Имперский крест

Антон Грановский, 2011

Эксперименты профессора Терехова с Машиной Времени продолжаются! На этот раз русский гений решает забросить своего преданного вервольфа Егора Волкова в ставку Гитлера. Оказавшись в теле очередного «носителя» – агента Абвера Георга Грофта, Егор не только соблазняет Еву Браун, но и решает покончить с самим фюрером. В параллельной реальности, возникшей в результате этого, мир превратился в мрачную Преисподнюю. Сменивший бесноватого фюрера Герман Геринг к 1943 году создал ядерную бомбу и уничтожил столицы союзников, а заодно с ними и большую часть человечества. Уцелевшие превращены в рабов «высшей расы». Сумеет ли Егор, вернувшись в прошлое, исправить роковую ошибку и спасти фюрера от… себя самого?

Свободен путь для наших батальонов,

Свободен путь для штурмовых колонн!

Глядят на свастику с надеждой миллионы,

День тьму прорвет, даст хлеб и волю он!

Хорст Вассель «Марш»

Глава 1

Секретный агент

1

Англия, тюрьма Оулд Бейли.

«Камера осужденных шпионов». 1939 год

Пленник, сидевший на стуле, крепкий, мускулистый мужчина с черными, некогда набриолиненными и гладко уложенными, а теперь растрепавшимися волосами, был абсолютно гол. Тело покрыто синяками и ссадинами, губы распухли от побоев, а левый глаз заплыл. Ноги стянуты веревкой, руки закинуты за спину и сцеплены наручниками.

Помимо пленника в «камере шпионов» присутствовали еще два человека. Прямо перед ним стоял рослый, широкоплечий, уже начавший толстеть человек, одетый в серый халат и кожаный фартук. Он был рыжеволос и краснолиц, а рукава его халата были засучены, словно у мясника, приготовившегося к разделке мяса.

За спиной у краснолицего в неудобном дубовом кресле сидел представительный господин, одетый в элегантный серый костюм. В руках он держал черную лакированную трость с серебряным набалдашником в виде собачьей головы. На вид представительному господину было лет сорок пять, и виски его уже тронула седина. Звали этого человека майор Сайлус Фрейзер, и был он сотрудником английской военной разведки, вернее сказать — ее спецотдела, занимающегося контрразведкой.

Рыжеволосый тоже был офицером, но служил он в Особом отделе Скотленд-Ярда, который напрямую подчинялся управлению военной контрразведки.

— Хватит, лейтенант Смит, — сказал майор Фрейзер рыжеволосому верзиле. — Дайте ему передохнуть.

Верзила кивнул и отошел в сторону, предоставляя майору возможность насладиться зрелищем обнаженного, избитого мужчины.

— Итак… вы — член группы «призраков», посланной в Лондон с целью убийства Первого Лорда Адмиралтейства сэра Черчилля. Я прав?

Пленник посмотрел на майора мутными глазами и проговорил негромким, но разборчивым голосом:

— Нет, не правы.

— Мы также знаем ваше настоящее имя, — продолжил майор. — Вы — немецкий шпион, обер-лейтенант Георг Грофт. Подготовку вы проходили в альтонской нацистской шпионской школе близ Гамбурга. Признайте свое поражение, обер-лейтенант. Это сделает вам честь.

Пленник хотел было усмехнуться, но поморщился от боли в распухших губах и сказал все тем же хриплым, но отчетливым, несмотря на разбитый рот, голосом:

— Трудно настаивать на победе, сидя голышом на холодном стуле. И все же я повторяю вам, мистер: все это какая-то чудовищная ошибка. Я коммерсант-ювелир. Приехал сюда по своим личным делам из Марселя. Вы просто меня с кем-то спутали.

Майор Фрейзер прищурил холодные глаза.

— Немецкие школы по подготовке шпионов воспитывают в своих людях храбрость и презрение к боли, не так ли? Я знаю всю вашу историю, Грофт. Чтобы сойти за французского коммерсанта, вы в совершенстве выучили французский язык и даже научились подражать марсельскому диалекту. Фашистские ювелиры посвятили вас в тайны своего ремесла, обучив всему, что относится к драгоценным металлам и камням, включая жаргон и традиции ювелиров. Как только вы усвоили все это, Абвер снабдил вас документами, фальшивыми деловыми письмами, прейскурантами, а также образцами модных драгоценностей, доставленных парижской оптовой фирмой. Но вы прокололись, Грофт. Имейте мужество это признать.

— Не понимаю, о чем вы, — упрямо проговорил пленник. — Я ювелир. Приехал в Лондон из Марселя…

Майор поморщился и дал знак «особисту» Смиту. Тот кивнул и снова встал перед пленником.

— Продолжим, — сказал он. — Назови нам имена своих помощников, Грофт.

Голый мужчина на стуле молчал.

— Рано или поздно ты все расскажешь, — заявил лейтенант. — И лучше сделать это до того, как я переломаю тебе все кости.

Пленник не произнес в ответ ни слова. Он смотрел на Смита угрюмым, тяжелым взглядом, в котором лейтенанту почудилась насмешка.

— Что ж, ты сам напросился.

Смит принялся за работу. Удары сыпались на пленника один за другим, но он молчал. Через минуту лицо его было разбито, нос сломан.

Не лучше выглядел и сам лейтенант Смит. Кожаный фартук его был забрызган кровью, кровь была и на рукавах рубашки, и даже на рыжих бровях верзилы, прямо над холодными, глубоко упрятанными под надбровные дуги глазами.

Утомившись, Смит повернулся к майору Фрейзеру и виновато пробасил:

— Молчит. И это после двух часов допроса «с пристрастием». Не знаю, стоит ли продолжать?

— В каком смысле? — нахмурился, дымя сигаретой, Фрейзер.

— Боюсь, он не выдержит. Сердце остановится.

Майор прищурил ледяные глаза:

— Сердце не выдержит?… Такое ощущение, что вы говорите о престарелом преподавателе этики и морали, а не об убийце, против которого все наши меры воздействия оказались бессильны.

Фрейзер задумался. Рыжеволосый Смит подождал немного, затем кашлянул в кулак:

— Осмелюсь посоветовать, сэр…

Контрразведчик вышел из задумчивости. Глянул на своего подчиненного и рассеянно переспросил:

— Что?

Смит смущенно улыбнулся, как делал всегда, когда брал на себя смелость обращаться с советами к старшим по званию.

— Сэр, что если мы опробуем на нем препарат доктора Олдфорда?

— Препарат Оллдфорда?

Майор усмехнулся, отчего сухое лицо его стало еще холоднее.

— А что… можно попробовать. Правда, доктор говорил, что «микстура» еще не совсем готова, и сетовал на огромное количество побочных эффектов…

Несколько секунд Фрейзер раздумывал, затем протянул руку и снял трубку с черного бакелитового телефона.

— Два-четырнадцать-сорок два, — проговорил он в трубку. Подождал немного, а затем заговорил снова: — Фрейзер. Свяжите меня с доктором Оллдфордом.

И снова пауза на несколько секунд. А вслед за тем:

— Доктор, это майор Фрейзер… Да, и вам того же. Слушайте, я насчет вашего чудодейственного препарата, который «способен развязать язык даже немому»… Да, вы говорили. Но мне кажется, пришло время попробовать препарат в деле… — Несколько секунд майор слушал, потом нахмурился и процедил: — Излишне об этом напоминать, доктор… Да, я все понимаю. Но наша миссия обязывает нас проявлять твердость и решительность во всех без исключения вопросах, касающихся расследования. Или вы не согласны?… Это другое дело. Я жду вас у себя — и как можно скорее.

Майор Фрейзер положил трубку и проговорил усталым голосом, в котором слегка проскальзывало презрение:

— Беда с этими штатскими. Лейтенант, отдохните немного. Доктор явится не раньше чем через пятнадцать минут.

Майор откинулся на спинку стула, положил трость себе на колени и закрыл глаза.

Фрейзер с ностальгией вспоминал свою молодость, когда он был простым оперативным работником. Ему приходилось убивать, и он не жалел об этом. Однажды во время перестрелки в Кельнском парке он убил шестнадцатилетнюю девушку. Было это в последние дни Мировой войны. Двумя годами позже он всадил пулю в живот старику, который оказался на линии огня, и ранил в плечо его внука. Старик умер на месте, а восьмилетний мальчишка скончался через несколько дней от гангрены в больнице Св. Фомы.

Майор Фрейзер совершил в жизни много зла, но зло это было непреднамеренное, и майор ни о чем не жалел. Будучи простым оперативником, он жил полнокровной жизнью, которая будоражила его, держала в тонусе, делала счастливым. А нынешняя работа вызвала у него тоску и отвращение.

Черт бы побрал этих идиотов из МИ-5. Секретная служба загребала угли руками парней из военной контрразведки и «особистов» из Скотленд-Ярда, а все заслуги приписывала себе.

За последние полгода это был одиннадцатый допрос в тюрьме Оулд Бейли, на котором майор присутствовал. Нравы здесь были жесткие. Сотрудник Особого отдела и тюремщики сутки напролет охраняли каждого шпиона, находясь с ним в камере и не оставляя его одного ни на минуту. Заключенного раздевали догола, тщательно обыскивали его одежду, осматривали тело, волосы и зубы. Шпионы отлично умели прятать трудно запоминающиеся инструкции, чертежи и записи. В этом искусстве им не было равных.

Документы прятали в зубных пломбах, в искусственных зубах и глазах, в пустых каблуках, в подкладках одежды.

На прошлой неделе майор допрашивал невесту одного важного чина из правительства, уличенную в сотрудничестве с немцами. Она хранила внутри пустой жемчужины крошечный кусочек бумаги, сложенный до размера булавочной головки. А жемчужину за минуту до ареста умудрилась засунуть туда, куда подобало заглядывать только ее любовникам и ее гинекологу.

Впрочем, лейтенант Смит извлек эту жемчужину без особого труда, даже не будучи гинекологом. И все это, несмотря на отчаянные крики и слезы женщины, просившей не позорить ее перед женихом (жених присутствовал тут же).

Поганая работа… Но кто-то же должен ею заниматься.

Большинство немецких шпионов (а их, усилиями Абвера и лично адмирала Канариса, в последнее время развелось, будто карасей в пруду) начинали говорить на второй или третий день. Причем пытать их не приходилось. Страх делал пойманных шпионов лояльными. Их языки развязывались от одной лишь угрозы пыток.

Но изредка попадались крепкие орешки, вроде того, который сидел сейчас на стуле, истекая кровью. Майор Фрейзер знал об обер-лейтенанте Грофте довольно много. Это был не простой шпион, а штатный киллер из особого подразделения Абвера. На руках у него была кровь двух британских генералов.

Впрочем, майор не был уверен в том, что сидевший перед ним человек — это действительно неуловимый Георг Грофт. Слишком много крови попортил он контрразведчикам, слишком был ловок и слишком неуловимым считался.

2

Осторожный голос Смита вывел его из дремы:

— Сэр! Сэр, проснитесь!

Майор открыл глаза и увидел рядом с «особистом» доктора Оллдфорда:

— А, доктор. Явились, наконец.

— Я вышел сразу же после вашего звонка, сэр.

— Да. Отлично. Приступайте к работе.

Доктор, невысокий, лысоватый, плюгавый человечек в клетчатом твидовом пиджачке и круглых очечках, поставил на стол кожаный саквояж, открыл его и достал металлический бикс. В биксе, в специальных углублениях, лежали шприц и флакон с каким-то желтоватым раствором.

— Сэр, я называю этот препарат «микстурой правды», — доложил доктор Оллдфорд, достав шприц и флакон.

— Из чего он состоит? — поинтересовался майор.

— Из многих компонентов. В основе — скополамин, амитал и морфин.

— Отличный коктейль, — невесело усмехнулся Фрейзер. — Особенно морфин. Может, и мне вколете пару кубиков, доктор?

Оллдфорд улыбнулся и вежливо проговорил:

— Не советую, сэр. Препарат заставит вас выболтать все личные секреты. Не говоря уже про побочные эффекты, от которых, по правде говоря, меня бросает в дрожь. Можно начинать?

Доктор кивнул и повернулся к пленнику.

— Подержите его за плечи, — попросил он лейтенанта Смита.

Рыжий верзила кивнул, обошел стул и стиснул голые плечи Грофта своими огромными красными ручищами.

Доктор склонился над левой рукой пленника и вонзил иглу ему в вену.

Майор Фрезер закурил сигарету, нервно и хмуро поглядывая на доктора. Майору не терпелось поскорее закончить дело и отправиться в свою квартиру. Там он мог растопить камин, налить себе бокал коньяка, усесться с ним в мягкое кресло и с наслаждением вытянуть ноги к камину.

Наконец, Оллдфорд выпрямился и положил шприц в свой докторский чемоданчик. Майор оживился.

— Когда начнется действие препарата? — уточнил он.

— Минут через пять, — ответил доктор, поблескивая стеклами очков.

— И сколько оно продлится?

— Думаю, минут сорок или около того.

Майор прищурился:

— А потом?

— Потом… Потом, вероятней всего, мы его потеряем. Я уже описывал вам…

— Да-да, помню, — отмахнулся Фрейзер. — Судороги, пережатие сосудов, остановка сердца… Все это не будет иметь никакого значения, если он скажет нам то, чего мы от него ожидаем.

— А если нет?

— Плохо, но мы это переживем.

— Рискну предположить, что ваш пленник в любом случае не доживет до утра. — Доктор покосился на рыжего лейтенанта и тихо добавил: — Смит здорово над ним потрудился.

— Лейтенант делал только то, что я ему приказывал, — холодно отчеканил Фрейзер. Он затянулся сигаретой, потом махнул рукой, отгоняя дым от лица, и вытер пальцем слезящийся глаз. — Когда мы можем приступать к допросу?

Оллдфорд глянул на часы и ответил:

— Прямо сейчас.

Доктор достал из саквояжа флакончик с нашатырным спиртом и привел заключенного в чувство. Тот вскинул голову и посмотрел на Оллдфорда мутным взглядом. А потом вдруг напрягся, лицо его побагровело, на лбу и шее вздулись канатики жил. Несколько секунд он сидел неподвижно, а потом голова его снова упала на грудь.

— Ну? Что? — нетерпеливо спросил Фрейзер.

Доктор Оллдфорд пощупал запястье заключенного, затем поправил пальцем золотые очки и, наморщив лоб, ответил:

— Думаю, доза оказалась слишком большой.

— Дьявол! — выругался майор.

Но в этот момент заключенный медленно поднял голову и устремил на майора мутный взгляд.

— Что… — хрипло проговорил он. — Что происходит?

— Кто вы? — резко спросил майор Фрейзер. — Назовите себя?

— Я… — Заключенный сглотнул слюну, а потом вдруг усмехнулся и выдохнул: — Я вервольф.

— Вервольф?

Майор покосился на доктора. Тот растерянно пожал плечами и тихо проговорил:

— Сэр, я предупреждал, у препарата есть побочные действия.

— Ваша «микстура правды» помутила ему разум?

Оллдфорд качнул головой:

— Не уверен. Спросите его еще о чем-нибудь.

Майор снова устремил взгляд на избитого пленника и спросил, повысив голос:

— Почему вы называете себя вервольфом, Грофт?

— В Элькарском лесу на меня напал волк-оборотень, — последовал ответ. — Он укусил меня. С тех пор я тот, кто я есть.

— Гм… — Фрейзер пристально посмотрел на доктора (тот сжался под его взглядом), затем стряхнул с сигареты пепел, перевел взгляд на лейтенанта Смита и подмигнул ему, как бы приглашая вместе посмеяться над розыгрышем. Смит вяло улыбнулся в ответ.

— Значит, дело было в лесу, — с сухой улыбкой произнес майор. — Что это за лес, и как вас туда занесло, Грофт?

— Машина времени, созданная профессором Тереховым, перенесла меня в шестнадцатый век, — ответил, слегка пришептывая распухшими от побоев губами, пленник. — Примерно неделю я прожил в общине пастора Нейреттера, расположенной близ Элькарского леса.

Фрейзер снова насмешливо покосился на доктора. Тот стоял с растерянным лицом.

— Это становится интересным, — проговорил майор. — И какова цель ваших путешествий во времени, обер-лейтенант?

— Я должен собрать предметы, разбросанные по разным эпохам, — спокойно, без тени издевательства или усмешки, ответил Грофт.

— Для чего? — поинтересовался майор.

— В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году физик Александр Терехов проводил важный эксперимент, в результате которого исчез вместе с передвижной лабораторией. Лаборатория через две минуты вернулась в нашу реальность, но Александра Терехова там не было. Вместе с ним исчезло несколько предметов. Гравитационная буря разбросала их по разным временам и эпохам. Брат пропавшего физика, профессор Борис Терехов, долгие годы пытался найти способ вернуть Александра. И в конце концов он нашел этот способ.

— С помощью пропавших предметов? — догадался майор.

Заключенный кивнул:

— Да. Прохождение сквозь время наделило эти предметы необычными свойствами. Чтобы вернуть их, профессор Терехов построил Машину времени.

Майор Фрейзер затянулся сигаретой и с силой ввинтил окурок в пепельницу. Затем повернулся к Оллдфорду и сказал:

— Доктор, а ваша «микстура правды» и впрямь работает.

Оллдфорд поправил пальцем очки и рассеянно пробормотал:

— Сэр, я в замешательстве. Судя по тембру голоса, пульсу, потоотделению и мимическим признакам, пациент верит в то, что говорит. Однако я вынужден констатировать, что мой препарат повлиял совсем не на те мозговые центры, на какие я рассчитывал.

— В том смысле, что вместо правды он сыплет отборной, я бы даже сказал — изысканной ложью?

— Сэр, я не…

Майор остановил доктора жестом и повернулся к рыжему «особисту»:

— Смит, у вас есть виски? Только не юлите.

Лейтенант, слегка покраснев, вынул из кармана брюк плоскую алюминиевую фляжку и протянул ее майору Фрейзеру. Тот взял фляжку, свинтил крышку и, запрокинув голову, отхлебнул. Поморщился, закрыл фляжку, после чего вернул ее рыжему «особисту»-палачу.

— Благодарю вас, Смит. — Майор промокнул губы шелковым платком. — Раз уж мы устроили из допроса балаган, то давайте и сами будем вести себя соответственно.

— Сэр, — снова пролепетал доктор, — я не…

Майор холодно посмотрел ему в глаза, и доктор замолчал.

— Грофт… или как вас там… На каком принципе основана работа Машины времени?

— Принцип прост, — ответил пленник. — Тело человека помещают в ванну, наполненную маслянистой жидкостью, а к голове крепят датчики. Как только Машина начинает работать, сознание человека, лежащего в ванне, перемещается в прошлое.

— Значит, по времени путешествует не сам человек, а его сознание?

— Да.

— Хороший способ, — иронично одобрил майор. — Но в чьем теле закрепляется это сознание?

— В теле «носителя».

— «Носителем» может быть любой человек?

Грофт покачал головой:

— Нет. Только предок или потомок путешественника. Сознание путешественника скользит по «шкале генетической памяти».

— Генетическая память… Так-так… — Фрейзер побарабанил пальцами по столу. — Что ж, в вашем рассказе есть определенная логика. А теперь расскажите нам, за какими предметами вы охотитесь, путешествуя по эпохам, и какими необыкновенными свойствами они обладают?

Заключенный сплюнул на пол сгусток крови, поднял на майора затуманенный взгляд и сказал:

— Я могу рассказать лишь о тех предметах, которые удалось найти и вернуть.

— Пожалуйста, я слушаю вас.

— Первый предмет — очки. После того как профессор Терехов вернул их, они стали «мета-окулярами». Сквозь них виден истинный облик людей.

— И каков этот облик?

— Разный. Мы все принадлежим к разным биологическим видам. У всех нас разные предки, но в ходе эволюции мы научились мимикрировать — изображать своей внешностью некий «общечеловеческий облик». Но наша человеческая внешность — не более чем рисунок на крыльях бабочки.

Майор прищурил холодные глаза и проговорил:

— Вот оно как. Что ж, я давно это подозревал. Стало быть, сквозь стекла «метаокуляров» можно увидеть, как на самом деле выглядит тот или иной человек?

Заключенный кивнул:

— Да.

— Жуткая штука, — резюмировал Фрейзер. — Продолжайте, обер-лейтенант.

— Второй предмет — курительная трубка, — зашепелявил пленник. — Обычная трубка с костяной чашей в виде головы дьявола. За ней мне и пришлось отправиться в Средневековье. С помощью этой трубки профессор научился переправлять в прошлое и будущее материальные вещи.

— Отличное свойство, — снова одобрил майор. — Какие еще предметы вы вернули?

— Часы «Командирские», изготовленные на Чистопольском заводе. Я доставил их из две тысячи семьдесят второго года.

— И на что способны эти часы?

— Они… стирают фрагменты реальности. С их помощью можно корректировать историю.

— Умопомрачительно, — констатировал майор. — Это уже три предмета. Есть и еще?

— Вероятно, да. Но мне о них ничего не известно.

— Гм… Давайте-ка подытожим. Значит, вы — путешественник во времени. К нам вы прибыли из… Простите, из какого года вы к нам прибыли?

— Из две тысячи одиннадцатого, — тихо ответил заключенный Грофт.

— Отлично, — кивнул Фрейзер. — Ваш наставник, некий русский физик Борис Терехов, потерял брата при весьма странных обстоятельствах. Брат этот просто исчез, так?

— Так.

— А вместе с ним исчезли и его вещи. В результате неудачного эксперимента «вихрь времени» разбросал эти предметы по разным эпохам. И теперь Борис Терехов пытается собрать их, чтобы вернуть брата. А вы… вы что-то вроде наемного служащего, так?

— Так, — снова ответил пленник.

— Выходит, сотрудник Абвера Георг Грофт, в теле которого вы сейчас пребываете, — это всего лишь ваша «оболочка»?

— Он — мой носитель, — прошепелявил изувеченными губами заключенный.

— Так-так… Герберту Уэллсу и не снился подобный поворот событий. Итак, вы прибыли к нам за каким-то предметом. Что это за предмет?

Пленник наморщил лоб, несколько секунд молчал, потом ответил:

— Я не помню.

— Очень жаль, — насмешливо проговорил майор Фрейзер. — Я бы с радостью помог вам его отыскать. Впрочем, возможно, память к вам еще вернется, и тогда мы вместе отправимся на поиски таинственного предмета.

Рыжеволосый Смит, стоя в сторонке и слушая диалог майора и пленного шпиона, едва удерживался от смеха. Что касается доктора Оллдфорда, то он стоял ни жив ни мертв от стыда и растерянности. Но майор продолжал шуточный допрос Грофта, решив, по всей вероятности, вволю поиздеваться над доктором.

— В данной ситуации мне не совсем понятна история с оборотнем-вервольфом, — произнес он абсолютно серьезным голосом, глядя на заключенного своими холодными, спокойными глазами. — В чем проявляется эта ваша… особенность?

— Это особая форма болезни… Что-то «ретроградное»… — Заключенный наморщил лоб, пытаясь подыскать подходящие слова для объяснения, но вместо этого лишь пояснил: — Встречается крайне редко.

— Значит, это просто заразная болезнь?

— У большинства людей к ней иммунитет, — ответил заключенный. И добавил с горькой усмешкой: — Мне не повезло.

— Бедняга, — с утрированным участием произнес майор. — Хорошо, что оборотнем оказалась не свинья. Как там поется в песенке?…

Майор напряг память и фальшиво пропел:

Ваш Боссено — свинья большая.

Колбасы выйдут из него.

Да и ветчинка неплохая

Для бедняков на Рождество!

Смит прыснул от смеха, и даже доктор Оллдфорт не удержался от улыбки, но майор сверкнул на них глазами, и они снова придали своим лицам сосредоточенно-суровое выражение.

— Что прикажете делать дальше, сэр? — робко спросил доктор.

Фрейзер вздохнул.

— Кажется, у нашего бедного Грофта мозги съехали набекрень, — сказал он. — Смит, попробуйте поставить их на место.

— Слушаюсь, сэр.

Рыжеволосый «особист» шагнул к заключенному, размахнулся и ударил его кулаком по лицу. А потом еще раз. И еще. Голова пленника моталась из стороны в сторону, брызги крови окатили пол.

— Я приведу тебя в чувство! — рявкнул «особист».

Грофт молчал, угрюмо глядя на своего палача. Тогда майор поднялся со стула, подошел, прихрамывая к пленнику, поднял свою трость и, прищурившись, холодно проговорил:

— Хватит корчить идиота, Грофт. Препарат доктора на вас не подействовал, и нам придется вернуться к старым, проверенным методам. Назовите нам имя своего связного, обер-лейтенант.

Заключенный усмехнулся, нагнул голову и сплюнул кровь Фрейзеру на ботинки. Затем посмотрел майору в глаза и что-то сказал по-русски.

— Кажется, действие препарата закончилось, — неуверенно пробормотал доктор, поблескивая очками.

Майор, не произнося ни слова, размахнулся и ударил Грофта тростью по шее. Потом снова размахнулся и хлестнул пленника тростью по лицу. Грофт застонал, на щеке его появилась новая кровавая борозда.

Фрейзер опустил наконец свою жуткую трость. Перевел дух и устало пробурчал, обращаясь к Оллдфорду:

— Отличную штуку вы изобрели, доктор. Она принесла нам неоценимую пользу.

— Признаться, я не ожидал, что первый опыт будет настолько провальным, — пробормотал Оллдфорд, не глядя майору в глаза. — Впрочем, препарат еще не доработан, и я вам об этом…

— Я постараюсь сделать так, чтобы он никогда не был доработан, — холодно отчеканил Фрейзер. — Что касается прочего, то еще одна подобная оплошность, доктор, и вы отправитесь лечить пациентов в сельскую больницу на севере Ирландии.

Оллдфорд слегка побледнел и тихо пролепетал:

— Виноват, сэр… Больше не повторится.

И тут вдруг с заключенным стали происходить странные вещи. Он задергался на своем стуле, захрипел, пот градом полился по его обнаженному, мускулистому телу, хотя сама кожа покрылась мурашками.

— Что с ним? — быстро спросил Фрейзер.

— Вероятно, побочные эффекты, о которых я вам говорил, — отозвался доктор.

И тут все тело Грофта заходило ходуном, да так сильно, что под ним заскрипел стул. Глаза пленника выкатились из орбит, серые радужки пожелтели, а мускулы вздулись так сильно, что ремни врезались в его руки и ноги.

— Да что же, дьявол подери, с ним происходит?! — рявкнул майор, невольно отступая.

— Судороги, — хрипло пробормотал доктор.

Оллдфорд шагнул было к заключенному, намереваясь пощупать его пульс, но тут кости немецкого агента затрещали, а под кожей волнами заходили мускулы, похожие на канатные узлы.

— Ужасное зрелище, — проговорил Фрейзер, пятясь к столу. — Смит, избавьте его от мучений.

«Особист» повернулся и взял с железного столика шестизарядный «смит-и-вессон». Шагнул к пленнику и приставил дуло револьвера к его голове.

С черепом Грофта произошла странная метаморфоза, он завибрировал, затрещал, а затем лицевая часть его слегка выдвинулась вперед, превратив красивое лицо агента в брутальное подобие звериной морды.

— Сэр! — испуганно проговорил рыжий «особист». — Кажется, он…

Договорить палач не успел. Ремни, стягивавшие руки и ноги пленника, лопнули, в один миг обер-лейтенант Грофт оказался на ногах, выхватил из пальцев Смита револьвер и, размахнувшись, ударил «особиста» рукоятью по лицу. Стокилограммовая туша Смита перелетела через столик и рухнула на пол.

В руке майора появился маленький пистолет «вальтер». Грофт молниеносно подпрыгнул к майору и резко ударил его кулаком в кадык. Фрейзер выронил пистолет. Изо рта у майора хлынула кровь, он захрипел и повалился на пол.

Между тем рыжий громила Смит уже поднялся на ноги и стремительно наступал на агента, расставив руки. Грофт подхватил с пола трость майора, переломил ее пополам, развернулся и с размаху всадил обе острые половины Смиту в грудь.

Смит остановился и взревел, как раненый медведь.

Дверь распахнулась, и в камеру вбежали три охранника с пистолетами в руках. Грофт прыгнул им навстречу. Первого он ударил ребром ладони по шее. Второго пнул ногой в пах и довершил атаку ударом кулака в челюсть.

Внезапно дверь снова распахнулась. Грофт увидел черный зрачок ствола, направленный в его сторону. Он отшатнулся вбок и пнул ногой по стальной двери. Агент услышал резкий удар металла о металл — пистолет, выбитый дверью, выпал из руки четвертого охранника. Грофт выскользнул из-за двери и нанес охраннику сокрушительный удар в переносицу. Затем поймал его на лету, развернул и швырнул в камеру.

Расправившись с охранниками, агент быстро оглядел камеру. Шесть тел лежали на полу в разных позах. Помимо Грофта, на ногах остался лишь доктор Оллдфорд. Он забился в угол, с ужасом глядя на Грофта и выставив перед собой свой кожаный чемоданчик, словно тот и впрямь мог защитить его от пули, ножа или удара кулаком в горло.

— Раздевайтесь, доктор! — грубо приказал ему агент.

— Вы не сможете выбраться из тюрьмы, Грофт, — пробормотал тот дрожащим голосом.

Немецкий агент-убийца поднял с пола пару пистолетов и положил их на стол. Потом посмотрел на Оллдфорда странными желтоватыми глазами, усмехнулся и произнес:

— И все же я попробую.

3

Егор рывком сел в ванне с маслом и стянул с головы маску. Несколько секунд он глубоко дышал, приходя в себя и восстанавливая дыхание, затем вытер ладонью мокрое лицо, гневно взглянул на профессора и спросил:

— Какого черта, проф? Что это было?

Терехов — седой, морщинистый, с черной полоской крашеных черных усов над губой — натянуто улыбнулся, а затем на всякий случай откатился на своей инвалидной коляске от ванны.

— Успокойся, Волчок, — успокаивающе проговорил он. — Ты снова дома. С тобой все в порядке.

Егор откинул со лба мокрые темные волосы, вперил взгляд в морщинистое лицо профессора и отчеканил подрагивающим от ярости голосом:

— Вы сказали, что это будет кратковременный «пробный запуск» и что ничего страшного не произойдет.

— А разве что-то произошло? — вскинул брови Терехов.

— Вы перенесли мой разум в тело нациста Грофта! И не просто нациста, а профессионального убийцы!

— И что такого? — с обезоруживающей простотой спросил Терехов. — Не все ли равно, какая профессия у «носителя»? Тебе уже случалось вселяться в тело средневекового кузнеца. А он тоже был отчаянным головорезом.

— Вы не понимаете! Грофт — агент-ликвидатор! Теперь я помню и знаю все, что помнил и знал он! Помню, как я убивал людей, — понимаете вы это?

Терехов, продолжая натянуто улыбаться, на всякий случай откатился еще на полметра.

— Успокойся, дружок, — мягко проронил он, — ты этого не делал.

— Но сцены убийств остались в моей памяти. Да я теперь спать спокойно не смогу!

— Сможешь, — уверенно возразил профессор. — Грофт мог, и ты сможешь. Эти воспоминания не несут негативной окраски. Убийства были для агента Грофта обычной работой. И, кроме того, у профессиональных убийц очень устойчивая психика.

Егор поморщился:

— Вижу, моя психика вас совершенно не интересует.

Профессор Терехов пожал худыми плечами:

— Я учил тебя абстрагироваться от чужих воспоминаний. Воспользуйся этим навыком. Да и вообще — хватит сидеть в ванне. Иди прими душ и переоденься в чистую, сухую одежду. Это поможет тебе успокоиться и трезво взглянуть на ситуацию.

Двадцать минут спустя Егор Волков и профессор Терехов сидели в креслах перед журнальным столиком, на котором красовались бутылки с красным вином и вазочки с закусками. Кресла были антикварные, с резными, сильно потертыми подлокотниками.

Егор уже принял душ, и его зачесанные назад влажные темные волосы поблескивали, отражая свет люстры. Худощавое, чуть вытянутое лицо Волкова было сосредоточенным, а взгляд желтоватых глаз — строгим и хмурым.

Дом профессора был набит антиквариатом под завязку, и несмотря на уютную обстановку, Егору всегда было тяжеловато дышать в окружении этих громоздких дубовых шкафов, тумб и сервантов. Отпив глоток вина, он поставил фужер на стол и полез в карман рубашки за сигаретами.

— Ты все еще куришь? — удивился Терехов.

— Иногда, — ответил Егор и вставил в губы сигарету.

— А я думал, спортсменам это запрещено.

— Только тем из них, которые не воют по ночам на луну и не щелкают зубами при виде сырого мяса.

Егор прикурил сигарету от стальной «зиппо» и махнул перед лицом рукой, отгоняя дым.

— Ты все еще гоняешь на горных лыжах? — поинтересовался Терехов, отхлебнув вина.

Егор кивнул:

— Угу.

— Никогда не мог понять психологию спортсменов. Особенно тех, кто рискует не только своим здоровьем, но и своей жизнью. Рисковать головой нужно только ради очень важного дела. Ну, или во славу великой идеи.

Егор посмотрел на тонкие черные усики профессора, казавшиеся нарисованными черным карандашом и нелепо контрастировавшими с седой взлохмаченной шевелюрой и резкими старческими морщинами.

— Мой случай особый, — сказал он.

Профессор хмыкнул:

— С этим не поспоришь. Впрочем, и ты бы мог направить свою энергию в более конструктивное русло. Ну да ладно, не будем о пустяках. Давай поговорим о деле.

— Давно пора. — Егор выдохнул изо рта облачко сизого дыма и посмотрел сквозь него на профессора. — Как я оказался в шкуре этого фашиста, проф? Мой дед был артиллеристом и дрался с немцами на Курской дуге. Я это точно знаю.

Профессор улыбнулся.

— Видишь ли… — заговорил он, тщательно подбирая слова, — пока я совершенствовал Машину времени, я много думал. И кое до чего додумался.

Егор усмехнулся:

— Вы меня пугаете, профессор.

— Истина всегда пугает, Волчок. А дело, собственно, вот в чем. Мое утверждение о том, что разум путешественника во времени способен переноситься только в тела предков и потомков — ложно.

— То есть как?

— А так. Есть еще один способ перемещения. Немецкий агент Георг Грофт — не твой предок. Он — одно из твоих бывших воплощений.

Сигарета едва не выпала из раскрывшегося рта Егора.

— Я… не совсем вас понимаю, — хмуро пробормотал он.

— Что же тут непонятного? Георг Грофт не твой предок. Он — это ты. Только в одной из прошлых твоих жизней.

Егор прищурил глаза, несколько секунд пристально смотрел на Терехова (профессор заерзал в кресле под его взглядом), потом усмехнулся и сказал:

— Так-так. Интересно. Борис Алексеевич, сколько вина вы сегодня выпили?

— Я абсолютно трезв, Волчок. Оберштурмфюрер Георг Грофт — не просто твоя реинкарнация. Он состоял из того же биологического материала, что и ты. Другими словами, атомы, из которых построено твое тело, абсолютно идентичны атомам, из которых было построено тело Грофта.

Егор взял фужер с вином, поднес его к лицу и понюхал.

— Вы что-то подмешали в вино, проф? — подозрительно спросил он. — Или опять нанюхались «кокса»?

Терехов решительно мотнул головой, как бы отвергая на корню все грязные инсинуации в свой адрес, и решительно заявил:

— Я объясню. Представь себе колоду карт, в которой все карты упорядочены по порядку. Верхние карты — двойки, те, что под ними — тройки, и так далее, вплоть до тузов. Эта колода — ты. Что происходит в процессе твоей жизни? Колода карт непрерывно перетасовывается, становясь все менее упорядоченной. Любое упорядоченное состояние самопроизвольно стремится перейти в менее упорядоченное. Это называется энтропией. Твое тело стареет, внутренние органы приходят в негодность, и заканчивается все это смертью и полным разложением тела на составные элементы. Ты следишь за моей мыслью?

— Слежу. Но пока не очень понимаю, к чему вы ведете.

— Сейчас поймешь. Представь себе другую ситуацию. У тебя в руках колода, карты в которой совершенно не упорядочены. И ты начинаешь ее тасовать. Так вот, теоретически в какой-то момент, после множества перетасовок, колода может обрести более упорядоченный вид. И даже больше того. Теория вероятности предполагает, что может наступить такой момент, когда колода карт обретет тот самый упорядоченный вид, о котором мы говорили раньше. Двойки будут с двойками, тройки с тройками, четверки с четверками, пятерки с пятерками…

— Я понял, — прервал профессора Егор. — Это, как в примере с обезьяной, которая, беспорядочно клацая по клавишам компьютера, может однажды создать «Войну и мир».

— Совершенно верно! — кивнул Терехов.

Егор скептически хмыкнул:

— Думаю, вашу колоду придется тасовать миллион лет, чтобы в какой-то момент она самопроизвольно приобрела упорядоченный вид.

— Не спорю, — улыбнулся профессор. — Но вполне вероятно, что у того, кто тасует эту колоду, много свободного времени. А колоду он тасует с невероятной скоростью.

Егор выпустил уголком рта струйку табачного дыма, прищурил недобрые глаза и уточнил:

— И к чему вы все это ведете?

— К тому, что… — Терехов осекся. — Прости.

Он взял со столика фужер и залпом допил вино. Затем, промочив горло, снова устремил взгляд на Егора и продолжил:

— Молекула и атомы, из которых состояло тело агента Грофта, в один прекрасный момент… лет этак через шестьдесят после смерти самого агента… вновь встретились и, подобно деталям конструктора, снова сложились в человеческое тело. И тело это приняло в себя информационного двойника, который все эти годы блуждал по Вселенной в поисках нового приюта.

— То есть — душу?

— Можно сказать и так. Но я предпочитаю избегать этого слова.

Профессор взял бутылку крымского «Каберне» и снова наполнил свой фужер. Егор посмотрел, как струя красного вина бьется в хрустальные стенки фужера, усмехнулся и сказал:

— Значит, я — новое воплощение немецкого агента Георга Грофта. И именно это позволило мне использовать его в качестве «носителя».

Профессор посмотрел на Егора поверх фужера и кивнул:

— Угу. — Затем отнял фужер от губ и добавил: — И с точки зрения науки, в подобном положении вещей нет никакого противоречия.

— И, надо полагать, вы первый человек, который додумался до всей этой лабуды с кирпичиками-молекулами и «информационным двойником», вернувшимся в заново отстроенное тело?

— Я очень умный, — ответил на это профессор. — Если ты помнишь, я единственный человек на планете, сумевший построить действующую Машину времени.

— Должно быть, вы додумались до этого под хмельком?

— Угадал, — улыбнулся Терехов. — И это говорит о том, что ученых давно пора было хорошенько напоить.

Егор не принял шутку собеседника:

— У вас два пути, проф: либо в церковь, к боженьке, либо в сумасшедший дом.

Терехов лукаво прищурил голубые и чистые, словно у ребенка, глаза и парировал:

— Мне вполне хватает своей собственной лаборатории, дружок. А теперь давай о деле. Мы добыли очки, трубку и браслет. Но теперь пришло время добыть четвертую вещь. Могу ли я и дальше на тебя рассчитывать?

— Я слишком крепко в этом увяз, чтобы останавливаться на половине пути, — сказал Егор.

Терехов одобрительно кивнул и спросил:

— Когда ты готов отправиться в следующее путешествие?

— Хоть сейчас, проф. Куда на этот раз?

— Надо навестить одного дьявола в человечьем обличье.

— И этот дьявол жил тысячу лет назад?

Терехов улыбнулся и покачал седовласой головой:

— Нет. Гораздо ближе. Тебе предстоит отправиться в тысяча девятьсот сорок второй год.

— Что я должен добыть?

— Циркониевый браслет. Мой брат носил его на правой руке. Он страдал гипертонией, и кто-то из врачей уверил его, что цирконий нормализует давление.

— Где конкретно искать браслет?

— Точно сказать не могу. Знаю лишь, что он находится на территории ставки.

— Ставки?

— Да. Сейчас я все объясню.

4

Убрав с журнального столика вино и закуски, Терехов разложил на нем старенькую карту, изданную еще в советские времена.

— В июле тысяча девятьсот сорок второго года Адольф Гитлер перевел свой генштаб из ставки «Волчье логово» у Растенбурга в новую ставку, расположенную в Винницкой области. Сейчас это территория независимой Украины. Первоначально эта ставка называлась Werwolf, оборотень. А потом, уж не знаю из каких соображений, в это название вставили еще одну букву, и ставка стала называться Wehrwolf, в переводе с немецкого — волк-защитник. Но в личных беседах фюрер продолжал по привычке называть ее «Вервольфом». Так же называют ее и сейчас.

— «Волк-защитник», — повторил Егор. — Хорошее название для детской сказки.

— Я бы на твоем месте так не радовался. «Волк-защитник» — твой будущий противник.

— Вы хотели сказать — прошлый.

Терехов дернул уголком морщинистых губ:

— Хватит парадоксов и каламбуров, Егор. Отнесись ко всему серьезнее. Ставка «Вервольф» представляет собой комплекс из нескольких подземных этажей и одного наземного. Ты чего усмехаешься?

— Странно, что вы говорите о ставке в настоящем времени, — сказал Егор, дымя очередной сигаретой.

— Прошлое, настоящее и будущее находятся рядом, они, как три коридора внутри одного дома. Есть места, где все три коридора почти смыкаются. Их отделяет лишь тонкая стенка, и мы с тобой научились ее ломать. Впрочем, я тебе уже об этом говорил. Итак, я продолжу, если ты позволишь.

Егор примирительно поднял руки.

— Толщина бетонных, армированных сталью стен бункера — несколько метров. В центральной зоне расположены главные строения: помещение гестапо, телефонная станция, столовая для высшего начальства и офицеров, бассейн, двенадцать жилых домов для генералов и высших офицеров штаба, помещения для Гитлера и два подземных бункера. В восьми километрах от «Вервольфа», в районе села Гуливцы, находится ставка Германа Геринга, а в здании Пироговской больницы — штаб верховного главнокомандования сухопутных и военно-воздушных сил.

— Где они берут провиант, чтобы прокормить такую ораву народа? — поинтересовался Егор.

— В Виннице есть спиртзавод…

Егор усмехнулся:

— Да ну? Мне нравится ход ваших мыслей, профессор.

— Зубоскалить — это вполне в твоем духе, — заметил Терехов. — Я продолжу. Помимо спиртзавода, в Виннице есть консервный завод, а также большое огородное хозяйство. Они снабжают ставку всем необходимым. Участок по периметру ставки огорожен железной сеткой высотой два с половиной метра. Над ней натянуты два ряда колючей проволоки. Для простых солдат на территории комплекса есть несколько десятков финских домиков и бетонных бункеров — для защиты от бомбардировок.

— Как насчет электричества и воды?

Профессор провел пальцем вверх по карте.

— Вот здесь, на северном участке леса, построена электростанция. А вот тут, на берегу Южного Буга, стоит водонапорная вышка.

— Как можно покинуть ставку?

— В нескольких сотнях метров от ставки есть маленький аэродром для самолетов связи. Вот он! — Палец профессора переместился чуть в сторону. — В ставке огромное количество дотов, пулеметных позиций и позиций для пушек. А на высоких деревьях оборудованы наблюдательные посты. Воздушное прикрытие «Вервольфа» обеспечивают зенитные орудия и истребители, размещенные на Калиновском аэродроме.

— Здесь повсюду — «Волк-оборотень», «Вооруженный волк», «Волчье логово»… Почему именно волк?

— Гитлер обожал волков. Он считал, что имя «Адольф» переводится с древнегреческого как «матерый волк». Кроме того, сразу после Первой мировой войны Гитлер работал в качестве информатора рейхсвера, и он выбрал себе слово «Волк» в качестве позывного. Думаю, фюрер считал волка своим тотемом. У него было девять ставок в Европе, и четыре из них назывались «волчьими» именами.

Егор стряхнул с сигареты пепел и насмешливо заметил:

— Думаю, имей мы шанс познакомиться, я бы ему понравился.

— У тебя будет такой шанс, — заверил его Терехов. — Кстати, своего любимого пса Гитлер тоже называл Вольфом — Волком.

— Я ему точно понравлюсь! — улыбнулся Егор.

— Но потом он его застрелил, — добавил профессор. — Собственноручно.

Егор утрированно вздохнул:

— Это сильно понижает мои шансы. Но я все равно надеюсь на возникновение симпатии. Думаю, между нами при первой же встрече пробежит искра.

— Главное, чтобы это была не пуля, — заметил Терехов. — Подобраться к фюреру тебе будет очень нелегко. Его охраняет «бегляйткоммандо».

— Бегляйт… что?

— «Бегляйткоммандо», — повторил Терехов. — Личная охрана. Двадцать членов элитного подразделения «лейбштандарт СС», дававшего присягу лично фюреру. Этих парней прозвали «белокурыми волками». Они отличаются слепым фанатизмом и пренебрежением к смерти.

— Прямо самураи, — усмехнулся Егор.

Профессор посмотрел на него спокойным, холодноватым взглядом и сказал:

— В октябре сорок первого в Таганроге, мстя за шестерых убитых нацистов, «белокурые волки» за три дня убили четыре тысячи советских военнопленных.

Усмешка сползла с губ Егора.

— Я рассказываю это тебе затем, чтобы ты понимал, с кем тебе придется иметь дело, Егор.

— Я это учту, профессор. А теперь скажите: как мне найти браслет?

— Так же, как ты нашел предыдущие вещи. В момент твоего перемещения Квантовый навигатор вычислит «точку пересечения».

— То есть браслет сам меня «найдет»?

Профессор кивнул:

— Да.

— В чье тело я вселюсь на этот раз? Кто будет моим «носителем»?

— Ты с ним уже знаком. Бывший агент Абвера Георг Грофт. После ранения он ушел из разведки и перевелся в личную охрану Гитлера.

Лицо Волчка на секунд оцепенело, а затем он сухо усмехнулся и проговорил:

— Выходит, он все-таки сумел сбежать из английской тюрьмы.

— Выходит, что так, — сказал профессор. — И не без твоей помощи.

— Я спасал свою жизнь, — отчеканил Егор. — На его жизнь мне было плевать.

— И все же ты оказал ему большую услугу, когда порвал ремни. Но не будем об этом. Я рассказал тебе все, что знал сам, Егор. Если есть вопросы, задавай их, а я пока выставлю настройки Машины и заполню ванну раствором.