Кубик

Антон Григорьев

Глубоко под водой, при колоссальном давлении, темноте и холоде, возле единственного источника тепла едва выживает неизвестный народ. Существа эти дышат водой, а пьют воздух. Находясь на пороге энергетического кризиса, подступающего оледенения, зарождающейся гражданской войны, жители этих земель спасают свои семьи, разгадывают правительственные заговоры, познают мироздание и гадают: есть ли что-то за ограничивающим их ледяным куполом? Книга содержит нецензурную брань.

© Антон Григорьев, 2023

ISBN 978-5-0059-7888-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Григорьев Антон

Кубик

Кубик дребезжал.

Тонкий стук о рёбра стекла непривычно звонко разносился быстрыми ударами, заполняя эхом пустые комнаты. Крепкие мелкие грани скакали в стакане, всё больше резонирующем от продольной дрожи всего здания. Он метался мелко, но столь быстро, что порой можно было подумать, что его составляющие части находились одновременно по всей пустоте.

Именно этот острый звук и заставил Дей очнуться, но оно ещё не понимало происходящего. Первая секунда чего-либо случившегося (например: просыпания, звука бьющегося кубика или тряски здания) ничего не предвещает, осознание приходит позднее. Всю ту первую секунду Дей оценивало необычайно чистое пространство вокруг, принимало яркость новой, ещё не обжитой квартиры. Сияющие голубые занавески не сдерживали ясную заливающую светом источника погоду. Все цвета перестали оттеняться синевой воды \/ размываться мутностью, вместо этого они искрились чёткостью. Существо это в детстве посещало воздушные бассейны, с кубометрами сухого, безводного пространства, но совсем забыло те резкие ощущения. Голова Дей смотрела на пустое место рядом на кровати, подушка на котором ещё была вмята. Это его след. След совсем свежий, как обычно оставленный в начале смены, задолго до пробуждения Дей. Всё же, проснувшееся существо, неизвестно как, понимало — оно единственный живой организм в квартире, как и в доме, улице, районе и всём городе.

Секунда осознания закончилась и глаза Дей расширились, вернув внимание в настоящее. Рот раскрылся для вдоха, но того не произошло и живот впал. Вот, почему всё было так ярко и светло, почему звук резал ушные раковины, а руки так свободно и легко двигались. Вся пустота комнаты оказалась залита воздухом. Он не сбивался в пузыри под потолком, а дул ветром из пустой улицы. Там так же было всё сухо, ни капли воды, нигде! — дышать оказалось нечем.

Дей дёрнулось за стаканом обычно бодрящем с утра, в котором всё сильнее бился кубик. Распознать вершины фигуры невозможно, кубик скакал с невероятной скоростью и, если бы не дно, преграждающее путь, он бы выскочил через верх. Откуда тогда Дей знало, что это куб камня чистой соли? И как бы его это спасло? Перед сном оно всегда наливало себе стакан холодного воздуха, заполнившего теперь всё в округе, а для дыхания нужна вода. Голова, не думая, сама взяла за основу принцип, что если воздух поменялся с водой местами, то и воду нужно искать там, где обычно был воздух. Тело пало в жар, Дей выбежало из комнаты. Белый коридор был пуст лишь несколько недель после переезда, но теперь Дей не попалось ни одной вещи, кроме засохшего старого мха и обвисших от грязи водорослей. Что стало с их квартирой, ведь они всегда убирались?

На кухне Дей распахнуло холодильник, все полки которого оказались пустыми. Оно, слегка подрагивая грудью, шагнуло назад от очередного подземного толчка. Нельзя, опасно пускать воздух в лёгкие, но задохнуться тоже нельзя. Вся кожа щипала, а глаза жгли от напора кислорода, и эта сухость распространилась не только на одно живое тело. Петли холодильника не выдержали и дверь обвалилась. Дей медленно повело глазами по стенам, разукрашивающимся трещинами, обои сдирались, вся мебель серела. Сколько организм сможет выдержать, задержав дыхание, Дей не знало. Затхлость разъедала облицовку, тумбы обжигали, всасывая влагу из угорелого воздуха. Заурчал трубопровод, Дей дёрнулось к крану. Оно повернуло сразу оба вентиля, но вверх, в раковину, ничего не полилось. Из шатающейся в раскрошенном бетоне канализации опять затрубило и обе ручки оторвались, развалившись прямо в руках. Здание трясло всё сильней, посуда ржавела на глазах, выгорающая мебель раскалывалась. А на подоконнике оказался большой графин с прозрачной кристальной водой. Он стоял перевёрнутым и жидкость не выливалась. Дей, подскочив, ухватилось за него двумя руками желая нырнуть в воду для желанного вдоха, но пластмасса тут же разъелась, а бывшая вода пеплом разлетелась по окну.

Рёбра сдавили лёгкие, глотка сжалась. Я задохнусь! Тело опять затрясло, давление в ушах поднималось и зубы давили. Заря больше плавно не насыщала двор, теперь там стоял неистовый зной. Температуру поднимал не один источник, жёг весь купол. Воздух, окутавший весь город, не задерживал лучи и любой отблеск искрился. Так и мелькнул в глазах Дей яркий проблеск с улицы, в небольшом ведре между двумя противоположными домами. Вода! До неё невозможно успеть с их этажа, но это не повод не попытаться, сказало бы Мий. Сразу умри или делай!

Дей выбежало прочь из квартиры, стены которой уже сыпались. От сухости входная дверь разлетелась в опилки и, отряхиваясь от пыли, оно сбежало по лестнице вниз. Куски бетона едва сдерживала арматура, приходилось прыгать через некоторые ступени. Писк извивающихся поручней резал уши, всё гнулось, кривилось, изъедалось, сыпалось сверху водопадом строительного мусора и вот, Дей высвободилось наружу. Знойная духота окутала его. Тяжёлый смог обращал прежние цвета в сепию. Голова ехала, ударяя пульсом в виски. Жар хотел выйти потом из пор, но тело обезвожилось. Дей, направив лоб на свою цель, поднялось с пяток и побежало. Водоросли гнили на земле, все кустарники, деревья, бутоны крючились или обваливались к ногам, где плотва, задохнувшись, уже перестала биться. Дей знало, что не выдержит, что не перебежит площадку, в глазах уже темнело и ноги шатались по сторонам, но всё же не останавливалось. Дорога дрожала, шатающаяся земля рушила на фоне небоскрёбы. Время замирало, и сердце силой било кровь в поисках влаги. Многоэтажные дома один за другим складывались, уже летя вниз громадными плитами. Ржавые, зыбкие машины сваливались в новые трещины земной коры. Весь мир, высыхая, превращался в пыль. Только эта вода могла спасти Дей от того же.

Невозможно бежать. Онемевшие руки обвисли, соль сменяющихся глаз изрезала глазницы, глотка больше не щипала, сознание не выдержало и силы оставили, обрушив тело в паре шагов от ведра. Треснутые губы поджались, вся кожа стянулась и дрожащие разорванные сухими мозолями пальцы вытянулись к воде. Один вдох. Один маленький глоток воды. Оставалось только наклонить на себя ведро и всё пройдёт. Но тут проржавевший металл разошёлся, а из прощелен посыпались струи серого песка. Тонкий скрип вытянулся изо рта умирающего. Рука ослабла и грудь больше не тряслась. Дей не чувствовало боли разъедающихся конечностей или сдавленность глотки, оно сбилось внутрь себя, боясь того, что будет дальше. А дальше смерть.

Два боковых здания осколками стёкол, кусками метала и кирпичами летели на Дей, тело которого и само стало разваливаться. Лёгкий ветер как старую книгу мог уничтожить весь этот усохлый мир, но и его не надо было. Падающая лавина обломков должна была стереть прах Дей, но в последний момент лавина превратилась в волну кристальной воды. Тонны литров обрушились на него всего, вдавив в землю, размозжив об асфальт. Вся улица мгновенно омочилась и затопилась неоткуда взявшейся водой. Дей наконец-то вдохнуло полной грудью.

Оно всё так же лежало на своей кровати. Та же комната, тот же дом, тот же город. Всё стоит на своих местах. Из сна выбрался только взгляд — умирающе задохнувшийся посреди пустыни бывшего города. Квартира, как и вся улица, была, как обычно залита водой и дышать можно было спокойно. Мелкие неоткуда взявшиеся пузырьки воздуха изредка встречались на потолке. Во рту ещё чувствовался вкус сухости из сна, Дей сравнивало сухость со вдохом солёной воды. Оно облизало острые губы и сменило глаза. Глазные яблоки вмиг сделали пол оборота вокруг поперечной оси, развернув вперёд задние зрачки. На самом деле, какие задние, а какие передние запомнить было невозможно. Глаза менялись местами тысячи раз на дню, да и во сне. Но встречались существа с гетерохромией как парной (когда цвета двух глаз не совпадали), так и четырех (когда все четыре зрачка отличались) различного цвета. Или анизотропией как анизокорией, (различные размеры зрачков) но никогда не скрещенной, вот только у тех существ и была возможность разделять глаза. У Дей радужные оболочки не выделялись, все четыре были просто серыми. Кожа немного светлей, но только из-за того, что оно давно работало в офисе. Да и источник так не светил ярко как прежде, а все существа под куполом плавно бледнели.

Глаза поменялись ещё несколько раз принимая этот мир. Лобные и скульные мышцы, расположенные над и под глазами соответственно, пуская малую волну, вращали, казалось бы идеально круглые глазные яблоки во всех направлениях. Поэтому прямого крепления зрительного нерва с органом зрения у мозга не было. Оголённые нервы тёрлись о глаза с боков, принимая сигнал со склизких шариков. Если бы кто-то хорошенько приложился битой по затылку, то при раскрытых бровях велика вероятность потерять оба глаза навсегда.

Сейчас его острые гладкие брови чуть расслабились, но сразу опустились ниже, чтобы уменьшить окружающую яркость. Оно не думало где находится, просто созерцало, пока не пытаясь понять. Скулы выше не поднялись, потому что и так через верхнюю челюсть плавно перерастали в нос, но носогубные складки сжались, подтянув толстые острые губы и обнажив верхние зубы. Дей прошлось по дёснам тонким языком, едва сморщив угловатый подбородок. Лицо, видимо, опять во сне напрягалось и мышцы гудели. Голова теперь сама не поворачивалась в лево, не было смысла в том. Всё же, Дей заставляло себя это сделать, зная, что ничего там не обнаружит и что поворот ничуть не успокоит его. Повернуло. Подушка. Не вмятая, как во сне. Уже давно не вмятая. Может, стоило бы её продать, раз смысла в ней нет? Купить наичистейшего воздуха градусов под сорок и напиться вдоволь. Видать перепонка у кого-то узка и смелости не хватает.

Свет источника, круглосуточно освещавшего комнату, как раз начинал розоветь. Занавески оно сняло ещё в прошлом тепловом цикле, и что бы квартира прогревалась, и на охоту сгодились бы, если бы Дей ходило на охоту. Будильника больше не заводило, так как зачастую ворочалось последние часы сна перед работой. Физически оно полностью здорово, его мучило то, что внутри. Что уже девятый цикл не давало покоя, что опустошило соседнюю часть кровати. «И зачем тогда вообще что-либо в жизни нужно? Оно (это естество, эта надежда, этот смысл) приходит на время, даруя радость, осчастливливая тебя. Оно ждёт, когда ты забудешь себя прежнего, себя угрюмого, замкнутого, одинокого. Ждёт, когда поймёшь для чего тебе жить, когда ты ослепнешь от новых идей, от пути, чистого, светлого. И вот, когда ты только очистилось и отреклось от себя прошлого, оно тебя покидает. Навсегда! Всё обрывается, все планы, мечты в самый пиковый момент. Я точно знаю…» — Повторяло Дей, — «Чем больше ожиданий, тем сильнее разочарование».

Девятый цикл это грызло Дей. Оно хотело всё вернуть и не могло принять тот факт, что всё кончено. Всё выплакано, измучено, выедено из глубин души. Дей не понимало, почему, как раньше, не может просто сложить кисти, забыться, успокоиться. Всё перепробовано, все попытки совершены. Ладно, если бы мешали счета, которые оно опустошило, законы, которые оно нарушало, знакомые, которых ещё можно предать, можно использовать для малейшей надежды, но нет. Ни мыслей, ни планов, ни идей. Хорошо было бы, легко. Перестало бы Дей тратить нервы на невероятные, фантастические исходы, на мельчайший шанс, который, в случае победы, только подтвердил бы очевидное: Мий мертво и его ничего больше не вернёт. Это первое. Стены купола — границы жизни, по ту сторону один толстый лёд. Это второе. И третье — работать нужно, а не ныть и придумывать очередные бессмысленные изобретения.

Ведь именно эти поиски выхода за стены ледяного купола и отстраняли Дей от окружающего мира. Оно всё время своё тратило на расчёты, на безнадёжные конструкции, но ничего больше не работало. Это раньше оно было хоть на что-то способно. Да и тогда, если бы не Баддарион, то мир бы не узнал об изобретениях Дей. Оно всегда было глубоко в себе и никому не открывалось. Никому, кроме Мий.

«Всё, кончено!» — Если Дей что-то говорило себе, то делало это, ни смотря, ни на что. — «Сейчас, сформулирую только, что именно кончено и больше ни за что не полезу рыть стену». — Наконец, найдя силы хоть что-то себе приказать, Дей скинуло одеяло, выпустив нагретую воду. Тёплое облако воды плавно стало проскальзывать вверх, вентилируя комнату. Серые, плоские ступни полностью опустились на пол, по которому струился прохладный поток с лёгкой дымкой термоклина — опять где-то сквозило. Соседи со всех сторон разъехались, кто ближе к источнику, кто, куда средства позволяли. Среднему классу сложно было остаться на своём месте. Либо ты пользуешься кем-то, либо тобой пользуются. В общем, снизу не топили.

Дей формулировало в голове установку, которая должна была бы его изменить. Необходимо после только прожить, контролируя себя этой установкой четверть цикла, а дальше она вошла бы в привычку. Все правила, как и любые вылетающие от Дей слова и мысли, всегда контролировались предусматриваемыми последствиями. Оно пыталось предположить любые варианты событий и установку давало себе, опираясь на всё возможное в мире. Что это? — «Не искать выхода из-под купола? Поверить в то, что Мий мертво? Или просто всё забыть?»

Сухость грызла Дей скорее эмоционально и нужно скорее залить стресс и проснуться. Оно взялось за верх стакана и поднесло его нижними гранями ко рту. Отклонив дно, всосало в себя несколько глотков воздуха. Во рту воздух быстро дробился на мелкие пузырьки, но шершавые гланды отделяли их от воды и доставляли в желудок. Последний глоток переполнил край и несколько пузырьков выбрались наружу. Именно для этого и придумали много веков назад диагональные потолки. Всего три-четыре градуса наклона и не один пузырь не исчезнет. Все будут медленно катиться в один угол, где уже ждёт ёмкость, которую по накоплению опускают и используют не пропавший напрасно воздух повторно. И зачем только эти существа эволюционировали, разучившись своим телом выделять воздух из воды?

Кислород взбодрил Дей, оно сформулировало мысль — «больше никогда не верить мелким возможностям», оставалось только повторить эти слова вслух. И оно, отставив стакан… Стакан! Во сне, помимо смерти и разрухи, был ещё и стакан. Он не просто был, в нём что-то было. Что-то билось. Предельно быстро дребезжало, стираясь иногда из вида, размываясь в пространстве. Что там было? Или что было с ним? Тот объект трясло, его содрагало, его пронизывала воздействующая энергия. А что бы он не просто бился, а танцевал, разгонялся, попадая в такт, энергия подавалась не прямолинейно или равноускорено, а меняя частоту, подгоняя в нужный момент.

Дей замерло с вытянутой в сторону поставленного стакана рукой. «Очередная глупая мысль?» Оно гоняло эту идею в голове и при каждом выведенном факте зрачки сменялись. Стакан, это цилиндр. Зрачки сменились. Объект не круглый, шар бы раскручивался по стене, получается, форма иная. Сменились. Воздействие энергии продольное или поперечное? Сменились. Это сон — там всё не реально, но мысль, она была настоящей: воздействие энергией высокой частоты. Глазное яблоко сменилось ещё раз предельно медленно. «Это хорошо, это очень хорошо» — сказало Дей чью-то въевшуюся фразу. Нужно было срочно записать. Ещё секунда и оно дало бы себе установку, ему бы пришлось отказываться от всех последующих идей и возможный шанс бы пропал.

Растопырив пальцы, Дей потянуло перепонки между ними и встало. Худое, жилистое тело вытянулось во весь рост. Помялась сильно отличавшаяся от таких же существ, своей прямотой, спина. Ноги поднялись с ленивых пят на носки, колени присогнулись и, ненамеренно вырисовывая руками восьмёрки для облегчённого движения, существо пошло. Одновременно с ним по потолку тянулись сбившиеся пузырьки. Сначала в белый коридор, стены которого стояли увешенные различными инструментами, среди которых: кислородный гарпун, персональный пресс, насосы и вакуумные, и энергетические, и сломанные, механический монопед, ящик с цилиндрическими медными обмотками, спустивший воздух аквариум, а всё, что набралось в мелких шкафчиках Дей и само не помнило. Квартира, как и любое его пристанище, постепенно превращалась в мастерскую.

Пройдя мимо входной двери, оно свернуло на кухню. Вода здесь самая тёплая в квартире, так как по наклонному потолку всё тянулось на кухню. К левой стене приставлен стол, но завтракать на нём затруднительно. Бумаги, карандаши, провода, трубки, резисторы, сложные платы, разные генераторы, бабины, ручки, изоляционные обрывки, кусачки, порезанные и целые баночки, выдавленные тюбики клея, палки, платки, шнурки и остальной важный мусор, занимали только малую часть давно забытого хлама. Дей дёрнуло на себя стол и что-то с краёв не очень быстро полетело на пол. В углу стоял зажатый деревянный стенд. Дей подняло его и повесило на место, с которого срывало его каждый разочаровывающий раз. Оно отступило, осматривая расписанную энергетическую карту. Что бы ясней соображать, Дей лёгким движением повернуло тот же кран, наверх, заструились пузыри и существо умыло лицо.

Плакат зарисован разными схемами, простейшими сцепками, соединяющимися линиями, бесконечное количество раз проверяющими себя примерами. По верх предыдущих записей среди сносок, приклеены другие листы с зарисованными приборами, техническими средствами и… и нужного листа Дей никак не могло найти. Оно заглянуло под стол, где среди нескольких погнутых кнопок, за оторванной в запылившихся ошкурках обложкой и лежал необходимый лист. Бумага расправилась на свободном подоконнике, где во сне развалился кувшин, и начались поиски нужных записей. На листе был зарисован и источник, и энергетическая сводка всех маяков и, теоретически, всего глобуса. Планета эта состояла из известной части и неизвестной, но установленной примерной истинной. Известная часть делилась на верхний источник, вокруг которого вырос нынешний город Дуон и всю прилегающую к нему многокилометровую территорию вплоть до купола. И нижний источник, вернее его прежнее расположение, ныне погребённое в льду. Между источниками не просто километры расстояний, там тысячи километров, через непроходимые дебри каньонов и острых как ножи скал. Но вся та изведанная тысячи циклов назад территория, нынче не имела значения, так как уже долгие циклы стояла погружённая в холод. Тем более её писали кочевники, редкие дикие экспедиции, не развитые аграрные племена и полагаться особо не на что. Остальная же территория была так же помечена серой краской — льдом. Застывшей жизнью. Весь мир рано или поздно должен был превратиться в лёд. Энергия даётся на время и когда-нибудь она должна закончиться.

Мир, как верили эти существа, состоит изо льда. Лёд — это форма воды без энергии. Сгустки энергии оттопили вокруг себя лёд, превращая его в воду. Лёд быстро воровал энергию и вода вновь замерзала. Однако неимоверно колоссальные источники энергии под воздействием гигантских температур и давлений меняли атомы, выстраивая вокруг себя оболочку. Шли циклы и из изменённых атомов начали образовываться существа, ныне населяющие такие источники. Существа, покорно ожидающие, когда мир наконец обратно полностью замёрзнет.

Дей, прихватив карандаш, стало вести линию вокруг ядра, по предположительному расположению магмы, через энергетические каналы. Каждый тёмный просвет сопровождался перпендикулярной линией. Эти проходы, обнаруженные циклометром, пронизывали все литосферные плиты. Линия карандаша шла кругами от центра, расширяясь в стороны. Дей учитывало глубину, уровень слоя и сферическую величину. Подвижные, сейсмические зоны разукрашивались волнами. Боковые линии отводились в стороны. Длинная спираль растянулась кучей витков до коры. И уже можно было заметить плавный, зависящий от объёма рост указывающих чёрточек.

«Может это выход? Или очередная ложная надежда?» — В любом случае, Дей уже знало, зачем ему нынешняя смена.

Маленькие пузырьки зацеплялись за погрешности на потолке и останавливались. Другие толкали третьи или объединялись в одни большие четвёртые. Последние, уже не взирая ни на какие зацепы, текли стремительно к как оказывалось переполненному ведру. То с угла уже давно не спускалось вниз. Воздух, разлившийся вокруг него, зеркалом растёкся по плинтусам, отражая перекрытые Дей трубы. Существо как можно скорее перекрыло коммунальные услуги, скинуло пару листов в сумку, выхватило из холодильника окрепший гриб, с тумбы взяло значимую монету и помчалось на работу где были необходимые для точных вычислений приборы.

Счётчики встали, энергия перестала подаваться в квартиру. Единственный холодильник ещё долго будет урчать, гоняя тепло изнутри в наружу. Внутри холодильника есть длинная и тонкая трубка. Начинается она у мотора в нижнем отсеке, потом извивается по всем внутренним стенкам и после вновь возвращается к мотору. Внутри этой трубки непрерывно перемещается специальная смесь, переходя то в жидкое состояние, то в газовое. При повышении температуры, любое вещество расширяется, переходя из твёрдого состояния в жидкое, а после и в газовое. При расширении — увеличивается и объём, который занимает этот газ. То есть — маленький кубик какого-то вещества, будучи жидкостью, будет занимать большее пространство, нежели, когда он был твёрдым и холодным. Ведь его атомы от повышенной температуры не скачут в разные стороны и не расталкивают друг друга. Но если мы будем продолжать повышать температуру, то атомы этого вещества начнут биться с неимоверной скоростью. Они будут всё сильнее и обширнее толкаться, увеличивая занимаемое пространство. И вот, переходя в пар, это вещество теперь может занимать в разы большее пространство, чем будучи жидким или, тем более, твёрдым.

Данный мотор у основания одной длинной трубки внутри холодильника круглосуточно занимается тем, что изначально высасывает лишнюю часть смеси вещества из части трубки расположенной внутри холодильного отделения. То есть — лежала себе жиденькая смесь в спокойствии, никого не трогала на определённом участке этой трубки. Но тут вдруг мотор стал её оттуда отсасывать. Если он отсосёт всю смесь, то в трубке ничего не останется — вакуум. Но он оставляет малую часть вещества. Под силой вакуумного растяжения, эта малая часть вещества старается занять всё пространство. Атомы разрываются друг от друга на огромные расстояния. По количеству атомов в этом отсеке, похоже, что это вещество должно быть сейчас в газовом состоянии. Но газовое состояние возможно при повышенной температуре, в этом же случае, если посмотреть, то атомы стоят на месте и не двигаются. Но им нужно двигаться и неимоверно хочется, они обязаны, прямо чешется всё, как сильно они нуждаются в движении, чтобы занять пустоту вокруг себя, но движение возможно при наличии температуры. И тогда-то они и начинают воровать температуру у внешних источников. Всё вокруг трубок начинает мёрзнуть. Так как в этот момент такие нуждающиеся трубки находятся внутри холодильника, то они забирают всё тепло, что там есть в себя, стараясь оправдать пониженное давление.

Далее, вроде бы успокоившись, вдруг смесь толкает напор дальше по непрерывной трубке опять в нижний отсек к главному мотору. Теперь она, наполненная двигающейся энергией в виде тепла, оправдывающей её малое количество атомов внутри, резко спрессовывается. То есть — на малый участок всё подаётся и подаётся, не останавливаясь эта же смесь. Давление повышается. У неё газовое состояние и температура соответствующая. Но она всё поступает и поступает. Атомов становится всё больше. И, казалось бы, она должна вновь стать жидкостью из-за того, что у неё очень много атомов для того пространства в котором она находится, но и давление повышается. У нас имеется малое помещение, с большим количеством атомов и большой температурной энергией. Эта температура не позволяет атомам успокоится в виде жидкости и всё гоняет их и гоняет. Температура общая всё увеличивается и ей некуда вырваться, кроме, чем как начать греть сквозь трубки. Так тепло, забранное изнутри холодильника, развеивается за его стенками. Трубки греют всё снаружи и смесь внутри охлаждается и успокаивается, переходя в жидкость. Теперь она подходит опять к мотору, он вновь пускает смесь на начало пути.

На этом бы цикл закончился и мотор приходилось бы постоянно чем-то подгонять, но был придумал ещё один мотор, который позволил бы не тратить получаемое тепло напрасно. Трубы с разгорячённым паром выходя из внутренних стенок холодильника и спрессовываясь, теперь обвиваются вокруг помпы, разогревая другую смесь внутри неё. То есть — трубки намотаны подобно шарфу на шею, а шея — это помпа, внутри которой есть другое вещество. Происходит нагрев и соответственно вещество расширяется. Помпа не является закупоренной бутылкой, давление там повышается, а одна из её стенок, нарастающим объёмом, расширяется и удлиняется вверх. К стенке снаружи прикреплён рычаг. Рычаг — это палка с одной стороны которой эта стенка, а с другой противовес. По середине палка закреплена и неподвижна. Концы же палки ходят вверх-вниз как качели. Удлиняющаяся стенка толкает через рычаг противовес и когда стенка поднимается, то противовес опускается. Когда она поднялась полностью, то задвижки открываются, и горячая смесь внутри выливается в сторону для того, чтобы остыть. Стенка сжимается, опускается, а противовес поднимается. На место той смеси подаётся холодная смесь. Намотанные трубки греют её, она вновь поднимается. Так эти качели непрерывно качаются с огромной скоростью. По середине этих гуляющих весов закреплена звёздочка, постоянно подтягивающая своим качающимся движением пружину, от пружины этой идёт цепь прямиком до мотора, который и гоняет смесь по холодильнику.

То есть смесь берёт тепло изнутри холодильника, потом направляет это тепло на то чтобы мотор работал, который заставляет работать другой мотор, который и отправляет смесь забирать тепло из холодильника опять же для своей же подпитки. Механизм Рлингсти, живёт, питаясь теплом, сам его создаёт, находит и питает. Чем не жизнь?

Двигатель был бы вечным, но пружина без дополнительной подзаводки всё больше растягивается и процесс останавливается. Коэффициент полезного действия не дотягивает до ста процентов. Современные холодильники стали выпускать с автозаводом от системы отопления. Но Дей, не напрягаясь, само соорудило себе такую систему за один выходной. Только и отопление давно отключилось. Трубы с тёплой водой перестали гонять счётчики, так же замер циферблат на энергию, тонкие трубки которой пронизывали стены для лучшего рассеивания и свободного перемещения по квартирам. Это другая энергия, не та, которой обозначают затраченную работу, температуру или момент импульса, это настоящая, чистая энергия, идущая от источника. Разделять её научились на следующие категории:

1. Тепловая. Именно та, которая, пока ещё точно неизвестно как образовавшаяся в вечном пространстве льда, растопившая твердь, вскипятившая воду и греющая до сих пор весь Дуон.

2. Консистентная. Этот критерий отличался разжижением любого вещества, уменьшением плотности, без потери свойств, близь источника или растекающихся рек энергии. Если бы не этот критерий, то давление толщи воды уже давно бы расплющило всё живое в Дуоне. Чем ближе существа держались к трубам или рекам, тем легче им было перемещаться и дышать. Энергия эта была второй по радиусу действия. Если температура от энергии переставала чувствоваться уже на малом расстоянии, то разжижающий фактор работал и при отрицательных температурах. Таким образом, вода оставалась жидкостью и при минусовых градусах.

3. Световая. Следующая по масштабности энергия пронизывала всё вокруг. Долгие циклы существа не знали, как обуздать свет источника. Естественные лучи пронизывали всё. В древности, когда ещё не открыли алмазные сдерживающие залежи, спрятаться от света источника было невозможно. Он светил сквозь стены, существ, горы. Свет его разносится на гигантские расстояния. Слабое искажённое свечение заметно даже сквозь скалы сдерживающих алмазов. Нынче пыль такой руды стали добавлять во все строительные материалы, а на улицах появились самые настоящие тени от зданий.

4. Гравитационная. Данная теория объясняла причину направления ориентирования в пространстве и объяснила, почему у существ есть положение верха и низа. Почему они не витают в воде, крутясь в полёте. Существа верили, что внутри нашей планеты источник, отделившийся от внешнего льда толстой которой, и именно к нему стремится каждая клеточка наших тел и всякий атом в природе. Мы вышли все из энергии и желаем вновь с ней объединиться, а вырвавшийся данный источник — лишь малая крупица настоящего великого светоча прародителя мира, укрытого в недрах планеты.

5. Чистая. Наконец, последняя, общая и изначальная функция всякой энергии, относящейся и к импульсам, работе \/ затратам. Этот критерий объединял все критерии и что-либо вообще в мире. Сила, затраченная на подъём после сна с кровати, оценивалась данным критерием. Крик на соседа, поцарапавшего твой автомобиль, возможно было перевести в эту энергию. Счастье от первого поцелуя, дарующее силы на работу пять смен без сна, всё это оценивалось чистой энергией. Она не была материальна, но ощущалась во всех проявлениях жизнедеятельности. Её объективность вечно оспаривалась и смещалась. Никто её не видел, не использовал, но последствия её ощущало каждое.

Изначально эти энергии содержались замкнуто сами же в себе, но вырвавшись и создав такой мир вокруг, они разделились. Читая энергия объединяла их, уравновешивала и связывала. Она напоминала, что все они едины и отданная энергия всегда возвращается, а взятая энергия, когда-нибудь уйдёт назад.

Ключ вошёл в замочную лунку — небольшое углубление перед замочной скважиной, что бы даже в полной темноте можно было попасть в замок, а не мучиться, в поисках отверстия. Дверь закрыта и, спускаясь, Дей закрывало и заклёпки на своей куртке. Многие квартиры пустовали, их бросали почти со всем содержимым. В здании обыкновенно царила соседская тишина, но сейчас слышался звук дрели, где-то на чердаке. Лифт отключили в прошлом цикле, в результате очередных санкций экономии энергии, но спуск и подъём на тринадцатый этаж не самые сложные, тяжелее всего — добраться до работы.

Длинное существо максимально сузило скулы, пряча глаза от планируемого холодного удара в лицо, и вышло из подъезда.

Шёл 1134 цикл от Великого Перехода (В. П.) или 33060 цикл с Сотворения (С). Заранее поджав плечи к ушам, не поднимая глаз и как можно ниже опустив брови, Дей потопало по давно знакомой тропинке. На дворе стояла семнадцатая зимняя смена, хотя в этих регионах зима и лето не столь отличны. В самые тёплые смены наконец-то оттаивали последние наледи, но вода не успевала зацвести, как вновь ледяные протоки струились по улицам. Полный цикл, от одной тёплой смены, через холодную долгую зиму, пока источник остывал, и после вновь нагревался, до другой тёплой смены, занимал 240 световых смен. В зависимости от цикадного ритма, ребёнок ты, взрослое или престарелое, твои сутки длились от одной до трёх таких смен. Полной темноты тут никогда не наступало, источник лишь менял оттенок, а время для сна каждое само себе определяло и подгоняло по графику.

Погода сейчас оказалась сносной, студёные потоки не намораживали лёд на углы зданий, вода замерла, застыла, оставив витать в пространстве окоченевшие семена растений.

Серый, мёртвый, не плодоносный грунт не отличался от отстроенных дорожек. Это летом, нагреваясь, ему хватает сил развеиваться на тропы, но сейчас он покоен. Дей прошло вперёд к дороге до энергопровода. Трубы проходили под землёй, но пространство над ними слегка согревалось. Никому не хотелось грести сквозь плотную ледяную воду, поэтому, мимо каждого дома тянулись тропинки из существ, все шли друг за другом, крайне редко обгоняя или толкаясь. Направление общее, редкие встречные щемились по замёрзшим, плотным дорогам. С каждым домом в сторону к центру их «Ясного района», линии всё насыщались существами.

Ясность района никому не была ясна. Возможно тогда, когда Дей было маленьким и эти здания только возводились, то район и назвали ясным. При условии отопления улиц, отсутствия загрязнённых потоков с далёкого холодного завода, подобающего менталитета населения, тепла и улыбок на лицах существ, но не теперь. «Хмурый район» ныне можно назвать это место, или «Падший», но эти имена уже разобраны другими, заброшенными районами. Существа ощущали некое подобие ясности только над тепловыми люками — местами с открытой энерготрассой, правда в таких местах обычно щемились бездомные. Энергию не научились сдерживать, только направлять. Если её вывести на определённый путь и направлять, не останавливая, по кругу, разве это не называется сдерживанием в пределах данной цепи? Такой принцип и использовали в трубах. Всё же, отдельные волны рассеивались сквозь окристаленные стены энергопроводов. Вода вокруг труб разжижалась, а над ними немного теплела, плавно пробираясь выше.

Дей, как всегда хотело сделать вид, что не замечает, но растопырило пальцы при виде некоторых знакомых соседей, махнуло им, здороваясь, и вошло в общую колею. Существа шли медленно, шаркая длинными ступнями, никто и не собирался на холоде вытягиваться на носки со стоп. Все прятали носы в воротники, как можно меньше шевелясь, чтобы согретая телом вода не выдавливалась через швы одежды. В их Ясном районе редко встречались особи, способные себе позволить термические скафандры. У таких существ обычно денег хватало и на машину, и на переезд в тёплые края. Как говорится: Квартиру у станции могут позволить себе только существа, которым не зачем пользоваться станцией. Но пару существ в масках, для согревания глаз Дей заметило. Ему ещё везло, что энергию не перестают подавать в их уголки, но существовали ещё и окраины, где вода давно застыла. Было время, когда тысячи существ просто отключали от жизнеобеспечения, для выживания другой тысячи, которой повезло когда-то расположиться ближе к магистралям. Это только в этой части района, но были и другие пригороды, и другие целые районы, полностью замерзавшие.

Дорожка, по которой шло Дей, поддерживая удрученность серых морд, объединилась с тропой от противоположных домов, потом от третьих и вот уже десятки существ следовали в одном направлении. Во время холодов, или, когда источник обесцвечивался, согревала лучше тёмная одежда, она не отражала энергию и впитывала её. Так что серые, чёрные, тёмные куртки, штаны и ботинки с шапками, украсившись мрачными лицами тех же тонов, грустно плелись в одном направлении. На выходе с улицы их набралось уже с десяток, они, вместе с Дей обогнули детскую площадку, несколько брошенных до лета автомобилей и вышли к дороге. До центра района можно добраться от дома и на автобусе, но пересечение одного квартала не стоило денег за билет. Для некоторых существ и весь маршрут, из-за расстояния на которого приходилось выходить на час раньше, не стоил билета. Здесь фонари круглосуточно освещали грязные сцепки дороги. Эти сцепки или зацепы, представляли из себя параллельные железные линии, вбитые глубоко в землю, за которые и хватались машины для передвижения. Силы трения не хватало чтобы побороть встречную плотность воды, колёса бы буксировали, изредка подбрасывая автомобили над дорогой. Это там, далеко в первых районах сцепки не нужны, там всегда легко и просторно, и вода не мешает движению.

Справа открывалось сухое поле чёрных стволов. Дей и не застало, как эти деревья когда-то приносили плоды. Теперь съедобные продукты под открытым куполом выращивались только на тепловых границах далеко за городом, в стороны от малой реки или через второй Сеточный район от большой реки. Ясный район стоял когда-то четырнадцатым по реке, пока не начились расселения, а цифры не стёрлись. Здесь раньше и собственные теплицы обогащались светом и теплом, и продукты быстро портящиеся всегда свежими стояли на прилавках. Жизнь была лучше, считало Дей и все, кто старше, до постройки Холодного завода. Однако это принесло городу новую одежду, механизмы, упаковки, всевозможные изделия, упрощающие жизнь, которая с каждой сменой всё быстрее вертелась. Жить стало удобней, но только тем, кто приспособился.

Сквозь тонкие ветки мёртвого леса, мимо которого плелась тропка существ, мелькал чей-то силуэт. То существо почти в горизонтальном положении, гребя руками, бежало по короткому пути. По такой холодной воде существо не идёт, оно уже почти плывёт. Твёрдые корни служат хорошей сцепкой, а если укутаться теплей, то можно и не заболеть. Дей для этого обычно и выходило раньше, чтобы ни торопиться. Хотя сейчас, с новой мыслью, греющей из листов сквозь сумку за плечами, Дей неосознанно стремилось как можно скорее добраться до работы, где можно поверить такие идеи в реальности.

Промчалось ещё несколько машин мимо пешеходов, нагнав на них холодной воды. Все вместе свернули к центру. Третья часть района самая низкая, в домах, подобных дому Дей, бывало даже не устанавливали балансируемых кислородных лифтов — они редко доходили до двадцати этажей. Но вот потянулись высотки, дома второй части, от сотни метров и выше. Их крыши размывались в мутности воды и не видно было даже горящих окон. Здесь, на пока ещё освещённых фонарями улицах становилось теплее, вытягивались серые шеи и проминались пальцы, растягивая перепонки. Магазины ещё закрыты, на их дверях висели таблички со схематичным изображением ладони с боку — просто белая палка на чёрном (Изображение общепринятого прощания, запрета, или ответа «нет»). Силуэты существ всё мелькали, скорость потока то уменьшалась, то толпа вновь ускорялась, рассасываясь в переулках. У вокзала кто-то выбегало и на проезжую часть, но перед самой остановкой все опять дружно стали шататься из стороны в сторону. Малые группы толпились у автобусов, другие за машинами, но основной поток шёл к главному зданию.

Дей полезло в карман за монетами. Одну, ничем не отличающуюся от других, как очень для себя важную, оно вновь переложило отдельно, а из остальных отсчитало тридцать Ÿ. На один больше чем в прошлом цикле и на три, чем в позапрошлом. Изначально стоимость поездки не была меньше пяти Ÿ, даже когда зарплаты урезали, она оставалась на месте, а теперь, в независимости от экономической обстановки, стабильно повышалась. Людям нужно было добираться до работы, так что на этом они экономить не могли.

Дей, ещё когда медленно поднималось по лестнице между уровнями дорог, достало карандаш с блокнотом и принялось рассчитывать подробности своей новой идеи. Оно чертило новые круги и от них пускало по периметру перпендикулярные отрезки, затем расчерчивало расстояния, записывало данные и их комбинировало. Существа то и дело толкали Дей, чтобы ни опоздать на транспорт, но извинялось за столкновения только оно само. В любом случае все вместе минут десять ждали следующего рейса. За это время Дей успело зарисовать необходимую схему проводника и предположить соотношения количества энергии к обмотке и частотам с выдаваемой температурой. Пока ещё не было ни одного сомнительного аспекта уравнения, что само по себе сомнительно. Чем больше надежд, тем тяжелее после будет разочарование, это Дей знало по жизненному опыту.

Тёмное, мутное пятно появилось на горизонте. Существа подступили ближе к краю платформы. Они не расходились, все знали, что выходить никто не будет. Местный транспорт курсировал между соседними районами, шестнадцатый забросили ещё до присвоения имени, а из Пришахта — двенадцатого никому не было дела до четырнадцатого. Из Шахт — тринадцатого и Светлого (зеркального Ясному) — пятнадцатого, добраться до пневматической трубы было удобней в обратном направлении. Поэтому кит шёл налегке.

Огромное чёрное животное с сорокаметровой кабиной на брюхе медленно заплыло в бокс, где его окончательно остановили тросы. Оно глубоко вдохнуло, колыхнув лишний раз гигантскими белыми ластами. Кабина притянулась к платформе и двери открылись, толпа, как прорвавшаяся кислородная труба, начала просачиваться внутрь. Все пятнадцать метров длины вагона мгновенно заполнились. Каждое стремилось к поручням, углам и стенам, чтобы ни морозило от стёкол. Они бы так же продолжили наполнять вагон, если бы не слабая пропускная способность турникетов. Кит стоял не больше двух минут и вот, двери закрылись. Машинист потянуло рычаг, закрепители ослабли, катушки намотали тросы и загорелась голубая лампа, разрешающая движение. Огоньки замигали перед носом кита, он медленно свернул хвост и оттолкнулся им, небрежно дёрнув всех пассажиров. Встречный кит как раз заходил на посадку, когда этот поплыл.

Слабые лампы на потолке мелко подрагивали. Существа жались каждый к своему поручню, все, как один, уткнувшись в чтение. То были газеты, книги, журналы, не доученные главы, не доделанная работа, комиксы, картинки, смешные памфлеты, сводки новостей. Кто-то пыталось доспать, досмотреть приятный, тёплый сон. Дей не выделялось, оно, прижавшись к стене, не переставало исписывать блокнот. Его шатало в потоках, но взяться за поручень оно не решилось, так как могло бы потревожить скрюченное существо рядом. Это могло бы за собой возбудить волну вони из его рта, Дей решило — лучше не рисковать, а немного потерпеть.

Между тем кит поднимался всё выше, кислородный балласт поддерживал его с кабиной, он шёл плавно, делая ещё первый или второй круг на своей смене. Он ещё слушал световые сигналы, но через час начнут ему приказывать ультразвуком, а к концу смены, когда он устанет, может, пустят электричество. Кит этот был уже матёрый, он знал, что терпеть лучше, чем последствия неповиновения, когда электроны врезаются в мозг и туша стонет в случае неверных движений. Все киты это помнили, внештатные ситуации специально создавались, их намеренно при дрессировке манили запрещёнными действиями, чтобы показать последствия, подковать, выстругать. Животные научились выбирать меньшее из двух зол.

До соседнего района пара километров, которые животное проплывало за десяток минут. Вся распространяемая энергия скапливалась на высоте, откуда уже разносило её верхними течениями. Чем выше успевал подняться кит, тем легче ему плылось. Это раньше, когда до других районов кит делал ещё пять остановок, ему приходилось идти над домами, но тогда и энергия была распространена по всему пространству, а теперь земля окончательно скрылась из глаз. Ни горящих окон, ни фар. Между районами больше никто не жил. Холод и в летнее время не позволял выжить без дополнительной энергии. Жизнь оставалась теперь только у энергетических рек или у прорубленных из них искусственных каналов, а заброшенные здания всё ещё стояли между районами. Первые из тех домов стали строиться с тысячу циклов назад. Тогда источник грел плавно, наполняя всю местность лёгкими волнами энергии. Воздух можно было фильтровать из любой уличной воды. Тепло было всем и не предполагался дефицит энергии. Но шло время и энергией только пользовались, почти её не восполняя. Существа под куполом думали, что она будет всегда, что этот, северный источник, в отличие от южного, не начнёт затухать. А циклы так же шли, существа разъезжали по всему Дуону. Они обживали не только центр, но и обе реки и плавно, от самой горы, по большой реке потянулся город. На десятки, сотни километров он рос до конца разлома, объединяя отдельные селения. Когда не хватало места, начали вырывать искусственные каналы, продолжая реку в пустынные равнины. Затем строили вверх и копали грунт в низ. После существа стали обживать и малую реку, которая крутыми порогами спадала с другой трети горы.

Гора физически является на половину горой, или даже на одну треть. Это та часть земли, которая выдержала сильный напор энергии, ударивший из-под земли в кору много тысяч циклов назад, задолго до прихода первых существ. Энергия вырвалась, растопив километры льда и образовала этот купол. С одной стороны горы, откуда поток энергии бил в открытое пространство невозможно выжить не только из-за температур, но и из-за прямых, не фильтрованных почвой волн. Закрытая же тенью горы площадь и называется Дуоном. Дуо — два, Двуречье. Город рос, развивался, питался, и вот, насосался вдоволь. Этот источник, как и первый, стал затухать, в тени больше невозможно жить. Город дробился на районы. Чётные, по дальнюю, правую сторону рек и нечётные на внутренней, а у малой реки остался лишь один район — платформа. Дома строились друг на друге, возводились огромные небоскрёбы, тысячи существ ютились вокруг тёплых огней. В одно место доставлять энергию большими порциями удобней, чем понемногу в разные места. В центре каждого района выросла своя цитадель — трёхсотметровое здание обеспечения. Оно было и администрацией, и заводом, и цехом, и складом, и всем остальным, в чём нуждались существа в округе.

Очередной такой монолит стал различаться в мутной воде. Кит шёл на снижение. Энергофонари границ здания горели круглосуточно, но и их уже стал осветлять набирающий цвет источник. Он плавно переходил от белого свечения к жёлтому, а затем и оранжевому. Дей, к примеру, работало от жёлтого до жёлтого, часто путаясь в выходные, какая именно смена начинается, первая или вторая.

Кит обогнул стену небоскрёба и опустился на пути. Вокзал в Пришахте расходился в разные стороны поездами и машинами. Здесь высотки объединялись переходными туннелями прямо над улицами. Это был последний развивающийся район на таком расстоянии от источника. Возможно, только из-за остановки пневмотрубы, которая расположилась на краю у реки между двенадцатым и тринадцатым районами. Когда двери открылись, треть покинула вагон, но зашло куда меньше существ. До следующей станции им дешевле добраться на местном транспорте. Дей пихнули несколько входящих-выходящих тел и вот, протолкали уже к другой двери. С перрона тёплая вода не успела занестись в вагон, как двери закрылись. Кит вновь тронулся, но теперь, не поднимаясь выше крыш. Он шёл низко, порой казалось, что вот-вот заденет столбы или вывески. С этого угла у окна, Дей прекрасно видело тяжеленные металлические тросы, перетянувшие тело животного. Мягкие подкладки давно износились, и ржавчина медленно протирала толстую кожу. Трубки от кабины водителя поднимались наверх, за гигантскую голову. Дей знало, что основные крепежи ввинчены на прямую в кости млекопитающего, но общественность уверяли, что киты не чувствуют боли.

Дорога приближалась к магистрали. Машины выворачивали из переулков, стремясь в одном направлении. Крепежи автомобильных покрышек то и дело втягивались, делая колесо гладким, на поворотах, здесь работали и светофоры, и дорожные очистители. Маленькие одиночные дома и парки пропадали, кварталы теперь были заняты заводами, предприятиями и всем, что сосало энергию из реки, которая открылась следом. За широким многополосным шоссе, тянущимся через все чётные районы, параллельно горела река чистой энергии. Очищали энергию на заводе, далеко у подножья горы и пускали по многовековым руслам большой реки. Хоть река и закрыта толстыми пластами меди, где-то скованна трубами, всё же, ярко-бордовый свет пробивался в мир сквозь толстые пласты металла. Он освещал все близь лежащие улицы, иногда затмевая и сам источник. От того так легко машины передвигались рядом и так дорога прибрежная недвижимость.

Кит, незаметно для водителя, старался пройти как можно ближе к реке, он хотел прогреться на весь последующий путь. Энергия стала согревать и Дей. Оно прильнуло плечом к стеклу, вновь перечитывая записанное в блокноте. От яркости реки брови опустились, насколько могли, а глаза поднялись к ним, едва не сменяясь. Дей пустило в зубы тянучую перепонку между большим и указательным пальцем, оно перепроверяло свои записи уже в третий раз. Ему пришлось опять выкручивать и менять стержень ручки, расписывая идеи и размышления крест-накрест, друг на друге.

Мгновенно туннель поглотил кита, и он быстро затормозил под пневматической трубой. Здесь можно скидывать куртки. Больше холодной воды не будет. Переход к капсулам закрытый, а в городе, куда оно направлялось, всегда тепло. Толпа просыпающихся существ заторопилась между колоннами. Их хмурые лица тянулись заострёнными носами вперёд, а скрюченные спины то и дело вытягивались, осматривая плетущийся народ. Тёплая одежда снималась на ходу. Куртки сворачивались в пакеты, шапки и перчатки прятались в карманы. Гладкие ушные каналы расширялись, плечи опускались, даруя свободу длинным шеям. На лестницах многие переходили и на носки, так подниматься куда легче, но современная обувь не позволяла, как следует вытягивать ступни, а расправляться пальцы ног в ласты могли только в специальных кроссовках, которые столь отдалённым районам не по сезону \/ карману.

Заполнившийся сзади экипаж отплыл до следующего тринадцатого района, перпендикулярно реке расположенного вокруг старых шахт. Большинство из района Дей шли к выходу, но малая часть поднималась выше к пневматической трубе. Капсулы этого вида транспорта, забитые существами, приезжали каждые несколько минут. Время на дорогу не учитывалось, только на разгон, торможение и на вход-выход существ. Перрон пневмотрубы стоял прямо над станцией малого транспорта. Большой путевой цилиндр, в который прибывали капсулы, был полностью прозрачен, и голова не могла привыкнуть, что многотонные кабины влетают на вокзал беззвучно. Всё же, мелкое промеждрожье всегда ощущалось, когда колодки сдавливались и рекуперативные тормоза начинали вращаться.

Дей приложило проходную карту сотрудника к турникету и вошло к платформе трубы. Этот вакуумный провод шёл через все районы Дуона, пронизывая город. Там, от энергетического завода, огибая гору, тянулась труба до малой реки, проходя под новой платформой, и уходила в расщелину гор. Следующий участок был самым длинным и шёл далеко до самого холодного завода, откуда по кольцу вновь соединялась труба с двенадцатым районом. Пассажирские капсулы ходили через раз в загруженные часы, в остальное время передвигались выделенные рабочие экипажи, государственные, заказные, либо транспортировки.

Существа, заходящие с Дей в капсулу, имели преимущественно солидный вид, вообще карточка бесплатного проезда была не у многих, а платно в разы дешевле передвигаться китами либо автобусами, но и в разы дольше. Вальяжные путешественники, не заботящиеся о цене поездки, в своих убеждениях давно разрешили не унимающийся общественный вопрос по поводу общения, а конкретней — подразумевающееся, под обращением к чему-либо, или (в связи с данной проблематикой) к кому-либо. Проблема, возникшая, возможно, и давно, но с недавних пор, почему-то, активно требующая разрешения. Она состояла в следующем: к какому объекту, будь то двигающийся или статичный, живой, мёртвый или не живой, следует обращаться «кто», а к какому «что». Одни уверяли, что все двигающиеся, живые, мыслящие и активные существа, обязаны именоваться «кто». Оставшиеся, так сказать вещи, объекты, используемые, статичные, не заметные, фоновые над общим выражением и использованием энергии, это должно быть «что». У противной стороны на этот счёт выдвигался аргумент о самом понятии жизни, пользы, мыслей и вообще.

Литопсы — сильно распространённые растения в пустынных зонах, в народе называются живыми камнями. Одни особи этих растений могли окаменеть, и не подавать признаков жизни сотнями циклов, в независимости от благоприятности условий. Другие представители данного вида, постоянно цвели. Причём как в первых, во вторых, и в настоящих минералах, нельзя было сказать, что есть смысл и активность. Другие же, энергические отложения, рассредоточенные в горе, которые вечно сдерживали губительные лучи источника, приносили постоянную, незаменимую пользу. Одни существа работали не покладая рук, полностью отдаваясь делу, другие проживали накопленное родителями. Причём использовать в необходимых целях можно как первых существ, так и вторых, аналогичными первым (только более приспособившимися к социальной среде), первыми существами и вторыми.

Но казалось, что весь существующий баланс не разрывался, доводя данную проблему до апогея, только благодаря третьим существам. Они, может быть уже безошибочно убедились в какой-то из сторон, поставив себе его на принцип и не обращая внимания на ещё не додумавшихся до этого существ. Или просто не понимали серьёзности, важности и нужности данной проблемы. Допустим, песок, что под ногами, нужно упоминать, подразумевая «что», каковы изменения в таком случае? Или песок теперь «что» и я тоже «что», это же не означает, что я — песок или песок — я. Даже если и обозначает, то, что с того? Кто я такой, что я такое, что принижаю песок перед собой?

Вот с таковыми самоубеждениями направлялись подобные существа в тёплые места — в офисы, а на встречу выходящие рабочие следовали в обратном направлении. С каждым новым оттенком купола, в независимости от смены, всё выглядело наоборот. Неважно, работаешь ты в шахтах в масках, на дальнем холодном рубеже, в защитном костюме, или чистишь китов и дельфинов на мойках, подобного социального слоя существ можно было сразу отличить. Запахом масла пропитывалась любая одежда, кожа или гладкая современная резина. Маслом на таких предприятиях по старинке промазывали всё, стёкла, стены, трубы, ручки, приборы. Правда нынешнее масло давно не походило на чистое масло. На заводах научились отделять необходимые компоненты, для обеззараживания, очистки, глянца, от планктонов защита, мхов, жировых пятен. Целые районы уже не замечали постоянного привкуса этого масла в магазинах, транспорте, подъездах. Однако, возомнившие себя «кто», привередливо отстранялись, от ярых источников подобных запахов, хотя и сами уже давно пропахли маслами.

По правилам, существа в капсуле все обязаны держаться за индивидуальные ремни, но существ забивалось столько, что на разгонах и торможениях все давили друг на друга. Вот и Дей не смогло терпеть чью-то кисть, нагло взявшуюся за его ремень. Дей отпустило руку, подвинувшись к стене капсулы, и упёрлось в прозрачную стену двумя руками, блокнот, в который оно набрасывало вариации раннего размышления, пришлось пока спрятать. Двери и платформы, и капсулы закрылись, плотно подперевшись. Вода между ними всосалась, и магнитные подушки толкнули капсулу вперёд. Это был первый транспорт, в котором заменили чистую энергию электричеством. Тем более электричество, в небольшом объёме, можно восполнять торможением капсулы. Тела существ полдороги с затухающим ускорением тянулись в одну сторону, а вторую половину в другую.

Они подлетали к контейнерным лабиринтам одиннадцатого района, мимо оголённых скелетов древних ферм и теплиц, и мимо широкого вида с коттеджного поселения у реки по другую сторону, на мутнеющую в дали гору. Берега стали подниматься, а, синхронно с ними, закрытая река опускалась. Берег напротив всё больше изрезался холмами, которые через несколько секунд уже превратились в стиснутые фьорды. Между каждым были перекинуты тоненькие мостики, как будто бы которые и держали эти возвышенные островки от падения на друг друга. Но главным швом, соединяющим напрямую весь архипелаг, было шоссе, одним высоким мостом расположившееся до самого десятого района.

Ту же чётную сторону, через несколько километров, можно было уже назвать началом дельты большой реки. Прежде этот островной разброс и был десятым районом, но потом река опустилась, острова стали падать и правый, малый, дальний от капсулы приток большой реки закрыли с сотню циклов назад, когда Дей ещё даже не было. Тогда свершилось первое масштабное переселение сразу сотни тысяч существ, подобно Великому Переходу. Всё то русло замёрзло, прилегающие районы и селения официально забросились, но большой приток вновь набрал мощь. Существ распределили по районам, но большую часть поселили на Перекрёстке — Торе. Так называлось тороидальное здание цилиндр, построенное на устье замерзшего ответвления. Тор с каждым циклом строился всё ниже и ниже, по мере затухания энергии реки. Сверху он обрастал, наращивая строения в ширь, а корни опускались в густеющий ил темнеющего дна, где радостные буровики и геологи нашли своё пристанище. На этих глубинах, вне стен Тора, многие располагали свои дома прямо на вертикальных скалах. Здесь прорубались дороги, гроты, перебрасывались мосты, кабинки. В общем, существа всеми способами обживали любые представляющиеся условия. Только дышать в мягкой земле нечем.

Ниже, к самой реке и залетела капсула в открытые стены Тора. Остановка была в стене цилиндра с внутренней стороны Дуона. Рядом с трубой через стены здания проходила и магистраль, и именно в этом месте она раздваивалась на две стороны реки и тянулась до следующих районов по обоим берегам. Так как наружный, дальний от горы берег стоял на несколько десятков метров ниже, то старый спуск с одного берега на другой не стали переделывать, подстраивая под новую дорогу, а пустили спиралью, дополнительную дорогу по зданию. Один выезд шёл в восьмой район по нижнему берегу, второй, самый низкий, глубоко между островами петлял, уходя в старые земли десятого района, и тянулся к замёрзшей реке, а третий по верху вместе с вакуумной трубой шёл к девятому району и дальше.

Раньше думали, что острова полностью уйдут под землю и затопятся энергией, но теперь они стояли, замедляя понижение, длинными колоннами, уходящими в глубокие мутные пропасти, на дне которых ещё должна была плескаться чистая энергия. Хотя, если бы она там была в открытом виде, то должна была доносить свой свет. Сам источник освещал весь купол на сотни километров и это не прямые лучи, а отражённые стенами льда. Какая же там должна была быть глубина, что бы даже свет ни доходил? Но как-то же река вновь выходила на поверхность у одиннадцатого района? Значит, какой-то напор её толкал, но не давал расплёскиваться вновь в бассейне дельты. Может она текла, огибая острова, сквозь землю, или что-то на неё давило, или её вновь выкачивали? Подобного рода вопросы и теории пропитывали все слои населений настолько сильно, что у правды не оставалось сил конкурировать.

Весь центр Перекрёстка сложился из бетонных ящиков. Их, во время глобального переезда, раскидывали малыми кубами и прямоугольниками, готовыми в любой конфигурации образовывать здания. При любом их расположении легко соединялись уровни лестницами, те, коридорами, проходами и мелкими целыми улицами. Квартира стояла, на магазине, на выходе из которого шла узкая метровая лестница. Школьники толпились на ней, сбегая и иногда путая вход в свой класс с местными котельными. Стены этих котельных также заменяли другие квартиры или магазины. Собирали этот объёмный пазл так быстро, что не нашли времени всё дефрагментировать для удобства жизни. Так что там не было никакого логического обоснования географического расположения улиц и проходов. Боковые уровни во время перестроек так и не трогали. В итоге ни холлы, ни туннели никто и не думал переделывать или как-либо обшивать. Жители сами привыкли к монотонным серым квадратам, к твёрдому глухому полу и к гулкому эху, пронизывающему все этажи. Можно было назвать это коммунальным зданием или даже общажным городом, на самом просторном месте которого и остановилась капсула.

Существа вновь растолкали друг друга для входа и выхода. Тут простора не открывалось, Перекрёсток с самого перрона предстал заданным стандартом потолком, об который самые высокие существа постоянно бились затылками, и шириной, высчитанной исходя из плотности потока. Дей совсем потеряло лица, которые садились с полчаса назад вместе с ним на кита. Им дальше ехать нет нужды, дальше совсем не их круг, дальше то, что отделилось от остального мира. Что с двести циклов назад, вдруг резко поменяло свою политику, изменившись до неузнаваемости.

Старые существа ещё помнят, как Дуон жил одним большим городом, в независимости от количества энергии. Он всегда думал о себе как об одном организме, как о большой семье и никогда не дробился. Теперь все районы стояли сами за себя. Каждая улица планировала своё обустройство, каждый дом улучшал только себя, а квартиры отстранялись друг от друга. Вот и существа, даже незнакомые друг другу, теснились подальше внутри капсулы от тех, кто хоть как-нибудь от них отличался. Лёгкие костюмы скрюченных костлявых спин, широкие щёки с короткими конечностями, вверх поднятые носы чумазых рабочих и свёрнутая толстая куртка Дей, вот что жалось по дальше от всех и по глубже в себя.

Капсула вновь пустилась в путь. Труба отъехала от перестроенного девятого и восьмого района, и дальше, поднимаясь на высокий берег, пролетела над магистралью. Дома прекращались, так как камень захватывал у почвы дно. По левой стороне остался только что перестроенный мост, от которого дорога разветвлялась в Старый Дуон. Нынешний самый центр всей заселённой площади — самый первый район, место, с которого северный источник и начал писать свою историю. Каким илом всё теперь там заросло, никто и представить не мог. Даже родители Дей не застали экскурсий, проводимых там сотни циклов назад. Дорога до него образовывала свойственный диаметр круговой магистрали через все районы, она тянулась от середины одной реки до середины другой. И, если бы не тюремные блоки на краю седьмого района, которые стояли близь дороги, трассу бы так же замело.

Да и весь седьмой район держался только благодаря заключённым и энергии вырабатываемой в этих колониях. Там, на пустоши, за несколько километров от какой-либо из рек, невозможно выжить на свободе. Ходили слухи, что всё пространство вокруг здания тюрьмы затвердело слоем льда. Но Дей знало, что разжижающие волны источника ничего не сдержит. Льда не могло образоваться под куполом, только в мощнейших холодильниках, надобности в которых никто не испытывал. Вода от жизненно необходимых существам двадцати градусов вокруг рек, равномерно остывала до самых гор. Этот хребет охватывал всевозможные притоки и несколько малых поселений лежащих вне Дуона. Там вода остывала до минусовой температуры, но всё равно не замерзала. Оттуда начинались мёртвые земли, хотя и на тех просторах выживали отдельные племена. Давление скакало спонтанно, в некоторых местах доходя до минус десяти. Свидетели разных наблюдательных групп отмечали внезапно образовывающиеся глыбы льда, прямо из неоткуда. Так это происходило: ледяная вода скапливалась, лучи источника что-то отвлекало, и они переставали воздействовать на плотность в этом участке. Известная физика вновь работала, меняя состояние окоченевшего, перемороженного вещества. Пространство внезапно замирало, покрываясь гигантскими зеркалами, и продолжало плыть, будучи гигантским стеклянным айсбергом. Всё, случайно оказавшееся внутри замёрзшей фигуры так же схватывалось плотностью и замирало, порою, на вечно. Но в тех местах, куда направлялось Дей, живущие существа и знать не знали о подобных феноменах.

Точных границ шестого и пятого района не прописывали. Ни на картах, ни на местности определить невозможно. Мягкое дно плавно поглощало дома, когда там ещё жили. Земля всегда медленно стекала с возвышенностей неподалёку. Оползни стирали улицы, сносили к реке здания и существа разъезжались из тех мест, ещё до энергетического кризиса. Тогда применялись первые масштабные кислородные дирижабли, транспортирующие целые дома, вырывающие здания тросами из земли прямо с фундаментом и после, передвигаемые грузовиками до нового места обитания.

Капсула пролетела заброшенную станцию, слегка притормозив. Светом вагонов озарились разукрашенные неразборчивыми письменами стены перрона. Они мелькали быстро и даже понятные буквы вандальских лозунгов оказывались нечитабельны из-за скорости. Только одну надпись, открывшуюся дальше от путей, можно было разобрать, однако именно её уже закрашивали низшие вигилы. «Ку-Пол-Ная — Ху…» — закрашивать начали с конца.

Дальше скорость не набиралась. Вода становилась прозрачней, река ярче и пропала пропасть под путями. Побежали по сторонам высотки следующих двух районов. Причём начинались они ни как остальные районы — с полузаброшенных, недоразваленных деревянных лачуг, а грамотно, чётко и аккуратно. С ровных, выверенных линий, с этих улиц и начиналась беспечность. Искусственные каналы от реки тянулись к самым отдалённым домам. Вдоль всех улиц лежали тёплые трубы, иногда изгибаясь в фигурные энергетические фонтаны. Если мир где-то и замерзал, то здесь с этим боролись самым ярко ярым способом. На каждой дороге, даже самом узком закоулке, вмонтированы зацепы для машин. Близь реки, прямо под открытым куполом, не в теплицах, стояли зелёные деревья. Зыбкий грунт тут трудно найти, гранит покрыл болотистые земли до самой горы. Тротуары не пустовали, и везде мелькали с лёгкостью бегающие существа. Ровной сеткой шли дороги к самой горе. По левую сторону уходил ещё один не омелевший рукав большой реки. Размываясь в светлой воде, здания скрывались вдоль него из виду. Там, вдоль границы жизни продолжались возводиться целые жилые кварталы, гигантские комплексы в сотни этажей, расширяя второй Сеточный район, не смотря на прогнозируемый коллапс энергии.

Ответвление располагалось уже выше всех остальных районов. Капсула остановилась в грузовом боксе. Так как пассажирский вновь переделывался для увеличения проходимости. Тут стояли и поезда, и грузовые фуры на зацепах, и вторая вакуумная труба. Её рукава тянулись в обе стороны по границе жизни, через фермы, к далёким рудникам и котлованам, но, в итоге всё сырьё свозилось на большой завод. Завод был сердцем Дуона. Именно он пускал жизнь во все районы. Только благодаря ему энергия выкачивалась из-под земли и транспортировалась по рекам. После завод стал заниматься так же разработками чёрной энергии, металлургией и прочими переработками, разрастаясь пристройками.

От второго района ландшафт медленно возвышался. Поезда с дорожными зацепами шли к первому району зигзагами, а капсула летела вверх, как ни бывало. Река уходила левее, врезаясь в трубы завода, а настоящий районный город стоял на последней низкой равнине перед горой по правую сторону. Приближающиеся поля рябели зелёными, жёлтыми, синими и красными красками. Там цвели фрукты, овощи, распускались бутоны водокрасов, апоногетонов, лотосов и сусаков. И хоть до них от улетающей всё выше вакуумной трубы было с сотни метров, но цвета доходили с той же силой, яркостью и свежестью.

Большой завод — прежде: Чистый, Главный, Центральный, Энергоочистительный и Сооружение номер 1. Тормоза вцепились в крутящиеся шестерни и тяжёлые бобины завращались. Энергия, вырабатываемая с торможения на половину покрывала расход на ускорение — капсула останавливалась. Вокзал прикреплялся к заводу, висящему на обрыве скалы. Вместе с траволаторами, тянущимися в первый район, свисали и длинные лианы рдеста, зелёными своими листьями разукрашивающие холод стекла и стали. Все эти пути шли высоко над дорогами и домами у подножья горы и входили в ближний небоскрёб. Именно туда и направлялась основная часть вышедших существ, как и Дей. Кондиционеры очищали воду в час пик, поэтому всегда пахло чистотой и свежестью. Пространство над районом начинало светлеть и обесцвечиваться. При такой низкой плотности и прозрачной воде, даже были заметны не большие размытые тени под мусорными баками и указателями. Пассажиры тут не толкались и не торопились. Они с лёгкостью размахивали мелкими сумочками, видели всех, налево и на право, и улыбались. В независимости от того, хорошее настроение у них, или нет, погода требовала лёгкости и весёлости в поведении каждого.

Дей перекинуло неудобную куртку в другую подмышку и побрело с толпой к первому небоскрёбу. Это было здание почти с километр высотой. Оно занималось устройством жизни для первых районов, и всего Дуона в целом. Брат близнец его стоял рядом, соединённый несколькими мостиками на разных этажах, его уже полностью отдали на распоряжение заводу. Поэтому рабочие и их семьи редко пользовались вакуумной капсулой. Почти все они целые циклы проводили в дальнем небоскрёбе или на заводе в горе. В здании соорудили всё — школы, магазины, центры отдыха, бассейны, театры, студии, жилые отсеки, на некоторых балконах даже целые парки, а кварталы вокруг него выделили ограждениями для прогулок рабочих и их семей. Существ не держали там, взаперти, от окружающего мира, любое существо могло свободно бродить, где ему захочется, только в последние десятки циклов у окружающих появилось некое пренебрежение, между рабочим и не рабочим, с каждой сменой всё больше ощущаемое. Во взгляде, разговорах и отношениях к существам из других районов, между работающими физическим трудом и умственным. Да и между всеми, кто выглядит по-другому, говорит, или ведёт себя. Никто не навязывало свой, якобы верный способ существования, но чужого остерегались.

Первые четыре района между собой всегда находились всё ещё в тех далёких семейных узах, что некогда связывали весь Дуон. Им помогла в том конурбация — районная агломерация — компактное скопление — рядом и вместе. Они-то и не замечали никаких изменений ни в ценах, ни в условиях жизни, ни в отношениях. Может, что и читали в газетах о закрытиях районов или несчастных случаях и безработице с холодом и голодом, но всё это подавалось мягко и плавно. «Какой может быть холод, когда гора грет как никогда прежде? Какой может быть голод, когда магазины полны продовольствий, а поля всё так же засеяны? Безработица — это банальная лень, а несчастные случаи бывают со всеми». — Таковы рассуждения всех, родившихся в начале рек, обучившихся в коалициях школ и университетов второго района и с самого детства назначенных родителями на рабочие места.

Другие же районы, прибыв в первый на выходные или выбравшись из своей башни, всё больше сверлили глазами беспечно живущих местных жителей. Они так и хотели, чтобы и эти тёпленькие места обдал ледяной бриз, хотя бы на сезон, да даже на одну смену. Чтобы разнежившиеся твари почувствовали, как отростки на копчиках поджимаются, а глазки чаще меняются. Как перепонки ушных дыр утягиваются и как тяжело хотя бы банально передвигаться.

Они злились на несправедливость сложившейся ситуации. Потому что когда-то давно их предки поселились там, а не здесь, потому что место там стоило дешевле, или вообще со времён великого перехода и открытия этого купола, когда тепло везде стояло одинаковое, то никто и не ожидал, что где-то может стать хуже, а где-то лучше. Ведь все были одной семьёй, одним кланом и если плохо одному, то плохо должно быть всем. Но, как оказалось, не стало. Покамест, они, истощённые, разодетые в непривычные предгорью плащи и куртки, рубахи, свитера, саморучно сшитые из занавесок, гордо отвечая на испуганные взгляды ухоженно укомплектованных прохожих, злостно шагали по тёплым дворам совсем не их домов и улиц. Это единственное, что они могли делать бесплатно.

Редко кто посягался на чужие территории. Только буйные разгорячённые подростки, да борцы за справедливость, — те самые, чьи росписи так активно закрашивали вигилы, вместо соблюдения общественного порядка. Остальные же существа сидели и не рыпались, довольные хотя бы тёплым климатом в дальнем, специально выделенном небоскрёбе. В этом небоскрёбе место предлагали и для Дей. Не самое убитое, а на одном из верхних ярусов, откуда открывался вид на мутнеющие холодные дали. Тем более тех же метров, что и его нынешняя квартира, — то есть такая, которую себе не каждый перворайонник может позволить. Дей не могло согласиться. Ту квартиру они выбрали с Мий вместе, и это ещё одно напоминание о прошлом, за которое оно так отчаянно держалось.

Дей спустилось до траволаторов и поехало с остальными существами в город. Под длинными путями не было ни одной подпорки. Их заменяли балласты с кислородом каждый десяток метров. Мельчайшие отклонения регулировались насосами и, в случае необходимости, закачивались или откачивались нужные кубометры противовеса. Никогда этот длинный переход не раскачивался от протоков, здесь плотность самая низкая во всем Дуоне, если не считать пик горы. Даже случались на этих улицах смерти от падения с высоты. Стёкла перехода открывали огромный, чистый и прозрачный вид. Хоть гора и закрывала основной отблеск света от купола и не позволяла ударить прямым отражением, всё же здесь всегда светло. Всё решала та же плотность. Двигаться и шевелиться тут куда легче, дышать есть возможность полной грудью и не нужно прижимать подбородок, подымая плечи.

«БаДеЛе» — Гласила крупная надпись над переходом, входящим в небоскрёб. Начала эта компания своё существование с государственного гранда на небольшое изобретение, благодаря которому существа впервые научились считывать энергитические волны — Циклометр. Улучшенная версия циклометра мгновенно распространилась по всяческим предприятиям. Её стали использовать и в геологии, и в сельском хозяйстве, в транспорте, при строительствах, раскопках и даже на самом большом заводе, при выкачивании энергии.

«Ба» — в названии, обозначало Баддарион. Именно оно надавило на молодого изобретателя, чтобы то согласилось организовать компанию. Если бы не «Ба», то эти три слога не собрались бы никогда вместе. «Ле» — изначально требовало, чтобы именно его буквы стояли в начале, ведь без его средств, не собралось бы даже первого изобретения. Так как связи между Ба и Ле были намного интимнее, чем партнёрские, то название несколько раз менялось. Однако, впервые напечатанная в газетах последовательность уже навсегда забилась в общественные головы, и названию пришлось вернуть былой вид. Ле считало это чистым оскорблением, и со временем глубоко затаило в себе ту давнюю обиду. Бесспорно — не оно главная идея компании (Это Де) и ни оно всех вместе собрало (что сделало Ба), но только благодаря Ле, компания не утонула. Благодаря «Ле» компания разрослась и не остановилась, когда идея исчахла. «Ле» — означало Лебг, Десинэ Лебг, а серединное Де, никогда и не принимая участия в крупномасштабных денежных операциях и всевозможно разрастающихся ответвлений сфер деятельности компании, сейчас шагало по переходу, входя в небоскрёб. Дей нужно было только создавать, что-то придумывать, расставлять в определённом порядке, находя путь к какой-нибудь цели. Оно не требовало своих равноправных процентов и не хотело участвовать в дебатах за открытие или закрытие филиалов. Ему достаточно карандаша и бумаги, на которую выливались предположения идей. Однако, вместе с канцелярскими принадлежностями выделились для Дей ещё стол, стул, микроскоп, автоматические резаки, пресс, нагнетатель, вакуумный компрессор, наборы ключей, механические плавки, и здоровенный цех, занявший целый этаж ближнего небоскрёба.

Всё же теперь весь этот этаж покрылся тонким слоем ила, медленно заплывающего через форточки. Набранный персонал этого филиала разошёлся, механизмы застопорились, на некачественных нержавейках стала проступать коррозия. Практику сменила пустая теория, никуда не развивающаяся. Ни одно изобретение не доводилось до конца, даже ремонтом старых моделей Дей перестало заниматься, даже ремонтом автоматов для ремонтирования старых моделей оно больше не могло заниматься. Это в других ответвлениях компании до сих пор бурлила жизнь: Баддарион, уставшее от командования Десинэ, наняло для себя же совет директоров, а само ушло в практику инженерного бурения, более ему приятную. Лебг, на основании первой фирмы, стало открывать новые и по вычислительной технике и юридические конторы, а питалось вообще за счёт скупки — продажи, пробираясь во власть.

Те, кто хотел, расширялись и развивались, а у остальных разошёлся персонал, потускнели окна, даже уборщик, обязанное и по сию смену пылесосить углы, перестало появляться. Роголистники разрастались из горшков, бумаги растворялись, иногда шныряла в щелях офиса испуганная рыбёха, но в этот час, в этот самый момент, скомканные листки в руке Дей не давали ему покоя. Это то, чего не хватало, что-то новое, то, благодаря чему, весь заржавелый ступор тронется. «Это оно, точно оно».

Огромный завод открывался всё больше за спинами спускающихся по движущейся дорожке, и то была только его треть. Большинство труб и цехов уходили глубоко в гору, стремясь к истокам большой реки. Она уже давно не била из скал, насосы врезались в самые недра и выкачивали её оттуда. Другие тоннели и шахты занимались поисками обогащенных кристаллов, полезного сырья и месторождения средней реки. Теория о ней сложилась давно, но всего несколько циклов назад получили подтверждение, что она должна быть. Только нужно помочь ей пробиться. Тогда, по предварительным расчётам, она бы дотекла до самого старого Дуона и стала бы согревать все районы ещё с тысячу циклов. Уже построили стоки для планируемой реки, неофициально продавались мёртвые земли под застройку, для будущих районов. Однако спасительной реки всё не было, и никто из осведомлённых, не знал почему.

Ведь вся проблема в кристаллах, но не привычных, переливающихся самородках, а именно в гексогонах. Гексогоном могло стать любое вещество, при должной сингонии — структуризации атомов в определённом повторяющемся порядке. Только такой порядок мог заключать в себе энергию. Ведь энергетическая река не текла подобно плотным водам в ущельях, струям пузырей под потолком и не струилась как чёрная энергия, иногда выплёскивающаяся из скал. Чистая энергия передавалась лишь через другие вещества. Энергию нельзя пощупать, она не была материальным объектом, а именно неким процессом, запущенным в определённой системе. Процесс этот столь велик, что своим воздействием менял структуры веществ, превращая их в гексогоны.

Именно гексогоны заключали в себе чистую энергию и сдерживали её. Так же они спасают всё население от губительных лучей и отражают неимоверную силу бьющего из-под земли источника. Сотни тысяч циклов назад не было ни северного источника, ни остывшего южного. Дуоновская гора изначально была равниной из земли и камня, возможно и пространства под куполом не существовало, и всё было сплошным льдом. После энергия лавиной ударила под углом из-под земли и выбилась наружу, растопив лёд. Камни облучались и закаливались, и со временем, разброс губительных лучей уменьшился, что дало возможность существованию жизни у источника. Однако, с каждым циклом закалённых камней и скал, отделявших поверхность от чистой энергии, становилось всё больше, а источник, в свою очередь, затухал. Поэтому дефицит энергии возрастал в геометрической прогрессии, и поэтому большой завод рубил скалы и гонял насосы, выкачивая энергию из-под земли.

От завода зигзагом шёл ещё один туннель, не связанный с общественным транспортом, а поднимающийся всё выше. Он опоясывал возможную треть горы, разворачиваясь в ключевых точках. Первая, левая — шахта большой реки, на уровне кромок двух высочайших небоскрёбов. Хоть на дно этой шахты спускались обычно через завод, под землёй, но через верх доставлялось всё необходимое оборудование. Дальше и выше от шахты большой реки вагончики и дорога с зацепами шли полукругом над богатейшими апартаментами до потухшего водопада малой реки, поднимаясь ещё на полкилометра выше. Оттуда закрывался вид на большую реку и все районы. Энергия в этом месте так же ушла глубоко в гору, но её не нужно было качать. Ниже у резкого обрыва до самого дна, она сочилась почти так же мощно, как и в старину. Напор иногда угасал, но гребень фонтана всегда вырывался. Температура у подножья водопада малой реки сохранилась, как и во время большого перехода, но всего в километре дальше от малой реки начиналась граница живой зоны — Слагнаи. Гора там не закрывала губительные прямые лучи энергии, и земля вся в районе не оживала. Поэтому в тех местах жарко, но очень мало места для расселений, а жителей расположили в тени на новой платформе.

С тысячу циклов назад и на берегах малой реки располагались районы, тепловая и разжижающая энергии гасли, а губительные лучи оставались. Жители мигрировали. Близко к горе опасно, в дали холодно. Осталось последнее идеальное место, чуть выше над землёй, что по всем расчётам должно держаться в тепле ещё долгие циклы. В месте такого ответвления, посередине малой реки, разбили каналы, среди мёртвых валунов. Вбили глубокие высокие сваи. Накрыли эту часть разлива платформой с целый район размером, возвышающуюся в сотни метров над дном. Дальше на ней родились здания, дороги, станция вакуумной трубы — следующая остановка после завода. Существа вновь перебрались в эти места, но не все. Только самые обеспеченные, и совсем не те, которые строили.

Оттуда вакуумная труба уходила по малой реке во фьорды начинающегося холодного хребта. Мимо брошенных развалин домов, обрушенных заводов и высохших парков. Проезжая эти места, существа удивлялись размаху, с которым жили их предки. Прежде дома строились вширь, а не ввысь, осваивались гигантские поля и равнины, хотя существ было куда меньше, да и технологии были не те. Теперь же, все теснятся и толпятся, ютясь над головами друг друга.

Мягкий грунт исчезал, обнажая каменное дно. Там, на хребте холодных гор, стояла станция всех этих капсул — депо. Следующей, после неё, остановкой был холодный завод, который из-за плотности воды невозможно рассмотреть целиком. Дальше транспортное кольцо закрывалось в двенадцатом районе, пропуская заброшенные станции селений и шестнадцатого района, и вновь шло по кругу. Холодный завод весь открывался только в макете архитектора. Стены его покрылись тонким слоем обмёрзшего битума, и отсветы там почти не менялись. Всё в округе мутное, серое и в пространстве постоянно что-то витает. Дышать там, на улице запрещалось. Завод пускал в себя существ только в масках. Вода отравлена избытками добываемого вещества. Эту тёмную тягучую субстанцию прозвали чёрной энергией. Её обнаружили совсем недавно, на пороге кризиса и быстро нашли ей применение, внедрив в повседневную жизнь и успокоив на время возрастающее негодование среди населения. Но самый первый, вырвавшийся под давлением, фонтан до сих пор вредил окружающей среде, да и близь лежащим районам, своими последствиями. В ту, далёкую смену сотни рабочих погибли, тысячи до сих пор болеют, а миллионы потомков получили хронические болезни на всю оставшуюся жизнь. Долго ещё шли споры за нужность и пользу такой энергии и таких последствий. Однако, из чёрной тягучей массы производили пластмассы, резины, металлы. Новый материал мигом ворвался в быт существ, облегчив их жизни и улучшив состояния, кто-то поговаривало, что чёрная энергия ещё и горит. Правда или нет — неизвестно, но точно горели газовые карманы, скапливающиеся вокруг месторождений чёрной энергии. Поэтому чистую энергию было запрещено направлять в холодный завод и этот завод стал первым, переведённым на электропитание. Он сам качал чернь, сам обрабатывал её, преобразовывал и добывал для себя же электричество. Ректификационные колонны с пониженным давлением делили чёрную энергию на фракции. Весь материал, в виде блоков, жидкостей или мелких шариков, в итоге шёл по двум трубам на большой завод к горе. В одной трубе тележки с намеченными на обработку материалами: мазутой, гудроном, тяжёлыми соединениями бензола, полимерами для пластмасс, а в другой излишек — смесь лёгких углеводородов прозрачно жёлтого цвета, один стакан которой, делал непригодным для дыхания целую комнату воды. Трубы эти тянулись мимо заброшенной железной дороги, огибая старый Дуон, и, почти касаясь первого района, входили под большой завод, от которого, в свою очередь тоже тянулись трубы, но не в стороны, а ввысь. Первая колонна труб взвелась несколько сотен циклов назад. Поднять её наверх оказалось так же легко, как измерить саму высоту купола. Для этого собирался аэростат (тогда ещё управляемый персоналом со дна — защитные костюмы были не эффективны) и подымался до ослабления троса. Так же медные трубы колонным составом плавно поднимали от большого завода, приваривая их к друг другу. По этой старой трубе шёл вверх шлак из обрюзгшей коры кристаллов, отработавших своё.

Гексогоны со временем перестраивали свои атомные решётки в непонятные структуры, в которых энергия не задерживалась, а погашалась. В естественной природе данный шлак, будучи легче воды, сам отставал и развеивался, растворяясь в воде, но при повышенном масштабе работ, в рамках мегалополиса, необходимо его намеренно транспортировать, причём в такие места, откуда вреда от него не прибавится. Будучи закопанной, такая кора плавно отравляла землю вокруг, разрастаясь подобно болезни. Остановить распространение можно, потратив на неё драгоценную энергию или лишив её питательного пространства. Таким образом, минеральный яд расположился под самым куполом, прямо над горой у газовой шапки, питаясь светом купола, возможно доходящим до таких высот, или другим окружающим шлаком.

При обнаружении необходимости утилизации ещё одного излишка — лишних жидкостей чёрной энергии, решили пустить вторую трубу параллельно первой. Строить отдельную в холодных горах оказалось затратней пристройки ещё одной к уже имеющейся. Теперь две трубы тянулись вверх от большого завода. Углеводороды должны были растекаться по всей площади газовой шапки в самом пике купола, и они, как предполагали учёные, соединялись с мёртвой корой. При тех давлениях, газах и всём букете химической таблицы, должны синтезироваться необъяснимые соединения, ведь по старой трубе сбрасывались вверх все рабочие отходы. Туда отправлялись и масла, пыль, грязь и весь прочий мусор, который не тонул, а всплывал.

Долгое время борцы за права природы требовали закрыть колонны. Они пророчили из цикла в цикл, что рассеивающего света будет поступать меньше. Что свет не будет отражаться от купола, потому что впитается смесями коры и углеводородов, но купол сиял всё так же. Потому что отсвечивал не от льдов, столь далеко расположенных, а от термо — пикно — гало — (и других) — клинов — резких скачков изменений каких-либо характеристик воды. Будь то солёность, плотность или температура, всё это отражало свет обратно в город, хотя казалось, что светится сам купол. Учёные подтверждали опасные предположения вычислениями, но на проверку не выделялись ни деньги, ни энергия. Наверх отправлялись все излишки с меньшей плотностью и ничего не возвращалось. Там были лишь мёртвые бескрайние льдины. Рассмотреть которые невозможно даже с самой верхней точки горы. Жителей Дуона сейчас волновали решения других проблем. Как, например, не замёрзнуть.

После потухающего водопада малой реки дорога, которая тянулась от шахты, по горе вздымаясь ввысь, обратно возвращалась в поле зрение завода и, наконец, взбиралась к «Олимпу». Не по камню и не по земле, так как «Олимп» — теперь отдельный, зависший в воздухе остров, на самом пике горы. Этот остров объёмом со спортивное поле, долгое время придерживался за счёт бьющей снизу энергии, но не отрывался из-за магнитной породы, притягивающей его к горе. Когда предсказали энергетический кризис, то остров в срочном порядке подпёрли балками и сваями. Слишком велика и значима историческая ценность места. Энергия отступила, а остров завис гигантским козырьком над пропастью. Там вырос только один дом, в который долгое время водили экскурсии для детей. Этот лакомый кусок уже с сотню циклов прибрали к себе вершки власти. Настолько высокие вершки, что никто толком не знал, кто именно там находится и чей теперь остров.

Домик тот всегда чист и свеж, выстроен в старом стиле из белого цельного камня, но как будто только что закончен. Он белоснежен, а вокруг весь простор застилают зелёные водоросли. Низкая плотность не позволяет им удлиняться, а свет не позволяет тускнеть. По всем краям остров светится круглосуточно яркими лучами. Купол тут всегда казался бело-голубым. Но к низкой плотности нужно ещё привыкать. Дышать становилось здесь всегда труднее из-за разряженной воды, но натренированные альвеолы с силой всасывали вдох в несколько раз большего объёма. Движения тут приходилось контролировать, ведь конечностям пространство почти не мешало, а сильные кисти могли что-то и сломать. Вода с воздухом тут сливались воедино. Данные условия были единственно благополучными для цветения серебрянки, пурпурные цветы которой у самых краёв поля, выглядывали всего на пару смен, каждые четыре цикла. Пыльца их вылезала мелкими кристаллами, и яркие переливающиеся, мерцающие блики стреляли всеми лучами в стороны. Пыльца эта оседала на яркую траву, освещённую светящимся пространством, и всё окружение сияло.

С зелёного острова Олимпа спускалась одна мраморная лестница. Скрываясь за горизонтом, она входила в металлический лифт, своей холодной архитектурой не вписывающийся в утончённость острова. Лифт опускался мимо свай и балок, поддерживающих остров и нырял в бельведер, выстроенный окаймля шиворота горы. Обзорное строение это обзавелось залами и торжественными приёмными, в одном из таких, окна которого выходили на побелевший завод в паре километров ниже и мутнеющие первые районы, стояло негодующее существо, активно проминая по очереди предплечья. Оно пару раз бегало в противоположный кабинет, откуда открывалась приглушённая фильтрами стекла картина изливающейся лавины энергии. Существо смотрело выше за козырёк острова в выглядывающий мутный купол. Ничего не обнаружив, оно стремительно возвращалось к остальным, иногда запинаясь о провод, тянущийся по всему коридору и так же входящий в главный конферентзал. Ещё пару раз оно просило своих помощников сходить и посмотреть в дымящуюся даль. Капсула всё не прибывала. В итоге существо склонилось над динамиком, длинный провод от которого разлёгся по всему столу.

На стульях, вдоль стола, сидело ещё тринадцать существ, с той же напряжённостью ждущие ответа из аппарата. Они общались и смеялись в моменты, когда главное выходило за двери, но в присутствии строили наисерьёзнейшие лица, как будто бы данная проблема не даёт им покоя. Главное, не унимающееся существо, знало о показушности этой собравшейся шайки, но не могло сейчас заниматься манерами субординаций, в связи с важностью проблемы. Ведь проблема касалась всё известное население и ему приходилось переживать за всех разом. Не то, что окружающим, которых заботили лишь их отдельные участки, причём сразу видно у кого какой. Даже самое неосведомлённое ни в новостях, ни в политике существо с лёгкостью могло бы подтвердить, что кураторам именно к лицу и к поведению подходили их районы.

Так, например, Жаззу, ответственное за малую реку и платформу на ней, не замечало вальяжности, с которой сопровождались все его движения. Они ненамеренно гладки и вычурны. Оно готово вновь выслушивать чужие проблемы и помогать в совершенно не касающемся его деле. Оно ощущало свою работу, как разгребание хлопот другого, и полностью приготовилось к этому, как ему думалось, сейчас, как и всегда.

Чем выше поднимался порядковый номер района, тем укомплектованней ощущались его предводители. Начиная от десятого, у всех существ уже держались ушные раковины, выше автоматически поднимались плечи, скулы и брови стремились к друг другу. Всё это признаки холода, всечасно оказываемого на них. Хотя на улицах не они работали, а в машинах и кабинетах их тепло оставалось и во время регулярного отключения энергии. Да и сейчас они грелись, и даже расслаблялись, а у себя, в далёком районе, близь хребта ещё постоянно заводили печи с горячим маслом, или тратили энергетические батареи, однако всё это не могло расслабить глубоководное давление, которое совершенно не ощущалось у источника.

От того погодные условия сразу выдавали, так сказать «далёких» существ: неосторожность читалась в размахах кистей, поворотах головы или даже шевелении челюстью. Сопротивления плотности воды почти не чувствовалось. Подобная неосторожность (в связи с усиленными разжижающими свойствами близь источника) проявлялась даже у предводителя второго района с его расчётливостью и перфекционизмом. Да, штаб его базирования и располагался, казалось бы, ближе некуда к источнику, однако себя его контора ещё не считала приверженцами «тёплых краёв», хотя жители, как второго, так и третьего района, крайне редко надевали тёплые куртки, выходя на улицу. В то время, как некоторые поселения у хребта иногда спали вообще не раздеваясь.

Так же, со всем внешним выражающимся соответствием стилю района, по некоторым существам нельзя прочитать схожести их отношения к проблеме, с тем, как они выглядели. Так, у кого-то, богатая самодостаточность воплощалась закрывшейся и безучастной, а у другого сочувственно переживающей. У третьего переживания оставались лишь на уровне ощущений, но, ни в коем случае, ни действий \/ предложений. Те, у которых данные ощущения перекрывали образцовую сдержанность, не на шутку вспотели и скинули пиджаки, ожидая ответа из аппарата. Главное существо в центре стола посменяло зрачки, вытерло вспотевшие ладони о штаны и наклонилось ниже к динамику, хотя громкость того не требовала.

— Там… Пузырь, глав… — Донёсся дребезжащий голос из динамика. — Пу-пузырь.

Все тринадцать существ всполошились. Некоторые вскочили и зашагали по кабинету, от других вырвалось недоумение, перерастающее в возмущение. Последние же, сохранили туже каменность, что и Густавус — то самое существо, которому обращалось сообщение. Оно было ниже всех ростом и куда жилистее. Даже зрачок его не дрогнул, приняв информацию как должное. За ним стоял город, который услышал этот вердикт вместе с ним. Город, которому президент обязано.

Растрёпанный вид одежда Густавус приобретала с каждой новой сменой или оставалась таковой с прошлых смен, если оно вообще не ложилось. Таких смен, чтобы отсидеться в офисе, подписывая бумаги на встречах, у него не было. Оно все документы направляло на советников, подписывало их в дороге или, когда сроки уже совсем исходили. От советников требовалось не советовать, а прислуживать — распределить папки поочерёдно и вовремя их подсовывать президенту. Но и в определённой очерёдности распределения папок и своевременной подаче, могла заключаться скрытая игра образцового советника. Само же Густавус летало по городу, следя за выполнениями поручений, в дороге обсуждая новые. Нельзя переносить результаты проделанных работ в отчёты, ведь обязательно, где-то могла засесть ошибка, не точность или намеренное сокрытие. Каждая проверка должна быть спонтанной и ни с кем не обсуждаемой. Таким образом существа стали побаиваться возможных резких и критических мер и начали налаживать производство.

Для некоторых граждан даже было счастьем, если вдруг в их магазин влетало с десяток вигилов, перекрывающих выходы и осматривающих помещение. Потом бежало министр продовольствия и района, судорожно осматривая цены на прилавках, а за ними уже активно влетало само Густавус. Штрафы, конечно, получала в таких случаях вся цепочка, но самые нижние уровни, хотя бы оставались довольны почтением. Президент обязано было следить за всеми звеньями цепи. Густавус верило в кардинальные изменения, причём, только подобными мерами. Только так можно вернуть прежнее время, когда Дуон ещё не распался на отдельные части, когда ответственные лица не оправдывались чужими промахами, а изначально делали всё, чтобы не только их работа выполнилась верно, а всё, общее дело, не рухнуло. В старые времена за столом в данном офисе собирались существа ответственные за определённые сферы жизнедеятельности, а не главы районов, между которыми по формальности распределили обязанности общего. И обсуждение велось относительно Дуона, а не каждого отдельного участка.

Теперь же каждой главе нужен свой совет подминистров. Условия жизни разные, нужды горожан разные, значит и специалисты, занимающиеся одним и тем же делом в разных районах, должны иметь разную квалификацию. В связи с этим, из-за заезженной фразы: «Нам нужно посоветоваться с министрами», зачастую переговоры задерживались.

Когда пришло к власти Густавус, оно просто стало посылать глав районов, когда они не могли дать конкретного ответа. Посылать их куда подальше и поглубже, со своим незнанием. Его вымораживало размышление каждого существа только о своём районе. Не говоря уже, что каждое главнокомандующее заботилось ещё и о себе. Конечно, имелся определённый план развития и поддержания района, который нужно всем исполнять, но складывалось ощущение, если данный план исполнялся, то больше стараться не нужно. Необходимый минимум выполнен, зачем работать сверх? Даже если бы и была возможность перераспределения оставшегося бюджета на улучшение какой-либо сферы, то это опускали и не давали тому ходу. План же выполнен, зачем дальше стараться? Ведь, если план будет перевыполнен, то выйдет, что показатели границ возможностей плана занижены, а жизнь, окажется, можно улучшать каждый цикл. Тогда пришлось бы с каждым циклом всё больше и больше трудиться, а это кому-то надо?

Никто не должен ощущать прогресс. Если какое-то волевое существо тянет на своих плечах вперёд весь народ, освещая для них путь, то для народа это станет нормой. У народа в головах сложится, что так и должно быть. Что же произойдёт в их мироощущении, если вдруг очередной кризис рухнет или какая другая техногенная катастрофа, вызовет во всём городе рост цен? Заурядное существо не будет готово, оно не будет знать, что значит хуже, оно расслабится в уверенности в завтрашнем дне. По подобному принципу существования рассчитывали главы районов свои политические компании. Они не должны тянуть к развитию народ, а должны удерживать его от падения в пропасть. Народ должен понимать, что вся власть из смены в смену балансирует на грани пропасти, а для равномерного распределения, приходится постоянно двигать фигуры на доске. Будь то очередное повышение цен на проезд, дополнительные налоги, или крупномасштабные переселения.

«Помоги мне, помочь тебе!» — Гласила обшарпанная надпись на рекламном щите у большой реки. Маркетологи хотели вложить в лозунг веру в своё государство. Подсознательное убеждение, что власть всегда жаждет спасти народ, и что именно сам народ не позволяет помочь самому же себе. Уже потом на разных заборах стали появляться тематические памфлеты: «Дай денег мне, дать денег тебе!» или «Почеши мне, почеши себе!» и «Помоги мне… помоги мне!».

Хоть рекламная компания каждого политика разнилась, но смысл у неё был один, как и средства, так же выделяемые на всех поровну из общего бюджета. Ведь больше не на что тратить деньги. Лучше надо устраивать корпоративы, приёмы с главами компаний, выкупать колонки в газетах, тратиться на брошюры, чтобы именно твоё имя вертелось у всех на слуху вплоть до выборов. Рекламная компания Густавус в своё время прошла почти без его участия. В то время как остальные по чуть-чуть проскрёбывались всё выше и выше по политическим ступеням, где-то мелькая, слегка помогая, аккуратненько давая о себе знать, подготавливая фундамент будущих обещаний, чтобы после неожиданно выдвинуться с накопленной поддержкой в президенты, Густавус всегда хотело лишь заниматься именно делом. Его не заботили налаживание дружественных отношений с какими-то министрами или подхалимство каких-нибудь советников, хотя и без этого не обошлось. Густавус отличалось простотой и решимостью, оно проглатывало неуважение в свой адрес, оскорбления и отплачивало работой, порой до такой степени, что существу, изначально оскорблявшему Густавус, становилось не приятно и не ловко за содеянное.

За такое убеждение Густавус и поднималось долго и медленно вверх, а точнее: его поднимали и тянули к себе, сидящие выше. Они знали, что такая глупость и низость, как корысть и эгоизм никогда не поднимутся во главу государства, но всё же будут её опорой, ведь так же имеют образованные головы на плечах. Насколько бы сильно не было убеждение народа, но восседающие сверху, далеко не дураки и не от балды свои законы делают. Это очень умные существа, очень сильные и могущественные, заключающие в себе колоссальную энергию для движения народа. Только вот энергия есть ещё и обратная, заставляющая обрюгзший шлак гексогонов всасывать в себя чистую энергию, да и движение народа может следовать не в ту сторону.

Выполнив должно свои обязанности, рекламная компания нового президента, переключилась на других политиков, так как вошедшее на верховный пост Густавус, моментально урезало им финансирование. Ведомственные репортёры тут же стали освещать все нововведения в главном штабе, выпуская газеты по два раза за смену. Журналисты думали, что таким образом президент хочет не само о себе везде заявлять, а заставить сам народ постоянно о нём спрашивать и интересоваться. Потому что, как кстати, всего через четверть цикла, экстренные и кардинальные новости внутренней политики перестали выходить, что и потянуло волну негодования среди избирателей. Было то спланированным ходом или стечением обстоятельств, так ясно и не стало, однако президент вскоре развеял смуту, пока сокращённые искали новые работы.

«Мы — один народ! Мы выжившие потомки и со времён великого перехода живём как одна семья у подножья этой горы. Наши предки сначала ютились в юртах у далёких стен купола, потом рубили леса и копали карьеры вместе, как одна, большая семья. Если бы они не помогали друг другу, то мы бы сейчас здесь не стояли. Я бы не сделало вдоха воды, если бы не они. Да, настали трудные времена, энергии становится всё меньше, однако только сейчас мы научились её контролировать и распределять в нужном нам порядке. Но если мы не будем семьёй сейчас, как были наши предки тогда, то у наших потомков не будет будущего. У нас не будет будущего.

Все мы боимся смерти, и я боюсь. Я боюсь. Мне страшно думать, что я покину этот мир, тем более, не зная, что будет дальше. Но ещё мне страшнее, если я его покину, но и мира больше не будет. Я не имею права бросить бороться за него, ни сейчас, ни завтра, никогда. Наши предки будут жить, пока жива память о них, пока живо их достояние. Пока мы живы. Мы будем жить, пока будут жить наши дети. Я не в праве вас заставлять или принуждать делать что-то, единственное существо, над которым у меня есть власть и сила, это я само. Я не имею права бросить вас, как не имею права бросить память о своих родителях, и мир для следующих поколений. Вы вольны делать, что захотите, но я нет. Я обязано перед каждым существом, что было, есть и будет. Если это моё правительство, то и оно обязано перед вами. С этой смены, нет границ, нет чужой беды. В случае проблемы, это вина каждого, но в первую очередь — моя!»

Данное обращение не составлялось, как предыдущие, референтами заблаговременно, а оказалось чистой импровизацией. Потому и не произвело должного эффекта на присутствующих у колонной площади в центре первого района. Всё-таки новоизбранный президент было головой, а не искусным оратором. Удивились лишь советники и политики, ожидавшие совсем других речей. Всё же, последствия от высказывания имелись, так как после, точную речь президента (но уже отредактированную референтом) опубликовали в газетах, и зачитывали в школах и на рабочих собраниях. Выразительная, но простая речь, легко внедрилась своей ясной идеей в голову каждому существу. Одни существа тогда скептически перелистовали страницы, не веря очередным обещаниям, другие насмехались над пылом руководителя, а последние понадеялись на глобальные перемены, так как иного им не оставалось. В тот момент Густавус, как и весь сенат, уже знало, что второго срока у него не будет, поэтому всё запланированное оно обязано свершить в эти двадцать циклов. От того сроки, ранее растягивающихся программ, урезались. Новости сообщали о масштабных увольнениях и сменах руководителей. Как ни странно, но работа, хоть и нехотя, но пошла.

В подтверждение хотя бы областной мост через железнодорожные пути, который планировался на протяжении тридцати циклов. По железной дороге шли все ископаемые из-за хребта со стороны большой реки. Шли они как раз пересекая магистраль. От этого половину смены переезд был точно закрыт. Машины, следующие из далека по указателям, заранее выезжали на объездную. Жителям селения, находящегося по одну сторону от переезда, чтобы перебраться на другую сторону, к районному центру, приходилось по нескольку часов стоять в пробке. И это федеральная магистраль! Спустя тридцать циклов подач заявок, просьб и собираний подписей, наконец-то нашлись деньги для постройки моста. Но возводился он так же не спешно. В первый цикл строился дополнительный переезд, чуть в стороне, чтобы машины пока перебирались через него, пока участок магистрали будет заперт. Второй цикл строилась дорога с одной стороны нового переезда, до магистрали, третий цикл, с другой стороны. На четвёртый цикл закрыли магистраль, пробка стала тянуться в объезд. Затем, ещё один цикл расчищали близь лежавшие территории, потом выравнивали землю, ссыпали котлованы, рыли карьер, вбивали сваи, клали фундамент и многое другое. Каждый из этих пунктов длился по циклу. Рабочие на объекте всегда спали, техника пылилась. Материал залёживался и оказывался непригоден. Местные жители воровали на выходных сырьё, предполагая, что стройка заброшена. Хотя паспорт объекта на стенде, строительная компания регулярно исправляла, оттягивая дату завершения строительных работ.

Наконец выросла первая половина моста, спустя ещё десяток циклов. Вторая же часть стояла не тронутой. Местные жители предрасчитали примерно, через сколько, при такой скорости, должна будет вырасти вторая часть моста, но тут случилось неожиданное. Газеты разнесли воодушевляющую речь новоизбранного президента. Через смену, в газетах появились записи о запланированных президентских мероприятиях и выступлениях, в списке которых оказался тот самый район с недостроенным мостом. До мероприятия ещё был целый цикл, так что мост физически не успел бы достроиться, даже без учёта этого, особенного случая. Да и не было бы проблемой для правительства полностью перекрыть на время пребывания президента в районе железную дорогу, для свободного шествия кортежа. Однако президент прибывало по новоотстроенному мосту. Первую половину за пятнадцать циклов, а вторую, за один! Ведь могут же. Значит проблема не в возможности, но в чём? И зачем?

Радость местных жителей длилась не долго, вскоре мост стали периодически закрывать на доработку и все с ужасом ожидали, что он вообще рухнет. Про долгострой моста можно было вычесть лишь в малом тираже местной газеты, как и про регулярные закрытия для завершающих работ. Однако о скоростном его возведении печаталось всюду. Так же мелькали упоминания о новых строительных площадках, никем не используемых льготах и обязательных штрафах. Чаще стали открываться государственные конкурсы политических проектов, планов развития и законодательных реформ. Львиное смещение должностей открывало доступ молодым специалистам, согласным на любые условия. Однако смещённые существа должны же куда-то пристроиться и их количество всё время увеличивалось. Так же увеличивалось возмущение политиков, постоянно ожидающих, что и их могут внезапно согнать с места. Давление, у каждого должностного лица, нарастало со всех сторон. Прежние уговоры с определёнными организациями о проведении различных мероприятий или выделении зданий, техники или рабочей силы, рушились и возводились в строгие бумажные ультиматумы. Дружеские отношения, порождающие негласные союзы и развивающие разные выгодные отрасли, исчерпывались от бессилия. За дружбой иногда стояла и сильно навязанная коррупционная связь, так сказать вынужденная дружба. Слова приветствий таких знакомых начинались: «Ты мне должно, вижу тебя, я твоих ребят-юристов перед комиссией прикрыло. Сказало, что они мне отчёты стряпали сверхурочно, а ты им скажи, чтобы по образцам всё заполняли и вовремя следили за обновлением бланков», — и продолжались: «А я тебя просило их выгораживать?» — Так зарождались и прежде пререкания, но теперь с каждой сменой всё чаще.

Прежние связи не действовали, а ведь на таких неофициальных договорах и держалось почти каждое существо в сенате. Выборы — выборами, рейтинги — рейтингами, но связи, деньги и власть — реальней. Негодование росло, как и возмущение, по поводу изменений. Густавус всколыхнуло устоявшие традиции. Многие готовы были пойти и на радикальные меры, только на какие? Новый президент сократило большую часть личной охраны, администрацию, посредников. С этим автоматически сократился необходимый на них транспорт, оборудование и обслуживание. Избавлялось оно от посредников, увеличивая нагрузку и распределяя обязанности. Теперь оставалось ждать покушений, хотя бы даже от этих тринадцати существ, сидящих перед ним. Они могут презирать его как существо и не уважать как президента, но перед лицом общей опасности и проблемы выживания все равны. Все понимали, что для выживания нужен лидер, это могло быть любое из них, но сейчас им оказалось Густавус. Значит, слушаться нужно непрекословно.

Пузырь. Значит, там пузырь. Газовое скопление, размером с бассейн реки. Буйные и возмущённые существа, сразу бросающие предложения выхода из положения и так же мгновенно получающие опровержения их планов, успокоились спустя минуты, обратно осев на свои места. Кто-то всё ещё выкрикивало просьбы на перепроверку, но и то вскоре замолкло. Раздавались лишь стуки клавиш Регистратора Всевонэ, записывающего разговоры, выходящие из этого кабинета. Дисциплина превыше всего. Густавус не начинало говорить, пока не налаживалось спокойствие. Даже в самых пагубных ситуациях, коей и являлась эта.

— Подождите паниковать! — Вдруг заткнуло всех тучное существо слева от Густавус. — Это первый вердикт, который нам смогли сказать. Что вы сразу кричите-то? Если рядом с вами прорвёт трубу, в первое мгновение вы завопите: Теракт или война! Однако после спокойно рассудите… оцените ситуацию. — Может и не зря Одус Наярис — это существо, руководило вторым районом, славившимся учебными заведениями. — Вы хотя бы узнайте сначала, доверьтесь экспертам, может это не окончательное суждение.

— Это точно? — Мгновенно наклонившись из-за плеча тучного существа над динамиком, спросило в телефон Пакагтион, руководитель седьмого района.

— Точно. — Молниеносно раздался ответ.

— Ну… вот. Видите. — Тучное существо опрокинулось на спинку кресла. — Экспертное мнение. Теперь надо… что надо…

— Мы несколько раз перепроверили, перед докладом. — Продолжил голос из динамика. — Известно стало несколько часов назад, но мы замерили результаты в разных местах и вывод один. Так же это объясняет и подтверждается, отсутствие\м пульсации циклометра в разведывательных шахтах.

— Да, спасибо, — медленно выговаривало Густавус, машинально, — вы хорошо поработали. Переключаю вас на… Кто сейчас?

— Ш’апуг» Ко. — Ворвалось на линию главный советник. — Не волнуйтесь, мы… закончим. — Своё имя, главному советнику, единственное, что приходилось выговаривать, остальные же слова, оно тщательно подбирало, исключая не дающуюся ему в выговоре букву «Р». Так-то звали его Шрапур Ко.

— Да, да, да… — Густавус отжало кнопку на аппарате и отступило от стола, продолжая мять лицо.

— Мы и это предполагали. — Твёрдо выговорило не содрогнувшееся крупное существо в углу кабинета — Валерион — руководившее первым районом и во всём поддерживающее Густавус. Президент подняло указательный палец, указав на сказавшее. Посторонние, не знающие существа приняли бы этот жест за угрозу, но это было подтверждение.

— И знаем… простите, что нужно делать. — Нерешительно продолжило Варвина — главный министр рядом. Палец президента перевёлся на него.

— Так всё зависит он них! — Вскочило опять нечто нервное в конце стола, которое уже несколько раз вставало и садилось. — Мы не можем ещё и нас урезать. То-ж — Слагная! Сокращение полностью истощит существ. Я только что закрыло улицу, несколько тысяч пришлось… А там здание ветхое всё… Детишки в школах… На мне же остатки пятнадцатого и шестнадцатого! — Все просверлили его взглядом, и оно возмущённо утихло.

Густавус медленно убрало указывающую руку и вцепилось взглядом в яро сидящего. Брови его опустились, а зубы в клочья разодрали нижнюю губу. Оно поправило закатанный рукав рубашки и так же предельно медленно развернуло на себя часы. Напряжение чувствовалось во всем его теле. Хоть оно и было ужасно спокойно при всех обстоятельствах, но исходящую силу ощущало каждое.

Президент нажало на соседнюю кнопку «Вызов» рядом с динамиком и отвернулось к окну. Одно из существ за столом поправило папку. Два других переглянулись. Коленная дрожь между тем завладела почти всеми. Невыносимо бездействие. Нужно чтобы что-то решалось или хотя бы отвлекло внимание, что и произошло. Гора дёрнулась и сидящие схватились руками за стол. Толчок в этот раз был не сильный и короткий. Стёкла глухо задрожали и умолкли. Так что никто и не придал внимания очередному слабому толчку, коих в смену случалось до пяти, зато на проход секретаря отвлеклось каждое существо.

— Ну и где они? — Густавус смотрело в окно на трубы в надежде хоть что-то увидеть. На самом деле ни прибытия, ни отбытия снаружи, со стороны Дуона нельзя заметить, об этом «они» позаботились хорошо.

— Ещё не было. — Сказало Шрапур то, что могло сказать и через динамик, как все предыдущие слова, но данные комментарии оно не высказало, а вложило лишь в свою интонацию, и зашагало обратно. За его проходом проследили все: кто украдкой взглянуло на изящные, даже в столь зрелом возрасте, ноги, кто на сложенные сзади кисти, прикрывающие одна другую, кто на хоть какое-то действие в кабинете, однако лишь тучное существо намеренно не повернуло голову в след.

— А что с тором, четвёртая очередь, вы достроили? — Густавус, не убирало глаз с улицы.

— Мы… — Лактанз, на которое сейчас перешло внимание, мгновенно проглотило ком. — Всё готово, можно сказать. Как было запланировано, мы слегка отстаём от плана. Магистраль перегружена у развилок. Пакагион, обещалось ещё в прошлом цикле дорогу сдать…

— У нас всё давно готово, отделочные работы идут, пара кварталов… — у главы седьмого района напротив сразу выразился непонимающий вид, — официально раз…

— Я не это спросило! — Тихим, но тяжёлым голосом выдало Густавус. Все молчали, и оно повернулось.

— Материал задерживается, — Лактанз всё так же оправдывалось, — фуры могут…

— Я ведь и не это спросило. — Густавус село на стул и разочарованно выдохнуло. — Это сейчас не квартальный отчёт. Так, просто разговор думало начать. Надо было про погоду спрашивать…

— Подрядчики сидят без дела, давно было бы всё готово, если бы… — Продолжило, непонимающе, Лактанз.

— Если бы не что? — Откровенно в лоб спросило Пакагион.

— А чего вы возмущаетесь? — Подхватило Одус рядом. — Всё есть на бумагах.

— Есть, есть. — Поддакивали отовсюду.

— Да, да. — Подхватило нервное существо с конца стола. — Наши подрядчики отчитывались, что без дела…

— Так я и не говорю, что того нет. — Перехватило опять инициативу Пакагион. — Вы просто договаривайте: если бы не что? Ну же, Лактанз. — Обратилось оно к руководителю десятого района. — Одус? — Повернулось оно к тучному существу. — Иллио, перестали нервничать? Михо? Что же больше не подхватываете друзей?

— Успокойтесь. — Спокойно выговорило Михо, ответственное за слившиеся восьмой и девятый районы. — Работу нужно делать. — За этой фразой последовали смешки поддержки и саркастические ухмылки, как будто знающие истинную правду.

— Вы бранитесь в мою сторону, как будто в этом я виновато! — Совсем разошлось Пакагион. — Ну, или наш район в целом. А вы хотите знать, что и почему произошло? Я вам скажу, что произошло! Понятия не имею как это меня могло затронуть и зачем, а уж тем более не думало, что может такое до сюда добраться. Но вам, же нужно найти виноватых вместо того, чтобы проблему решать! — Оно раскладывало дела на столе. — Это объяснительные всех виновников задержки. Донесу до вашего сведения лишь первое, как отправную точку, а остальное позвольте своими словами, чтобы ни растягивать, а суть, да дело передать. «Доношу до вашего сведения…» — Начало читать оно и моментально осеклось. — Это не я доношу, это оно доносит, имеется в виду, что написано так, мол, что доносит. Так вот: «…что в строительной бригаде Никуща А. От 20. 3. 1133 от В.П. при спуске МКТЗ (здесь и далее: много компонентной трубы закрепителя) в шахту фундамента главной опоры, невозможно было вызвать циркуляцию и запуск насоса закрепителя. Причиной тому обрыв шланга пневмолинии откачивающей излишки газа, в результате потасовки вигилов объекта и прохожего мимо пешехода. Пешеход утверждало, что на указательном баннере о проведении строительных работ, сказано о запрете движения только транспорта по ремонтирующему мосту и желало пройти на другой берег».

— Пакагион тут же вставило свою ремарку. — При задержании этого пешехода, последнее уверяло, что это не оно утверждало, а ему прохожий подсказало об ошибке на баннере. Хотя дальнейшая проверка не выявила нарушений. Видимо подсказавший прохожий лишь ошиблось, а этот пошло на место работ и стало свои права пешеходные выдвигать.

— «…Развязалась перебранка между вигилом и пешеходом, в которой пешеход одержало массой победу, и неосторожностью повредился вышеуказанный пневмошланг. Остановить пешехода отважилось механик Буйоне Айнедр. Механик, конечно же победило, но дальше пришлось останавливать само Буйоне Айнедр. К этому моменту сработали уже все автоматические клапаны накопителей цистерны, а количество газа внутри поднялось до критической отметки. Механик, вместо того чтобы вручную сбавить давление в цистерне, бранилось с прохожим, отстаивающим свои права.

Из-за вовремя не откаченного застоялого газа в цистерне с загустителем, прорвало боковую помпу, произошёл резкий выброс сжатого газа, чем и был повреждён энергоблок ПМГ, пропало электричество. При аварийном запуске ДЭС — 300 взорвался аккумулятор.

Была предпринята последняя надежда — запуск ДЭС — 100. Но и тут произошёл казус — не нашёлся ключ от ДЭС — 100. Механик Буйоне Айнедр побежало за ломом, чтобы взломать входную решётку ДЭС — 100. Когда бежало обратно, то запнулось об провод с заземлением и упало в ведро с резьбовой многокомпонентной смазкой ДУОСМА — 2. Лом, выскочив из рук механика, пробил кабель, питающий МКТЗ, в результате аварийно отключился главный ДНР (двигатель насоса распределителя), а за ним началось свёртывание закрепителя, скважина встала и все закричали: «ВСЁ ПРОПАЛО!».

Приехало электрик Компании заказчика ОПС «Куполстрой», механик Буйоне Айнедр начало объяснять электрику что произошло. В результате объяснения началась словесная перебранка. Электрик обозвало Буйоне Айнедр «Толстобровым ушлёпком», завязалась очередная драка, а так как механик Буйоне Айнедр занималось рукопашным боем, то легко сломало нос и пальцы электрику.

Наконец-то прибыли районные вигилы пока ещё за задержанным пешеходом, но тут же они отправились за Буйоне Айнедр. Им не удалось надеть наручники на последнего, и они оказались жестоко избиты механиком Буйоне Айнедр.

Со словами «Ёбаные пневмошланги» механик начало крушить сооружение мобильной распределительной установки АЕ — 520 ДУ, остановить его никто не решался.

Считаю, что инцидент произошёл по вине отдела типографии, не ясно трактующей ситуацию на ремонтных участках.»

— Как уже говорило выше, с указателем проблем не было. Далее своими словами и о более важных вещах, если не возражаете:

Работа встала на три смены. Пока перераспределили нового механика на объект, оно вошло в суть да дело, поменяли электрику, завезли новую цистерну. Так же компании ОПС «Куполстрой», пришлось организовать дополнительную охрану на объекте, и организовать проверку по факту нарушений. Профсоюзы возникали… В результате бюджет урезался, сократили несколько рабочих. Ремонт моста выбился из графика более чем на декаду. Но электротехническую компанию «Грань Будущего», обслуживающую городские горнодобывающие компании никто не об этом не предупредил. План постановления новейших вычислительных машин у них составляется за цикл и больше. Горнодобывающей компании необходим был их высокоточный прибор. Доставка его возможна лишь при окружающем давлении не больше 0.003 кг\см^2. На объекте подобные стационарные условия ещё возможно создать, но не при транспортировке. В дороге подобающее давление от их завода можно соблюдать лишь вдоль большой реки. Пневмотрубой они отказываются доставлять, так как продольные вибрации нарушают установленные заводские настройки, которые вне завода калибровать с микроскопической точностью невозможно. Доставлять его можно лишь наземным дирижаблем. Габариты моста, подходящие для того, чтобы дирижаблю перебраться с одной стороны реки на другую только на ремонтирующем мосту.

Дирижабль простоял на обочине перед закрытым мостом восемь смен, хотя по договору аренда длится лишь две. Они говорят, что их продлевали два раза. Больше они не могли позволить выбиваться из графика. Дирижабль отправился обратно. Следующее окно у них на начале следующего цикла. Сказали, можно занимать! Даже скидку, сказали, сделают.

Вот и не было машины, чтобы простучать на сотни метров породу и узнать о наличии либо отсутствии реки. По графику надо копать. Они стали! Только почему виноват мой район — не понятно. Фирма «Грань Будущего» весьма перспективная, развивающаяся фирма и на неё из госбюджета выделяется соответствующее финансирование. Оно могло бы быть больше, чтобы филиалы их заводов строились и в других районах, но конкурсная программа (комиссия которой в этой декаде циклов состояла не из наших существ) не сочла их перспективными! А вы говорите, проблемы с…

— Это типа из-за нас, ты сейчас хочешь сказать? — Возмутилось Михо.

— Ни в коем случае. — Нарочито ответило Пакагтион. — Ведь подрядчики не из вашего района.

— Значит, к нам претензии? — Так же нервно нагнулось над столом Иллио.

— И мост, кстати говоря, уже не в нашем районе, границы сдвинули. — Закончило Пакагтион, но его уже не слушали.

— А ответственными за бурение вообще была фирма из первых районов. — Иллио мгновенно придумало способ отвести от себя глаза.

— Так и что же, извините, им не бурить теперь надо было? — Засмеялось Валерион, подмигивая Главному министру.

— Правильно, зачем ждать, прём на пролом, не… — Саркастично вставило Одус.

— Ждать надо было, землю продавать вдоль несуществующей реки. — Прошептало Валерион.

— Так запрет же был, — влезло министр двенадцатого района, — всё же должно было переселенцам…

— Аренда — не продажа! — Твёрдо выговорило Одус.

— А народ-то куда? — Лактанз обернулось к соседу.

— Стойте, как так-то? — Одновременно закричало Иллио.

— В тридрога-то конечно не продажа… — усмехнулось Валерион.

— Дельфинам это своим дрессированным скажи! — Споры и крики возрастали.

— А остальные, значит, на жалование… — Негодование переходило в ругань.

Но тут, сквозь шум зарождающейся брани стали раздаваться приглушённые хлопки ладоней с головы стола и стадо утихло, повернув головы. Густавус рассматривало возмущённые лица, которые развалились в креслах с полной убеждённостью своей невиновности. Оно подготовило было вопрос, но тут же осекло себя, понимая бессмысленность данной темы разговора, которая уже была не однократно промусолена, но результата не дала. Значит, заходить нужно с другой стороны.

— Какие вы смелые все. — Тяжело выговорило Президент. — Только дало вам слово, разрешило высказываться как угодно, поручившись, что это никоим образом не отразится на ваших местах, а вы мигом осмелели. Предложение о менталитете, о субординации сделано для откровений, для общего, совместного поиска, а не для хамского отношения. — Регистратор предположило, что ему нужно начинать записывать. — Можно вернуться к общению лишь через юристов, с вот таким вот списком ссылок на конституцию только для того, чтобы поздороваться, но зачем? — Всевонэ отставило заготовленную машинку записи. — Я понимаю, в парильне все мы голышом, как обосравшиеся. Раздавленные, не подтянутые, а растёкшиеся. Наярис, помнишь, как у меня сидели тогда, после праздника мёртвых? Ещё с этими… Я ещё в кандидатах было, ты этим… у этого… заместителем или секретарём. Я же само перед тобой стояло голым, разваленным, перекошенным тюленем каким-то. Едва покачиваясь, одурманенным в сало просто, прикрываясь тряпкой какой-то, низкое такое, мерзкое. Я же видело, как ты тогда на меня посмотрело, с какой стороны меня увидело. Да и со многими мы в подобных ситуациях, так сказать «отдыхали». Мы не говорили тогда ни о набегах племенных, ни о стеклянной политике мы были тем, что внутри. С похотью нашей, матом, ладно-б если б ещё уместным. С гнилью прихотей. Жрали тогда немерено, плевались. А то, что и между кем среди сна на диване было, об этом как-то умолчалось. Только на что об этом сейчас говорить? Надо это раскрывать? Так может и не надо сейчас быть подобными животными? Мы трезвы и заправили свои рвотные прелести в ремни. Я не говорю, что от того, что сейчас от вас услышало, кто-то как-то пострадает. Слово я дало, всё останется здесь. Однако на будущее буду думать, нужны ли нам…

Ещё одни хлопки резко раздались, но теперь куда сильнее и все обернулись к окну, хотя оттуда невозможно что-либо увидеть. Глухое, стучащее эхо ещё несколько раз пронеслось по зданию, а за ним начался скрежет ставней. Хоть машина стыковалась за двумя этажами и слоями металла с бетоном, однако все глазами следили по потолку вдоль источника звука. Когда шум затих, распахнулись двери и влетело советник.

— Они п… здесь. — Задыхаясь крикнуло Шрапур и убежало встречать делегацию.

Все за столом вытянулись и едва склонили головы, не зная смотреть им на двери или опустить глаза. Дёрнутая убегающим советником дверь, закрываясь, сокращающейся резинкой, пролетела пролёт и открылась в обратную сторону. Резинка вновь натянулась и дверь опять полетела закрываться в сторону кабинета. Пока она болталась, всё уменьшая свою амплитуду, в прощелине мелькали: советник, остановившееся у лестницы и слегка отошедшее, встречающие существа принимающей стороны, послы, спускающиеся из прибывшего корабля. И, наконец, на ступенях показались сапоги экипировки… но тут дверь полностью закрылась.

Сидящие за столом осели обратно, не показывая своего разочарования в очередной упущенной возможности увидеть существ другого мира. Одно Густавус намеренно отворачивалось, подавив интерес насущной проблемой. За дверьми существа встречали семьи, обменивались подарками и обычаями. Даже забили басовые барабаны, но скоро затихли, так как наверняка не впечатляли прибывшую делегацию. За разделившимися по центру группами (кто в приёмные, кто на экскурсии, кто в туалеты) последовали грузчики, быстро выгружающие и загружающие корабль. Но, наконец, выловив и отделив от общей массы нужное существо, Шрапур затянуло его, чуть ли не силой, в кабинет общего собрания. Когда дверь открылась, это существо застало ещё тринадцать лиц, поднимающихся из-за стола.

— Ну, а к чему все встали?

Вскочили все из-за вставшего Иллио, подумав, что то решило, нарушив прежний общий уговор, соблюсти правила приличия. Даже Всевонэ поднялось, смотря на входящих, но по профессиональной привычке, не останавливаясь регистрировать на клавиатуре происходящее. Однако Иллио не выдержало и вскочило, подумав, что в след Занья, ёрзающему в конце стола. Руководитель одиннадцатого района — Занья всего лишь очередной раз оправилось от провода телефона, столь неудобно тянущегося мимо него.

— Не обязательно из-за меня вставать, но спасибо. — Существо застучало каблуками вдоль стола. — Господа, не оставляйте меня одного, — крикнуло оно вслед входящим охранникам, — мне тут страшно. УУУ! Какие здоровые тела! — Голос его скакал со смеха на напыщенную серьёзность. — Приветствую коллеги! Вольно! Что означает — расслабьтесь.

— Лидий, какого чёрта? — Густавус пошло на встречу. — У вас что…

— Вот в этом-то и проблема! — Перебило Лидий. — Чтобы ты не сказало мне сейчас, поверь! В этом и проблема. Не спрашивай: в чём? Оно понятно. — Лидий протянуло руку, но опускающее всё ниже свои брови Густавус, вдобавок ещё и сдавило челюсти. — Вы посмотрите на свои лица, ты посмотри на своё. Вы стоите хмурые, ну как столбы. Существа на родине несколько циклов не было, а вы его так встречаете. Так и дела ведёте.

— Ты рожу-то свою заткнуло бы! — Твёрдо проговорило Густавус.

— Милое? — Лидий обернулось на всех присутствующих, но президент их как будто бы не замечало. — Не забываемся, я больше не под вашим начальством. Обидите, и разговор будет коротким.

— Где они, на что нам ты? — Густавус дошло до начала стола к вошедшим сопроводителям.

— Теперь я — они. — Лидий присело на стул Густавус. — Агреман запрошен вами, я более не консул, я посол. Прощаю вашу неосведомлённость. Однако рамки приличия попрошу блюсти, насколько бы самому не были бы приятны кулуарные обстановки. — Лидий усиленно сменило глаза и опять взорвалось радостью. — Приветствую!

Густавус обвело взглядом прибывшего советника Шрапур, растерянно подкивывающего, сопроводителей, записывающих приём, и обернулось к столу.

— Ты меня можешь облить помётом своего красноречия от ласт до раковин, но сейчас там рабочие осели в шахте. Осели и ждут. Ждут, когда ваша светлость соизволит снизойти до нас.

— Да, кстати. — Лидий, шагнуло к окну и осмотрело мутнеющий город. — Почему мы в этом скудном кабинете? Вы же знаете, мы не любим смотреть на эту тусклую помойку. По другую сторону и теплей и ярче. Говорят, у вас там лилии цвели, ну? это так?

— У нас пузырь!

— Нет, ну, вы посмотрите, оно меня совсем не слушает. — Лидий обернулось и рассмеялось, смотря на близь сидящее Одус. — Что же это за президент такое, которое не слушает?

— Это ты послушай, — Густавус шагнуло на Лидий, — нам доложили — пузырь!

Лидий замерло и приняло подобающую позу. Оно, медленно сводя улыбку, осмотрело остальных напряжённо ожидающих. Подошло к столу и сменило глаза.

— Пузырь, значит, да? — Нижнюю губу от раздумий схватили зубы. — Пу-зырь… — слово произнеслось непривычно серьёзнейшим образом. — Значит мне на «Рь». — Оно подняло голову. — Рябь… Нет! Рьакушка, можно?

Густавус разъярённое ринулось на посла, но перед ним сразу же выросли сопровождающие. Министры подскочили для расслабления ситуации, но смех Лидий всех успокоил.

— Может, их сканеры и подумали, что это река, но они ошиблись. — Густавус взяло себя в руки и пошло к Лидий с другой стороны.

— Наши сканеры не ошиблись, мы не ошибаемся. — Лидий вычурно указывало на себя оттопыренным пальцем.

— Вот и главная ошибка — так думать.

— Вы, вместо обвинений, работой бы занялись. Зачем вы тут собираетесь? Ну! Давайте подумаем? Поработаем хоть чуть-чуть. Что у вас есть? — Лидий обернулось на стол, но все молчали, прижимая подбородки и вдавливаясь в кресла. — Чего молчите? — Кто-то перевёл глаза на Густавус, ожидая одобрения. — БОитесъ?

— Надо посоветоваться с министрами… У нас… — Забирая внимание, медленно начало главный министр Варвина. — Простите, только сокращение.

— Альтернативные источники? — Лидий искало ответственного за эти области.

— Тринадцать процентов от общего. — Одус закачало головой.

— Шахты? — Удивилось Лидий. — Панели?

— На уголь пять процентов. — Мигом выговорило Кичкичи.

— Панели уже пол процента забирают, но можем удваивать показатель каждый цикл. — Подхватило Михо. — Нужны заводы…

— Каждый по десять энергобаллонов в смену расходует! — Вспылило Иллио.

— Зато полная работоспособность может забрать половину обеспечения. — Михо спокойно перекладывало свои бумаги.

— Через сколько? — Напало напротив Лактанз. — Пятьдесят? Шестьдесят циклов?

— Почему пятьдесят? — Михо утихло. — Сорок семь…

— Ну, а геотермальные источники! — Просияло Лидий. — Можно от них питаться.

— И где они, сколько до них добираться? — Пакагтион опустило лицо.

— Поставьте трубы, зацепы. — Лидий смеялось перед очевидностью решения проблемы.

— У вас всё так просто… — Донёсся шёпот из далека, толи от Ёнэ с двенадцатым районом, толи от Валерион с первым. — … Да, да.

— Вот видите, только сокращения. — Как заместитель, вывело Варвина.

— Ну, вот, профессиональное мнение. — Согласилось Лидий, и по столу проскочило Де-жа-вю. — Который?

— Который? — Варвина пожало плечами. — Четы…

— Нас нельзя! — Давно готовое, вскочило Иллио. — Нам не на что жить. — Покрылось оно по́то́м и окончательно осмелело. — Берите тринадцатый! — Оно показало ладонью на соседа. — У них шахты. Поставим генераторы и никто не заме…

— Как к вам без нас энергия пойдёт?.. — Кичкичи стукнуло себя по лбу.

— Тогда двенадцатый! — Иллио кричало без разбора.

— А вот без нас, она дойдёт до тебя да? — Ёнэ развело кисти.

–…Да и нельзя нас, у нас вокзал. — Продолжало искать аргументы Кичкичи.

— У тебя шахты, рыбья ты рожа. — Иллио повернулось полностью к нему. — Поставишь генераторы…

— Ты мне их отдашь? — Кичкичи выпрямилось на кресле, поворачиваясь.

— Можем перекрыть только каналы, а по трубе оставить. — Хнайлирру, проводящее подобные операции в своих третьем и четвёртом районах, накинуло идею.

— Электричество не греет, а только жрёт энергию! — Кичкичи пыталось достучаться.

— Ничего, седьмой стоит на одной тюрьме и не жалуется. — Указало Лактанз на Пакагтион.

— Так и зачем тогда им энергия вообще? — Иллио и не думало садиться. — Давайте седьмой и отключим!

— А вы ещё тратитесь на них, ну? — Лидий определённо нравилась перебранка.

— Они там работают в поте лица. — Густавус зажало лицо кистью. — Прояви уважение!

— К заключённым? — Лидий хихикнуло.

— К любому трудящемуся существу, что руки в кровь стирает, а не языком болтает. — Густавус вновь внезапно взорвалось. Лидий медленно встало и пошло обратно ко входу.

— Так и шли бы сами крутить, — оно похлопывало сидящих по плечам, — что ж вы тут просиживаетесь?

— Ну… кто-то же должно это делать. — Заговорили аккуратно министры, как бы уточняя у Густавус. — Кто-то же должно же управлять.

— Да неужели! — Густавус село на своё место.

— Так что, нам придётся… — Варвина проверяло реакции окружающих. — …если другого выхода… мы же не сами… ведь так, простите, это тоже работа, которая была проделана… так?

— Ради будущего? — Помогло Густавус.

— Да, ради будущего… и чем бы это не было…

— Почему просто не взять и не выжечь весь этот сброд. — Грустно выдохнуло Лидий, остановившись за плечами Занья.

— Выжить. — Густавус спокойно повторило.

— Ну.

— Сброд?

— Весь.

— Парочку сотен существ, да? — Уточнило Густавус.

— Ну… — Лидий всегда слышало сарказм, но продолжало разговор.

— А может тысяч… Или две?! — Густавус резко протянуло два пальца вперёд.

— Ну, что вы… — Лидий снисходительно поправляло шиворот Занья.

— А может сразу, по десятый рубанём? — Густавус повернулось к Варвина и то посмотрело на Лидий.

— Ну, не так резко. — Запело Лидий.

— А почему же? Чтоб на долго хватило. Сколько там? — Обратилось Густавус к Лактанз. — Миллиончик?

— Эм, какая разница… — Лактанз засменяло глаза и приняло лёгкую позу, отвечая, как ему казалось, на шутку.

— А со всеми, что дальше, точно два получится. Да? — Густавус не успокаивалось и встало. — Сократим на пятую часть всё население. Продлим на пятую часть жизнь остальным. Может и дольше. Как вам? — Оно искало реакции в глазах, но все их отводили. — Медленнее тратить будут. Глядишь и второго ребёнка опять в семью разрешим. — Густавус пошло по кабинету. — Да?

— Так и я о том же, но не так резко. — Лидий перешагнуло провод и пошло на встречу.

— А как нужно? — Густавус оказалось за Жаззу, которое вообще не собиралось вступать в разговор, его малую реку эти проблемы не касались. — Учи деревню! — Оно упёрлось руками в стол, направляя раковины на Лидий. — Давай-ка, раз управляешь, теперь новую должность занимаешь. — Невообразимый интерес так и лился из него. — Скажи, научи, чего там впитало, как нужно жить?

— Ну, я по другим вопросам… — Лидий осмотрело сидящих и заметило подходящую незаметно сзади охрану. — Но… понизьте прожиточный минимум, уберите льготы. Налог на роскошь, на добавочную стоимость подкиньте пару процентов. На недвижимость, движимость можно несколько, только по чуть-чуть. Очень плавно. Можно даже добавлять меньше десятой доли процента. Она же до сих пор считается ходовой, то есть не афишируемой? Каждый цикл добавляем слегка, потом округляем до круглого значения. Только нельзя делать это резко. Делайте это очень плавно, но главное постоянно. Чтобы никто не говорил, что цены повышаются, а чтобы цены регулярно повышались и это стало нормой. Чтобы они после удивлялись тому, что цены в определённое время повышаются не так быстро и радовались этому.

Вот ещё: (это я у них подчеркнуло) праздник устройте, чемпионат какой-нибудь. Бред любой, там палки пусть кидают и пинают что-то куда-то. Дебилы любят за этим наблюдать. Пускай наши побеждают. — Лидий заметило недоумение и сразу пояснило. — Да не важно кто наши. Везде же все наши, вы только стравите одних наших с другими нашими. И наши уже станут чужими. Мы победим, все счастливы, довольны. Под шумок ещё несколько налогов поднимите. Никто и не заметит. Со связью у вас так же плохо? — Оно указало на странный большой аппарат перед местом Густавус. — Телефонов до сих пор нет?

— Что это?

— Не важно. Значит, связь медленней идти будет. Контролируйте газеты. Пускай в них пишут, что у других ещё хуже. И именно этому району (тому, в котором газета издалась) повезло. Ну, а в крайнем случае можно перерубить связь и сообщение путей. Чтобы слухи не разлетались. Можно смоделировать катастрофу какую-нибудь. Или теракт устроить очередной. Общая трагедия сплачает существ. Эх… — Лидий посмотрело на мутнеющие дома ниже. — Знали бы вы, в каких условиях на самом деле может выжить существо. Обувью может питаться, клей с обоев сдирать, а вы жалуетесь. Не знаю, повысьте наказание за воровство. Страх действенный помощник. А то вас же боятся только вот эти, да остальные чиновники. — Некоторые из глав районов вытянулись, противясь сказанному.

— Что? — Густавус не могло поверить, что слышит это.

— Да! — Лидий обернулось ко всем и расширило глаза, поясняя. — Чтобы слушались. — Когда существо начинает работать лучше? — Все молчали, не поверив изначально, что вопрос не риторический. Однако Лидий ждало ответа.

— Когда платят больше? — Неуверенно выговорило Хнайлирру спрятавшись за Главным министром.

— Если платят больше, значит ты молодец, значит, уже работаешь сверх меры. — Оно указало ладонью на сказавшего. — И зачем ещё больше стараться?

— Тогда, когда боишься прогореть. — Спокойно предложило Одус.

— Вот именно! — Свободное кресло завлекало. — Либо выполняешь норму, либо…?

— Катишься ко всем чертям. — Варвина кивало, найдя подтверждение своих взглядов.

— Захочет есть — заработает, что с ним нянчиться? У вас работников что ли не хватает?

— Причина не правильная. — Остановило его Густавус. — Нужно делать… Да что с вами? — Вдруг опять оно ожило. — Как родился Дуон? Все беженцы, что приходили первыми в старый Дуон во время большого перехода, выстраивали дома для следующих. Все нынешние районы строились, не опираясь на имеющиеся поколение, а с надеждой на будущее. Всё для них.

— И что теперь с этими домами… — Лидий растянулось на кресле.

— Причиной должна быть цель работы! Поставленная задача, а не мнимая неудача. Работать нужно, не планируя убытки, а полностью стремясь к лучшему. Для улучшения жизни всех, а не только своего короткого отростка.

— Ну почему вот эта единица, которая будет следовать твоим правилам, должна работать на всех остальных? На меня, на нас, на всех эгоистичных сволочей. — Лидий смело хлопнуло Одус и Варвина, сидящих рядом.

— Чтобы о ком-нибудь заботиться. — Густавус вновь вызвало усмешки присутствующих.

— О себе не умеете, ну как вы о других-то позаботитесь? Всех на дно затяните. Только навредите, а потом извиняться прибежите.

— Значит, думать надо о себе… — Затихло Густавус.

— В определённых кругах, да. — Лидий кивало присутствующим, и раз они не перечили, значит, оно считало себя правым.

— Иначе толку нет, придётся извиняться? — Все понимали, что Густавус опять разгоняется.

— Никакое «извинение» после не поможет. — Напомнило Лидий.

— Что это такое вообще? — Густавус действительно постаралось вспомнить. — Кто его придумало? Может ввести запрет на него?

— На что? — Варвина растерялось.

— На извинение.

— Простите? — Уточнило Главный министр.

— Да за что?!

— Я вас не поняло.

— Да понятно, что ты ни хрена не понимаешь. Тебе и не надо. Я так… Просто шуткануло, а вы и не поняли. Всё, замяли.

Лидий заметило сопровождавших, нетерпеливо в уголке маячащих. Когда они поймали взгляд своего посла, то слегка махнули ему и указали пальцем на наручные часы.

— Ну, спасибо за душевный разговор, надеюсь, вы всё решите. Да вы наверняка всё решите, иначе вы бы здесь не сидели. Ну, а я откланиваюсь.

— А поставки? — Густавус, как и все, удивилось.

— Ну, раз вы не оглашаете других условий и ничего не выдвигаете, то, я думаю, всё, как всегда. — Лидий стремительно направилось к выходу.

— Что?

— У вас же дела поважнее сейчас, не так ли? Нервишки, там подлечить или… я не знаю. В общем… — Оно уже шагнуло в открытую дверь, как Густавус опять остановило его.

— Ты издеваешься?

— Уточните? — Спросило Лидий так же легко и не оборачиваясь.

— Так мы… Переговоры когда начнутся? Когда мы с ними разъяснить всё сможем?

— Отличный вопрос! Можно сказать — замечательный. — Засмеялось Лидий. — Я задаюсь этим вопросом уже как… сколько? Не важно. Но у вас другие заботы.

— Так… мы…

— Ещё не поняли, ну, понятно. — Лидий пошло обратно в кабинет, переваливаясь на каждый широкий шаг. — Вы нам сделали запрос. Вы нас попросили прибыть и обсудить. Они выбрали меня и теперь я это они. Мне паспорт дали. Пластиковую карточку такую. — Оно прочертило пальцами прямоугольник в воздухе. — Удостоверение дали. Наделили полномочиями и обязанностями. Мы прибыли, мы вас выслушали, но вы ничего не сказали. Когда научитесь вести переговоры, обсудим поставки. До свиданья?

— Да их не будет. — Усмехнулось Густавус, пытаясь донести послу суть ситуации.

Лидий, изображая удивление, вскинуло голову и повело глазами по потолку. Затем плавно перевело глаза на неизменившееся Густавус, надеясь получить разъяснения, но то молчало. Лидий ещё больше расширило свою улыбку и отклонило голову в сторону своих спутников, но и те не шевелились. Они только так же дёргали глазами по кабинету. Затем Лидий постаралось разглядеть в сидящих позах президентскую позицию, разгадывая, когда принялось это решение. Найдя лишь свойственную растерянность и зажатость, Лидий вновь вывернуло взгляд на Густавус и сильнее прищурилось.

— Да. — Густавус пожало плечами. — Изначально какой уговор был?

— Какой? — Затянуло Лидий на очередном плавном шаге.

— Какой? — Густавус повернулось на Варвина и то нырнуло в бумаги.

— Извините. — Оно нашло нужную бумагу. — Переговоры касательно продления договора обмена ресурсами. Приурочено к регулярному визиту…

— Уговор кубометры на реку. Нет реки, нет кубометров. Какие могут быть переговоры?

— Вы отдаёте себе отчёт, что сейчас говорите? Да? Перед всеми. Не как эмоциональный всплеск и спонтанный выкрик, а как заявление, как позиция? Да? — Лидий, не снижая интереса, всасывалось не сменяющимися глазами в Густавус. — У нас был договор. Бумажка такая. Тщательно прописанная и подписанная обоими сторонами. Ещё за долго до меня, вас, и тех, кто был до нас. С ними мы провели тогда, давно переговоры, настоящие. И пришли к этому, лучшему для всех, выходу. Мы дали вам чёрную энергию. Открыли для вас электричество. Рассказали про фильтры. Учили вас и развивали. Мы не оккупировали вас, не использовали, не уничтожили, когда могли. Мы всегда вели переговоры. — Оно намекнуло на слова Главного министра. — Вот именно. Переговоры. Не базар, не галдёж. Не сходка друганов за гаражами, нет. Переговоры. Это официальный термин, имеющий свои правила. Кто-нибудь их знает? — Тишина. — Ну? — Тишина. — Никто?

— Сохранять спокойствие и не торопиться. — Не поперхнувшись громко и размеренно заговорило Одус и Густавус обернулось на него. — Контролировать свои слова и реакции.

— Задавать уточняющие вопросы. — На Одуса обернулось Варвина.

— Всё время возвращать обсуждение к плану переговоров. — Михо через паузу подхватило.

— Записывать, что говорят. — Закончило Хнайлирру.

— Умницы. — Лидий так же улыбалось. — Ничего из этого выполнено не было. Спокойствия не было. Размеренности не было. Контроль пал, реакции скакали. Чёрт знает, кто кого как поняло. Кто-то вело запись, да? Ну, хоть что-то. И для плана нужна цель. И какая она?

— Так, всё. — Густавус расслабилось, не обращая внимания на нападение. — Вы обещали нам реку, мы обещали кубометры. Мы больше не можем. Это половина всего нашего…

— Мы не обещали реку, мы сказали, что там есть энергия, и… — Лидий затянуло.

— Но там её нет.

–…И когда вы её прорубите, у вас будет река.

— Там пузырь, — Густавус пыталось достучаться до сути, не отстаивая свою сторону, а диктуя очевидность проблемы, — если мы…

— Это уже ваши проблемы, где добывать энергию. — Лидий наскакивало чрезмерно любезным тоном. — Мы сказали вам свои условия…

— А нам пока замерзать?

–…и мы получим своё. Бурите, урезайте, экономьте. Я всё сказало. — Лидий слегка поклонилось, приложив кисть к груди.

— Всё? — Густавус сломало ручку в руке.

— Всё.

— Тогда шли бы вы на… — Оно вскочило в яростном крике, но его тут же остановили.

— Густавус! — Рявкнуло Валерион, хлопнув по столу. Вся делегация дёрнулась, а Лидий, надеясь, протянуло носик вперёд. Министры вжались в кресла.

— Извините. — Густавус выдохнуло, обращаясь сначала к сидящим, затем к стоящим и к послу. — Нахуй!

Счастливые мурашки просочились по Лидий. Густавус поправило шиворот и село, не смотря больше на чужаков. Валерион встало и зашагало к непринуждённому президенту. Остальные министры не осмеливались смотреть по сторонам. Лидий не дёрнулось. Ему нравилось выводить не уравновешенных существ из себя. Если есть хоть капля злости, то нельзя её скрывать. Эта капля будет разрастаться внутри и потом может выплеснуться волной. Но думать об этом надо было раньше. Регистратор медленно набрало на клавиатуре запрещённые буквы.

— Пойдёмте. — Лидия хлопнули по плечу. — Пожалуйста, пойдёмте.

— Да, поскорее. — Густавус кидало вдогонку, занимаясь бумагами. — Заберите его, заберите. Да! Поскорее. Вы здесь, чтобы защищать. Выведите его, и этим защитите, а то я сейчас налечу на него, и беда всем будет. Что надо? — Густавус рявкнуло на Валерион. — Давай, вытоптывай, а то я сейчас уйду.

— Интересно, правду про вас говорят. — Лидий осматривало присутствующих. — Ну, ничего. Мы здесь до окончания визита. У вас ещё есть время извиниться. — Оно выходило победителем. — А вот, извиним ли мы вас, это мы ещё посмотрим.

— Ты меня извинишь? — Густавус вскочило через Влерион. — Да пошло ты на… — Дверь закрылась и уходящие додумали окончание сами.

— Густавус, молчи! — Валерион упёрлось в плечи президента. — Возьмите его. — Бросило оно сидящим и побежало к выходу. — Я сейчас. — Вместо него к президенту подскочило Варвина.

— Да что с вами! — Густавус отдёрнулось. — Углы попутали?

— Нет, простите, это с вами что? — Министр отошло.

Яро пыша Густавус шагало по кабинету, растирая предплечья. Присутствующие, сильнее краснея, вдавливались в кресла. Одно Одус осматривало их зажатые плечи. Кто-то изредка протирало лоб, кто-то проминало пальцы. Кичкичи посмотрело на Ёнэ, то расширило глаза и первое в ответ сдавило губы. Иллио спрятало дрожащие кисти под стол. Занья медленно отодвинуло от себя провод. Время шло. Густавус замедляло шаг. Варвина расстегнуло пуговицу шиворота и осмотрело присутствующих. На него уже смотрели Жаззу, Одус и Михо, затем повернулось и Хнайлирру. Варвина поняло их взгляд, но заметив очередную встряску Густавус, не заговорило.

— Так что делать-то будем? — Одус отважилось, но Густавус не отвлеклось. — Надо решать.

— Да, решать надо… — Варвина подхватило.

Только шаги раздавались по кабинету. За ними слышалось мерное дыхание, щёлканье языком, вздохи и трущаяся ткань. Периодически скрипело кресло, карандаш стучал по столу. У кого-то прохрустели пальцы. Густавус замедлилось и подошло к своему месту. Оно село и в тишине затёрло лицо. Тела медленно наклонились. Густавус зачесало скулы и пошло глазами по удаляющемуся проводу, но прямо перед Занья, посмотрело на Иллио. «Только сокращения». Все обернулись в тот угол, но Иллио не подняло глаз. Оно максимально сдерживало возрастающую тряску. Оно зажало сложенные в замок кисти между ног, пытаясь их сдержать, но само заметило, что лишь больше от этого пускало свою дрожь в пол. Тогда оно вытянулось и плавно вдохнуло. Вода, глубоко проходя сквозь трепещущие ноздри, выходила кипятком. Иллио быстро просменяло несколько раз глаза и постаралось расслабиться. Но вместо этого тело лишь больше напрягалось, пытаясь себя успокоить. Разбухшие вены вздули шею и лицо побогравело. Каменные мышцы судорожно сжимались, готовые лопнуть в любую минуту. Однако Иллио, поднимающее глаза на окружающих, всем своим видом показывало им, что оно спокойно. Его зажатый локоть опёрся на подлокотник и колени растянулись, как бы развалясь. Напряжённые ноги держали туфли в миллиметре от пола. Спина повисла на спинке, а голова как бы слегка наклонилась. Иллио плавно шмыгнуло носом и мягко вытерло пот от одного виска, через брови по лбу к другому виску. А голова его так и блестела. Жилы на скулах переминались сдавливающимися челюстями. Красные капилляры глаз блестели налившимися пузырьками, но существо выражало спокойствие. Величественно посмотрев на ошарашенных соседей, оно, приподняв готовый нос, повернулось к заглавью стола.

Президент и глава четырнадцатого района смотрели друг на друга. Только Густавус не видело в том существе решения проблемы. Оно вообще не смотрело на министра, а просто обращало свой взор в ту сторону, как в сторону всего четырнадцатого района и тех, что были за ним. Министры гуляли глазами от одного существа к другому. Кто-то уже знало, что из этого выйдет. Другое понимало, куда все переселенцы должны отправиться. Ещё одно существо рассчитывало распределение рабочих мест, выделение средств и остального. Двери хлопнули и Валерион зашло в кабинет. Напряжение спало.

— Тогда так. — Варвина подытожило.

— Нет. — Густавус отвернулось. — Не знаю. Не сейчас.

— Простите?

— Свободны. Позже. Не сейчас. Приносите, что есть. Тогда и решим.

— Для этого мы сейчас и собрались. Мы принесли.

— И что из этого? — Густавус вело головой. Министр в ответ указало на Иллио. — Нет. Не знаю… Не сейчас.

— А когда? — Усмехнулось Одус.

— Вы ли сейчас это говорите? — Варвина наклонилось, пытаясь заглянуть в глаза президента. — Просто если вы не в состоянии после данной сцены, тогда ясно. — Оно обратилось ко всем присутствующим, и особенно к Варелион, разыскивая поддержку. — Раз нет? Тогда припомню все наши предыдущие собрания: вы сами настаивали, что пока что-то не решится, мы не выходим. Это наша работа.

— Это наша работа. — Машинально повторило Густавус.

— Так давайте уже как-то работать начнём? — Главный министр увидело одобрение напротив. — Все исходы давно модулировались. Ситуация не неожиданная, вариантов действий множество, как приятных, так и не очень. Додумать план сокрытия только нужно, так? — «А как же» «О чём вопрос?» — Выразилось подтверждение окружающих. — Но это к Шрапур, оно ведёт раскопки. Вам только нужно один из планов подписать, как всегда было. Как вы скажите, так и будет. Не важно, согласны мы или нет. Командуйте. Командуйте! — Президент молчало. — Если вы этого делать не будете, то кто это сделает? Кто-то другой? Командуйте!

— Нет. — На словах президента Валерион направилось к нему.

— Что значит, нет?

— А теперь всё поменялось. Было так, а стало по-другому. Не знаю. Нельзя так. Не сейчас. Не нравится — дверь там, если не согласны. Нравится, дверь так же там.

— Простите, друзья, но действительно нам нужен всем перерыв. — Валерион расправило кисти. — Выдохнем, придём в себя, и после пересмотрим варианты.

— Валер, да забудь ты об этом. Ты посмотри на них. Срать они на меня и на варианты эти хотели. Да и мне наплевать. — Густавус говорило так, как будто они были одни. — По правилам, по бумажкам работают. Жизнь-то не по бумажкам идёт, не на цифрах основывается. Дело делать надо. Потом поздно будет. Я за ними подтираю. Потом за мной будут подтирать.

— Три цикла осталось. — Валерион обхватило плечи Густавус. — Успеешь подтереть?

— Может и меньше. — Раздалось из-за стола. Валерион дёрнулось посмотреть, но усмехались все.

— Вот, слышишь. Резко я начало выравнивать тут всё. Перестаралось. Надо было плавней, но не смогло я больше ждать. Не способно существо вынести этого. Я что? Не существо? Как вы, как они? — Густавус развернулось на стол. — И я могу не выдержать. Зато я понимаю это.

— Вы не можете быть обычным существом, как все остальные. — Одус поправилось на кресле. — Вы — президент.

— Если президент не будет обычным существом, то оно сможет спокойно рамсить пачками, уничтожать тысячи, ради жизни другой тысячи.

— Так, вроде бы, это и нужно… — Одус насупило брови. — Нет?.. — Дверь вновь распахнулась и все опять обернулись.

— Там в шахте! Обвал, заму'ованы! — Шрапур ворвалось в кабинет. — В шахте. Ммм… Тела. Вы сами сказали, если не те'пит, то можно… То нужно…

— Что случилось? — Валерион зашагало к двери.

— Шахта об'ушилась. — Шрапур держало дверь. — Только доложили. «азведг’уппа…

— Как, когда? — Густавус побежало из кабинета. — Под нами которая? — Валерион за ним.

В кабинете повисла тишина расширившихся глаз. Все слушали как крики, и расспросы утихают, спускаясь вниз по лестнице. Всевонэ, кивнув, собрало аппарат регистрации и вышло следом. Сидящие медленно подняли головы и осмотрели друг друга. Кто-то встало и накинуло на себя пиджак. Другое принялось собирать разложенные бумаги по папкам. Озадаченные взгляды переводились от одного к другому, но волна вздохов победила и существа собрались уходить.

— Стоять! На место сели. — Одус развернуло своё кресло к уходящим. — Господа ну, в самом деле. Извините, конечно, но что вы, за ним поведётесь? Вы же умные существа. Вас избирали. Многих из вас мы натаскивали. Другие меня самого учили. Декады циклов дружим, враждуем, трёмся с друг другом. Вы сами не понимаете, что сейчас нам делать нужно?

— Понимаем, поэтому и уходим. — Раздалось из толпы. — Да-к ведь оно само сказало, к нам какие претензии? — А что мы можем?

— Вы головы свои… — Одус изменило подход. — Допустим так. Оставим всё. Как есть. Анализируйте. Основы модуляций помним? Каковы исходы?

— Каковы исходы?

— Извинится оно? Сомневаюсь. Предложит что-то ещё? Сомневаюсь. В лучшем случае они с нами ничего не сделают. Перекрыть подачу мы не сможем. Завод, как было сказано, работает на полную мощность. Отходных путей нет. Сами скажите, как нам экономить, что урезать, как поставки вести…

— Поставки тут причём, — встряло Кичкичи, — там в шахте…

— Ладно, не хотите о важном, давайте так. Хорошо. — Одус показало им ладони. — Хорошо, что возникла экстренная проблема, тогда не нужно решать долгосрочные, да? — Незаметно для всех оно опять чуть завелось и тут же сменило подход. — У ребёночка пальчик на улочке бо-бо и мы должны срываться. Хорошо. Может, хотя бы мы распоряжаться начнём? Во-первых, комиссия нужна по произошедшему. Проверить надо всех, и Шрапур, и всех подрядчиков, и всё остальное. — Только кто-то хотело заговорить как: — В независимости от того, что произошло. Оно произошло и в любом случае будет комиссия. Оценка последствий, исправления и подобное, пояснять, надеюсь, не надо. — Задние по выглядывали из-за плеч. — Да? — Одус повернулось на Варвина.

— Да! — Варвина сделало повелительный акцент. — Кто? — Кичкичи тут же кивнуло, взяв на себя дело.

— Оповещение нужно, нашим голосом, срочное. Конференцию собрать, чтобы паника не поднялась. Всё же под контролем у нас, так?

— Да, можно? — Иллио вытянуло кисть.

— Нет, Михо, возьмётесь. — Михо кивнуло. — Сейчас… Про посла и визит, нужно узнать подробней. Что вообще значит их приезд, что они имеют ввиду этим статусом Лидий и в каких мы ещё отношениях. — Тут Одус сразу говорило Жаззу, так как все делегации обитали на платформе малой реки. — Придумайте, кого к нему отправить. Узнайте вкусы там, его, интересы. И нужно мягко пояснить наше положение. На счёт сокращения, вот пока не ясно, но готовиться можно. — Оно посмотрело на Иллио. — Либо ищите альтернативу, это в ваших интересах. Узнайте о проектах Хнайлирру. Свяжитесь с инженерами. И возьмите себя в руки. Кто поможет, тому шоколадку. И сделаем вид, что у нас трагедия. Обрушение или что там? Придумайте оповещение и поскорей. Хорошо?

— Это приказ президента? — Наконец спросило Пакагтион у Одус.

— Да, конечно. — Отреагировало Варвина на обернувшееся Одус. — Президента.

— Даже если его здесь нет, и мы знаем, что с вами оно не общалось… — Затянуло Ёнэ — Всё же…

— Всё же оно так распорядилось. — Кивнуло Одус. — Время не тратьте на то, кто кому и когда отдавало приказы. Своей работой занимайтесь. От всех ждём решения общей проблемы и ваши варианты. — Одус вытянуло лицо на спросивших, требуя либо задавать ещё вопросы, либо идти работать.

Переглядываясь, переговариваясь и неохотно переваливаясь, существа пошли из кабинета. Кто-то хотело ещё что-то сказать, но напряжённое ожиданием лицо Одус отбило это желание.

— Они заработают, успокоятся, отойдут, и мы собираемся. — Заговорило Одус, когда дверь закрылась. — По комиссии произошедшего. Ты от лица президента, его не надо. Сможешь его отвадить?

— Да. — Варвина мигом придумало выход. — Обращение нужно полное и…

— Славно. — Чем ближе Одус наклонялось, тем тише и монотонней говорило. — Давай всех в пять, а мы с тобой в три.

— Следующая смена?

— Думаю да. Хватит времени?

— Думаю да. Здесь или?..

— Не важно. Подальше от… — Оно кивнуло головой. — Чтоб по тише. — Кивнуло ещё одобрительно. — Организуешь?

Одус свернуло, выйдя из кабинета. Оно шло вдоль провода по холлу. Перед коридором оно слегка присело, не сбавляя шага, и наклонило голову, желая разглядеть вверху лестницы хоть какие-то силуэты. Ничего стоящего не разобрав, Одус не подало вида заинтересованности и вошло в первую дверь за тянущимся проводом. Маленькая приёмная секретаря пуста. Без стука оно прошло в единственную дверь. Шрапур резко обернулось.

— Запираться надо.

— Чтобы ещё больше вызвать воп'осов? — Шрапур не успокоилось при виде ожидаемого лица.

— Почему такая задержка была? Что случилось?

— Не знаю, они не с'азу доложили. — Шрапур крутило рукояти на акустическом элеграфе, в который входил провод, вслушиваясь в шипение колонки.

— Должны были сразу. — Одус явно нападало, увеличивая силу голоса, но переходя на шёпот.

— Да, должны… — Шрапур от него совершенно отстранилось, пытаясь найти частоту.

— А жертвы — брехня? — Одус заглядывало ему в глаза.

— Не знаю.

— Кто-нибудь успел выйти из шахты? — Одус ещё приблизилось.

— Не знаю, сказали, что никого.

— А элеграф?

— Не знаю.

— А что ты знаешь? — Оно схватило Шрапур за изящную кисть с небрежным шрамом, отстранив от работы.

— Часть «абочих выходила на пове'хность! — Шрапур явно обвиняло его в случившимся. — Но ваша г’уппа сказала, что всё чисто.

— Значит они в шахте, как и планировалось. — Одус расслабилось, осматривая дрожащие губки собеседника.

— Либо под завалами. — Шрапур вывернулось и продолжило ловить сигнал.

Министр отклонилось, оценивая негодование советника, проходящее по всему стройному телу. Оно сменяло напряжение, варьировало с частотами рубильника и совсем за собой не следило. Не заметило промявшуюся рубашку, вздёрнутую юбку и выступившие из-под неё чулки. От озадаченности это или от сложившихся тайных отношений, оно забыло о правилах приличия? Одус прошлось до двери, остановилось и послушало происходящее.

— А ты чего нервничаешь?

— Там существа. — Шрапур удивилось его вопросу. — Под камнями. Должно было всё быть по… иначе. — Одус просменяло глаза, оценивание положение.

— Что с записью? — Проверяло Одус.

— Из-за т’яски соскочил наконечник и п'обил тубу. — Шрапур провертело пальцем.

— Восстановить? — Одус нашло конфетку на столе и, машинально её подняло.

— Можно было бы, но за ненадобностью я от неё избавилось, с'азу после т» яски.

— Уже? — Фантик стал разворачиваться.

— Нет, запись ещё цела, всё здесь. — Шрапур выхватило из его рук сладкое и приложило ладонь к ящику. — А так, я это сделало с полчаса назад.

— Зря… — Сказало Одус, раздумывая. — Но, впрочем, включи мне её.

Шрапур достало из стола тубу и вставило её в элеграф. Крючок считывания упёрся в стартовую пазуху. Одус прижало наушник плотно к своей раковине. Шрапур переключило рубильники, щелкнули рычаги, прижатый пружиной крючок задрожал по мельчайшим неровностям поверхности тубуса, переводя дрожание в электрическую звуковую кривую. Сигнал, подпитываемый зарядом, побежал по проводу прямо к магниту. Скачущая сила магнита толкала обмотку на перепонке и звук тихо раздался в наушнике. Шипение плавно нарастало и нужно было привыкнуть, чтобы научиться в нём распознавать речь. Звук не проходил сквозь шум, он и были шумом. Шипение меняло частоты и то растягивалось (тогда пропадали согласные), то ускорялось (тогда речь была похожа на щёлканье), но в общем голос был понятен.

— Оповещаю вас, что мы начали запись, и очень х’ады вас слышать. — Проговорило Шрапур.

— Да, да, мы тоже. — Произносилось с другого конца очень обрывисто.

— Что? — Толи не расслышало, толи для уточнения критерия спросило Шрапур.

— Да, да… извините, секунду. — За этим прозвучал небольшой щелчок. Собеседник положило микрофон на крышку аппарата. Освободив обе руки, оно стало удобней рассматривать полученные данные на планшете. Оно сверяло один лист с другим и с предыдущими. Двое подошедших существ по очереди указывали точные строчки на бумагах пальцами, пока не поняли, что их руки чем-то измазаны. Существо с бумагами отделило небольшой транслирующий аппарат, схожий с тем, что стоял на столе у Густавус, от основного элеграфа, и плавно пошло по гроту. Провод между здоровым элеграфом на тележке и переносным транслятором разматывался, но и медленно натягивался. Двое измазанных рабочих оглянулись и схватились за тележку. Сняв стопоры, они медленно покатили элеграф за удаляющимся существом к выходу.

Поверхность, по которой они катили, совсем утрамбована и совершенно ровная, именно по ней сменами на пролёт то входили, то выходили рабочие. В этом месте туннель совершенно расширялся, и пропадало чувство скованности. Но основной ангар находился ещё дальше, прямо за первыми подпорками, удерживающими хрупкие породы скалы. Вокруг него уже достраивалась крытая дамба, за которой расчищалась территория для средней реки.

Работа шла уже не первый цикл, только из-за того, что сразу проход строился в три раза большего размера. Хотя это существо с бумагами уверяло, что сначала посылается разведывательная группа, чтобы всем быть готовыми к вот таким последствиям, как на этих бумагах, но заказчик платит, остальное не важно. Это существо тогда сразу выговорило все свои остережения и предположения, и взялось за работу. Теперь ему нужно сообщить плохой результат хорошо проделанной работы.

— Да, ясно, ага. — Бормотало оно себе под нос. При полном понимании своей невиновности, но всё же ощущая дискомфорт от того, во что вылилось то, чего могло и не быть, если бы все его послушали, оно уверенно произнесло. — Да-да, мы получили данные.

— Вас уже оповещали о мане’ах и об у’овне пх’едстоящего общения. — Напоминало Шрапур.

— Да, да, не волнуйтесь, соединяйте. — Оно поправило каску.

— Секунду. — Советник отключилось на несколько секунд. Затем раздалось шипение и ворвался новый голос. — Слышу вас, Баддарион Мирутус, правильно?

— Да, директор горного раздела БаДеЛе и лично маркшейдер на этом участке. — Уточнило Бад. — Слышу.

— Главнокомандующий президент Густавус Тониноа. У вас есть что-нибудь для нас?

— Да, конечно… — Баддарион не смущалось как остальные и не менялось в присутствии более значимых существ, для него это такой же клиент, как и остальные.

— Мы тут сидим и ждём, когда вы нам доложите хоть какие-то новости. — Густавус внушало уверенность своим поддерживающим тоном.

— Не знаю, вам докладывали — мы предупреждали…

— Простите, вас плохо слышно. — Аппарат зашипел.

— Там пузырь, главнокомандующий. — Проговаривало оно громко и чётко. — Вы знаете, что такое пу-пузырь.

Из динамика раздались голоса, но все они общались между собой. Наконец, один из новых голосов обратился прямо в аппарат.

— Это точно?

— Точно. — Молниеносно ответило Баддарион. — Мы несколько раз перепроверили, перед докладом. — Оно в десятый раз переворачивало испачканные бумаги. — Известно стало несколько часов назад, но мы замерили результаты в разных местах и вывод один. Так же это объясняет и подтверждается, отсутствие\м пульсации циклометра в разведывательных шахтах.

— Да, спасибо, вы хорошо поработали. Переключаю вас на… Кто сейчас? — Ш’апуг» Ко. — Ворвалось на линию советник. — Не волнуйтесь, мы… закончим.

Динамик ещё несколько раз щёлкнул. Баддарион медленно подходило к повороту выхода. Ещё шаг и его смогла бы заметить группа на выходе из грота, но оно обернулось и заметило плетущихся измазанных рабочих и с элеграфом, и из глубины шахты.

— Почему вы не сообщили с’эазу как получили данные? — Сменило тон Шрапур.

— Вот, сообщаем сейчас. — Непонимающе ответило Баддарион.

— Ваша г’уппа ещё в шахте? — Не получив необходимого ответа, продолжило тут же Шрапур.

— Ну да, мы собираемся…

— Вы внизу? — Перебило советник.

— На глубине температура и давление спонтанно скачут, так что мембрана на микрофоне плывёт. Ничего в разговорник не разберёшь.

— Ожидайте. — Динамик щёлкнул.

Баддарион подошло к рабочим и услышало окончание их разговора.

–…Ты не понимаешь: я расширяю сознание. — Говорило одно измазанное существо оттирая тряпкой острый нос другому. — Вопрос про за стенную жизнь это плоское мышление, в стороны. Как во Флатлангороде, а ты мысли объёмней. Представь, есть кто-то сверху. Как прежде же замечали корабли пришельцев, капсулы эти. Ведь есть же наскальные рисунки… — Оно почесало свой приплюснутый нос. — Или ещё больше, не сверху, а снизу, под нами. Представь настоящую жизнь, каких-то существ, с домами, городами, газетами своими, но там, в лаве, в огне или в чистой энергии…

— Дальше шагай. — Подхватило энтузиазм остроносое и стало оттирать этой же тряпкой измазанный плоский нос партнёра. — Не сверху, снизу и не в стороны, а в нечто параллельное. Немыслимое пространство, в измерение такое непостижимое, неописуемо…

— Собрались? — Обратилось Баддарион к ещё одной поднимающейся из шахты группе, проходящей уже мимо них.

— Да, что сидеть-то без дела, дышать этим. — Они плелись наверх в присогнутом привычном положении, единично растягивая затёкшие конечности. — Как что известно будет, скомандуете.

— Верн… — Взрыв!

Раздался резкий глухой хлопок. Внезапные вспышки замерцали по стенам туннеля и ударная волна оглушила всех. Гром пронёсся и затих. Пронзающий шум тишины задавил череп. Все схватились за раковины и открыли рты. Вспышки удалились в шахту и за секунду погасли, но воду продолжало шатать так, что все повалились на землю. Рабочие осматривались, кричали, но никто никого не слышало, даже себя самого. Камень под ногами дрожал и лампы выключились, но свет от выхода освещал большую часть грота. Остроносое схватило плосконосое. Плосконосое взялось за Баддарион и куда-то его потянуло. Пространство покрылось трещинам. Туннель поплыл и начал складываться. Через щели стен посачился ил, из трещин пола взвился воздух, а глыбы потолка обрушивались в проход. Кто-то бежало, падало, вскакивало и ползло к целым подпоркам. Пол бил дрожью существ снизу, они расползлись по углам и кричали друг другу, но никто ничего не слышало. Какой-то рабочий, упало к элеграфу, забралось под него и не отпускало руки от тележки. Все зажались в себя, обхватив конечностями головы и ожидая, когда это всё закончится.

Наконец, сквозь успокаивающуюся тряску, стал различим усиливающийся шум. Баддарион высвободилось от рук плосконосого и попыталось встать. Туннель до сих пор шатало. Где-то там, внутри шахты ещё обваливались камни. Баддарион, придерживаясь за остатки стены, пошло к завалу, то и дело спотыкаясь о булыжники. Когда ступать уже не было возможности, оно стало откидывать камни в сторону, пытаясь освободить проход. Шум сменился писком. Кто-то из рабочих вытаскивало других из-под камней. Другие отползали, держась за порезы и прикрывая травмы. Носатые рабочие осматривали друг друга. Писк перерождался в гам, прорезая мозг, даже слышался какой-то гул. Казалось тряска утихла, но очередной толчок шатнул пространство и шахтёры вновь повалились.

Баддарион, свалясь с кучи камней, хотело обратно ползти, раскапывать товарищей, но его потянули в сторону. Перед поворотом к выходу было последнее ответвление с неповрежденными опорами. Несколько рабочих забежали туда и осели. Баддарион высматривало из-за угла, в надежде найти кого-нибудь под камнями, чтобы рвануть к нему, но никого не было. Оставшаяся небольшая часть выбравшихся пробиралась к выходу за поворотом, их крики стали слабо различимы повреждёнными раковинами. К ним уже должна была поспеть группа охраны с ангаров заказчика, но вместо переклички или спасительных возгласов раздался выстрел.

— Ты что творишь! — Закричал другой голос с выхода. — Их камнями должно придавить!

Баддарион замерло, пытаясь вслушаться в происходящее. Оно посмотрело на спасшегося с ним проходчика и носатых рабочих, которые так же не понимали происходящего. Удар. Крик. Удар. Ещё один удар и звук короткой борьбы.

— Ты что твори… — Голос оборвался от очередного удара.

Ноги побежали от выхода обратно в грот. Какой-то рабочий добежало до кучи камней и упало. Баддарион и все остальные замерли в страхе. Рабочий хотело подняться, заметив спасшихся за поворотом, но его пронзил выстрел. Баддарион рвануло на помощь, но его потянули назад. К умершему подошло одно из охраны, никому не знакомое. Оно пригибалось, отмахивая развеянную пыль в воде. Ногой оно тронуло мёртвое тело, посмотрело в одну сторону, затем прямо в проход где таились выжившие. Оно щурилось от грязи и периодически отвлекалось на потолок, но смотрело прямо на рабочих, так же, как и они ошарашенные смотрели на него. И как бы не сиял источник сквозь всю гору, однако рабочие шли из тёмной шахты с электрическим светом, а это существо с яркого уличного света. Не заметив их, оно взглянуло опять на потолок и от очередной встряски слегка дёрнулось и пошло обратно к выходу. Рабочие молча переглянулись и отступили в тёмный туннель.

Пройдя несколько поворотов они зажгли энергофонари на касках. Все молчали повторяя произошедшее про себя. Вспышки. Вспышки на опорах. Кто устанавливал опоры? Большая часть группы ещё внизу, сколько под обломками? Куда идти, кто эта охрана, что делать? У развилки остановились. Перед ними попало в свет фонаря ещё одно существо. Этот длинный рабочий замерло, не решив, какой поворот выбрать.

— Маро… — Подошло проходчик. — Ты слышишь?

Маро обернулось и дёрнулось, заметив подошедших. Если оно и слышало, несмотря на кровяные подтёки из раковин, то явно не поняло. Проходчик подходило к нему, устремив распущенные ладони. Маро смотрело на каждого, пытаясь понять их озадаченность. Затем проходчик протянуло ладони к рукам Маро и аккуратно разжало поручень тележки. Помятый камнями элеграф упал на землю. Маро посмотрело на свои онемевшие пальцы, не понимая, как и зачем оно притащило аппарат с собой. Оно что-то заговорило, но никто не понял. Все показали на свои раковины и развили руками. Группа было двинулась в правую сторону, но Баддарион их остановило. Показало пальцем назад, откуда они пришли, другим пальцем в правый тоннель и подвело пальцы к друг другу. Рабочие кивнули, хотя не все поняли, что это означало, и пошли в левый проход. Баддарион вытащило тубу, на которую записывался разговор, из элеграфа и последовало за ними.

Сеть из туннелей и проходов тянулась по горе до самого Олимпа, а нижние шахты соединялись с городскими подземными путями, но все эти проходы не уходили вглубь горы больше чем на десяток метров и часто выходили на поверхность. Хоть выходы и огорожены, но в отдаленных местах привлекали внимание бездомных и подростков. Существам из дальних районов приятней почивать под открытым куполом, на мягкой траве горы, в тепле, где можно протянуть руку и сорвать что-нибудь съестное прямо с дикого дерева, чем мерзнуть в тяжёлой плотности забытых дальних льдов. Решётку сломать не проблема, а существенней защита не выставлялась. Разгоняли их оттуда редко, и только если ютились они близь коттеджей или предприятий. Точного закона, запрещающего кому-либо где-либо находиться, имея при себе любое количество вещей, не существовало, но вигилы их всё равно шугали. «Да… широка земля родная, а палатку поставить негде». Лишь в некоторых проходах, ведущих к важным объектам, монтировались двери. К одной из таких как раз подошла выжившая группа.

Защёлка легко отошла изнутри, но через проволочный забор пришлось переползать. Проселочная дорога уходила вправо вокруг горы к ангару, но рабочие стали спускаться вниз с горы. Они обтирались тряпками и осматривали ссадины. Спускаться стало легче, когда они вышли на строительную площадку средней реки. Челюсть расширялась, пытаясь выдавить пробитое давление из внутренних пазух. Шум в раковинах не прекращался, но звуки стали доноситься отчётливей. Ниже по магистрали пронеслось несколько мигающих машин. Существа прошли под мостом и вышли к дублирующей районной дороге. Маро свернуло на лестницу вверх.

— Стой, стой, стой! — Дёрнулось Баддарион. — Ты куда?

— Там вигилы и спасатели, надо дать о себе… — Маро прервалось, не понимая окружающих взглядов.

— Оно не видело. — Сказало плосконосое. — Да, оно же сбежало уже. — Продолжило остроносое.

— Нужно дождаться оповещения, как только начнётся трансляция, всё станет ясно. — Рассудило Баддарион. — А пока опасно. Ничего же серьёзного, все же слышат?

— Это же была взрывчатка? — Сказало молодой проходчик. — Может нам к следователям?

— Мы не знаем кто замешан. — Продолжило Баддарион. — Грот сооружали несколько циклов назад и стойки…

— Заказывало же правительство через госпрограмму? — Встряло остроносое. — Какие заказчики, какие вигилы? — Просияло плосконосое. — Нужно бежать за хребет. — Либо чтобы узнали все. — Продолжало остроносое. — Через общественность. Газеты, выступление, оповещение!

— Суд жизни! — Проходчик нашло решение. — Они не предадут. — Кивнуло оно, надеясь. — Все знают, они не предают…

— Это только то, что все знают. — Сошлись Носсые.

— Тогда пристав из аналитиков? — Проходчик вовсю просило помощи главного.

— А если и среди них тоже всё связано? — Да. — Нужен знакомый. — Есть такой? — Нет. А у тебя? — Как и у тебя! — Точно.

— Тише. — Успокоило всех Баддарион. — Всё, что вы говорите — верно. Только действовать будем со всех сторон. И то — после объявления, когда всё будет ясно. Пока же, никто не должен знать, что мы спаслись. Никто! Даже близкие. Подумайте хорошенько, если они вас сдадут, то при самом худшем варианте, через них найдут вас, затем нас и всех уже нас не найдут.

— Что вы такое говорите? — Испугалось Маро.

— Всё будет ясно после оповещения. Пока нужно ждать. — Бад задумалось. — Запоминайте: четвёртый район, промзона, гаражи, тридцать второй пролёт. Сторожу скажите, что вы от меня… у него кисти нет. Там ждите, я подъеду… — Все кивнули. — Ни кому не говорите.

— Пойдём, я тебе всё расскажу. — Проходчик потянуло всё ещё ошарашенное Маро за собой.

Они зашагали под мостом в сторону остановки. Бад же направилось в первый район. Оно шло по узким улицам, параллельно главным проспектам. Бад вывернуло куртку наизнанку, подошло к своему дому и осмотрелось. Выждав полчаса и не обнаружив ничего подозрительного, проникло в здание. Поднявшись по ступеням, оно зашло на этаж, но дверь квартиры оказалась приоткрыта. В проёме мелькали тени и раздавались звуки шагов. Для Поллу ещё рано, оно ещё в школе и судя по звуку, существо там не одно.

— Да есть, вот он! — Проговорил детский голос изнутри.

— Поллу, ты умница! — Обрадовалось там же Дей.

Баддарион отворило дверь, вглядываясь в квартиру.

— Родитель, роститель, кормитель, водитель, строитель, копатель, шататель! — Поллу подбежало к Бад и обхватило его за талию. — Обниматель! Подниматель! Целователь?

— Извини, без предупреждения. — Так же заключило его в объятия Дей. — Ты что такое чумазое?

— Вы… — Бад опешило. — Что здесь делаете?

— Меня выгнали! — Радостно объявило Поллу.

— Выгнали? — Бад стали раздевать в четыре руки.

— А я за этим! — Дей показало циклометр.

— Зачем? — Оно переводилось от одного к другому.

— Официально нет. — Поллу передало записку с тумбочки и стало развязывать его шнурки. — Там написано: что-то, что-то, что-то… отстранили от занятий до вашего прибытия.

— Почему?

— Ты не поверишь, я нашло выход. — Дей повесило его куртку. — Давно не виделись. Ты набрало. — Оно хлопнуло Бад по фактуре.

— Это тот взгляд?

— Там написано. — Поллу потянуло его в кухню.

— Не знаю. — Дей шло следом, нависая на высоком плече Бад. — Я в офисе проверило всё трижды, нужен образец.

— Что? — Запуталось Бад.

— Рассказать в общем или так, чтобы было понятно? — Спросили они оба. Бад уселось на диван и сказало:

— А продлёнка? — Село Бад. — Отстранили тоже, говорю же. — И почему такое грязное?

— А ты когда пришло? — Бад вдруг опомнилось, посмотрев на Дей.

— Только что. — Дей подобрало нужные инструменты и село раскручивать болты

— Так и что мне делать? — Поллу повисло на руке Бад.

— Как? — Бад приобняло своего ребёнка.

— Через дверь. — Дей поменяло инструмент. — По лестнице, по улице.

— Я полчаса следило за всеми входами в здание, ты не заходило.

— Зачем ты следило за всеми входами в здание? — Дей подцепило стержень.

— А это что такое? — Поллу повернуло в руке тубу, достав её из кармана куртки.

— Это… — Бад перехватило у неё запись. — Ничего. Туба.

— Зачем? — Поллу пошло за ним в комнату.

— Что бы… Так, собирайся. Возьми что-нибудь, вещи там. К Сиренити поедешь. — Бад достало рулон фольги с пошло с ним на кухню. — На несколько смен.

— К Сиренити! — Закричало Поллу. — На несколько! — И побежало собираться.

Бад прошло мимо Дей и открыло окно. Сигнал перед началом оповещения слышен и через закрытые окна, но оно боялось отвлечься и пропустить его. Пока нет сигнала — всё в порядке. Они не знают, кто застрял, кого придавило, а кто сбежал. Не могут знать. Получается, время есть. Нельзя торопиться, нужно собраться. Оно хотело сразу начать копировать, но себя осекло. Село. Выдохнуло. Дей так же маниакально разбирало циклометр и у Бад появилась минута, чтобы его осмотреть. Сколько времени прошло? Цикл, два? Когда они в последний раз виделись? Вроде бы ничего не изменилось, существо не может успеть за это время постареть. А до прошлого раза прошёл здоровый промежуток. Тогда разница была ощутимей. Дей тогда говорило, что оно готово, что отошло после потери и готово жить дальше. Оно не забыло, того, что было, не оставило это, а вытерпело и выждало. Трагедия изменила его, превратив в спокойность, безучастность, апатию, в тело, вяло таскающее себя по земле. Теперь что? Оно само пришло, само. Его не пришлось тащить в квартиру, уговаривать и заставлять. Оно двигалось не медленно, томно и неохотно, а активно, торопясь и уверенно.

Они сидели в тишине с минуту, не ощущая неловкость присутствия в молчании. Бад смотрело на движения Дей, на уже не столь ловкие пальцы как во студенческие времена, на лицо, оттягивающееся назад, а не приближающееся при рассмотрении мелких деталей, на хмурые брови, разошедшиеся с возрастом. Когда часто видишься с кем-то, то разница взросления не заметна. Когда видишься очень редко, то разница не столь важна. Но когда помнишь его молодым, растёшь рядом, живёшь, но вдруг всё прерывается, то видна вся изменчивость. На себе прочувствывается история жизни другого.

«Получается, и оно меня так же видит?» Бад посмотрело на свой под одеждой увеличивающийся живот, на бледную кожу рук, ощутило тяжесть в позвонках, от усталости согнутых. Может и разница в росте скоро не будет заметна, если диски сдавятся, кости сожмутся и шея поглотится плечами? На себе это не так ощутимо. Если резко — да. Насморк: и сразу вспоминается радость свободного дыхания. Инвалидность заставляет ценить, казалось бы обычные, сами собой разумеющиеся физические возможности. Плавный же переход, не заметный, навязывает новые обстоятельства и меняет безучастно. Как будто так всё всегда и было. Можно… вернее нужно, и со временем, свыкаемся. Это я. Новое я. Такое, как и всегда, хотя в его глазах совсем другое.

— Там же дальше от горы, получается вода твёрже, я возьму лопатки и попробую всплыть вверх. — Поллу забежало, похлопало лопатками и выбежало.

Бад даже не повернулось на ребёнка. Дей же, не замедляя усердия, оторвалось и слегка проследило за Поллу.

— Тебе тоже стоило бы малютку завести. — Шмыгнуло носом Бад, заметив заинтересованный взгляд Дей. — Всяко не одно. Могу помочь… — Они ухмыльнулись.

— Я? — Дей вытащило длинный провод и стало его наматывать на стержень. — Какой из меня роститель? Да и зачем? Там же надо ещё…

— Брось! Весь этот бред с правами, это… бред. — Бад положило тубу на стол рядом и размотало фольгу. — Вся эта фишка — показуха только. Как до этого-то, что вышло? Или ещё… Помнишь, что раньше было? Какие попытки взять это всё в нормальное русло? — Оно оторвало часть фольги. — Сначала же всё на нас и было, как и в дикой природе. То есть, как будет, так будет. Как вырастет чадо, так и вырастет, остальное не важно. Мы же как-то выросли. И все так своих детей растили. И это было нормой. — Фольга намоталась на тубу и оно аккуратно отреза́ло лишнее. — Все плодились направо и налево. Не важно, есть у тебя образование, нет. Деньги есть или нет. Хочешь ты ребёнка или нет. Спарилось и готово. Домашнее животное. Растение. Так, для развлекухи. И это здравомыслящее общество могло себе позволить, разумные, рациональные существа, ни ползущие приматы, ни амбистолапитеки, а говорящие, думающие, не только о себе, а о целом строе. О безопасности снаружи думаем, а изнутри? Какие армии тогда были у этих дебилов, чтобы с друг другом бороться! И в тоже время наркоманы заводили себе детей. Больные. Преступники. Все! Неважно. Чисто поржать заводили детей. Для смеха заводили. И никто не лез в это, это было нормой. — Бад обмотало фольгой тубу и стало разглаживать. — Затем начинали практиковаться первые общественные воспитальни. Главное, всё так плавно проходило, незаметно, чтобы народ ни возникал. А народ-то возникал…

— Это не до конца известно. — Дей сматывало концы обмотки.

— Известно точно, что было. Если есть хоть какое-то упоминание, получается, в какой-то степени это и было. Может не в тех масштабах, но было. — Бад прощупывало фольгу, намечая начало борозды. — И ведь приняли. И как норму приняли. Нет, идея-то хорошая, воплощение — ужас. Им нужен был контроль, хоть какой. Чтобы во все сферы жизни нос свой сунуть, вот и эту вещь продолжили. Если организация, получается, у неё должна быть какая-то аккредитация. Допускаем к воспитанию квалифицированных сотрудников. Затем уменьшаем группы, вводим льготы. Составляем курсы. И вот это уже не отдельная профессия, а разрешение для кого попало. Права. Как на машину. Нет, правильно. Нельзя же кому попало водить машину, оно расшибётся, машину угробит и окружающих. Тоже и с детьми. Машину с детьми сравнили! Нет, а правильно: иначе каждое будет растить, как ему вздумается, а существам потом жить. Ужас, какие масштабные вещи творят. — Оно нашло нужную выемку и упёрло в неё ноготь. Туба поворачивалась, а проминавшаяся фольга повторяла погрешности тонких выемок. — Сколько тысяч циклов прошло, а в таком простом, но столь важном деле никак не могут точку поставить. И теперь к этим правам не стоит сильно… большое значение придавать. Это лишь очередной этап. Способ отделаться. Мы лишь промежуток, для чего-то большего, того, что будет только когда-то там. А мы эксперимент воспитывания. Учиться два месяца, по заре. Ты уравновешено, ориентируешься в пространстве, умное, деньги есть. Большего там не нужно. Формальность. Вот если бы там действительно нужным вещам учили… Пелёнки сворачивать, не знаю… Терпению, спокойствию, размеренности. Чтобы детям с детства говорили, что ростители могут врать, могут ошибаться. Так ведь нет же. Скажи ребёнку такое, и он сразу взбесится и потеряет к тебе доверие. Собственно, что и в государстве творится.

— Да нет… — Дей подскочило к ящику с инструментами. — Я не с точки зрения закона, а со стороны жизни, какое у меня право есть?

— У тебя? — Бад коротко вскрикнуло. — Ха! Самое, что не на есть правое право.

— Да нет, что я вообще сделало в жизни? — Бад перевело глаза на разобранное устройство на столе, затем обратно на Дей. — Нет. Я имею в виду само. А это Мий, да ты, да…

— Опять отчаиваешься.

— Что? Нет…

— Теперь отнекиваешься. — Бад указало на него.

— Да нет…

— Ты принципиально совсем не соглашаешься?

— Нет я…

— Нет — не со всем? Нет — не соглашаешься? Или целая моя фраза не верна?

— Я… — Дей остановило обмотку. — Что?

— Так, забыли. Давай ещё раз. Смотри… слушай. — Оба принялись опять за работу. — Во время проблем, не важно каких, все поголовно делятся на злящихся и отчаявшихся. Злость может дать азарта, стимула и вести нас, подталкивать для решения проблемы, а может наоборот, быть направленна не к решению, а к источнику проблемы. Мы можем ослепиться ею и потерять изначальную цель. Так же и отчаянье. Можно добиваться цели от безвыходности, если ты раб проблемы. Забыть свою прежнюю жизнь и поглотиться отчаяньем. Убить себя, уничтожить из-за не достижения цели. Не ради (так как это агрессия), а из-за. Или от отчаянья можно сложить руки, подавившись, смирившись. Таким образом, или спивались раньше, или насилие устраивали над детьми. По сути, все пути неверны и нет выхода из проблемы. Тем более если она в таких страстях обрушивается. Но то, как ты её встретишь… От этого и зависит твой метод воспитания ребёнка. — Бад дошло до конца резьбы и ещё раз всё хорошенько промяло. — Так и какое ты? — Дей взглянуло на него, но не оторвалось от работы. — Я думаю, ты смиряешься. Но не так… не просто… — Бад заглядывало в опустившееся лицо Дей, а то ждало, во что это рассуждение выльется. — Ты против своей воли смиряешься, хотя и само себя загнало в смирение. — Дей и радо возразить, но не чему. — Я же помню эту ярость в твоих глазах. Как ты любило решать проблемы, даже в самых безвыходных ситуациях, но сейчас как будто ты уходишь куда-то. — Дей ускорилось, обмотало и сцепило проводники. — Не отнекивайся опять. И ладно если это пугающий посторонний мир, хрен бы с ним. Ты уходишь от близкого тебе мира. — Дей схватило отвёртку и полезло ею в щель. — Ты закрываешься от мира друзей, семьи, всех кто тебя любит. — Оно судорожно вращало, но зацепить никак не удавалось. — Мы же семья тебе. — Бад замедлялось, понимая, что Дей полностью согласно с произнесённым. — Будто бы ты не знаешь, как выбраться из всего этого. Хочешь, но не можешь. Причём хочешь, чтобы тебя вытягивали, но не поддаёшься. — Дей хлопнуло отвёрткой по столу и попробовало подцепить ножом. — Это как в детстве я себя так подначивало. — Бад находило даже забавным такой способ общения, говорить можно что угодно, и тебе не перечат. — Если нужно у кого-то что-то спросить, а боишься или стесняешься, то представь, что ты не одно. Если бы ты с другом или с несколькими друзьями спрашивало или что-то делало, то ощущало бы в себе смелость. Во-первых, в том, что ты перед друзьями и нельзя опозориться, во-вторых, то что вас больше и толпа сильнее. Тебе сколько циклов, а ты всё как ребёнок!

— Старики к этому циклами приходят. — Дей бросило нож и полезло в карман, загребло всё, что там нащупало и вывалило рядом с собой на стол.

— Ух ты! — Нарочито отпрянуло Бад. — А потом что? Сидят и молчат. Ни едят, ни спят, ни ходят. Ничего не хотят. У тебя хоть одно знакомое до порога дошло? Вот и у меня нет. Если хочешь этого тогда сядь и сиди. Не показывайся, не маячь. Что ты делаешь, зачем дышишь? — Дей отодвинуло свёрнутую бумажку, монету, ключи и раскрутило скрепку. — Но ты ведь не останавливаешься. Ты вот, опять что-то делаешь. А если делаешь, значит, хочешь ещё жить. А если хочешь — так живи! — Скрепка отлично подошла. — Только не чуть-чуть, а нормально живи! — Бад, отставив тубу, обошло Дей и схватило за плечи. — Полной грудью живи! — Оно потрясло сосредоточенное тело и попыталось выпрямить ему согбенную спину. — Как раньше, как при Мий. Думаешь, оно хотело бы, чтобы…

— То, что оно бы хотело… — Прорвалось сильно из скрюченного существа. — Мы не можем знать! — Бад остановило его мять. — Оно было выше, сильнее и понимало больше нас всех вместе взятых. — Громкий звук вибрацией отдавал в спину. — Поэтому и тянуло нас туда! Куда-то… к себе! Но мы можем сделать то, что точно знаем, чего оно хотело.

Дей вновь закрутило пальцами вокруг изобретения. Оно развернуло листочек и по указанным цифрам загибало необходимые провода. Бад встало сбоку, осмотрело его и схватило монету со стола. Дей дёрнулось, но не успело перехватить, оно бросило собираемый аппарат и вскочило.

— Что такое? — Бад оттянуло монету вверх, вынуждая Дей нападать.

— Брось. — Дей вздумало схватить его за руку, но лишь протянуло раскрытую ладонь.

— Зачем тебе тогда эта монета? — Бад стало переворачивать кругляшок, осматривая его со всех сторон.

— Отдай. — Дей отступило. — Ты само знаешь.

— Да, я помню. Ты купило два жетона, на обратную дорогу на пневмотрубу, для вас обоих. Почему же ты не можешь использовать эту монету теперь?

— Эта для него предназначена.

— Так как же? Ты же говоришь: «мы не можем знать», получается, признаёшь случившееся. — Дей подняло глаза, соглашаясь, но требуя вернуть монету. — Или нет? Почему не купить другую, когда оно вернётся?

— Эта для неё. — Дей попыталось перехватить. — Оно её ещё не использовало.

— Разве важна именно эта монета? — Бад отпрянуло боком, прижимаясь к мебели. — Разве суть твоего загона не в памяти, которую несёт в себе этот сплюснутый кусок металла? — Бад обернулось спиной и протиснулось к крану. — Да… И за монету ты держишься, чтобы не забыть эту память, получается. Тогда может проблема в том, что ты боишься чего-то забыть? — Дей замерло среди кухни. — Одно хорошее существо как-то сказало: Если боитесь чего-то потерять, потеряйте и больше не бойтесь. — Бад развернулось и раскрыло монету в кисти. — Может, будь это действительно важно, ты бы не боялось забыть и… — Резким движением Дей вырвало монету, сложило в карман и село вновь за собираемый аппарат. — Вот эта реакция! Я и забыло какое ты быстрое, ты точно не из племенных? И супер сила включается когда… только тогда, когда тебе это нужно? — Дей скрутило провода и стало пересчитывать их по листочку. — Ладно, допустим тебе важна именно эта монета. Она же тебе важна, да? Ну скажи, важна? Именно та монета, которую нельзя заменить другой, важна? — Дей бросило короткий взгляд. — Точно важна, подумай хорошенько? — Дей присоединило проводник к индуктору и закрепило изолентой ручку. — Получается, вот эта монета тебе не важна? — Бад раскрыло вторую ладонь, на которой лежал жетон. Дей подскочило к жетону, но Бад опять его оттянуло. — Твою монету можно поменять на какую угодно, ничего не изменится.

— Отдай! — Дей зацепилось за его руку и они нелепо затолкались.

— Что отдать? — Они повалились на диван. — Не нужную тебе монету?

— Пусти! — Дей вскарабкалось на него.

— Да не она это! — Бад оттолкнуло его. — Успокойся. Твоя у тебя. — Дей полезло в карман, достало монету и стало её рассматривать. — Ты даже не знаешь, как она выглядит. — Бад оправилось. — На, сравнишь! — Оно кинуло в Дей и вторую монету. — Цикл производства хотя бы выучи.

Они отдышались и пришли в себя после потасовки.

— Да… — Бад глубоко вздохнуло. — Где ты?.. — Дей робко подобралось к столу и вновь стало сверять показатели. — У тебя всё оно. Везде оно. Как при нём, так и после. Остальное не важно. — Бад перешло на резкий серьёзный тон. — Как бы ты не уверяло, что всё, что отошло, всё же… Другое дело, когда ты жило этим. А быть погребённым этим… это не жизнь. Ты не ты из-за своей одержимости.

— Благодаря одержимости я сделало это…

— Хватит! — Рявкнуло Бад. — Успокойся уже и делом займись.

— Я занялось. — Дей откинуло листочек и встало, протягивая аппарат. — Вот! Нужно подгонять энергию разной часто… — Бад устало протёрло лицо. — Я знаю, это её не вернёт. Но это поможет делу и твоему, и моему, и общему. — Бад сложило руки на груди. — Посмотри.

— А если не выйдет, опять уйдёшь? Закроешься, забьёшься, потеряешься? Дай слово, что нет. — Дей не ответило. — Дай мне и главное себе слово, что нет. — Дей хотело сказать «нет», но не могло торопиться. — Я знаю, если дашь — не соврёшь. Это вообще мой прибор, захочу, вырву у тебя его из рук и выкину тебя за порог. Плевать, очередная премия это или что. Слово дай!

— Ладно… да. — Дей поставило себе задачу. — Даю.

— Так не мямли, показывай!

Дей хотело описать принцип работы, но Бад его опять взглядом прервало, указывая ладонью. Дей согласилось, что практика лучше теории. Оно щёлкнуло включатель на приборе и отошло, но ничего не произошло. Дей ждало, Бад не настаивало. Прибор представлял из себя коробку корпуса, измерительную шкалу со сводкой показателей и антенны, обычно ловящие волны источника и считывающие разности силы. Теперь же антенны скрутились в круг и поднялись, а на них уже намоталась проволока изнутри. По щелчку накопителя обычно колеблющаяся на первых делениях измерительная стрелка, сейчас резко легла за десятку. Вода стала засасываться с одной стороны кольца и выходить вихрями через центр. Кольцо покрылось пузырями и провода раскалились. Коробку затрясло, а от дрожащего прибора несло жаром. Бад схватило со стола тубу с копией и отступило, поглядывая на Дей, а то протянуло вилку к кольцу. Ещё на подходе кончики метала стали изгибаться, задрожали в пространстве и прибор зашипел. Бад ухватилось за Дей, но то ещё дальше просунуло вилку, которая извивалась, переплавлялась и выравнивалась одновременно. Понять точно невозможно, кипящая вода с дымом и паром искажали видимость. Разгорячённое кольцо проплавило корпус, треснуло и разошлось по столу, шипя и побулькивая. Дей протянуло ровную, неизменившуюся вилку назад Бад.

— Но она же… — Бад боялось брать, но вилка была такой же холодной.

— Знаю, мне так же показалось.

— Откуда энергия? Чем питалось? — Бад посмотрело вокруг стола, но провода не обнаружило.

— Как и циклометр, лишь волнами. — Дей улыбнулось, ощущая мощь. — Я сожгу стену, мы выберемся наружу. — Успокоилось оно убеждённостью.

— На какую ружу? — Поллу вошло и сморщилось. — Чем это так воняет?

— Наше дорогое Дей сожгло нам стол. — Бад потыкало вилкой остывающую массу.

— Опять? — Поллу поставило рюкзак на диван. — Какую стену вы хотите сжечь в этот раз?

— Мы… — Дей и Бад переглянулись. — Стену купола, я полагаю…

— А на какую ружу, тогда? — Поллу уселось рядом.

— За стену. За купол.

— Это куда? — Поллу чуть притихло, обращаясь к родителю.

— У вас же историю ещё преподают? — Дей село напротив и Бад ему кивнуло. — И… что ты знаешь, о мире, там, за стеной?

— Каком мире? — Не поняло Поллу и Дей удивлённое повернулось на Бад. — Мир замёрз.

— Теперь учат этому… — Бад вскинуло руки.

— А что было на самом деле, ты знаешь? — Поллу слышало разные истории и слухи, но не думало их соединять в своей маленькой голове, доверяя без разбору.

— А кто знает? — Встряло Бад.

— В том то и правда, что мы не можем узнать точно, что было на самом деле. Мы не можем… — Оно взглянуло на переплавленную массу. — Не могли (раньше) пробиться сквозь стену купола, чтобы проверить, замёрз весь остальной мир, как говорят, или нет.

— Почему не можем? — Резко встряло Поллу.

— На это нужна аппаратура, много энергии и непрерывные работы, хотя это могло бы всех спасти. Я раньше долго над этим работало.

— Признайся, ты тратило свои капиталы в некуда. — Хлопнуло его по плечу Бад. — Тем более, учитывая возможности этого. — Оно указало на прибор.

— Мы тратились на веру.

— Рыбка моя, — все поняли, что родитель обратилось к Поллу, — скажи, если ты видишь стену, большую стену, прямо огромную, нельзя её ни обойти, ни перелезть, ни подлезть. Как нам пройти за неё?

— Нужно ломать стену и рубить дырку в ней?

— И вот ты рубишь дырку цикл за циклом, но стена не заканчивается, что делать будешь?

— Я буду рубить дальше, если нужно мне пройти. — Поллу не знало, правильно оно говорит или нет.

— Хорошо, правильно. Ты рубишь дальше, она всё не заканчивается и не заканчивается. — Бад не хотело утыкать Поллу, а ждало, что оно само придёт к нужному решению.

— Нужно учесть ещё тот факт, что стена зарастает обратно, если долго не рубить. — Как бы невзначай себе сказало Дей.

— Да, да. И вот ты рубишь и рубишь, а конца нет. — Бад изобразило недоумение. — Что делать?

— Дальше рубить…

— Ты уже дальше рубило.

— Ещё рубить…

— И ещё ты уже тоже рубило. Прохода всё нет. — Бад переводило лицо между ними.

— Но ведь был же раньше. Куда делся? — Оба взрослых молчали. — Где-то же он есть, где-то же должен быть.

— Вот! Теперь видишь? — Бад указало на Поллу, обращаясь к Дей. — Вот так же и ты выглядишь. Ребёнок, не принимающий реальность. Мечтать хорошо, когда не надо думать, о доме, — Бад поцеловало Поллу в темя, — о том, кто тебя оденет, — Бад поцеловало так же в темя и Дей, — накормит, и где возьмёт деньги на это. — Оно пошло в коридор. — Я собираться. Расскажи, что там было.

— Ты же знаешь, что такое энергия. — Начало Дей рассказ в заинтересованные детские глаза. — А что такое земля, знаешь? — Поллу замотало головой, предвкушая раскрытие тайны. — Земля это… остатки энергии. Мы с тобой это бывшая энергия. Дома и машины — всё это когда-то было энергией. Всё энергия. Долгие миллионы циклов существовал один пузырь этой энергии. Мы не знаем где или в чём, но он точно был и есть. Он громадный. Гигантский. Ты знаешь, когда энергия расходуется остаётся примесь. Она разделяется ещё на многие подразделы, это не важно. Оседает эта примесь коркой вокруг пузыря. И вот, в центре пузыря энергии много и ей некуда расходоваться. — Дей сжало кулак, а другой рукой указывало внутрь и на оболочку. — Снаружи энергия только убывает. Таким образом энергетический пузырь покрылся остывшей энергией — шкурой, землёй. Эта корка и есть наша планета. Мы на поверхности этого пузыря. Кора долгие миллионы циклов разделялась на многие вещества и получилась вода, воздух и всё остальное. Под воздействием энергии процессы очень быстро идут, а без неё всё замирает…

Кора всё утолщалась и крепла, а энергии всё тяжелее и тяжелее было пробираться к поверхности, и она накапливалась внутри. Всё же её ещё там очень много, и энергия должна была рано или поздно вырваться. А пузырь наш ещё и вращается, и центробежная сила вместе с силой Герлиолиза растягивают кору… — Дей поняло, что пошло куда-то не туда, но Поллу слушало так, как будто понимало значение всех слов. — В общем, на полюсах кора тоньше чем на экваторе. Поэтому она и вырвалась однажды на поверхность прямо здесь. К тому времени весь мир вокруг полностью замёрз. Нынешнего ещё Дуона не было. Вся пустошь была лишь сплошной глыбой льда.

Энергия вырвала землю под небольшим углом (так получилась гора) и растопила лёд (так образовался нынешний купол и всё под ним). В то время тут жить было невозможно. Здесь всё было кашей из химических элементов, а вокруг вода просто кипела. Тут не было никакой жизни. Огонь и вода. Пламя и лёд. Давление смешивало всё это и языки плазмы вырывались во все стороны. Лёд вообще весь растопился, а может и вся вода по поверхности планеты выкипела. Со временем это месиво утихло. Кора становилась толще, и пробивающаяся энергия ослабевала. Пар успокоился, сконденсировал, остыл и кристаллизовался, но не везде. К той эпохе кора внутри пузыря разрасталась к центру. Она не росла ровным слоем, а по закону Данлау стремилась к центру ячейками, такими наростами-коростами. Сталактитами или сталагмитами… Неизвестно низ у них там или верх, да и как они образовывались… неважно. Эти ячейки с циклами ломались и так же разносились в стороны. Скорее всего поэтому и ударил второй поток энергии уже перпендикулярно оси вращения. То есть кора может и сама потрескалась, а поток через щель в бок пузыря и ударил. Он был сильнее, и вырвавшаяся энергия растеклась по наружной корке пузыря. Лёд снова стал водой. Удар не был просто одним источником, подобно нашему, а разломал кору в трещины. Энергия сочилась отовсюду. Там то и образовалась наша жизнь. Древние существа расселялись по всему пузырю. Воды с воздухом было немыслимое количество и всем тепло. Мы не знаем точные размеры пузыря и границы бывших наций. Большинство нашей истории кануло в небытие во время большого перехода… К этому сейчас придём.

Так вот. Когда мы ещё не отрастили себе эти конечности, и ты я были рыбками. Наипростейшими рыбами, подобно тем, что ты кормишь в парке. А как известно все существа тянутся к теплу. Раньше все рыбы были холоднокровными, но те, которые не побоялись открытых источников и обосновались вокруг них, стали греться и эволюционировать! — Дей вдруг резко приняло строгий вид учителя. — Какие пять главных сил энергии?

— Разжижающая, притягательная, световая, тепловая и чистая энергия. — Мигом без запинок проговорило Поллу.

— Правильно… — Взрослым иногда их приходилось вспоминать. — Разжижающая понижала плотность и рыбы быстрее передвигались. Потом плотность совсем упала и плавать стало невозможно ведь нас притянуло к земле, тогда мы отрастили себе руки и ноги, и научились ходить. Свет в те циклы был не как у нас сейчас. Он не темнел перед новой сменой, да и спектры иные сияли. Над головой, в толще воды не было льда и купола не было и нечему было отражать свет. Тем не менее было всегда светло. Свет шёл из-под земли. От каждой трещины или пещеры. Всё было пронизано энергией. Лёгкость и простор был. Не было никаких границ.

— А что было, если не было стены?

— Лёд тает и получается вода.

— Да, а дальше, за водой что?

— И дальше вода. Нескончаемая, чистая, насыщенная воздухом вода! — Дей наклонилось и его глаза раскрылись, как и у ребёнка. — Да, если мы живём на шаре, то, в итоге, должны прийти туда откуда вышли, если обогнём земной шар, но этого никто не делал. Так что точных подтверждений у нас тогда не было. Нынешние построены лишь на искривлении коры и работе сейсмофона. Но разные группы экспедиций, хоть и с разными результатами, но сходились на одном. Воздух. Пригодный для питья, бескрайний воздух. Чистейший и наивкуснейший, где-то там, далеко. Хотя в те времена не было проблем с воздухом, как у нас сейчас. Тепловая энергия грела воду и воздух сочился целыми воздухолётами в верх. Всё на нём было, мельницы, телеги…

— А воздухолёт, это не правильное название. — Перебило Поллу. — Нам говорили, не воздух летит вверх, а вода просачивается под пузыри воздуха, вытесняя его вверх!

— Ничего себе… основы относительности в школе. — Ухмыльнулось Дей. — Да, так вот… — Дей вспомнило и опустило нос. — Только ничему из того, что я только что сказало, нельзя верить, это только догадки. Это то, что пока не опроверг никто, и теперь общество забывает, убеждая себя, что есть дела поважней. Ведь доказательства все исчезли в один момент.

Существа сбивались в кучи, деревни, сёла и целые города. Собирали припасы, охотились, землю возделывали. Тысячи циклов. Тогда-то наверно и узнали о нашем, северном источнике, потому что мы находили стоянки, селища и городища, на просторе, за хребтом. Значит, там было тепло, а здесь, где мы сейчас, невыносимо жарко. Существа разбредались как можно дальше. Определив примерно в каких циклах они и на каком расстоянии находились, учёные рассчитали скорость остывания источника, и образования купола. Может, первые существа, здесь жившие, оказались в западне… Так вот. Онион!

— Онион — наше всё. Мы все из Ониона! — Вскричало гимн ребёнок.

— Верно… — Успокоило неприятную патриотическую пропаганду Дей. — Онион, это город, который возвели вокруг южного источника. Он был огромен. Во все стороны несколько других миллионников стояло. На километры вверх по скалам выдолбились здания. В яркую глубь расщелин уходили пастбища, бассейны. В стороны расстилались его просторы за горизонт. Там жили все народы и нации существ. В семье могло быть по пять, десять детей. У всех сиблинги*, потом у тех свои дети. Семьи разрастались на десятки существ. Тогда вообще нас было куда больше. И энергию тратили без разбора… — Дей тянуло тонкую нить восхищения, толи за масштабы созданного, толи за масштабы загубленного. — Всем было плевать на восполнение её. Никто и не могло подумать, что энергия когда-нибудь закончится. Так южный источник медленно остывал. Долго, не спеша, поколение за поколением, строй жизни менялся. Выхода не было, пришлось искать другой источник. Тогда началось строительство великой железной дороги.

— Это та, на экскурсию к которой мы ездили?

— Да, это последняя её часть. Строили её сотни циклов. Копали землю, ломали камни, плавили железо. От южного источника к северному. Тогда же ещё и технологий никаких почти не было. На границе ледяной стены, в самом узком месте прохода, вырыли туннель. Туда подавали целыми сменами энергию чтобы он не замёрз. Вдоль всей дороги шла труба длинная для света и тепла. Сначала шла от южного источника, затем строители стали тянуть её от нашего. Проход был узким и переход долгим… Тогда, в самом центре Дуона началось строительство старого Дуона, он ещё назывался новым. Я бы сказало — новейшим! Первые десятки циклов прибывали только рабочие, затем их семьи. Пока остальное население готовилось к… эвакуации. Строительство ещё не успело закончится как существа стали потихоньку своими силами добираться в северные края. Железная дорога постоянно ломалась, её переделывали, облегчали телеги. Их тянули киты и шли они очень медленно, так как везли самые ценности. Картины, статуи, свитки, книги древнего Ониона, всю нашу нацию. Всё везли в общем. Тогда высчитали, что южный источник должен полностью остановиться. Примерно к нынешнему времени это и должно было произойти. — Дей затрясло головой представляя настоящие картины происходящего, которые правительство отрицало, а детям слышать рано. — И вот существа шли всё больше и больше. Они несли свои кристаллы с энергией, свои лампы, чтобы не замёрзнуть по дороге, ковры, тянули живность. Туннель очень узок. Целые толпы образовались на входе в купол. Там разбивались лагеря, а своей очереди для прохода ждали десятками смен. Все жгли всё, что могли и грелись. Купол подтаивал, энергии подавалось больше и больше… Наконец, купол не выдержал. Лёд обрушился и передавил весь проход. Он сжал и энергопровод и дорогу. Всё на веки там замёрзло. Половина снаружи половина внутри. Но только у тех, кто с наружи не оказалось ни света, ни тепла.

Дорога, железная, из облучённой меди. Это гибкий и крепкий материал и она, наверняка сохраняет свою прочность и до нынешних смен. Через неё и шло общение между сторонами. Перестукивались азбукой Вейла. Почти с целый цикл рабочие изнутри купола жгли лёд энергией. Насосы не выдерживали и лопались. Новый туннель нужно было рубить ещё несколько циклов. В один момент существа снаружи перестали отвечать. Они продержались очень долго, на много дольше, чем планировалось…

— Теперь там сплошной лёд. — Бад стояло с собранным рюкзаком в двери.

— Это же не точно! — Понадеялось Поллу.

— Скорее всего… — Дей выдохнуло.

— Энергии нет. Вода замерзает. Южный источник растопил всю планету. Дал энергии и её забрал. Справедливо.

— Но ты ведь не знаешь! — Поллу вскочило с дивана. — Что мы знаем? А нужно же узнать! — Оно затряслось. — Вдруг они всё ещё там и ждут нас!

— Нам и своих проблем хватает. — Бад взяло рюкзак ребёнка.

— Но ведь нужно узнать!

— Нужно… — Дей смотрело как в зеркало и поняло, что имело в виду Бад.

— Так давай капать. Давай стучать! — Поллу забарабанило по столу. — Что это за азбука? Как её выучить? Как стучать? Как называется? А ты знаешь, как рубить стену? Я не знаю! Давай, ты будешь её рубить, а я выучу азбуку? Вдруг они ответят нам?! Вдруг они ещё там! Всё, побежали скорей!

— Нет, какой? Нужно собираться. — Бад пошло в коридор. — Ты едешь к Сиренити.

— А там есть эта азбука?

— Вейла? Да найдётся. — Бад пошло в коридор. — Куртка где? Давай доставай.

Поллу побежало в кладовую, боясь, что секунда промедления может стоить чьей-то жизни. Дей взялось соскребать переплавленную массу, но Бад его остановило. Оно закрыло окно и, схватив листок с ручкой, написало пару строк.

— Так, это передашь Десинэ. — Бад отдало записку Дей и пошло обуваться.

— Но мы с ним не…

— Ты же к нему собираешься. — Дей не поняло. — Ты горишь идеей и ничем не занято. — Бад констатировало очевидное. — Все следующие смены ты будешь строить масштабный прототип, а кто выдаст тебе разрешение или доступ к оборудованию? Вот и пере… — Бад заметило, как Дей опустило нос. — Что? Ты надеялось, я передам? — Бад усмехнулось. — После всего того, что у нас… Нет, спасибо. Эта вещь работает. Работает! — Оно указало на кухонный стол. — И ты это знаешь, значит и поборешь своё нежелание. Обувайся!

— Ты куда так торопишься-то? — Вдруг опомнилось Дей. — Да и отку…

— Разве кого-то это когда-то волновало? — Засмеялось Бад и открыло дверь.

— Действительно, мы пришли и всё о себе, да о себе, а ты…

— Должно делать так, чтобы вы могли спокойно о себе говорить. — Поллу подбежало и родитель всех потянуло из квартиры. — Нам же это обоим нравится. — Оно искренне улыбнулось. — Ведь так?

— Нравится…

— Но всем это нужно! — Бад не умело нервничать, по этому его состояния не замечали. — Идите сюда, вы, два моих самых любимых существа. — Оно их с силой обняло. — Вы верите мне, значит, знаете меня. — Дей испугалось. — Если я не могу что-то сейчас рассказать, значит, понимаете, что на это есть свои причины. Так? — Дей не понимало, а Поллу широко кивнуло. — Так, помнишь где Сиренити живёт? Восьмой район, там в центре…

— Я знаю где оно… — Дей не успевало сообразить.

— И вы меня не видели. Оба! Договорились? — Бад начало спускаться и Поллу, продолжая соглашаться, спрыгивало со ступеней рядом. — Последний раз видели только на прошлой смене, а ты?

— Что?

— Вот и правильно. — Бад резко стало серьёзным с ребёнком. — Так, ты помни, твоя проверка все ещё идёт, и, если ты меня не видишь, это не значит, что я не рядом. — Поллу замерло, вникая. — Я буду оставлять знаки, чем больше ты их обнаружишь, тем лучше.

— Но сначала азбука! — Поллу чмокнуло родителя в лоб и побежало вниз по лестнице.

— Погоди, что происходит? — Поспевало Дей следом.

— Тебе тоже знаки буду оставлять.

— Какие знаки?

— Не знаю, но всегда срабатывает. Что найдёт само, по считает за знак, то и будет им.

— Но ты же… Когда ты начало врать ему?

— Когда нет времени объяснять, это самый короткий путь. — Бад придержало дверь.

— И мне сейчас? — Бад на это вздохнуло. — Если доверяешь кому-то, то нельзя врать.

— Если тебе доверяют, то поймёшь после, почему ему нужно было тогда соврать.

— И когда же для меня настанет это после? — Дей вышло на шумную улицу.

— Скоро, надеюсь очень скоро, сирены прозвонят. — Бад выглянуло осторожно и осмотрело углы зданий. — И ты, и я, все всё узнают. — Дей за ним так же осмотрелось, пытаясь обнаружить предмет предостережения. — Рыбка! — Поллу подскочило и Бад его обняло. — Так, давай ещё раз проверим: Когда ты последний раз видело своего родителя?

— Когда я последний раз видело своего родителя? — Невозмутимо повторило ребёнок.

— Правильно. — Бад закрепило кисть Поллу в руке Дей. — Страшно?

— Нет… — «Если такой вопрос задаётся, то немного» — Странно.

— Может быть. Хм… — Бад накинуло рюкзак. — Может быть… — Помахав Поллу, оно убежало за угол, оставив растерявшееся Дей на улице с ребёнком.

Динамик щёлкнул и удаляющееся мгновенным эхом шипение раздалось по улице. Громкий низкий гудок остановил всех пешеходов. Медузы шугнулись в высь, а каламоихты, извиваясь, ринулись по щелям. Сигнал шёл от правительственного центра у въезда в район, с небольшой задержкой удаляясь к окраинам. Многие слышали такой сигнал впервые. На мгновение он прервался, но, не успев затихнуть в подворотнях, раздался вновь. Существа подняли головы, обращаясь к ближайшим рупорам. Окна зданий распахнулись и завытягивались лица. В это же время электрический ток по проводам дошёл до последних районов, и все уже готовы были слушать. Звук раздался в третий раз. Машины искали парковки или тормозили на перекрёстках и опускали стёкла. Все всматривались в динамики, думая, что вслушивания не хватит.

— Внимание, внимание! — Раздался чёткий, размеренный голос. — В результате шахтёрских разведывательных работ подножья горы за первым районом произошла авария. — Голос носил истинно информативный характер, совершенно не передавая отношения. — Обвал устья шахты. Все рабочие находились внутри. Связь установлена, пострадавшие не обнаружены. Ведутся спасательные работы. Создана правительственная комиссия. — Повторяющееся «Я…» протянулось вдаль по улице. Тишина захватила город.

Громкие низкие гудки прозвучали вновь, а за ними опять оповещение. Только после второго раза машины начали двигаться. Кто-то ещё стояло под рупорами, вслушиваясь в обращения. Кто-то зубрило его, повторяя слова за диктором. Оповещение это повторилось десять раз, но районы уже зажили обычной жизнью, новость только начинала свой путь. Газетчики всполохнулись и стали набивать строки на линотипах. Машины выпуклыми матрицами букв отбивали мягкую медь, покрывали краской и вдалбливали в бумагу. Станки резали листы и сворачивали их в газеты. Стопки, на ходу завязываемые, погружались в кузова. Только узел формировал бант, как тут же его растягивал кассир у киоска и уже раздавал номера по монете за штуку. Первая страница мерцала восклицательными знаками, ссылаясь далее на накрученные подробности. Газеты читались в автобусах, салонах, очередях, туалетах. Дарились, обменивались, стягивались, забывались, рвались, валялись в бачках, у бачков и за ними. Дворники, заметая листы, расправляли читабельные версии и отвлекались от работы. Эта новость не отличалась ни от слухов, ни от вывесок, ни от оповещений, а они повторялись всю смену.

Радость, беспечность и спокойствие содрогнулись. Машины застремились по улицам. Вокруг шахты сбивались существа, выставились прожектора, шумели генераторы, колёса вспахивали газоны, объездные дороги забились пробками. Репортёры ломились сквозь заборы, усилилась охрана. Прибывали первые родственники. Представители администрации вылавливали их, прерывая интервью. Всех размещали и дефрагментировали. Вывозили камни, завозили технику. Купол обесцвечивался, тускнел, темнел. Яркие фонари слепили спасателей. Монтировались фургоны вигилов. Подсоединялись тянущиеся трубы обеспечений, перебрасывались провода. Слухи тянулись дальше и быстрее. Поломанное эхо искажало факты. Дальние районы сочувствовали родным своих земляков, первые районы видели происходящее из окон. Существа где-то там, в земле, в глубине, в темноте, возможно, задыхаются, без еды, без воздуха, одни в замкнутой пещере, а мы здесь, на улицах, в мягких кроватях, чистых одеждах и на свободе.

Прошло напряжение, осознание и сострадание. Каждое существо ставило себя как на место этих рабочих, так и на место их семей. Стычки на улицах не разжигались. Задетое кем-то плечо в переходе не раздувалось в драку, а молча расходилось. Блуждали мифы о произошедшем, теории и заговоры. Пожилые уверяли, что при чёрной катастрофе было куда страшней, но помнила ли о ней молодёжь? В то время не было никакого оповещения, и могли пройти циклы, пока новости дойдут до отдалённых деревень. Теперь же выпускались и журналы, и газеты, и оповещатели работали по нескольку раз в смену. У иных предприятий имелись и свои динамики. Заводы вставали, выслушивая обращения, а ребятня разбегалась, крича первые сводки по подворотням. Им не жарко бегать по узким улочкам платформы малой реки, не тяжело перебегать монументальные кварталы первых районов и не холодно нестись в самых застывших уголках далёких Ясных и Светлых краёв.

Ребёнок пробежало мимо подъезда, громко крича. Оно простучало палкой по толстому подоконнику и побежало дальше. Если долго так бежать, то действительно можно согреться, только потом и заболеть. Игорь было готово к температуре, так как уже не раз работало в столь отдалённых местах. Работу оно выполняло за две смены. В первую пробивало здоровенной дрелью дыры в бетоне, от чего все стаканы в квартирах на этаже дребезжали, а во вторую протягивало кабеля и перепаивало их. Замены кабеля не требовали, тем более в подобных полузаброшенных домах, но наряд поступал по истечению срока эксплуатации, и оно исполняло. Скрученные кабеля складывались в кузов, рядом разобранная частями по ящикам дрель. Игорь не с первого раза завело дрожащий мотор и, не повышая передачу, потянулось к центру района. Холодно было, очень холодно. Холод сочился в щели дверей, пролазил над ботинком под штанину мимо носков и кальсонов, прямо в лодыжки. Игорь, не разжимая онемевшие пальцы, вывернуло за трубами с тянувшимися вдоль них существами и ускорилось, перейдя на зацепы. Четверть смены у него уходило на то только, чтобы добраться до десятого района. Затем смена отдыха, разгрузка и снова в путь. Ещё два дома оставалось. В каждом по три подъезда. Один дом угловой, в нём четыре подъезда, и того семь подъездов. На каждый по две смены, должно быть четырнадцать. Кузов заполняется мотками с двух подъездов, выходит минимум восемь погрузок, но! Игорь приметило открытый подвал, на который могло бы повесить замок и оставлять там громоздкие запчасти дрели. Тогда бы не нужно было бы столько ходок делать и пару смен можно сократить. Оно мысленно вымеряло место в кузове и рассчитывало дни. Дорога длинна и не интересна, занять себя точно чем-то надо. Оно решило предложить свой план бригадиру и уверилось в успехе идеи. Ведь это оно придумало затаскивать сначала дрель на верхний этаж и затем спускать по одному этажу, а не на оборот. Так экономились силы. И именно оно предложило составить график приоритетности распределения рабочих исходя от скорости выполнения работ. Конечно его идеи не воплотились, но это не означало, что оно их не предлагало. А идеи хорошие… «Да, хорошие».

Или двери, например. На выходах из станций пневмотрубы, вокзалов или переходах, где интенсивное пассажирское движение, направления движений разделили, правостороннее, но двери все с петлями на одной стороне. Существа идут в разные стороны, а двери открываются только в одну сторону. Получается один из потоков (на разных станциях разный) должен делать небольшой, полусекундный полуметровый крюк, чтобы зайти в дверь. А если бы, как продумало Игорь, петли у противоположного потока открывали бы двери в сторону движения, может и очереди бы не сгущались. На мелких китобусных остановках это не столь востребованная проблема, но центры районов для развития без подобного не обойдутся.

Подобные мелкие усовершенствования, как ему казалось, должны были избавить мир от масштабных проблем. На такую мелочь бы никто не обращало внимание, она бы тайно и тихо не мешала, и не отвлекала.

— Хорошо, умница, свободно. — Бригадир выставило Игорь из кабинета, как всегда его не слушая.

Оно приближалось к дому, отгоняя возрастающее неудобство. «Почему?» Оно же всего лишь хочет помочь, хочет быть значимым, внести какой-то свой вклад в общественный строй. Другое дело, если бы такие улучшения были бы незаметны, а то ведь они очевидны. «Это же всё мелкие фиговины, но важные штуковины!»

Негодующее Игорь входило в квартиру уже в нетерпении вылить своим половинам всё накипевшее. Оно не смотрело в глаза партнёрам, не интересовалось их проблемами или усталостью, а раздевалось, не умолкая, мыло руки, не умолкая, ужинало, продолжая не умолкать и вынуждая всех в доме вздыхать. Когда-то его планы и мечты внушали надежду, вдохновляли и воодушевляли, но остались только планами. Все в этих стенах понимали, что существенного из Игоря больше ничего не выйдет, и давно бы пора остепениться. Его задавили работа, обязанности, беременности, квитанции, справки по здоровью, состарившиеся ростители. А ведь ему не хотелось богатств или славы, только лишь быть значимым, на что-то влиять и не пасть в лету. Родилось, пожило, умерло. Всё.

— Я же не претендую, чтобы в мою честь назвали какое-то изобретение или открытие… — Хотя самому ему очень этого хотелось. — Я просто хочу, чтобы оно было. Пусть я останусь где-то в тени, но буду знать, что эта вещь есть и… — что оно его создало, — …и помогает существам. — Игорю сунули вилку в руку, чтобы оно начало есть. — Ведь проблемы же есть… Есть же?

— Да, да, конечно. — Партнёр пододвинуло ему тарелку ещё ближе.

— Эти указатели помнишь, я говорило? У ремонта моста. В прошлом цикле, я дорогу подсказало. В реестре сказано, что знак запрещает движение на объекте, а пешеходы, там так же указано, не двигаются, а ПЕРЕдвигаются. — Вилка насадила запечённого кальмара. — Если нет разницы, тогда зачем создавать разные слова? — Вилка потянулась ко рту, но остановилась. — Или вот такой вопрос ещё: дорога для движения транспорта. Тротуар, для передвижения пешеходов. На сибайке в плотных водах или велосипеде у горы нужно передвигаться по дороге, так как это транспортное средство. Если я устало и иду пешком, то я пешеход и велосипед я качу рядом с собой, но теперь я должно идти по тротуару. Допустим, машина заглохла. Я её толкаю по дороге, по обочине. Я не выруливаю её на тротуар, хотя, по идее, должно. — Оно опять потянулось к еде и вновь заговорило. — Или ребёнок идёт и у него на верёвочке, сзади, игрушечный грузовичок тянется, где оно должно идти? Что за слагнайя? Каковы правила размеров, где нормы, почему это не регулировано, а штрафы выписываются?

— Тебя штрафовали?

— Нет… — Оно наконец зажевало кальмара, что не помешало ему ответить. — Но кого-то же да.

— Кого?

— Не знаю… — Кальмар оказался вкусен, но вкус его уже так не радовал. — Но кого-то же точно должны были…

Негодуя, Игорь доело, помылось и постиралось. Не смогло отвлечься и разделить постель с наконец подгадавшей свой график под общую свободную смену троицей. Всё, на что оно способно, как все поняли, это опечалить любящих его существ. Так что оно погрузилось в книгу, уходя в приятного ему автора. Ему не нравилась нерешимость главного героя книги, но оно понимало фантастический мир, созданный писателем, где общество почти так же задавило маленькое существо. Слегка позавидовав тому, что даже этот, всем неизвестный автор внёс как-то свою лепту в века, Игорь не выловило главных заложенных мыслей книги осознанного существования через вопрос «Зачем?» и понятия «Необходимости», а нашло для себя другое приятное: Аккуратность. Оно перенесло эту мысль в Дуон. Именно аккуратности, и не хватало окружающим. Они скажут слово, не задумавшись, а слово это может перевернуть судьбы, уничтожать поколения и создавать великое. Существа строили этот мир, формируя какие-то правила и законы, но сами же в них не способны ориентироваться. Всё вокруг кажется недоделанным, слегка тронутым, как-то не так пододвинутым. А хотелось: Если делать, так делать, либо не трогать вовсе. Мы не можем быть не аккуратными, мы обязаны проявлять осмотрительность, чтобы ни допустить повторения исторических ужасов, как например со Слагнаей. История давно забытого учёного.

Радиоактивность открытых лучей источника открыли совсем недавно, относительно открытия их пагубного воздействия. Раньше существу просто становилось плохо и оно умирало. Потом общество заметило, что живущие существа на прямых лучах источника чаще заболевали, умирали, тогда ещё по непонятным причинам и вечно жаловались на плохое самочувствие. Причём разница расстояния от источника была не важна, главное, как выяснилось позже, угол падения и степень фильтрации принимаемых телом лучей.

Миллионы циклов назад, ещё ползающие, извивающиеся по дну, эволюционирующие существа, инстинктивно стали прятаться от открытых лучей, но приближаться как можно ближе к источникам. Подберёшься слишком близко — обожжёшься, отдалишься — замёрзнешь. Важно держать грань. Тепло запускает все жизненные процессы, ускоряет рост растений, позволяет легче и быстрее двигаться. Жизнь проходит легче, но и быстрее. На холоде же всё застывает, все ни хотят шевелиться, от плотности тяжело подниматься, ты не тратишь себя и сохраняешься. Метаболизм почти останавливается и средняя продолжительность жизни увеличивается чуть ли не в два раза. Но жизнь ли это?

Когда приматы социализировались, один умник обдумало: Почему бы не направить все улетучивающиеся над его жилищем лучи, прямиком на крышу дома, тогда же согреться можно. Оно расправило отражающий брезент из очищенных бликовых шкур, под таким углом, чтобы сверху на дом падало в три раза больше энергии. Дом действительно прогрелся. Зелень покрыла всю ближайшую почву вокруг дома, и в холодное время цикла, там было тепло и легко, как у самого источника.

Через цикл у него заболело колено. Оно подумало, что как всегда это, или от возраста. Через три цикла начали учащаться болезни у детей. Они дольше выздоравливали и тяжелее переносили невзгоды. Через шесть циклов и у взрослых появились отчётливо выделяющиеся проблемы. Зубы лезли один за одним, кожа покрывалась нарывами, ногти слоились. Нужно было лечение. Отвары не помогали. Мази, той, ещё зарождающейся медицины, не справлялись. Советовали грелки ставить. Назначенное прогревание умник решило проводить семье не компрессами, а направленными сконцентрированными лучами, прямиком на грудную клетку. Оно обклеило вогнутые дощечки бликовыми шкурами. Долгие смены вымеряло углы искривлений, для точного направления всех развеивающихся лучей. Оно пилило, клеило, чертило. Дети смотрели на него, кашляли, и радовались, что роститель делает всё, чтобы вылечить их.

Через шесть циклов умер первый его ребёнок, за ним второй. Каждую смену умник держало их под прямыми, сконцентрированными лупой лучами. Оба партнёра покинули умника. Ещё через цикл оно узнало, что их состояние улучшилось. Оно сорвало брезент, и стало записывать показания. Выписало в подробностях количество получаемого света, ориентировочное пребывание под ним, выделяемое тепло и различные этапы разложения организма. Для подтверждения оно хотело начать опыты на рыбах, но не успело, организм разваливался быстрее чем восстанавливался.

Оба его партнёра опубликовали диссертацию и университеты начали свои собственные опыты. Тогда появилась единица Слагная. Соотношение количества и качества, падающих под определённым углом лучей, к влиянию на организм. Никто не понимал, как она работает, но благодаря формуле, научились ею орудовать.

Всё это было в древнем, тогда ещё не замёрзшем, Онионе. Позже, уже в новом Дуоне, с развитием технологий, Слагнаю долго исследовали и меняли её формулу открывающимися дополнениями. Будь то открытая клетка, единица живого организма, составляющие частицы лучей, разложенные на спектры, среда распространения, отражающие поверхности. А степень воздействия оказалась радиационным влиянием частиц фотонов на изменения внутри ядра клетки. Получившееся называли известной мутацией, проявляющейся в виде разложения или развития. Слагная должна была исчезнуть, в связи с более подробным разбором, однако к этому моменту имя того учёного превратилось в нарицательное, из одного явления в нечто обобщённое. Общество очень любило заимствовать слова. Дурное влияние одноклассников на твоего ребёнка — ещё та Слагная. Подхватил от кого-то кашель — повышенная Слагная в общественных местах. Многие уже и не знали изначального определения этого слова, однако свободно орудовали всяческими отраслями Слагнаи.

Некоторые даже думали, что границу жизни назвали Слагнаей как раз из-за общественной обиходной семантики этого слова, а не наоборот. Тем не менее границу жизни назвали таковой из-за смертельно опасного количества единиц Слагная за её пределами. Причём для определённых видов растительности благоприятность среды только увеличивалась. Оттого на границах в основном и выстраивались фермы и теплицы. Причём их в настоящее время стали делать мобильными в связи с неспокойностью источника. Извергающиеся потоки энергии могли в холодные четверти цикла светить ярче, но давать меньше тепла. Или случалось, по несколько смен в тёплые четверти цикла купол полностью обесцвечивался и тускнел почти до полной темноты, однако тепло всё так же сильно раздавалось в округе. Теплицам же важно ловить именно прямые световые лучи с их пагубной для существ радиацией, поэтому их устанавливали на равнинах, с возможностью быстрого передвижения от скачущих теней горы.

Ландшафт в стороны от Дуона в основном холмистый. Тени от источника выстилаются не ровными, и выстроить в пределах мегаполиса у подножья горы плантации проблематично. В сторону малой реки от изломанного каньонами хребта располагались земли племенных кочевников и старый договор нарушать не выгодно. В другую сторону от большой реки хребет опускался до уровня земли и дальше тянулся пустошью, хоть эти места и отводилось вольным народам, но когда приняли решение сажать и копать в той стороне, то вольные народы просто пододвинули глубже в тень горы. С акциями, протестами, набегами, не без жертв, но в основном тихо и мирно.

Руду добывали в разломах. На блуждающую полутень источника ставили теплицы. В километре от них и от смертоносного света в свинцовых фургонах ютились работники, иногда выезжая для сбора, обработки или посева. К этим предприятиям тянулось ответвление пневмотрубы с железной дорогой под ней. В другую же сторону от источника пневмотруба стояла законсервированной, но и там шевелилась какая-то жизнь.

Не одни теплицы ловили губительные и спасительные лучи, а также и одинокая сеть зеркально-линзовой системы, расположившаяся далеко за хребтом, на последнем возвышении перед холодной пустыней тянувшейся до самого купола. Здесь пространство для обзора оставалось наименее загрязнено. Над всем Дуоном скапливался смог выхлопов, развеянных фекалий живности и флюористирующих планктонов. Дальше в пустошь к куполу по границе Слагнайи гора источника скрывалась ландшафтом. Для поддержания жизни в столь удалённых краях нужны либо подземные гейзеры, либо неиссякаемые батареи, либо панели, как раз стоящие развёрнутыми вдали от смотровой обсерватории. Дважды в смену механические дворники запускались и стирали с них пыль, мох и принесённый течением мусор из города. Когда дворники заедали, к ним в защитном костюме выпрыгивало смотритель. Карабинами оно перестёгивалось между страховками, в случае сильных потоков, а при спокойной воде именно прыгало между поручнями, высоко взлетая и долго и плавно приземляясь. В такой плотной воде можно спокойно плыть, но сил на это у него не было, да и время незачем экономить — его ничто не подгоняло. Радиации оно не боялось, зубы его и так сами шатались от возраста, набегов племенных здесь не бывает, им не добраться, и отчёты уже некому отправлять.

Линзовые телескопы перестали монтировать ещё при прежнем смотрителе этой обсерватории. Тогда начали возводили сонарные телескопы и осваивали радиотелескопы. Существа поняли: чтобы видеть, необязательно смотреть. Все линзовые телескопы в Дуоне перестроили, а за хребтом забросили. Без спонсирования с доставкой энергии и провизии в таком отдалении выжить невозможно. К этому времени как раз появились панели. Свет источника гоняет электроны между слоями фотоэлементов и по проводам тянет электричество в обсерваторию. Ближе к Дуону находились племенные народы, а за ними разломы и скалы, дальше за этой возвышенностью тень и толща воды, способная раздавить любое существо. Это место осталось последним идеально подходящим для наблюдений.

Смотритель не один десяток циклов следило за исправностью всех механизмов, протирало стёкла и заменяло ржавеющие запчасти. Оно привыкло к плотности и подобно племенным народам научилось не спешить в передвижениях. Подружилось с редкими обитателями, раз в цикл встречаемыми где-то на горизонте. Снимало температурные показатели, сейсмическую активность, простукивало и прозванивало плиты. Записывало изменения потоков, сезонные миграции рыбьих стай, скорость нароста и таянья льдов. Раз в цикл запускало дребезжащий мотороллер, собранный из двух мотоблоков и выезжало до ближайшей станции, где встречало курьера либо находило доставленный им провиант. Оставляло там копии измерений, графики, заметки и свои личные наблюдения. При случаях поломок, травм или экстренных необходимостей в одинокой будке станции имелся маяк. Кислородный шар выпускался на пятьдесят метров ввысь и моргал целую смену на батарее или больше от крутящегося генератора. Курьер из далёких окраин деревень каждую смену осматривало в бинокль темнеющие направления станций, готовое сорваться на помощь. Но до станции ещё нужно добраться как помощи, так и пострадавшему.

Смотритель сейчас как раз дёрнуло страховочное кольцо и шар на крыше станции раздулся. Трос натянулся, но свет не пошёл. Смотритель откинуло корпус батареи, провода все на месте. Оно высвободило руку из перчатки и коснулось контактов. Едва ощутимое жжение пошло от плюса к минусу накопителя, недостаточное даже для одной вспышки. Смотритель сняло с крюка ручку и вставило её в пазуху. Первые обороты лишь выгоняли ил из шестерней, но через минуту ход упростился, батарея накопила энергии и сверкнула первая вспышка.

Смотритель скинуло защитные очки и из-под шапки глядело в окно на зеркало мотороллера, обращённое вверх. Ещё через десяток поворотов шар моргал дважды в минуту, но света никто не видел. Курьер в этот момент как раз сворачивало бинокль в сумку, закончив осмотр. Оно устало. За девяносто циклов работы экстренная помощь понадобилась всего раз, и то после общей встряски Дуона. Теперь же всё спокойно, и оно собиралось дать себе выходной, ведь ему за осмотр даже и не платят.

Конец ознакомительного фрагмента.