Революция лжи

Артем Калышко

Нобелевская премия и мировая слава – чего еще может желать ученый? Но доктору Антону Головному этого мало. Используя свои достижения в работе с человеческим мозгом, он решает коренным образом преобразовать общество и цивилизацию, подключив к работе, в качестве главного советника, старого друга – неудачливого и безработного журналиста. Но пойдут ли его советы, как и вся затея в целом, на благо человечества? Кое-кто из власть предержащих сомневается в этом, ставя доктору палки в колеса. Но ни один человек, включая участников, не подозревает, что в этом противостоянии решается судьба мира…

2. Останемся при своих

— Мне было бы интересно, — продолжала говорить она, не дав мне возможности удивиться, — присесть поближе и обнять тебя.

Я, кажется, упоминал, что она влюблена в меня? Вот поэтому я и чувствую себя, как сельдь в бочке во время наших свиданий. Ну, о чем я толкую? Это для Тани они — свидания. Для меня — просто встречи. Она мне нравится, но и только. Свою девушку, Аню, я люблю.

— Ты же знаешь, — выдержав длительную паузу и печально вздохнув, сказал я, — что не могу желать того же.

Она привычно, и, тем не менее, все так же душераздирающе грустно опустила голову. Мне еще раз отчетливо вспомнилось, почему мы так редко видимся.

— Вернее, — проговорил я, неуклюже пытаясь смягчить предыдущую фразу, — не могу себе этого позволить. Ты же знаешь.

— Знаю. И все равно хочу.

С трудом и неохотой приходилось сознаваться, что временами мне и самому было интересно попробовать. Наверное, лишь страх перед возможными, крайне неприятными последствиями, не позволял мне перейти к действиям. Любимые девушки не очень-то безболезненно переживают измену. Да и не только они.

Неужели любая добропорядочность и ответственность — это всего лишь страх перед возможными последствиями? Надеюсь, что нет. Разум намекал — возможно.

— Так нельзя, — сказал я, покачивая головой.

— Почему?

— Потому что это неправильно.

За словом в карман я в тот вечер не лез. Каждый ответ был подобен комку земли, брошенному на гроб красноречия.

— А кто решает, — упорствовала Таня, — что правильно, а что нет?

— Действительно, — призадумался я. — Хорошо, давай по-другому. Ты мне нравишься, но все это плохо закончится. В финале нас ожидают несколько поразительно неприятных минут.

— А перед тем — несколько поразительно приятных. В худшем случае — останемся при своих.

Мне стало казаться, что Таня окончила иезуитский колледж. Сногсшибательно привлекательная логика. Соблазнительно-позволительные выводы.

Плавным и непринужденным, словно бы ничем не связанным с ходом разговора движением, я достал из кармана телефон и взглянул на экран. Пора было уходить.

Таня, пристально наблюдавшая за мною, отвернулась в сторону.

— Наверное, — холодно и с нескрываемой горечью сказала она, — тебе пора идти?

Я не уловил смысл ее слов. Какая-то мутная, неразборчивая мысль кружила где-то под поверхностью бессознательного, грозясь в любой момент вынырнуть наружу.

— Полдевятого, — произнес я, словно заклинание, способное взбодрить хромавшую память. — Двадцать-тридцать.

— И тебе пора, — заключила Таня.

— Да нет, — отмахнулся я, не прекращая мучительных попыток вспомнить о чем-то важном и столь не к месту забытом. — Просто у меня такое ощущение… Ох, черт!

За трогательным и где-то трагическим разговором я совершенно позабыл о работе. Мне на самом деле было пора.

— Прости, нужно бежать! — воскликнул я, вскакивая со стула.

Таня, конечно, не поверила. С другой стороны, без повода я бы ушел точно так же.