Двадцать лет до экватора. Сборник рассказов

Антон Патрушев

Не случайно сборник назван «Двадцать лет до экватора». В нем подобраны рассказы за последние двадцать лет. За период, который привел меня сюда, на экватор жизни. Он случается у всех в то или иное время, и, проходя его, мы становимся другими. Вот и в моей следующей книге будут совсем другие истории. Но оставлять эти рассказы за бортом я посчитал несправедливым.

Зеленый заяц

Вы когда-нибудь задумывались над тем, что может быть важнее зеленого зайца? Я раньше тоже не задумывался. Но «раньше» кончилось, и теперь я вспоминаю все наши встречи с ним.

Первый раз я шел по улице и пересчитывал муравьев, попадавшихся на пути. Особенно больших приходилось либо перепрыгивать, либо обходить. Пару раз я случайно наступал им на лапы, и они недовольно ворчали. Потом я увидел зеленого зайца. Он шел параллельным курсом, ловко избегая встреч с муравьями. Одно его ушко было небрежно пришито, и из-под него торчал клок замусоленной ваты. Он крикнул мне тогда: «Привет!». Я понял это только по его бумажной улыбке. Слова я понимал еще плохо, мне было год с небольшим от роду. Отвлекшись на зайца, я не сразу заметил большого черного муравья. Тормозить было уже поздно, да у меня это и плохо получалось. Под ногами что-то хрустнуло и маленькие зубчатые колесики брызнули от меня в разные стороны. я хотел наклониться и собрать сломанного муравья, но мне сказали, что он почему-то умер и его уже нельзя починить. Меня это огорчило, но нисколько не убедило. Я поднял глаза, чтобы поговорить об этом с зайцем. Но его уже не было. Решил, что спрошу потом.

Заяц сидел на плече, его зеленая плюшевая шкурка забавно блестела под солнечными лучами. Он повернул ко мне мордочку, я и помахал ему рукой, будто мы были сто лет или больше знакомы. Мне ужасно загораживал обзор букет пахучих растений, которых люди по свойственной им прихоти назвали также, как и огоньки на светофоре — цветами. Мне так и не удалось выучить их названия. Скорее я мог бы описать их запах, но в разные годы он будил во мне разные мысли: неизвестность дальних странствий, пряность весны, аромат ложбинки между грудями женщины, коньяк бонапартистской Франции, лунная дорожка на поверхности ночного моря. Сейчас, когда мне уже нечем уловить все эти запахи, я могу только вспоминать. Я знал, что мне надо спросить зайца о чем-то важном, давно задуманном. Казалось, улыбнись он как в первый раз, и сразу все вспомню. Он подмигнул мне и спросил: «Как поживаешь, дружок?». Я начал рассказывать что-то несущественное, быстро и сбивчиво. Боялся, что он исчезнет, к тому же мохнатая пыльца с букета постоянно лезла в нос и рот. Заяц слушал меня и, казалось, кивал, соглашаясь. А может, это плечо, на котором он сидел, качалось в такт движения толпы. Я так увлекся рассказом, что не заметил, как толстая туча съела солнце, и шкурка зайца стала темной с зеленоватыми отблесками. Будто в плюше на его спине прятались его сородичи, солнечные зайчики, которые не успели вернуться домой, до того, как их дом сожрала туча. Выглядела она очень довольной, я даже слышал урчание ее живота, который ясно давал понять, что это уже не первое солнце за этот день. «Не люблю дождь», — сказал заяц. Только я хотел сказать, что его и нет, как на мой нос упала тяжелая и холодная первая капля. Туча не выдержала и лопнула. От неожиданности я затряс головой и угодил прямиком в гущу ненавистного букета. Протирая глаза от пыльцы, я увидел, как зеленый заяц соскользнул с плеча и исчез в толпе. Я бросился за ним, затряс плечо, на котором он сидел, с требованием сказать, куда ушел заяц. Меня оттолкнули: «В первый класс идет, а все про зайцев думает!». Толпа кончилась, вскоре кончился и дождь. Я стоял посередине, в одной руке сжимая обвисший и скуксившийся букет, а в другой ощущая несколько пушинок от шкурки зеленого зайца, которые я стряхнул с плеча. Осторожно, с трепетом раскрыл ладошку, пушинки залоснились от влаги. Вдруг я заметил двух промокших и потускневших солнечных зайчиков. Они запутались в мокром зеленом пуху, их крылышки слиплись. Я тихонько дунул на них. Они встрепенулись и, хитро захихикав, вспорхнули с ладони. Унесли с собой на новое солнце все пушинки, которые были у меня. Я знал, что мы еще встретимся с зеленым зайцем, но ревел тогда всю ночь.

Была весна. Сидеть на прелой скамейке было неудобно, но и просить ее встать с моих колен не хотелось. Сейчас, когда у меня нет возможности почувствовать сырость дерева, почувствовать ладонью мягкость мха на ножках скамейки, теплоту и тяжесть женщины на моих руках, я немного жалею об утрате возможности чувствовать. Теперь вечность отобрала у меня все чувства. Мы сидели так уже довольно давно. Ласковое весеннее солнце гладило меня по небритым щекам, я же гладил по щекам ее. Она притихла на моем плече, шепча что-то нежное мне на ухо и покусывая его. Я видел окружающий мир сквозь белесую дымку глухих звуков. Неподалеку играли дети, их матери обсуждали свои проблемы, студенты всех мастей пили пиво. Я плавал в густом море звуков, они были мягкими и убаюкивающими.

Вдруг, в этом море что-то плеснулось, как будто в воду бросили маленький камешек — бульк. Мой слух уловил вопрос: «Ты помнишь меня, дружок?». На противоположной скамейке, среди детских игрушек, сидел зеленый плюшевый заяц. Он ничуть не изменился. Вата все так же торчала из уха, бумажный рот улыбался, солнечные братья его играли на его шубке. Он сидел и болтал задними лапами, одетыми в белые ботиночки. «Привет», — прошептали мои губы. Заяц наклонил голову на бок и спросил: «Чего ты еще не сделал?». Отвечать вслух не было необходимости, я просто закрыл глаза и начал вспоминать. Я отдавал ему события своей жизни, так как сдают игральные карты, в виде картинок, звуков, запахов, ощущений. В самом конце я понял, что не сделал чего-то самого главного в жизни, но чего — я не знал. «Ты счастлив?» — спросил мой плюшевый собеседник. Я кивнул. Один из детей, игравших в парке, подбежал к скамейке и схватил зеленого зайца за лапу. Он успел подмигнуть мне на прощанье, прежде чем ребенок потащил в песочницу мертвую тряпичную куклу.

Это была наша последняя встреча перед уходом. Я отпустил машину и шел пешком. Шел по старому парку. Мы были знакомы не один десяток лет. Я умел разговаривать почти со всеми здешними обитателями. Мы мысленно здоровались и желали друг другу долгих лет. Колючий осенний ветерок бежал передо мной и вилял хвостом, как преданный пес, расчищая дорожку от мертвой пожухшей листвы. Он терся о мои ноги, прося ласки. Я нагнулся и потрепал его за загривок. Все было хорошо. В самом сердце парка, куда даже дворники предпочитали не заходить, мой путь пересекла молодая мать с ребенком. От неожиданности я выронил сигарету — ребенок нес моего зеленого зайца. Я догнал их и пошел рядом. Мама мальчика заметно нервничала: видимо, фигура в плаще и широкополой шляпе не внушала ей доверия. Что ж, к концу жизни я понял, что подозрительность — это такое же человеческое качество, как необходимость дышать. Мне всегда было жаль людей за то, что на все они смотрят со своей точки зрения, через призму самого себя. Возможно, они научатся когда-нибудь просто воспринимать, при условии, что первого человека, открывшего такую форму восприятия мира, не упекут в клинику. Сейчас меня это мало заботило. Я не сводил взгляда с зайца. Я послал ветер вперед, чтобы он разогнал случайных прохожих, по моей команде деревья и кусты скрыли нас. Мальчик тащил игрушку вверх ногами, и иногда уши зайца погружались в дорогу. Я ждал. Вот он открыл один глаз, затем другой. Плюшевая кукла ловко забралась на плечо ребенка и уселась там словно в седле.

— Рад тебя видеть, дружок!

— И я рад. Как вообще?

— Вполне. Я вижу ты много достиг. Скоро придет твое время. Ты готов?

— Думаю, да. Ты пойдешь со мной?

— А ты бы хотел?

— Да, очень.

— Договорились, когда понадобится, я приду. Теперь — прощай!

Заяц развернулся спиной по ходу движения и, взмахнув лапами, нырнул вниз. С тихим всплеском погрузился он в темноту дороги и очень скоро затерялся в глубине среди водорослей. Мама с ребенком шли дальше. Мальчик все так же тащил вниз головой свою игрушку.

Теперь я здесь. Ко мне пришел зеленый заяц, и сейчас мы вместе уйдем. Он берет меня за руку. Странно, у меня нет тела, но я чувствую теплую пушистость его ладоней.

И у тебя есть свой зеленый заяц, хотя, скорее всего, ты не помнишь о нем. Но ты вспомнишь, потому что это, быть может, единственное, что связывает тебя с самим собой. Придет и твое время.

Медленно, медленно мы поднимаемся вверх, все выше и выше над заснеженным городом. К звездам.