Резец небесный (Операция «Испаньола»)

Антон Первушин, 2000

Конец ХХ века. Россия на грани экономической катастрофы. Русская армия брошена государством на произвол судьбы, прозябает в голоде и нищете. В то же самое время молодая мусульманская республика, имеющая территориальные претензии к Российской Федерации, готовит при содействии НАТО военное вторжение. Пилоты авиационной части 461-13«бис» не хотят мириться со всем этим. Они становятся «воздушными пиратами» и берутся за оружие. И не только для того, чтобы выжить, но и для того, чтобы победить.

Глава четвёртая

Советник

(Мурманск, август 1998 года)

— Проходите, — предложил Маканин, собственноручно распахивая дверь своего кабинета на третьем этаже здания городской администрации. — Устраивайтесь, как вам будет удобно.

Кивнув с достоинством, Константин Громов первым вошёл в кабинет. Как и любое другое помещение в этом здании, кабинет советника губернатора Маканина вызывал у стороннего посетителя самые противоречивые чувства. С одной стороны, он мог преисполниться гордостью за свою родную страну, которая наконец достигла такого уровня благосостояния, что даже в самом заурядном кабинете сделан евроремонт высочайшего качества, стоит дорогая офисная мебель и самая современная техника: компьютер, телефон, факс; с другой стороны — зная, какая нищета царит по долам и весям родной страны, этот посетитель мог затаить обиду (а то и преисполниться самой настоящей ненавистью) на тех, кто купается в роскоши в то время, как где-то от голода и холода умирают люди, а всё катится в тартарары. Впрочем, офицеры части 461-13"бис"к подобным контрастам давно привыкли, поэтому вид кабинета советника не произвёл на них какого-то особенного впечатления.

Поскрипывая ботинками, Громов прошёл по начищенному до блеска паркету к поставленному у стены кожаному дивану, плюхнулся на него и вытянул ноги. Остальные «ходоки» последовали его примеру: Лукашевич сел справа от майора, а Стуколин — слева. Присаживаясь на этот образчик финской деревообрабатывающей промышленности, Лукашевич с ухмылкой представил себе, как господин советник в перерыве на обед и дабы отдохнуть от трудов праведных по управлению городом раскладывает на диване длинноногую блондинистую секретутку, снимает штаны и… Тут старший лейтенант вспомнил, что в приёмной они были встречены не длинноногой блондинистой секретуткой, а очередным запакованным в тесное ему штатское бугаем, на карточке которого значилось, что он-то, бугай, и есть настоящий секретарь господина советника Маканина. На то, чтобы представить, как на этом диване господин советник раскладывает бугая из приёмной, у Лукашевича не хватило воображения.

Пропустив своих нежданных гостей в кабинет, Лев Максимович закрыл дверь и спросил, посмотрев на Громова:

— Что будете пить? Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?

Майор оглянулся на спутников. Те своих пожеланий не высказали, и тогда он ответил за всех:

— Три кофе, пожалуйста.

Маканин наклонился над письменным столом и ткнул кнопку селектора:

— Гриша, три чашки кофе для гостей, а мне — чаю с молоком. Если будут звонки, переадресовывай их, как обычно, — Кагарлицкому.

— Слушаюсь, Лев Максимович, — откликнулся бугай из приёмной.

Господин советник обошёл стол и, вздохнув, опустился в большое офисное кресло.

В ожидании напитков хозяин кабинета и гости молча рассматривали друг друга. Лукашевич вдруг подумал, что в позиции сидя советник Маканин напоминает не просто абстрактного «буржуина», а «буржуина» вполне конкретного — премьер-министра Уинстона Черчилля в период Второй Мировой войны: та же блестящая в свете ламп лысина, те же отвисающие бульдожьи щёки, тот же недобрый, но умный взгляд.

Через минуту в кабинете появился Гриша с подносом. Офицеры получили по миниатюрной чашечке с ароматным горячим кофе; Маканин же предпочёл чай в высоком стакане с подстаканником из тех, которые подаются в поездах дальнего следования. Когда Гриша, исполнив свои обязанности, удалился, Громов отпил кофе и спросил Маканина:

— А что, Лев Максимович, у вас в администрации всегда были армейские порядки? Или только теперь?

— Не понял вопроса, — господин советник нахмурился недоумённо. — Что вы имеете в виду?

— Вообще-то, я привык видеть в качестве секретарей симпатичных девушек, — пояснил свой вопрос майор. — А у вас — Гриша. С выправкой отставного военного.

Маканин улыбнулся — улыбка у него получилась скупая.

— Положение обязывает, — сказал он. — Ведь я — советник губернатора по вопросам безопасности.

Лукашевич мысленно присвистнул: вот так дела, это нам подфартило.

— Позвольте тогда спросить, — продолжал «светскую» беседу Громов, — вы имеете какое-то звание?

— Да, — не стал скрывать Маканин. — Я подполковник. Подполковник госбезопасности.

Лукашевич и Стуколин переглянулись. Громов же никак не выразил своих чувств. С задумчивым и несколько отстранённым видом он допивал свой кофе.

— Ещё вопросы? — Маканин выдержал паузу. — Ну что ж, будем считать, что вы меня знаете. Теперь я хотел бы познакомиться с вами. Кто вы и какая надобность привела вас к губернатору?

Громов в двух словах обрисовал ситуацию:

— Мы — офицеры войсковой части 461-13"бис", четвёртой эскадрильи авиаполка «Заполярье». Моя фамилия — Громов. Я командир части. Со мной — летающие офицеры Лукашевич и Стуколин. Мы прибыли в Мурманск, чтобы просить губернатора выделить средства на поддержание личного состава нашей части. Мы находимся в чрезвычайно бедственном положении, довольствие задерживается, и вскоре в части может начаться голод…

Господин советник, наклонив лысую голову, выслушал Громова. Потом помолчал, отхлебнул чаю и сказал так:

— Я не спрашиваю, обращались ли вы по своим инстанциям — наверняка, обращались. Я не спрашиваю, нет ли у вас других способов заработать себе на хлеб — наверняка таких способов нет. Меня в этой истории интересует другое. Вы понимаете, что, придя сюда, фактически выступаете в роли попрошаек?..

Стуколин хотел вскочить, но Громов, выставив руку, толкнул его на место. Лукашевич собрался было обидеться по примеру друга, но тут перехватил острый испытующий взгляд, с которым Маканин наблюдал за Громовым, и сообразил, что не для унижений привёл их сюда господин советник, и если бы дело ограничивалось только этим, то всё их знакомство с ним закончилось бы ещё внизу, на лестнице, пятнадцать минут назад.

— Да, — произнёс Громов недрогнувшим голосом, — мы это понимаем. Но кто сделал нас попрошайками? Кто довёл одну из самых сильных армий в мире до такого состояния, что её офицеры вынуждены побираться, лишь бы не умереть с голоду? Вы сказали, что имеете звание подполковника госбезопасности? Куда вы смотрели, подполковник, когда всяческие нувориши грабили армию и всю страну? Или вас это устраивало? Тогда к чему ваш пафос?

Маканин, не перебивая, выслушал и эту отповедь.

— Что ж, — подытожил он затем, — каков вопрос, таков и ответ. Спасибо, майор, за прямоту.

— Пожалуйста, — ответил Громов не без сарказма. — Всегда готов помочь.

— Я рад, товарищи офицеры, — продолжил Маканин как ни в чём не бывало, — что вы достаточно трезво оцениваете ситуацию. Это сейчас редкость. Большинство из тех, кто ещё вчера мог похвастаться высокими аналитическими способностями, в условиях кризиса совсем потеряли голову. Чего не скажешь о вас…

Лукашевич подумал, что вряд ли яростное высказывание Кости можно назвать «трезвой оценкой», однако заметил, что между майором и советником установилось некое взаимопонимание, словно эти двое знали какой-то секрет и вели беседу на основании этого знания. Потом Лукашевича осенило: «Да он же нас просто-напросто проверяет! Проверяет, насколько наши взгляды соответствуют его собственным… И мы… Кажется, мы выдержали проверку!»

По крайней мере, друг Костя выглядел вполне удовлетворённым.

— Что же касается вашей просьбы… — Маканин выдержал длинную паузу, в течение которой извлёк из стола сигару в золотистом футляре, вытащил её, с помощью специальной машинки обрезал кончики. — Что касается вашей просьбы, то сейчас, немедленно, я вряд ли чем-нибудь смогу вам помочь.

— Мы и не ждём немедленного ответа, — вставил словечко вежливый Громов. — Но настаиваем на том, чтобы этот вопрос был решён в самое ближайшее время.

— Я это понял, — сказал Маканин; он повозился с зажигалкой, раскуривая свою чудовищную сигару. — И мы решим его в самое ближайшее время. Однако вы должны помнить, что сейчас не только вам тяжело. Обвал рубля, приостановка банковских операций, ажиотаж на биржах ударили не только по нашим финансовым воротилам, но и по малоимущим слоям. Ситуация крайне сложная, администрация завалена просьбами, воззваниями, обращениями. Ваша проблема — лишь ещё одна в ряду многих. И не самая первоочерёдная.

— Но вы не должны забывать, что мы представляем боевую часть. Если у нас начнётся голод, я как командир части не могу гарантировать соблюдения воинской дисциплины, — Громов не давал себя ни запутать, ни разжалобить.

Маканин пыхнул сигарой.

— Да, — сказал он. — Голодная боевая часть — это не только ваша проблема. Это и наша проблема. Однако чтобы принять решение, администрация должна сначала убедиться в серьёзности вашего положения.

— Инспекция? — вскинулся Громов.

— Если это возможно…

— Возможно. И мы будем рады принять комиссию. Единственное ограничение — это допуск. Наша часть — это режимный объект.

Маканин покивал:

— Разумеется, все те, кто войдёт в комиссию, будут иметь соответствующий допуск.

— Тогда я не вижу никаких препятствий для проведения инспекции, — сказал Громов. — Когда вас ждать?

— Думаю, мы навестим вас… — советник полистал настольный календарь, — в пятницу. То есть через три дня. Устроит?

— Вполне.

Маканин вдруг улыбнулся:

— И не вздумайте газоны красить. Наводить «потёмкинскую деревню» не в ваших интересах.

— А у нас нет газонов, — с такой же широкой улыбкой отвечал ему Громов. — Только камень и мох.

На этом они закончили беседу и распрощались с советником Маканиным. Выходя из здания администрации и спускаясь уже по парадной лестнице, Лукашевич наконец-то собрался спросить у Громова:

— Ну и как ты считаешь, Костя, поможет он нам?

— Мне кажется, он ещё не решил…

— В каком смысле? — заволновался Стуколин, вполне уже удовлетворённый тем, чего в ходе переговоров с Маканиным удалось достигнуть.

— У меня сложилось впечатление, что этот Лев Максимович присматривался к нам, — пояснил свою мысль майор. — Может быть, у него есть какие-то идеи на наш счёт. Может быть, никаких идей у него нет. Не знаю. Но он явно хотел убедиться, что мы те люди, за которых себя выдаём…

— Во-во, — подтвердил Лукашевич, — совершенно точно. Мне тоже так показалось.

— Чего-то вы мудрите, ребята, — сказал Стуколин. — За кого же мы можем себя выдавать? Не бомжи ведь с улицы пришли?

Громов пожал плечами и ответил философически:

— Разве суть человека в том, откуда он пришёл?

— Вот за что я тебя порой очень не люблю, Костя, — сказал Стуколин, — так это за твою манеру говорить загадками. Продукты он даст?

— Скорее всего, даст. Вопрос только, чего он потребует за это?

— А он может чего-то за это потребовать? — агрессивно осведомился Стуколин. — Им мало, что мы рубежи защищаем?

— Теперь, видишь ли, мало, — съязвил Лукашевич.

— Спокойнее, ребята, — осадил их Громов. — Поддержку советник нам окажет. Это сейчас главное. Всё остальное — потом.

— Что? Что «потом»? — продолжал волноваться Стуколин.

— Поживём — увидим, — сказал Громов. — Поживём — увидим…