Антология суицидологии. Основные статьи зарубежных ученых. 1912–1993

Коллектив авторов

Статьи, включенные в «Антологию суицидологии», охватывают период с 1910-х по 1990-е годы и широкий спектр тем, посвященных изучению суицида; антология содержит работы наиболее известных ученых и специалистов-практиков из разных стран; на авторитетном уровне продемонстрирован мультидисциплинарный характер исследований самоубийства. Включены статьи, ставшие труднодоступными, опубликованные ранее в малотиражных изданиях, но представляющие несомненный интерес для современного специалиста. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

1. «О „смерти вдвоем“» и «Необычный случай „смерти вдвоем“»

Эрнест Джонс

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Эрнест Джонс (1879–1958) родился в Уэльсе и обучался медицине в медицинском колледже при Лондонском университете. Один из основателей психоаналитического движения в Великобритании, он был тесно связан с Зигмундом Фрейдом и его ближайшими единомышленниками, входящими в знаменитый «Комитет»^[5]. Широко известна написанная им подробная биография З. Фрейда в трех томах.

Приведенные ниже две статьи относятся ко времени жизни Джонса в Торонто (1908–1913); из-за предъявленных ему обвинений и неприятностей, возникших в его личной и профессиональной жизни, он был вынужден покинуть Лондон и на несколько лет поселился в Канаде, активно участвуя в работе Американской психоаналитической ассоциации. Хотя позже он писал, что «был тогда несчастлив в личной жизни» (Jones, 1959), это был период его наивысшей продуктивности.

Jones Ernest. “On ‘dying together’ ” (1911) and “An unusual case of ‘dying together’ ” (1912) // Ernest Jones. Essays in Applied Psychoanalysis I. L.: Hogarth Press, 1951. Р. 9–21. (Ранее эти статьи были опубликованы отдельно на немецком языке в Германии: первая — Zentralblatt fьr Psychoanalyse. 1911. V. 1. September. S. 563; вторая — Zentralblatt fьr Psychoanalyse. 1912. V. 2. May. S. 455.) слиянии, сексуальном (каннибалистическом) воссоединении с матерью, путешествии и об обратном рождении как обретении рая».

КОММЕНТАРИЙ

Читатели данных статей убедятся, что Джонс обладал глубокими познаниями в мифологии, фольклоре, сравнительном религиоведении и в других областях. «Из анализа известно, — напоминает он, — что идеи пола, рождения и смерти теснейшим образом связаны друг с другом». Пациенты, озабоченные суицидальными переживаниями, неизменно подтверждают эту мысль. Их вера в то, что смерть является странствием, ведущим к обретению покоя, представляет собой плодородную символическую территорию, в сконденсированном виде в ней содержатся фантазии о вечном сне, Бернд Генрих Вильгельм фон Клейст (1777–1811) — немецкий поэт и драматург, в прошлом солдат, изучавший право и философию, крайне неустроенный в бытовом отношении, а возможно, шпион, чья эксцентричность и склонность к постоянной перемене мест позволяют предположить, что он страдал биполярным аффективным расстройством. Пребывая в постоянном движении, он жил то в Германии, то в Швейцарии, то в Париже, то в Праге. К концу жизни Клейст испытывал материальные лишения и разочарование, вызванное холодным приемом некоторых его произведений. В то время у него развилась болезненная страсть к женщине по имени Генриетта Фогель. 21 ноября 1811 года он застрелил ее на берегу озера Ванзее близ Потсдама, а затем покончил с собой.

Психология «смерти вдвоем» касается многих суицидальных синдромов, включая самоубийства по договоренности и суициды-убийства. Они нередко получают отражение в литературе и других видах искусства (примером может служить опера Вагнера «Тристан и Изольда»).

Джонс поднимает вопрос о «смерти вдвоем» для случая суицида-убийства. Самоубийства нередко следуют за совершением убийства, особенно в Европе. Доналд Дж. Уэст (West, 1967) отмечал, что подобным образом обстояло дело в одной трети наблюдавшихся им случаев в Англии и Уэльсе; в Дании это происходит в 42 % случаев. В Соединенных Штатах частота этого явления существенно ниже и составляет менее 5 % (Alien, 1983; Dalmer, Humphrey, 1980). Показано, что во многих подобных инцидентах жертва убийства сама провоцирует фатальный исход. Аналогичная тема присутствует и в договоренностях о совместном совершении самоубийства (Santy, 1982; Rosenbaum, 1983). Иногда двойное самоубийство является фатальным исходом индуцированного помешательства (folie-а-deux) (Salih, 1981).

ЛИТЕРАТУРА

Alien N. H. (1983). Homicide Followed by Suicide: Los Angeles, 1970–1979 // Suicide and Life Threatening Behavior. V. 13. P. 155–165.

Dalmer S., Humphrey J. A. (1980). Offender — Victim Relationships in Criminal Homicide Followed by Offenders’ Suicide, North Carolina 1972–1977 // Suicide and Life-Threatening Behavior. V. 10. P. 106–118.

Jones E. (1959). Free Associations. N. Y.: Basic Books.

Rosenbaum M. 1983. Crime and Punishment // The Suicide Pact. Archives of General Psychiatry. V. 40. P. 979–982.

Salih M. A. (1981). Suicide Pact in a Setting of Folie-a-Deux // Br. J. of Psychiatry. V. 139. P. 62–67.

Santy P. A. (1982). Observations on Double Suicide: Review of the Literature and Two Case Reports // Am. J. of Psychotherapy. V. 36. P. 23–31.

West D. J. (1967). Murder Followed by Suicide. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

I. О «смерти вдвоем» на примере самоубийства Генриха фон Клейста

В монографии, посвященной Генриху фон Клейсту, Сэджер (Sadger, 1910) обратил внимание читателя на ряд соображений, касающихся психологических предпосылок желания умереть вместе с любимым, разделить с ним смерть. Поскольку профессиональный журнал предоставляет больше возможностей для анализа, чем монография, предназначенная для широкой аудитории, мне хотелось бы прокомментировать два соображения, которые остались незатронутыми Сэджером (как я полагаю, преднамеренно).

Что касается общего психосексуального значения идеи смерти, то здесь добавить совсем нечего. Фрейд, Штекель и другие исследователи довольно подробно описали мазохистские фантазии, включающие в себя эту идею, это показано в монографии Сэджера. В целом мифологическое и фольклорное представление о смерти как духе, свирепо нападающем на человека, базируются именно на таких фантазиях.

Однако вопрос о «смерти вдвоем» является более сложным и определяется несколькими мотивами. Наиболее очевидный из них — вера в существование загробного мира, места, где осуществляются все несбывшиеся в этой жизни мечты. Заключенная в этой вере надежда на исполнение желаний играет ту же роль, которую она выполняет при неврозах и психозах; дающееся ею утешение, как единогласно признают теологи, возрастает по мере того, как жизнь переполняется разочарованием и скорбью. То же самое можно сказать и о желании умереть вместе с любимым человеком, что ярко иллюстрируется теми дополнительными обстоятельствами, которые побудили фон Клейста совершить самоубийство (Sadger, 1910, р. 60–61). Однако, как показывает Сэджер (Sadger, 1910, р. 56–58), Клейста безудержно влекло к смерти, и это нельзя объяснить его жизненными обстоятельствами. Большинство психоаналитиков, вероятно, согласилось бы с выводами Сэджера (Sadger, 1910, р. 60) о том, что «его желание умереть вместе с возлюбленной являлось практически тем же самым, что и желание спать или лежать рядом (изначально, конечно же, с матерью)», и «могила, к которой так стремился Клейст, была просто эквивалентом материнского ложа». Это ясно подтверждают слова самого фон Клейста: «Должен признаться, что для меня ее могила дороже ложа всех императриц^[6]мира». Мысль о том, что смерть состоит в возвращении на небеса, где все мы родились, то есть в утробу матери, знакома нам, в частности, из религии.

Более глубокие мотивы объединяют эту тему с некрофилией. Первым из них является садистический импульс, который может возгореться от мысли о соединении с мертвым человеком — отчасти из-за беспомощности и отсутствия сопротивления последнего, отчасти благодаря мысли, что мертвая любовница никогда не устанет от ласк, способна безгранично терпеть и остается навеки верной. Последняя мысль о ненасытности мертвых часто повторяется в литературе, посвященной вампиризму. Например, в стихах Гейне, посвященных «Доктору Фаусту»^[7], где вызванному духу Елены принадлежат такие слова:

Ты волшебными чарами вызвал меня

Из холодной и темной могилы,

И желанья огнем оживил ты меня —

Погасить это пламя нет силы.

О, прижми ты уста к моим жарким устам

С человеческим чудным дыханьем

И дай выпить умершей всю душу твою

Мертвецов ненасытным лобзаньем.

(Пер. М. Шелгунова)

Мой опыт психоаналитической работы с невротиками показывает, что некрофильные тенденции^[8]неизменно оказываются связанными с копрофильными фантазиями и фантазиями рождения. Фрейд первым отметил наличие связи между этими двумя видами фантазий (Freud. Sammlung kleiner Schriften…), и в дальнейшем существование этой связи было четко подтверждено большинством исследователей. С одной стороны, фекальный материал является неживым веществом, ранее бывшим частью живого тела, а теперь разлагающимся, — это способствует легкому установлению ассоциативных связей между ним и трупом. С другой стороны, согласно общей теории инфантильной сексуальности, фекалии являются материалом, из которого создаются дети, и, представляя собой удобрение, ассоциируются с общим принципом оплодотворения. Любовь или чрезмерный страх по отношению к мертвому телу может, таким образом, означать возврат инфантильных интересов и тягу к экскрементам. Это объясняет ту частоту, с которой в фольклоре, литературе, мифологии и распространенных поверьях возникают мотивы-близнецы: (1) мертвой женщины, рождающей младенца и (2) живой женщины, вступающей в связь с умершим мужем^[9]. Интересные детали, касающиеся разработки данного мотива (которые нет необходимости приводить здесь подробно), можно найти в рассказе фон Клейста «Маркиза фон О…» Фантазии, связанные с копрофилией и рождением, могли лежать в основе его необычного предложения Вильгельмине фон Ценге бросить все, поселиться в деревне и вести крестьянский образ жизни. Хорошо известно, что после ее отказа удовлетворить это «условие любви» он бессердечно разорвал помолвку. Сэджер приводит в этой связи следующее его суждение: «У персидских магов существовало религиозное правило, гласящее, что человек не способен совершить ничего более угодного богам, чем возделать поле, посадить дерево и произвести на свет ребенка. Я считаю это мудростью, и еще ни одна истина не проникла так глубоко в мою душу. Вот что следует совершить мне, вот в чем я абсолютно уверен. О Вильгельмина, какая несказанная радость должна скрываться в убеждении, что ты выполняешь свое предназначение в полном соответствии с велением Природы». Я полностью согласен с утверждением Сэджера (Sadger, 1910, р. 62), что в этом есть скрытый сексуальный смысл. Кроме того, я замечал (хотя не уверен, является ли это общим правилом), что пациенты с таким комплексом часто проявляют поразительную нежность к объекту своей любви, наподобие матери, обожающей своего младенца; такое же чувство характеризовало последнюю вспышку «дифирамбного восторга» у фон Клейста по отношению к Генриетте, их «обмен ласкательными прозвищами граничил с сумасшествием» (Sadger, 1910, р. 59).

Далее Сэджер комментирует значение совместной смерти как «путешествия». Связь между идеями смерти и путешествия возникла в первобытные времена; вспоминаются греческие и тевтонские мифы о процессиях умерших душ, Гамлет с его «боязнью страны, откуда ни один не возвращался». С тех пор как Фрейд впервые обратил внимание, что дети очень часто воспринимают смерть как «уход», «путешествие» (Freud, 1900), этот факт получил широкое признание и служит дополнительным доказательством естественности и стабильности данной ассоциации. В случае фон Клейста в этом контексте можно упомянуть о его странной маниакальной склонности к путешествиям, которые, по мнению его друзей, были совершенно бесцельными и необъяснимыми. Здесь явственно просматриваются два мотива. Во-первых, смерть может рассматриваться как занимательное путешествие, странствие по краям, где могут открыться некие сокровенные тайны. У меня было несколько верующих пациентов, чье общее и сексуальное любопытство возбуждалось этой идеей^[10]. Сэджер отмечает страстность желания фон Клейста достичь абсолютной, точной истины и приводит его высказывание: «Познание представлялось мне единственной целью, достойной приложения усилий, а истина^[11] — единственным богатством, достойным обладания». Изучение деструктивной кантовской критики концепции Абсолюта и потусторонней жизни потрясло его до глубины души. Фон Клейст следующим образом описывал свои переживания: «В этом кошмарном смятении чувств оставалась одна мысль, с которой в жгучем ужасе боролась моя душа: единственная, наивысшая цель пала». Во-вторых, Путешествие можно предпринять не одному, а в компании с другим человеком, и существенное значение имеет тот факт, что в своих сумасбродных путешествиях фон Клейст поступал именно таким образом. Сэджер прослеживает эту тенденцию вплоть до детского желания восстать против отца и скрыться с матерью в неком отдаленном месте, где отец не мог бы помешать их взаимоотношениям; таким образом, на бессознательном уровне смерть вдвоем может означать бегство с матерью и, следовательно, исполнение тайных желаний (Sadger, 1910, р. 60). Маниакальная тяга к путешествиям является одним из многих побуждений, которые могут выражаться в полетах во сне^[12], и в этой связи мне хотелось бы высказать некоторые предположения. Фрейд полагал, что изначальным источником подобных сновидений является приятно возбуждающая погоня за детством (Freud, 1900), и особо подчеркивал связь между телесными движениями вообще и сексуальностью (Freud, 1900; Sadger, Bd. 3). В своей психоаналитической практике я во многих случаях обнаруживал связь с различными анально-эротическими мотивами, которые могут кое-что добавить к названным выше желаниям. Сам факт, что дефекация в быту нередко обозначается словами, связанными с движением^[13], указывает на существование внутренней связи между двумя темами, не имеющими, на первый взгляд, между собой ничего общего^[14]. Нет необходимости приводить здесь множество аргументов для объяснения данной ассоциации.

Отмечу лишь, что если акт дефекации доставляет особое удовлетворение, он нередко достигает значимости сексуальной «проекции»^[15], подобно моче и семени. На сеансах психоанализа и в фольклорных источниках (о чем я собираюсь более подробно написать в отдельной статье^[16]), мне удалось собрать множество данных, свидетельствующих о том, что (а) в бессознательном это дополнительное значение сексуальной проекции и движения наиболее тесно связано с актом испускания газов^[17], и (б) благодаря идее проникновения на далекое расстояние этот акт иногда рассматривается детьми как основная составляющая полового акта, который, таким образом, состоит во впускании газов в женскую клоаку. Из-за ассоциации с движением (и, следовательно, полетом в газообразной среде — воздухе) последняя фантазия, наряду с копрофильными, садистическими и инцестуозными, о которых говорилось выше, является наиболее пригодной для того, чтобы выразить любовные предпосылки совместной смерти, и я полагаю, что изучение с этой точки зрения других подобных случаев могло бы оказаться достаточно плодотворным.

II. Необычный случай «смерти вдвоем»

Следующее драматическое событие, происшедшее на текущей неделе^[18], наводит на некоторые соображения, представляющие, по-видимому, интерес для психоанализа.

Муж и жена в возрасте, соответственно, тридцати двух и двадцати восьми лет отправились из Торонто, чтобы провести выходные дни на Ниагарском водопаде. Вместе с другими отдыхающими они решили взобраться на огромный ледяной мост, каждую зиму образующийся у самого подножья водопада и соединяющий американский и канадский берега реки. Неожиданно ледяной мост дал трещину и сдвинулся с места. Находившийся там речник, хорошо знавший особенности данной местности, закричал, чтобы все находящиеся на мосту бежали к канадской стороне, где легче всего выбраться на берег. Пара, о которой идет речь, игнорировала его совет и побежала в направлении американского берега, но вскоре была вынуждена остановиться, оказавшись у открытой воды. Тогда они бросились в противоположном направлении (пробежав примерно 150 ярдов), однако, когда от спасения их отделяло лишь 50 ярдов, женщина в изнеможении упала на лед с криком: «Я не могу больше! Давай здесь умрем!». Муж с помощью другого мужчины протащил ее вперед до края льдины. До берега оставалось всего 3 ярда покрывавшего воду мягкого льда. Речник умолял пересечь это расстояние, уверяя, что лед не даст им утонуть, и гарантировал спасение. Он подтвердил правоту своих слов, перейдя на берег по плавучему льду и вернувшись для спасения еще одного человека. Однако женщина отказалась рисковать, а муж не пожелал идти без нее. Вскоре ледяная масса стала двигаться по течению реки, разламываясь на все более мелкие льдины, и медленно, но верно приближаясь к ужасной стремнине, ниже которой по течению располагается Ниагарский водоворот. Через час их снесло к железнодорожному мосту, пересекавшему реку на высоте 50 ярдов над их головами. За ним и начиналась стремнина, куда быстро продвигалась льдина, на которой они плыли. С моста им спустили веревку с железным крюком на конце, это была последняя надежда на спасение. Когда льдина, теперь уже на большой скорости, проносилась под мостом, мужу удалось ухватиться за веревку, но жена, по-видимому, решила, что сможет довериться столь ненадежной опоре только в том случае, если будет прочно обвязана веревкой. Так или иначе было видно, как муж негнущимися от холода пальцами напрасно пытается завязать веревку вокруг пояса жены. На это оставалось слишком мало времени, и течение уносило их все дальше. Тогда, отбросив веревку, он стал на колени рядом с женой, крепко обнял ее, и они устремились навстречу своей смерти, до наступления которой теперь оставались считанные секунды.

Таковы основные факты, опубликованные во всех газетах. Мне удалось получить некоторые дополнительные сведения от своего друга, который хорошо знал погибшую пару. Он сообщил, что супруги преданно любили друг друга, состояли в браке семь лет и сильно огорчались (особенно жена) по поводу того, что у них не было детей. Поведение мужа не требует особых комментариев, поскольку было обусловлено вполне понятными мотивами. К ним можно лишь добавить, что все происходило на глазах у тысяч людей, собравшихся в тот драматический момент на берегах реки, и редкий мужчина мог бы бросить в подобной ситуации незнакомую женщину, не говоря уже о собственной жене.

Однако гораздо больше можно сказать о поведении женщины, вернее, о ее бездействии. Очевидно, что она была полностью охвачена паникой и страхом или даже была убеждена в неизбежности ожидающей ее судьбы. Она либо не предпринимала никаких усилий, либо активно мешала проведению спасательных работ, и она не откликнулась даже на столь сильный мотив, как желание спасти мужа. Психоаналитикам известен факт, на который впервые указал еще Фрейд при толковании соответствующих сновидений (Freud, 1900), что эмоциональный паралич возникает не столько в результате травмирующего действия страха, сколько как проявление торможения, вызванного конфликтом между сознательным и бессознательным импульсом. Примером является ситуация, когда при попытке изнасилования женщина не в состоянии изо всех сил защищаться, поскольку часть энергии подавляется противоположным бессознательным импульсом, выгодным для насильника. Соответственно возникает вопрос, не присутствуют ли подобные процессы в описанном случае. Если да, то в поведении женщины можно усмотреть выражение бессознательного желания смерти, совершение автоматического самоубийства.

Приведенные выше сведения, являются достаточно скудными, поэтому подобную гипотезу следует высказывать с большой осторожностью, однако в сопоставлении с психоаналитическим опытом она выглядит весьма правомерной.

Есть все основания полагать, что если желание смерти и существовало у женщины, то оно являлось сугубо символическим. Полученное мною описание ее психологического состояния за день до трагедии делает весьма маловероятным предположение о наличии у нее осознанных суицидальных намерений. Поэтому можно задаться вопросом, какие мысли могло символизировать данное самоубийство. Из анализа известно, что идеи пола, рождения и смерти тесно связаны между собой, а идея смерти в объятиях любимого — «смерти вдвоем» (gemeinsames Sterhen) — символизирует вполне определенные специфические бессознательные желания. Из них, в частности, Сэджером (Sadger, 1910) и мной^[19], выделялось одно, а именно желание зачать ребенка вместе с любимым. Бессознательные ассоциативные связи между этим желанием и обычным самоубийством слишком богаты и многочисленны, чтобы их можно было здесь обсуждать; кроме того, о них уже немало известно, и специалисты знают, о чем идет речь. Поэтому удовлетворюсь тем, что укажу на некоторые обстоятельства, из-за которых именно описанная выше ситуация была выбрана для подтверждения этой ассоциативной связи.

Связь между Ниагарским водопадом и смертью, особенно самоубийством, подкреплена бессчетным количеством аналогичных случаев. Однако не столь распространены сведения, что связь Ниагарского водопада с рождением также оказывается достаточно тесной. Ниагара представляет собой излюбленное место проведения медового месяца, в большей степени для жителей Торонто, чем для обитателей здешних окрестностей, благодаря романтическому путешествию, которое им приходится предпринимать через озеро Онтарио. Это привело к тому, что город Ниагару нередко называют (по крайней мере, в Торонто) «Городом младенцев» из-за высокой частоты происходящих там зачатий. Пара, о которой идет речь, очень любила проводить там выходные и отпуска, и бессознательная привлекательность для них этого места обусловливалась, возможно, тем же обстоятельством, которое привлекало женщин древности к храму Асклепия и продолжает привлекать многих современных женщин к различным источникам лечебных минеральных вод. Они еще никогда не бывали там зимой, что само по себе довольно странно, поскольку водопад в это время года почти так же популярен среди жителей Торонто, как и летом, благодаря прекрасным ледовым эффектам. Можно предположить, что на этот раз их привлекла именно мысль о зиме (смерти, холоде и т. п.), которая была созвучна их чувству утраты надежды на рождение ребенка.

Возвращаясь к самой трагедии, мы видим, насколько похожий осознанный аффект внедрился в две идеи, которым, согласно нашим предположениям, надлежит быть связанными между собой; надежда на рождение ребенка была почти такой же малой, как и надежда на спасение от роковой опасности. То, что этот рок состоял в утоплении — да еще в столь ужасном: быть затянутыми в ледяной водоворот — является очень важным обстоятельством в свете всего того, что нам известно о символическом значении воды вообще и утоплении в частности (см. работы Фрейда, Ранка, Абрахама, Штекеля и др.). Если бы приведенная история рассказывалась как содержание сновидения, то вне всяких сомнений ее можно было интерпретировать как фантазию бесплодной женщины о рождении ребенка: плаванье на льдине в опасном потоке воды вместе с любимым на глазах у всего мира и все же в изоляции от него, грозящая опасность утопления и быстрое движение, при котором женщину пассивно несло из стороны в сторону (в вышеприведенной статье подчеркивалось значение движения в данном контексте) — все это дает полную, законченную картину фантазии.

Однако данная ситуация была совсем не сном, а суровой реальностью, и сопровождающие ее обстоятельства, особенно на фоне интенсивной, острой эмоции, могли способствовать пробуждению латентного комплекса и стимуляции его активности. Не следует забывать, что в моменты отчаяния (при серьезной неудаче, тяжелой болезни, опасности, слабости, приближении смерти и т. п.) людям свойственна универсальная тенденция бежать от реальности, обращаясь к интуитивной системе мышления (фрейдовскому первичному «принципу удовольствия» или «фантазирующему мышлению» Юнга), в большинстве случаев принимающая форму инфантильных желаний, относящихся к матери; в другой своей статье я уже высказывал мысль^[20]о том, что для бессознательного не существует идеи личной смерти, она всегда замещается мыслью о сексуальном соитии или рождении. Поэтому можно предположить, что женщина, о которой идет речь, трансформировала в бессознательном ситуацию, вызвавшую сильный страх, и заместила реальность фантазией удовлетворения своего самого заветного желания. Внешний результат этого акта трансформации весьма хорошо иллюстрирует контраст между практической ценностью принципа удовольствия и принципа реальности (см.: Freud. Die zwei Prinzipien…).

Можно лишь рассуждать о том, каким был бы результат, если бы мысли женщины относительно деторождения шли по более привычному руслу и приняли форму фантазии о том, как спастись или быть спасенной^[21]. Возможно, эта фантазия даже присутствовала, а сопротивление женщины спасательным мероприятиям со стороны речника или людей, опустивших веревку с моста, обусловливалось излишней верностью мужу, убеждением, что никто, кроме любимого, не может ее спасти. Однако здесь наши предположения становятся столь шаткими, что уходят в область совершенно неизвестного.

ЛИТЕРАТУРА

Freud S. (1900). Die Traumdeutung. 2^e Aufl. S. 195.

Freud S. Die zwei Prinzipien des psychischen Geschehens // Jahrbuch der Psycho-analyse. Вd. III. S. 1.

Freud S. Sammlung kleiner Schriften // Zweite Folge. S. 168.

Sadger I. (1910). Heinrich von Kleist. Erne pathographisch-psychologische Studio. S. 56–61.

Sadger (1912). Haut-Schleimhaut und Muskelerotik // Jahrbuch der Psychoanalyse. Bd. III. Р. 525.

Примечания

5

«Комитет» — группа, которую организовал З. Фрейд, привлекая самых известных и наиболее близких ему по взглядам коллег для сохранения целостности психоанализа после его смерти. (Здесь и далее: сноски, помеченные звездочками — Прим. ред.)

6

1. Подобно Королеве, Императрица является хорошо известным бессознательным символом матери.

7

Приведенное Джонсом стихотворение представляет собой монолог Елены Прекрасной из «танцевальной» поэмы Гейне «Доктор Фауст». См.: Гейне Г. Лорелея. СПб.: Кристалл, 1999. С. 401.

8

2. Подразумевающаяся здесь связь между садизмом и копрофилией подробно обсуждается в более поздней статье, публикуемой в качестве главы XXXI Papers on Psycho-Analysis того же автора, 2-е издание.

9

3. Многочисленные примеры этого можно найти в: Hanusch. Zeitschrift fur deutsche Mythologie // Jahrgang. V. IV. P. 200; Hock. Die Vampyrsagen und ihre Verwertung in der deutschen Literatur (1900). P. 24, 37, 43; Hors. Zauher-Bibliothek (1821), Erster Teil. P. 277; Krauss. Slaviscfie Volksforschungen (1908). P. 130; Sepр. Occident und Orient (1903). P. 268.

10

4. Один из моих пациентов с интересом предвкушал, что откроет в загробном мире авторство «писем Юниуса»! (Письма Юниуса — серия анонимных писем, публиковавшихся в одной из лондонских газет в 1768–1772 годы, критических по содержанию в отношении министров короля Георга III. Их авторство до сих пор не установлено, хотя приписывается ряду оппозиционных английских интеллектуалов той поры, например, Эдмунду Берку, Эдварду Гиббону, Филипу Фрэнсису и др.)

11

5. О тесной связи между ассоциациями истины и наготы см.: Furtmuller. Zeitschrift fur Psychoanalyse (1913). Bd. I. P. 273.

12

6. Возможно, интересен тот факт, что фамилия женщины, с которой фон Клейст отправился в свое путешествие в вечность, была Фогель, что значит «птица».

13

Значение «сходить по-большому», «сходить в туалет» в английском языке передается словом «movement», в русском у слов «испражнение» и «упражнение» имеется общий корень.

14

7. Эта ассоциация играет важную роль в часто встречающемся симптоме, известном под названием «Reisefieber» (состояние смешанных чувств радости, тревоги и волнения перед предстоящим путешествием), и близких к нему сновидениях, посвященных «упаковке вещей».

15

8. Стоит отметить, что вульгарное обозначение этого акта в немецком языке является этимологически близким к слову «стрелять».

16

9. С момента написания данной статьи то же было высказано в двух монографиях, опубликованных в Jahrbuch der Psychoanalyse.

17

10. Стоит отметить, что вульгарное слово, обозначающее этот акт как в английском, так и немецком языках, напоминает немецкое слово «путешествовать», «Fahrf».

18

11. То есть Торонто.

19

12. См.: раздел I выше.

20

13. См.: Journal of Abnormal Psychology. 1912. April.

21

14. См.: Jones E. Papers on Psycho-Analysis. 1918. Ch. Х.