть какие-то другие жизни. В одной щели было темно, из другой мелькал свет улиц, из третьей проглядывало небо. Дальше она не смогла. Руки разжались. Хотелось кричать, но с ней вдруг случилось почти то же самое, что случается с каждым третьим пилотом.… Ба! — волнение, дрожь, страх, радость. — Ба!.. — и героиня наша отправилась в самое желанное своё место.

***

Раиса Семёновна перестала быть Раисой Семеновной и стала Раечкой.

Она достала из шкафа затёртый пиджак, напоминающий форму стюардессы, обвязала красным платком шею, надела каблуки, чепчик, накрасила губы, глаза, и в таком виде вышла на первый этаж.

Если мимо проходили соседи, она громко и чётко объявляла, что на протяжении всего подъёма нужно соблюдать правила поведения в лифте, говорила, что кабины снабжены специальными кнопками, предлагала людям закуски и напитки, говорила про время в пути, говорила, что лифт едет только до восьмого, а если же вам надо на девятый — придётся пройти один этаж пешком. Раиса улыбалась, кокетничала и была очень вежлива с пассажирами. Но, если в подъезде появлялся мальчик на велосипеде, она жутким голосом кричала: турбулентность! хваталась за голову и садилась в угол, громко повторяя какую-то молитву.

Когда это безобразие увидел Игорь Палыч, он тут же позвонил куда нужно, и уже через час Семёновна встречала каких-то странных пассажиров в белых халатах.

— А вы кто такие? — встрепенулась она. — Предъявите билеты?

— В машине.

— Какой такой машине? Ручную кладь сдайте…

— Пройдёмте, пройдёмте, — успокоили пассажиры и взяли бабушку под руки. — К машинке, билеты там.

Она вцепилась в лестницу и заорала:

— Игорь Палыч!!! Куда меня?!

(Игорь Палыч был у неё в голове за капитана)

— Куда ведут?! — визжала она и кусалась так, будто её хотели выбросить с самолёта.

Из квартир вышли соседи, но вышли осторожно, чтобы если что — зайти тут же. Игорь Палыч, кстати, только сейчас понял, что он за капитана, и прежде чем пассажир в белом халате уколол бабушку шприцом, успел скомандовать:

— Это надо! Раиса Семёновна… Самолёт падает. Парашют!

— Где парашют? — забегала глазами.

— Вон парашют, в жидком виде, в шприце! Новая модель.

И пока фельдшеры ставили Раисе Семеновне парашют, глаза её наполнились любовью к храброму капитану. Она успокоилась, размякла и томно спросила:

— А вы как же… Игорь… алыч?

— А я как-нибудь, Раиса Семенна.

Ослабевшее тело сложили на носилки и вынесли из подъезда. Старший фельдшер спросил у Игоря: «кто такая? давно ли страдает? родственники у неё есть?», на что он ответил: «соседка моя, ещё вчера здорова была, родственников нет». Фельдшер поблагодарил за находчивость, пожал руку и пожелал всего хорошего.

Но ничего хорошего не случилось, как впрочем, и плохого. Случилось такое, что и не сразу скажешь какое. «Каждый день люди умирают и сходят с ума. Значит, ничего не случилось» — вот что решил для себя Игорь, глядя на старые стены подъезда, но стоило ему на миг представить, как с ума сходят его родители, тут же стало ясно — случилось, и случилось плохое.

***

Всю неделю Игорь решал: идти — не идти, а затем перестал решать, купил апельсины, бананы, шоколадку, и пришёл со скромным пакетиком гостинцев в городскую психбольницу. Жаль только, что его туда не пустили.

Лечащий врач (ему всё рассказали) остановил Игоря в коридоре. Врач оказался с чувством юмора и припомнил:

— Парашют раскрылся, но парашютистка приземлилась в дремучем лесу. Когда вернётся домой — не знаем-с!

Игорь не оценил шутку.

— Гм… Хм. То есть, поймите… — заговорил доктор серьёзнее, но всё ещё смеясь глазами. — В какой бы лес человек не попал, он почти всегда найдёт тропу домой. Вопрос только: хочет ли? У Раечки всё хорошо. Она за больными ухаживает, она кормит их, спать укладывает — в ней душа — да-да, душа и бодрость студентки. Это знаете, как у Поля Словецкого в книжке — «Доктора его лечили-лечили, и вылечили. А он им: уроды! Я в безумии своём счастливее вас был». Читали же?

— Нет.

— Как! Хм… Ну, впрочем, ладно. Не про это. Мы про Раису Семеновну говорили, чудесную вашу соседку. Мы её любим, врачи любят, санитары любят, все любят. Она как солнышко из-за серой тучки, всегда улыбается. Только вот, бывает, под вечер сядет у окошка, подопрет щеку и вспомнит своего капитана-героя, который погиб за неё. Понимаете? Мы вас только потому не пускаем, чтобы Раечку не ранить.

Игорь сглотнул.

— Я пойду тогда.

— Да-да, идёмте, — и доктор повёл гостя до самого крыльца, продолжая говорить о больницах и больных.

Игорь хоть и был хорошим человеком, он не имел тех самых чёрточек, что имела Раиса Семеновна. А вообще, первое не всегда есть второе, хороший человек не обязан быть с чёрточками, а значит, строчки эти вода водой и абзац получился не такой весомый, как следующий.

Важное здесь то, что докторские слова казались Игорю бессмыслицей. Для Игоря было так: больной человек за стеной, а здоровый — на улице; больному было плохо, а здоровому — хорошо. А если больной и улыбается — это он от горя улыбается, думал Игорь и всегда жалел таких людей. Он не знал, что весь его огромный мир, есть только так, как он есть из его глаз, и больше никак. Именно поэтому, все слова доктора были для него соринками и пылью.

— Но если хотите что-то передать, — сказал врач, глядя на пакетик. — Это можно устроить.

— Не хочу. Я видеть хотел.

Светило солнце. Ветер качал деревья и нёс торопливо рваные облака. За оградой проезжали машины и ходили люди, а рядом — никого.

Доктор шуршал рукой в кармане и осторожно оглядывался по сторонам. Игорю казалось, что врач сейчас достанет из кармана сигарету и закурит в неположенном месте. Но доктор ничего не достал.

— А вы ей точно не родственник? — спросил он. — А то знаете-с… Увидеть-то можно. Есть один вариантик. Вы обойдите больницу, там дверь во второе отделение. Красная, железная дверь. Подниметесь на шестой этаж, постучитесь в кабинет Власова. Там так и написано «Власов». Скажите: от меня. У Власова есть щель в стене. Знаете куда? В палату Раечки. В неё можно и подсмотреть, тихонечко. Хотите?

Игорь покосился на собеседника: губки того дрожали точно перед хохотом и вообще, доктор этот меньше был похож на доктора и больше на гардеробщика, который только взял примерить халат доктора. Он говорил-говорил-говорил что-то непонятное. И это даже хорошо, что непонятное, потому что если станет понятно — тогда уж конец всему: голове конец и мозгам.

— Хотите?

— Не хочу, — ответил Игорь. — Мне идти надо.

И чтобы случайно не понять, он свернул пакетик с гостинцами и быстро пошёл к остановке.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги В гости через форточку предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я