Наследница Дивной усадьбы

Арина Теплова (2024)

Я очутилась в теле юной графини Шереметьевой. Двадцати двух лет от роду и с маленькой дочкой на руках. С неверным мужем, который жаждет выгнать меня из своего поместья. Но я не сдамся! Пусть муж — граф считает меня глупой и слабой. И хочет жениться на своей знатной любовнице. Я буду бороться и любимую доченьку ему не отдам. В своем мире я прожила пятьдесят неспокойных лет. И ведь не зря я попала в этот мир, похожий на Российскую империю конца XVIII века. Судьба дала мне второй шанс стать счастливой. И я его не упущу!

Глава 17

Пока я подбирала слова, чтобы достойно ответить нахальной девице, раздался властный голос Григория, в котором слышался свинец:

— Нет, душенька, пока это невозможно. Она только родила. Ей надо оправиться от родов, я же не зверь все же, выгонять ее в таком состоянии! А потом мы все разрешим.

— Что разрешим, Григорий?! Ты же говорил, что только я нужна тебе! А она в прошлом.

Они говорили обо мне в третьем лице, как будто меня здесь не было. И это было как минимум неэтично. Зато теперь я сполна увидела, каким моральным унижениям подвергалась прежняя Любаша в доме мужа, и отчего убежала.

В этот момент из парадных дверей на крыльцо вышла стройная высокая дама.

— Отчего ты так кричишь, Лизавета? — холодно осведомилась она, проводя строгим взглядом по всем присутствующим во дворе.

— Ваш сын привез Любовь Алексеевну! Вы видите, сударыня? — обернулась к женщине девица.

— И что же? Это не повод так кричать.

— Матушка, не вмешивайтесь, я сам все разрешу, — обратился вежливо Шереметьев и, быстро поднявшись по ступеням, поцеловал даме руку. А потом, словно вспомнив обо мне, обернулся и распорядился: — Игнат, помоги графине спуститься, я же велел!

— Простите, барин, замешкался, — кивнул слуга, протягивая ко мне руки и помогая встать на землю.

— Ты ничего не решаешь, дорогой! — не унималась любовница, зло зыркая в мою сторону. — Я жду уже целый месяц, а эта непутевая никак не уберется из усадьбы!

— Лизавета, там приехал твой портной, — почти перебила ее моя свекровь, видимо, тоже не желая больше слушать истерику любовницы. — Он привез твое платье к предстоящему приему.

Я оценила выдержку и невероятно прямую осанку этой дамы. Моложавая, лет сорока, еще довольно красивая лицом, стройная и надменная, одета в синее дорогое платье с небольшим декольте. Мать Шереметьева показалась мне именно такой, какой и должна быть мать богатого графа.

— Ах, и вправду, мое платье! — словно опомнилась Елизавета. — Я так переволновалась, что совсем забыла про прием! А праздник уже послезавтра, Григорий! А ты шатаешься невесть где! А мое платье еще не готово! Какой будет конфуз! В чем я выйду встречать гостей?

Прием? Удивилась я в очередной раз за сегодня.

Любовница принимает в моей усадьбе гостей и заказывает себе наряды, пока я без денег бегаю по лесу и, словно крестьянка, рожаю в доме лесника?

Мда-а… просто замечательная жизнь у этой Любаши. Нечего даже добавить в этот гнусный водевиль несправедливости и сарказма.

— Лизонька, ну что ты так разволновалась, яхонтовая моя? — ласково обратился к девице граф, беря любовницу под локоток. А я опять поморщилась от его слащавого тона. Слава Богу, со мной он так не разговаривал, а то бы меня, наверное, стошнило. — Портной же здесь. Непременно вели ему дошить все сегодня.

— Ты прав, дорогой, так ему и прикажу!

— Да, ступай уже, — поддержала сына свекровь. — Он тебя уже битый час дожидается, Лизавета.

— Пойдем в дом, душенька, а то простынешь, — добавил Шереметьев и уже обвил талию девицы сильной рукой, подталкивая ее к дверям, услужливо распахнутым дворецким. Но, как будто что-то вспомнив, обратился к даме: — Матушка, прошу вас, распорядитесь насчет лекаря, и немедленно. Надо осмотреть дитя и графиню.

— Все сделаю, сынок, не беспокойся, — ответила машинально дама и окинула взглядом экономку, держащую ребенка и меня, замершую у лошади.

Отметив, что сын с любовницей исчезли в доме, свекровь приблизилась к дородной женщине и велела:

— Дайте мне ребенка, Агриппина Ивановна. Я сама позабочусь о нем.

Она бережно взяла на руки Анечку, заглядывая в ее личико. Та, видимо, все еще спала.

— Ступайте, подготовьте комнату для дитяти. Хорошо проветрите и после натопите детскую, — продолжала командовать мать Шереметьева.

— Слушаюсь, госпожа, — закивала экономка и засеменила в дом.

Свекровь же обвела глазами остальных слуг и строго спросила:

— А вы что глазеете? У вас что, дел нет?

Когда после окрика дамы все слуги быстро ретировались от парадного выезда и крыльца, женщина обернулась ко мне.

— Ну что ты там стоишь, девочка? Пойдем скорее в дом, тебе надо поскорее принять ванну и переодеться. Ты вся в грязи.

— Да, — согласилась я и быстро поднялась к ней по широким ступеням.

Когда я поравнялась с ней, женщина тихо сказала мне на ухо:

— Я молилась за тебя, милая. Хорошо, что ты благополучно разрешилась от бремени. И Гриша нашел тебя так скоро. — Она даже тепло улыбнулась мне. И тут же снова стала серьезной, опасливо оглядываясь по сторонам, словно боялась, что это кто-то увидит. — Ступай к себе, помойся, отдохни. Я позабочусь о твоем ребенке.

Я опять удивилась, понимая, что мать Шереметьева мне не враг и специально отослала всех слуг, чтобы сказать добрые слова. Или же она тоже играла? Но ее приветливое лицо выражало искреннее участие.

— Ее зовут Аня.

— Я позабочусь о нашей Анечке. А ты ступай, доченька, — снова очень тихо сказала мне женщина. — Я пришлю к тебе свою горничную, чтобы помогала. А то, вижу, Палаша твоя куда-то запропастилась.

— Это так, спасибо.

По велению свекрови я поспешила вместе с ней в дом. Ведь я и правда сильно продрогла в мокром платье.

Но меня терзали сомнения и множество вопросов.

Я уже ничего не понимала в этом семействе. Григорий менял свое поведение словно хамелеон. Любовница качала права, как заправская жена. А свекровь, которая должна была быть полновластной хозяйкой здесь, боялась при слугах открыто сказать мне доброе слово.

Куда же я попала? И как вести себя дальше?

Мы вошли внутрь, и я опять замерла в восхищенном замешательстве. Интерьер и внутреннее убранство особняка были ошеломляющими.

Огромный холл с бьющим посередине фонтаном, высоченные потолки, громадная лестница из черного мрамора, разбегавшаяся посередине на два крыла, хрустальная люстра, свисавшая с потолка. Все это кричало о богатстве и блеске владельцев усадьбы.

Около нас появился какой-то старичок в ливрее, и свекровь велела ему позвать некую Танюшу.

— И еще, Прокопий! — продолжала командовать свекровь. — Немедленно пошли кого за Аристархом Петровичем. Надобно осмотреть графиню и малышку. А то выглядят они уж больно плачевно.

— Благодарю вас, — ответила я, когда дворецкий отошел.

Мне было очень неудобно. Я не знала, как зовут свекровь, а по-хорошему было бы правильно добавлять ее имя к фразе, чтобы выразить уважение. Все же мать мужа была не последним человеком в доме, и ее отношение ко мне очень важно.

Я все время копалась в воспоминаниях настоящей Любаши, желая разыскать хоть что-то, но ничего не находила. Все воспоминания касались только моей предыдущей жизни, кроме того единственного видения, когда Палашка поила меня горьким ядовитым отваром.

— Пойдем, милая, — прошептала мне на ухо женщина.

Мы начали подниматься по лестнице из черного мрамора, которая была устлана белой ковровой дорожкой. Уже на середине к нам проворно спустилась резвая девушка лет двадцати пяти в платье прислуги.

— Вы звали меня, Мария Николаевна? — обратилась она к свекрови.

И я с облегчением выдохнула. Все, теперь я знала, как ее зовут, и уже почувствовала себя увереннее.

— Танюша, помоги графине помыться и привести себя в порядок. И принеси обед в ее спальню.

— Слушаюсь.

— Отдохните до ужина, вы очень бледны, — обратилась свекровь ко мне и, когда горничная убежала вверх по ступеням, уже на ухо мне добавила: — Обязательно поспи, выглядишь плохо. Я переживаю. Если приедет лекарь, я провожу его к тебе, милая.

Я опять отметила, что при слугах Мария Николаевна отчего-то вела себя со мной холодно и надменно, совсем не как наедине, когда никто не слышал. И это была очередная загадка. Они что, все в этом семействе: и мать, и сын — играли какой-то спектакль?