Кессонная болезнь
(научно-фантастическая повесть-антиутопия)
И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…
(Откровение Иоанна Богослова 21:1)
Кессонная болезнь — болезненное состояние, возникающее у человека после действия высокого атмосферного давления с резким его снижением. Вызывается резким выделением пузырьков газообразного азота, растворенного в тканях. Возможен летальный исход.
(Энциклопедический словарь)
Чуткие уши антенн прислушивались к свинцовому пасмурному небу. Шумели на ветру кроны вековых елей. Тайга. Сетчатые уши антенн, горстка операторов космической связи и больше никого на десятки километров вокруг.
А там, за одеялом облаков, вырвавшись из обжигающих плотных слоев атмосферы, брала разгон сверхтяжелая ракета-носитель Н-2, стартовавшая с девятой площадки полигона Плесецк. Именно станцией слежения, затерявшейся в глухой тайге, и было передано в Центр Управления Военно-Космических сил СССР: изделие выведено на орбиту.
В официальных сводках ТАСС изделие именовалось очередным, с порядковым номером уже за тысячу, спутником серии «Космос», запущенным для народнохозяйственных нужд. В докладных записках, помеченных грифом особой секретности, «изделие» носило совсем другое имя: М-4.
Экспериментальный многоразовый пилотируемый корабль, четвертая версия проекта «Спираль», разработку которого начинал еще Юрий Гагарин в середине шестидесятых.
В отличие от трех предшествующих моделей, М-4 был оснащен еще одной, принципиально новой двигательной установкой. Позже этот проект похоронят в архивах, и история человечества замедлит свой ход, ибо надолго окажется закрытым выход в Галактику, в Большой Космос. Или, напротив, история не прервется апокалиптической вспышкой глобального термоядерного конфликта. Или…
Никто и никогда не скажет, как бы развивались события, случись иной финал этой странной и парадоксальной цепочки событий. История не имеет сослагательного наклонения. А могла бы получить такую возможность, если бы…
Все дело в том, что новые тахионные1 двигатели М-4 позволяли, используя последние достижения советской физики элементарных частиц, развивать скорость, превышающую световую. Наперекор теориям старика Эйнштейна…
* * *
…Генерал-майор Федорович напряженно следил за происходящим на большом экране Центра Управления. О результатах он должен будет доложить лично маршалу Устинову. От содержания доклада зависит судьба проекта и лично его, Федоровича, судьба.
Если, — генерал оглянулся: не видит ли кто? — и тихонько постучал по деревянному подлокотнику, — Если удастся, то будет обеспечена абсолютная противоракетная оборона, недоступная вероятному противнику.
Десятки М-4 (уже готово их серийное название — «Смерч») займут места в поясе астероидов между орбитами Марса и Юпитера и, в случае сообщения о ядерном нападении на СССР, готовы будут устремиться к Земле со сверхсветовой скоростью. Пробив брешь в пространственно-временном континууме, они нанесут удар возмездия еще до того, как баллистические ракеты противника покинут шахты, до того, как поднимутся в воздух летающие командные пункты и стратегические бомбардировщики, до того как помчатся на бреющем полете над землёй хищные тела крылатых ракет.
Впрочем, судьба проекта «Смерч» решалась не здесь, а в миллионах километров от Земли. Решалась теми, чьи имена никогда не выплывут под звуки фанфар на первые полосы центральных газет и в сообщения, торжественно зачитываемые дикторами информационной программы «Время». Командир корабля, подполковник ВВС, летчик-испытатель Александр Владимирович Полуянов, бортинженер, специалист по двигателям, доктор физико-математических наук Сергей Николаевич Умеренков, специалист по полезной нагрузке полковник госбезопасности Анатолий Анатолиевич Бутов…
* * *
— Поздравляю, выход на орбиту прошел штатно, — произнес Полуянов,
— На следующем витке пойдет твоя работа, Сережа.
— Да, Сергей Николаевич, ваша очередь включаться в исполнение программы, — Бутов, вошедший в основной экипаж из дублирующего за неделю до старта, подчеркнуто держался на официальной ноте, — И не забывайте, ЧТО лежит в нашем отсеке полезной нагрузки!
— О болванках не забывать? — отмахнулся с усмешкой Умеренков.
— Нет, — с железным спокойствием возразил Бутов, и тихо добавил: — Там не болванки. По решению Верховного Командования это еще и первый вылет на боевое дежурство. Поэтому в нашем фюзеляже, Сергей Николаевич, не болванки, а восемьсот мегатонн в тротиловом эквиваленте.
Бортинженер сглотнул неожиданно подступивший к горлу комок, помолчал, и его пальцы, как и раньше, привычно забегали по клавиатуре пульта управления тахионным реактором…
* * *
…Федорович вышел в коридор, достал из пачки «беломорину». Гильза была пустой. Генерал про себя чертыхнулся и полез за новой папиросой.
— Константин Матвеевич, — окликнул появившийся в дверях штатский, — Через четыре минуты начало основного эксперимента!
— Знаю, — кивнул генерал, и, погасив пламя бензиновой зажигалки, стал раскуривать непослушную папиросу.
— Скорость объекта пока восемьдесят тысяч километров в секунду, они идут в сторону орбиты Марса под углом 22 градуса к плоскости эклиптики. То есть, плоскости Солнечной системы, — извиняющимся тоном добавил штатский.
— Я знаю, что такое эклиптика, — отрезал Федорович, и нервно затянулся.
Через минуту он вновь был в центральном зале.
— В принципе они уже начали эксперимент, но находятся в трех световых минутах от нас, — пояснил все тот же штатский. Федорович молча кивнул.
— Молодцы, — по-отечески сказал он, взглянув на экран.
Три лица за щитками гермошлемов не отреагировали. Они услышат слова генерала лишь через три минуты. Еще три минуты направленный радиолуч будет нести к Земле их ответ. Пока они обменивались короткими репликами и следили за пультами. Время от времени изображение искажалось всплесками помех. Движения на экране, показывающем внутренний объем пилотской кабины, постепенно замедлялись, изображение становилось размазанным, а вместо голосов экипажа стали доноситься неразборчивые блеющее-мычащие звуки.
— Сказывается релятивистский эффект, — пояснил оператор, все еще опекавший генерала, — Приближаются к «С» — к световой скорости.
И в этот момент изображение окончательно смазалось, экран пошел рябью. Оператор схватился за наушники:
— Наверное, сбой станции слежения, — торопливо сказал он, обернувшись к Федоровичу, — Я все сейчас выясню. «Заря 28», почему прекратили подачу информации по видеоканалу? Минутку… — пауза.
— Это, наверное, неполадки на объекте, — вновь пауза. Потом рука оператора медленно стянула шлемофон с головы, — Это не связь. Это… Из точки нахождения корабля идет интенсивный поток жесткого излучения, — оператор вдруг совсем по-детски всхлипнул, — Их нет! Их уже три минуты нет!..
* * *
…Звезд прямо по курсу стало больше, и все они отливали ядовито-фиолетовым. Казалось, что светила, сиявшие на бесконечном бархатном небе, собираются медленно, но неотвратимо сползтись в одну точку на носу корабля.
— Скорость двести пятьдесят тысяч, продолжаю разгон, — доложил Умеренков.
Невидимый тахионный ливень пронзал тело «Смерча», равномерно ускоряя каждый атом машины и находящихся внутри космонавтов. Звезды неумолимо ползли по небесной сфере вперед. Передние горели фантастическими фиалками, последние, отстающие, все еще висящие за кормой, сияли кроваво-красным. Созвездия смешались и стали совершенно неузнаваемыми.
— Скорость двести семьдесят пять тысяч.
— Сергей, радар фиксирует объект прямо по курсу!
— Там ничего нет. При релятивистских скоростях наш радар ничего кроме фантомов показать не сможет.
— А что, Сергей Николаевич, — подал голос Бутов, — Вы много летали на релятивистских скоростях? Откуда у вас столь богатый практический опыт?
— Уели, Анатолий Анатольевич, — в тон Бутову ответил Умеренков, — Ох уели! Если радар что и поймает — так только нас самих, когда мы обгоним его радиолуч. Двести девяносто тысяч, приготовьтесь к прохождению «С».
— Приготовиться к прохождению светового барьера! — скомандовал Полуянов ставшими вдруг непослушными губами,
— Сережа, объект не исчезает!
Звезды прямо по курсу все быстрее и быстрее слипались в ослепительный ком, готовый вот-вот провалиться в ультрафиолетовую часть спектра. Все трое, сидящие в кабине «Смерча» опустили светофильтры, скрыв лица за позолотой.
— Триста!
— Сережа, что это?
— Сергей Николаевич говорил — фантом, — язвительно заметил специалист по полезной нагрузке. Он не успел договорить, потому, что в следующую секунду произошло сразу несколько событий. Возникшая на фоне звездного кома точка превратилась в надвигающуюся корму второго «Смерча». Небо вспыхнуло слепящим белым светом.
— Тормози–и–и!.. — успел тоненько взвизгнуть Бутов.
Дальше наступило небытие.
* * *
…Жизнь вернулась к Полуянову пульсирующей болью в висках. С усилием он разлепил веки. Голова гудела, как надтреснутый колокол. В кабине было темно, лишь ровно и успокаивающе горели несколько зеленых огоньков на пульте резервной энергосистемы. Сквозь фонарь кабины светили привычные, совсем неподвижные звезды. «Смерч» висел в пространстве, медленно поворачиваясь к Солнцу своей горбатой спиной.
Полуянов обернулся к товарищам. Сергей вяло шевелился. Еще правее скорчилась в воздухе сухопарая фигура Бутова.
— Сережа, — позвал Полуянов, еле ворочая опухшим, словно с тяжелого похмелья, языком, — Сережа, ты живой?
— Глупо — то как! — ни к кому не обращаясь, проговорил Умеренков, — Ведь в себя врезались! В себя же! Это же просто, как дважды два: нарушение закона причинности…
— И где мы?
— М-м-м… — Умеренков помотал головой и изо рта его выскочили и закружили по кабине несколько кровавых шариков.
— Мы, я полагаю, переселились на тот свет, — донесся вдруг голос пришедшего в себя Бутова. Голос был скрипучий, похоже, Бутову было нехорошо.
Кабину залил яркий солнечный свет. Бутов вдруг согнулся пополам и начал давиться истерическим хохотом, сквозь который пробивались только отдельные слова:
— Слава Богу… При взрыве… Боекомплект… Восемьсот мегатонн… Нас бы всех в прах…
Никто не стал хлестать его по щекам, чтобы привести в чувство. Никто просто не слышал его. Командир и бортинженер, оцепенев, взирали через жаростойкие стекла кабины на дневное светило. Шар Солнца, висящий на фоне черного бархата неба, был окружен несколькими, вложенными одно в другое, серебристыми кольцами…
…Радио молчало. Чувствительные антенны «Смерча» не принимали ничего во всех доступных диапазонах. Этого не могло быть, но эфир был девственно пуст. Полуянов отвернулся от восстановленной системы связи и принялся за наладку блока астроориентации. Умеренков возился с электронной начинкой управления маршевым двигателем, сосредоточенно сопя.
— Я понял! — вдруг сказал он, воздев указательный палец, — Мы, пока были без сознания, долго шли в запределе. На сверхсветовой. Мы ушли на сверхсвете в прошлое. Кольца — это образование солнечной системы, а радио, естественно, еще не существует.
— Два по астрономии! — ответил Полуянов — А еще доктор наук!, — укоризненно добавил он. — Посмотри, рисунок созвездий остался неизменным. Небо далекого прошлого было бы для нас чужим. И Земля, кстати, на своем месте — гелиоцентрическая долгота 260. Фантазер…
— Ну, а если не так далеко — пара веков назад. Радио все еще нет. А кольца… Они ведь могли быть столь тонкими, что лишь мы первыми их заметили, выйдя из плоскости эклиптики. Глянули на родную систему со стороны — и нате вам, пожалуйста! Привет в шляпу!
— Фантазер! У нас просто барахлит связь. А вот идея твоя насчет взгляда на эклиптику со стороны… — Полуянов показал отогнутый кверху большой палец — знак высшего одобрения.
— На нашу систему со стороны смотреть не рекомендую, вредно для здоровья! — заметил думавший о чем-то своем Бутов…
…Через десять минут после запуска тахионного реактора на скорости 0,3 световой «Смерч» подошел к Земле и включил режим торможения. Голубой диск разрастался…
— Подобные случайности, — уже чеканил Бутов, — нужно будет исключить. Представьте, что было бы при исполнении боевого задания, когда решаются судьбы страны и мира, судьбы будущего человечества! Мы хотим видеть это будущее светлым. У нас, в контрразведке…
— Остынь, Анатольич, — ответил командир — Обошлось. Живы. Целы. Это главное.
— Обошлось? О-бо-шлось?! — взвился вдруг бортинженер, — А это? Это вы какими поломками объясните? Выраставший слева по курсу шар Луны был покрыт мутной дымкой с завитками облаков, под которыми местами сверкала водная гладь.
— Вот те на. С возвращеньицем, значит. Все ж таки в прошлое угодили… — неуверенно пробормотал Полуянов, — Это когда же у нас Луна имела атмосферу? Что там писали наши коллеги из НАСА?
— Даже на ранних этапах существования атмосфера Луны была в миллион раз разреженней земной. Результаты экспедиций «Аполлонов» это подтвердили, — ответил, вздохнув, бортинженер. Жаль, что Блондину2 и остальным из его команды так не довелось там побывать…
— Александр Владимирович! — Бутов укоризненно покачал головой, глядя на Полуянова своими колючими, почти рыбьими глазами — Во-первых, что там у вас за коллеги объявились во вражеском стане? По возвращении поговорим поподробней. Шучу, шучу, — он, усмехаясь одними губами, так же холодно глянул на Умеренкова, — И преклоняться перед Западом ни к чему. Отлично знаете ведь, что наша программа исследований Луны с помощью автоматов оказалась более безопасной.
Тут Умеренков, к которому обращался полковник КГБ, позволил себе скептически хмыкнуть, но комментировать его слов принципиально не стал.
— А пока — не городите ерунды, — продолжил тот, — Не будем торопиться и во всем спокойно разберемся. Но для того, чтобы разобраться, нужно вернуться домой. Плавно и мягко посадить машину в заданном районе, а не ахать и галлюцинировать! И не суетиться. Суетиться, товарищи, в сортире будете, когда понос нечаянно нагрянет.
Случившееся через пару секунд действительно можно было назвать галлюцинацией. В вакууме справа по борту вдруг возникла гигантская золотая пирамида. По настоящему гигантская. Медленно надвигаясь, она заслонила полнеба, повернувшись к «Смерчу» одной из своих граней. На сверкающей поверхности прорезался темный зев, втянувший в себя маленький горбатый кораблик с потрясенным экипажем внутри…
* * *
…Внутри было темно. На далеких стенах, словно покрытых плесенью и влагой, гуляли лишь отблески света, источаемого иллюминаторами «Смерча».
— Ну-с, и какие изволите выдвинуть версии? — подал голос Бутов, когда пауза грозила затянуться сверх меры.
— Пришельцы, — наобум рубанул командир. Мозг не работал.
— Нет, — возразил Умеренков, — Все-таки путешествие во времени.
— Прошлое?
— Нет, будущее.
— И далекое? Десять, сто, двести лет?
— Это мы спросим у хозяев, — неожиданно ответил Бутов.
В стене «ангара» прорезалась дверь. В нее, освещенные ярким неоновым лучом, вошли несколько человек в пурпурных тогах, напоминающих римские.
— Как в плохой фантастике, — прокомментировал Умеренков.
— Интересно, а какой у них язык? — поинтересовался Бутов.
— Пожалуй, надо выйти, — задумчиво сказал Полуянов, — Нехорошо как-то, — и он полез к шлюзу.
— Стоп! — запротестовал специалист по полезной нагрузке, — Корабль является секретной военной техникой и при посадке на чужой территории должен быть немедленно уничтожен! Мы не можем отдать его в чужие руки, у меня на этот счет есть инструкции.
— Опомнись, это что, войска НАТО? Кому здесь нужно это старье? На таких драндулетах здесь, небось, пацаны гоняют вместо мотоциклов! — командир топнул ногой и рванул на себя рычаг разгерметизации.
— Откуда вы знаете? — не согласился было Бутов, капризно поджав губы, но систему самоуничтожения включать, всё-таки, не стал, а развернулся, вслед за Полуяновым, к выходу.
— А вы уверены, что снаружи не хлор-аммиачная смесь? — поинтересовался бортинженер, но люк уже открылся. Командир, нарушая все инструкции, первым покинул корабль и под мрачными сводами вдруг разнесся его смачный многоэтажный мат. Следом за ним крякнул и чертыхнулся споткнувшийся Бутов. Умеренков шагнул наружу, отметив, что гравитация составляет земную норму, и по глазам его резанул яркий луч. Бортинженер охнул и схватился за обрез люка. В голове что-то щелкнуло, словно лопнувшая пружина в старом будильнике.
Когда перед глазами перестали прыгать разноцветные чертики, Сергей увидел, что хозяева все так же терпеливо и невозмутимо стоят. Заметив, что оцепенение гостей или пленников прошло, люди в тогах вдруг вскинули правые руки ладонью вперед — жест, до боли знакомый по фильмам о войне.
— Влипли, — прошептал Бутов и нервно провел рукой по залысине надо лбом. Полуянов икнул.
Глава делегации в тогах сделал шаг вперед и на чистом и безупречном русском языке объявил, чеканя каждое слово:
— Меня зовут Владимир-Октавиан. Добро пожаловать в Пятый Рим!
Шок от первых секунд встречи прошел на удивление быстро. И, припомнив слова старца Филофея из учебников истории «два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти», и сопоставив это с услышанным названием, первое, что спросил командир «Смерча», было:
— Скажите, а какой сейчас год? — и совершенно не к месту представился: — Подполковник Полуянов.
— 822 год Пятого Рима. Нам неизвестны ваши опознавательные знаки, — Октавиан кивнул, указывая на красные пятиконечные звезды на хвостовом оперении корабля, — Из какого века вы?
— Похоже, гости из прошлого для них дело привычное. По копейке штучка, пятачок — пучок, — нервно рассмеялся Бутов.
— Гм, бессмысленные, но забавно звучащие идиомы. Мы думаем, что вы одна из звездных экспедиций, отправленных в XXIII-XXIХ веках старого исчисления. Сейчас его 4114 год. Ваши слова о неких пятачках-копейках для нас неясны. Не трудно ли будет прояснить, что вы имели в виду?
— Свои, земляне, слава Те, Господи! — шепнул Полуянов Умеренкову. А Бутов серьезно пояснил:
— Пятачок и копейка — это деньги. Рубли, доллары, марки, фунты, Йены, — перечисляя, Бутов пристально следил за лицами римлян, но они оставались непроницаемо неизменными, — Единый эквивалент товара для обмена.
Этим объяснением он, похоже, еще больше запутал высоких гладко выбритых красивых людей в пурпурных тогах и сандалиях. А Умеренков толкнул Бутова локтем в бок, что было совсем не по уставу и отдавало непростительной фамильярностью, и ехидно прошептал:
— Анатолий Анатольевич! Они не поймут! Кажется, они вообще не знают, что такое деньги, товар и обмен.
— Коммунизм, что ли? — не поверил Полуянов.
— Давайте детали уточним позже, — объявил предводитель встречающей делегации, — Для этого у нас будет еще масса времени потом. Прошу всех за мной. Вам предстоит встреча с миром, в котором будет протекать ваша жизнь. Это теперь ваш мир.
— То есть как это — наш? — возмутился Сергей.
— Во-первых, если я правильно понимаю ситуацию, у вас просто нет выбора. Никто и никогда еще не мог возвратиться во вчерашний день. Ну, а во-вторых, вы и сами не захотите этого.
— Почему вы так уверены?
— В вашем обществе только мечтали о мире всеобщего равенства и благоденствия. Мы создали этот мир восемь веков назад…
* * *
…Похожее на мыльный пузырь воздушное такси несло Умеренкова над океаном. Сергей уже не в первый раз удивлялся тому, как хитроумно устроена эта простая с виду машина. Почти невидимая шарообразная оболочка. Больше ничего. Воздух для дыхания пропускает прямо сквозь играющий радугой борт. И где-то совершенно вне восприятия расположено все то, что заставляет это невесомое, но чертовски прочное «почти ничто» взлетать в воздух, перемещаться со сверхзвуковой скоростью, оберегать и понимать человека, слушаться его голосовых команд и даже давать справки и комментарии на темы, интересующие пассажира.
Конец ознакомительного фрагмента.
