Две розы

Антон Андреевич Разумов, 2019

Частенько нам приходится делать выбор между тем, что правильно, а что нет, между моралью и нравственностью и развратом. Но что, если завтра для тебя не настанет, захочешь ли ты жить по-прежнему?

Мне почти скучно!

Я ничего не делаю!

***

П еред моими почти закрытыми глазами быстро проносятся яркие огни. До уха доносятся звуки трущихся о кафель колёс.

— Пульс падает! Операционная готова?!

— Готова!

— Подготовьте адреналин…

Я полностью закрыл глаза и потерял сознание…

— Открой глаза.

О ткрыв глаза, я увидел безграничное пространство заполненное белым светом.

— Я здесь. — Раздалось сзади.

П озади меня за большим деревянным столом коричневого цвета сидит человек в белом костюме, белой рубашке, алом галстуке и белых туфлях. Он что-то пишет в какой-то большой книге.

— Где я?

— Не важно. Ты мёртв, Андрей. Помнишь аварию?

— Аварию?! Какую аварию?!

— Не помнишь… Смотри сам.

П ередо мной возник экран. Я вижу свою машину, стоящую у себя во дворе: слегка заниженную чёрную девятку с затонироваными окнами. Это я сплю на переднем сиденье?! Падает снег.

— И? Что…

В друг в мою машину на полной скорости врезается грузовик.

— Твою мать! Какого…

— Промотаем немного. Ты не против?

— Куда промотаем?!

— А, на настоящее.

К артинка на экране быстро сменилась на изображение операционной комнаты. Врачи активно пытаются спасти жизнь какого-то парня. Я вглядываюсь и вижу лицо… своё лицо!

— Какого этот парень на меня похож?!

— Это ты. Тебе сейчас пытаются как-то помочь.

— Стопе, стопе! Я же здесь и живой!

— Это пока что. Если бы ты умер, то отправился бы прямо в преисподнюю…

— В ад что ли?! Я же ничего такого не сделал!

— Уверен? Алкоголь, наркотики, избиение людей, ложь, половые связи с различными женщинами… продолжать? — Со стола на пол скатился конец длинного полотна бумаги, исписанного с двух сторон какими-то буквами.

— Да понял я. Ну и чего дальше? Куда в ад идти?

— Не торопись. Ты ещё не умер. Я не хочу, чтобы ты попал в это ужасное место. Я дам тебе ещё один шанс. Сейчас ты очнёшься и если, покаявшись, будешь жить праведной жизнью, то в ад не отправишься.

— Что за чушь! Ты серьёно?!

— Повышайте! Разряд!

— Стойте! Есть пульс… слабый, но есть. Повышается. Нормализуется.

— Хорошо… С реанимацией закончили. Позовите доктора Жукова, подлатает его. Пусть ещё немного поспит, пока не закончим. Сестра…

— Уже делаю. Можете пока отдохнуть, как ни как третью ночь не спите, Виктор Павлович.

— Да я нормально. Полагаюсь на вас.

О чнулся я в больничной палате. Всё тело болит, а в голове крутятся мысли:

— Ну и сон мне приснился! Надо бы врача позвать. — Я нажал на кнопку рядом с кроватью и через несколько секунд в палату вошла молодая медсестра.

— Как вы себя чувствуете, Андрей Павлович?

— Всё болит. Уважаемая, а можно главного врача или какого-нибудь позвать?

— Да, конечно, одну минуту, только проверю ваши показатели.

— Мне сейчас нужен главный врач! Пошевели своими стройными ножками поскорее!

М едсестра с обиженным видом вышла из палаты и вскоре вернулась с седовласым мужчиной в белом халате.

— Доброго вечера или вернее сказать ночи! Как вы себя чувствуете? Ничего не болит?

— Нет, ничего не болит! Когда меня выпишут?

— Ну, ну, не торопите события. Нам надо ещё недельку другую понаблюдать за вами, чтобы, не дай Бог, чего плохо с вами не случилось. Вы же не хотите снова к нам попасть, м?

— Да здоров я, говорю же! Видишь, — Я пошевелил загипсованными ногами, встал на пол и несколько раз подпрыгнул. — целее, чем был!

— И правда… Здорово! — Мужчина широко улыбнулся, хлопнув в ладоши, сказал: — Иногда чудеса случаются! Тогда через три дня вас выпишем. Быстрее никак, система такая!

Д октор развернулся и вышел из палаты. Мы остались с медсестрой вдвоём.

— Я попрошу вас лечь и соблюдать постельный режим, даже если вы здоровы.

— А знаешь, мы могли бы и вдвоём, так сказать, соблюсти постельный режим, а? Что скажешь, красавица?!

— Хмф! — Девушка вышла из палаты и захлопнула за собой дверь.

— Ну и ладно. Всё равно задница больно тощая. — Я лёг на кровать — сверстницу моего деда и крутил в голове тот странный сон. Стабильно пищал кардиомонитор. Под потолком жужжала муха. Вскоре дождь начал тарабанить в окно. — “Сон или не сон? Если всё это было правдой? А если нет? Странно всё это.” Да-а, под наркозом всё приснилось и всё! Я же бухой ещё был — вообще всё объясняет. Чушь значит всё это. Приснилось! Ха-ха-ха-ха.

Ч ерез три дня, как и сказал седовласка, меня выписали из больницы. Все вещи, что были при мне найдены, вернули: ключи от машины, квартиры, семьдесят два рубля… мелочью, пачка сигарет и зажигалка. Выйдя из больницы, я зажёг сигарету, сделал пару затяжек и сразу все сомнения как рукой сняло. Красота!

Н а районе меня встретила братва — удивились, что меня так скоро выписали. Машина моя была убита в хлам. Жалко её, но пришлось бросить где была! Вечерком собрались, как всегда, у меня во дворе, купили пивка, сиг и ржали до часу или двух ночи. Домой припёрся слегка пьяный и, упав на кровать, сразу уснул.

П роснулся я поздним утром от очень приятного чувства… в паху.

— Доброе утро, придурочек! Где ты был?! — Из под одеяла слегка выглядывала какая-то девушка, державшая в руках мой член.

— Какого ты?.. А-а, это ты… Катя?

— Катя?! Кто такая Катя?! Какая Катя?! Из второго, да?! Да пошёл ты, козёл!

Д евушка сбросила с меня одеяло и, встав, выбежала из квартиры, хлопнув дверью.

— Блин, достала шкура! Каждый раз одно и то же! Вернёшься же, дура!

Д евушка вбежала в комнату и кинула в меня мой же ботинок.

— Чтобы не видела твою пьяную рожу в своём дворе, козёл!

— Да пошла ты, психичка!

Д верь снова хлопнула.

Я ичница и кофе меня окончательно взбодрили. Уже далеко за полдень. Я выполз из своей квартиры на улицу — меня уже ждала братва. Собрав оставшихся пацанов, расселись по машинам и двинули в местный клуб.

П од вечер танцпол был забит молодыми девушками. Уже изрядно выпивший я ввалился в самую гущу. Одна стройная девчонка привлекла моё внимание, и я поплёлся к ней.

— Отвали от меня, урод! — Сказала она только я её коснулся.

— Кто тут урод? Я?! Я ж красавчик! — Слегка пошатнувшись, я пригладил назад волосы.

— Я сейчас охрану позову!

— Какая охрана? Я люблю тет-а-тет. — Я подошёл к ней и схватил за задницу.

О тхватив пощёчину, я взял её за руку и потащил в туалет.

— Какого лешего ты делаешь?! Знаешь кто мой отец?! — Девушка изо всех сил царапалась, пыталась вырваться.

— Заткнись.

Я ударил её по лицу. Что-то вдруг хрустнуло. Больше она не дрыгалась.

П оложив её на раковину задницей к себе, я задрал платье, снял с неё бельё, расстегнул ширинку и, вставив член в её щёлочку, насладился ею на всю катушку. Кончив внутрь, я вышел из клуба и потащился домой спать.

П роснулся я от жуткой тряски и удара головой обо что-то металлическое. Вокруг было темно, а в лицо мне время от времени упиралось что-то жёсткое и резиновое.

— Я в багажнике?! Чего вчера было?! Где ж я уснул?!

М ашина вдруг остановилась, и я снова ударился головой. Раздаются приглушённые звуки тяжёлых шагов. Открывается багажник.

— А, уже проснулся, урод! Как спалось?

З доровый мужик в чёрном костюме стоит надо мной с битой в руках.

— Ты хоть знаешь, кто я?! Я позвоню братве, они тебя в лесу закопают, с собаками не найдут!

— Ха, слыхал, Мих?! Он ещё угрожает!

М ужик ударил рукоятью биты мне в нос (пошла кровь) и, вытащив меня из багажника, бросил на холодную землю. Мы были в каком-то лесу. Сквозь сосны был виден бледный луч заходящего солнца.

— Где мы?!

— А кто бы знал. — Мужик с битой ударил меня ею в челюсть. — Тебе это уже знать не обязательно.

— Слышь, мужик, чего я тебе сделал?!

— Мне ничего, а вот дочке моего босса ты много чего сделал. — Он обошёл меня и ударил битой по коленям.

— Какой дочке?!

— Сань, он ещё идиота будет строить! Прибей его и дело с концом! — Из машины вышел ещё один мужик с битой.

— Не, Мишань, я его ещё помучаю. — Мне снова прилетело битой. На этот раз по спине. Он взял меня за волосы и приподнял голову. — Какой дочке? Той, которую ты убил вчера в клубе, а потом изнасиловал. Помнишь?! — С силой моё лицо встретилось с землёй.

— Не помню такого!

— Не помнит он. Кончай с ним и поехали! А то ещё местные нас заметят.

— Хорошо, хорошо. Сейчас. — Мужик нанёс ещё два удара по спине, один по затылку и три по ногам, после чего сел в машину и уехал.

О т последнего удара я на какое то время потерял сознание. Очнулся уже глубокой ночью. Очень холодно. Лицо всё в застывшей крови, ног я не чувствовал.

— Гады… найду… найду — убью. Чёрт! Похоже, что я не встану… никогда.

Я начал ползти куда-то в лес. От холода стучат оставшиеся зубы. Руки сводит время от времени. Голова неистово болит и пульсирует. Ног я по-прежнему не чувствую.

Р аздался треск сломавшейся ветки.

— Кто здесь?! Вернулись, чтобы добить, падлы?! — Я повернул голову в сторону шума — справа от меня стоял большой пёс — дворняжка — и смотрел на меня, слегка показав оскал. — Чё уставился, псина?! Топай дальше!

И з-за деревьев показались несколько хвостов. К дворняге подошли ещё три… пять… девять собак. Большие, маленькие… все смотрят на меня и скалятся.

— Пошли вон! Кому сказал?! Пошли вон! — Свора не поняла меня и мой дрожащий голос, а наоборот начала подходить всё ближе и ближе.

Я начал кричать, звать на помощь, отмахиваться от них руками. Одна собака схватила меня за руку и начала её грызть, две другие вцепились в ноги. Боль сковала и разрывала всё тело. Вскоре вся свора принялась отрывать от меня кусок за куском!

— Убейте меня!!! Убейте! — Один пёс, будто поняв меня, подошёл и перегрыз мне горло. Кровь фонтаном бырзнула за холодную землю. В глазах начало мутнеть… руки опустились… сердце остановилось…

Я открыл глаза… темно… очень темно. При этом невыносимо жарко, будто меня запихали в духовку. Я стараюсь что-то произнести, я чувствую, что губы двигаются, рот открывается, но звука нет… вообще никаких звуков нет.

— Как же мне скучно! Я ничего не делаю! Они сами обольщаются! Где же веселье?! — Один за другим по обе стороны от меня начали зажигаться почти тлеющие алые огни. Казалось, им не будет конца. Где-то вдалеке они разошлись в разные стороны и, образовав окружность, встретились. Сразу после этого каждый огонёк вспыхнул невыносимо ярким и невыносимо жарким столбом пламени. Вдалеке, в той самой окружности появился пылающий огнём трон, на нём сидело нечто… нечто не поддающееся описанию. Страх сковал всё тело, будто лёд бежал по моим жилам!!! Зубы стучат, а губы трясутся как никогда раньше!!! Это конец?! — Добро пожаловать, как говорится. А ведь тебя предупреждали, но… да, это конец… твой конец! Хахахаха! Слышишь? Ты слышишь эти радостные звуки? Они тебя уже заждались! Ха-ха-ха-ха!!!

К раем уха я услышал будто скрежет костей, зубов! Стоны, яростные крики становятся всё более и более отчётливо слышны и вскоре начал раздирать мои уши и голову! Это невыносимо! Смех существа эхом раздаётся в моей голове! Земля ушла из под ног, и я начал куда-то падать! Это действительно конец… Огни потухли, а смех непрестанно звучит и звучит, и звучит не переставая…

Н ачался новый день. Начался он, как обычно начинается любой другой день ранней весны: небольшие серые тучи, полухолодный пронизывающий ветер, изредка появляющееся солнце, капель, лужи и ручьи. Но было в этом дне кое-что особенное — этот день был воскресеньем! И более того — была Пасха! Помолившись, совершив все утренние процедуры и позавтракав, я оделся и вышел на улицу воодушевлённый. К счастью, сразу как я пришёл на остановку, подъехал и мой автобус. До церкви доехал тоже крайне благополучно. Почти каждый, кого я встретил, приветствовал меня: «Иисус воскрес!». «Во истину воскрес!» — звучало в ответ.

К огда я пришёл в храм, в нём почти никого не было. Поднявшись в зал, я начал расставлять стулья. Вскоре подошли братья и через какое-то время зал был готов принять первых прихожан. А вот и прославление! Я поприветствовал пришедших братьев и сестёр и спустился в цоколь, ожидая общую молитву. Сегодня её вёл эпископ нашей городской епархии. Сильное слово и молитва в единстве ещё более укрепили и воодушевили меня! Мне кажется, я светился!

— Здравствуй. — Поприветствовал я одну сестру, она мне очень нравилась, но…

Я прошёл в зал и занял место. На алтарь вышел старший пастор, за ним — прославление. Она сегодня была на алтаре. Пастор поприветствовал всю церковь, поздравил нас с этим чудесным праздником, все вместе в единстве мы помолились и… начали поклоняться Богу и прославлять Его! Было удивительное Его присутствие! Я закрыл глаза, встал на колени, продолжая петь. Вдруг я почувствовал, что моя голова тяжелеет и заваливается набок. Всё стихло.

О ткрыв глаза, я увидел белую пелену потолка, какой-то назойливый писк отдавал в голову, через ноздри просачивался лёгкий запах спирта и чего-то терпкого, бело-зелёный свет резал край левого глаза.

— Где я? — Тишина. — Где я? — Тишина. — Где…

Раздался звук открывающейся двери. Размеренный шаг приближался ко мне.

— Очнулись? Как себя чувствуете?

Ч еловек в белом халате подошёл ко мне и сел на стул рядом с кроватью.

— Голова гудит, слабость и шею ломит.

— Угу. — Врач что-то спешно записал в журнале. — Больше ничего?

— Ничего.

— Угу. — Он опять что-то записал. — Значит так, звучит банально, но у вас рак.

— Чего?

— Головного мозга, печени, сердца… продолжать?

— Не стоит. И что дальше?

— Дальше? Через две недели операция. Вторая через месяц, третья ещё через полгода, четвёртая и пятая периодичностью год после третьей. Если вы всё ещё будете живы, то будет шеста операция, но спустя ещё два года. На протяжении всего этого периода у вас, несомненно, будут курсы химиотерапии. По нашим прогнозам, после этого вашему здоровью ничего не будет угрожать.

— У вас слишком серьёзное выражение лица… для палача.

— Палача? — Мужчина закрыл журнал, встал и направился к выходу. Открыл дверь и остановился. — Будь я палачом, то убил бы вас прямо сейчас. Это более милосердно. Но я врач, поэтому вы будете жить. Это гуманно.

П огас свет. Закрылась дверь. Череп всё также разрывает писк. В голову просачивается запах спирта.

С ледующие три дня как в тумане: сон и еда сменяют бесконечные анализы и процедуры. Спать хочется постоянно, но уснуть никак не могу. Молитвы и чтение Библии сглаживают суровые будни и привносят хоть какое-то успокоение. Время от времени наведывается тот врач, задаёт всё те же вопросы, чиркает что-то в своём журнале и уходит. Сказал, что ко мне рвётся какая-то девушка: «сказала, что не уйдёт пока не увидит меня». Попросил ей передать, чтобы поехала домой и отдохнула, но она не послушала. Когда разрешат посещения и почему их запрещают не ясно.

П рошли ещё два бесконечных дня. Стояла глубокая ночь. За чуть открытым окном ветер колыхал ветви берёз, сквозь самую гущу темноты слабо пробивались огни не спящего города, откуда-то эхом доносился Цой. Проснулся я от уже давно забытого, но приятного чувства тепла, разливающегося по всему телу. Я открыл глаза. Надоевший за неделю писк заглушался нежным и до боли знакомым голосом. Это она… Вера. Вера стояла на коленях рядом с кроватью и молилась. Видимо как-то проскочила мимо санитаров. Минут шесть я просто лежал, смотрел и слушал. Вдруг нос зачесался.

— Чих. — Я не сдержался.

— Ты проснулся?! — Немного повышенным голосом сказал Вера, слегка отпрыгнув от кровати от испуга. — Я тебя разбудила? Прости.

— Нет, нет, не извиняйся… как ты прошла?

— Дождалась, пока дежурная уснет, и потихоньку пробралась в палату… Врачи ничего не говорят. Что с тобой случилось?

— Рак… мозга, печени, сердца и ряда других органов…

П овисла десяти минутная тишина. За окном начался ливень.

— Какие прогнозы?

— Три года… Если к этому моменту всё ещё буду жить, то обещают полное выздоровление.

— Если?! У Господа нет слова «если»!

— Я знаю и верю в это, но…

— Никаких «но»!!! — Она закричала, подняла голову и наши взгляды встретились. Маленькая капелька бежала по её щеке и скрылась в уголке губ. Смутившись, она снова опустила голову. — Прости.

— Не извиняйся.

В ера положила голову мне на грудь. Слёзы тихонько капали на одеяло. Я положил руку ей на голову.

— Ты обязательно выздоровеешь!

Т ак мы и уснули.

У тро накрыло наш город, запели птицы, берёзы плакали от ночного дождя, солнце играло переливами в лужах, каплях и слегка подсохших слезах Веры. Вместе с утром нас застал врасплох и белый халат. Спровадив смущённую Веру, он тяжело вздохнул, задал в очередной раз свои клишированные вопросы, опять что-то записал в своём журнале, встал и снова тяжело вздохнув, сказал, что с завтрашнего дня разрешит посещения. Ушел, закрыв за собой дверь.

С егодня никто в моей палате не появился, на процедуры и заборы анализов меня не забирали — спокойный к моему удивлению день. Следующее утро началось с подозрительного шуршанья за моей дверью. С каждой прошедшей минутой шум усиливался… через какое-то время затих… дверь скрипнула… в палату вошёл врач.

— Доброго утра. Как…

— Доброго. Отлично я себя чувствую. Ничего у меня не болит.

— Это хорошо. — Халат что-то записал в журнале и направился к выходу. — К вам посетители.

О ткрывшаяся дверь впустила ко мне родных, друзей, братьев и сестёр из церкви. Так шумно у меня никогда не было! Вопросы сыпались горой и плавно перетекли в молитву, затем в смех и болтовню. Только ближе к вечеру вся эта шумная компания полностью разошлась. Вера ушла одна из последних.

Конец ознакомительного фрагмента.