Содом разума – I том

Аноним Содомитов, 2023

Представь, что безумно ты влюблен,Но она тебя отвергла, не признала.И однажды ты проснулся в теле том,Которому она не отказала.И вроде бы все хорошо, вот только но,Он ее убийцей оказался…Ага, уже не ожидался? Неистовое, эпически заправленное соусом ошметков душ и чем они грешней,Ты познаешь боль, отчаянье и страх – в их глазах, в этих строках,О феерическом падении их личностей, праздных желаний и их сущностей.В эйфории, пожирающих друг друга, чтобы в итоге стать –Хоть немного «человечистей». Вот только, за счет чьих костей?Узники жадности своей, не внимающие, что от комплексов – нет панацеи.История о мрачной судьбе Алекса, его похищенной возлюбленной Анны и ее похитителя, поборника тьмы – Алексия Мрака. История о кошмарном переплетении их судеб, политических интриг и экспериментов… – Кхм… где-то конечно ролевых… но не суть.

Глава 3. Так много миль

Содом души.

Глава 3. Так много миль.

Чикаго, Сисеро.

Спустя двадцать с лишним минут синий Шеви проезжал в пригороде Сисеро, мимо огромного промышленного завода по Сисеро-авеню. Далее, проехав большую стоянку поддержанных автомобилей, Шеви свернул с дороги у вывески «Мотель Дельфин». Это был старый двухэтажный мотель, выстроенный буквой «П» с парковкой внутри. Вернее, это было то, что когда-то называлось им. Сейчас же это больше походило на многоквартирный кондоминиум.

На парковке не было ничего, кроме трещин на асфальте, стертой желтой краски парковочных разметок и пыльных автомобилей. За парковочными разметками и поребриками были видны лишь обшарпанные коричневые двери квартирок, черные решетки на окнах, да перила второго этажа. А по всему периметру второго этажа было то же, что и на первом.

Седан припарковался на дальней левой стороне у стальной лестницы на второй этаж, после чего из него вышел невысокий парень в куртке «Чикаго Буллз». Следом вышел Алекс, тут же поймав ключи от Шеви, что кинул в его сторону Уолли и направился к лестнице. Он поднялся по ступенькам не повстречав человека, которого там не было сегодня. Пролеты мотеля пустовали, постояльцы сбежали в будни. Алекс обошел машину, собираясь открыть дверь с другой стороны, но она открылась изнутри.

Анне хватило получаса их общества, чтобы забыть на время о тревогах. Наблюдая из окна за мельканием жизни на улицах Чикаго, Анна уже ни о чем не хотела думать. Ни о чем не маяться и будь что будет. С лицом в крови она вышла из машины и уже не была такой потерянной, когда оглядывала мотель и его парковку.

По центральной улице мимо мотеля сновали автомобили, оставляя за собой шум проносящихся моторов и колес. Алекс говорил что-то Анне и указывал пальцем на второй этаж, в направлении, где Уолли доставал ключи из кармана и открывал хлипкую дверь с номером «53». За дверью этой мини квартирки оказалась железная решетка, сваренная из толстых прутьев арматуры.

Отворив решетку, Уолли вошел в просторную комнату со старым кожаным диваном вместо кровати у левой стены и кофейным столиком перед ним. В дальнем углу, прямо за диваном была еще одна дверь, ведущая в соседний номер. На противоположной от входа стене стоял шкаф и рядом была приоткрыта дверь в уборную.

Над диваном висела полка с книжками, там же была и рамка с фотографией и прочим хламом, а с края свисали потрепанные боксерские перчатки. По другую сторону на стене пылился телевизор с настенной полкой под ним, где находился DVD-плеер и стереосистема. На полу у стены валялось куча проводов, полиэтиленовые пакеты и разный мусор в них. Перешагивая через них, Уолли направился к двери в соседнюю комнату. И следом, впервые за долгое время в их коморку вошла девушка.

— Добро пожаловать в нашу обитель, — озирая бардак Уолли неловко улыбнулся Анне, — Здесь не всегда так грязно, просто… — с силой продавливая заевшую ручку он напрягся в лице, — Ух, вот же упрямая… просто, уборщица заболела, эхе-хе…

— У нас есть уборщица? — внезапно донесся вопросительный голос Алекса, который следом обратился к Анне: — Энни, там за дверью уборная, думаю… тебе стоит умыться…

— Да, спасибо. — Ответила Анна и пошла привести себя в порядок.

— Конечно есть, ты уже забыл? — и Уолли широким жестом показывал Алексу состояние их логова, прошептав вдобавок: — Чел, глянь на это дерьмо.

— А… бро, я хоть и знал, что ты та еще свинья, но не думал, что настолько! — громко поддержал Алекс своего друга.

— Вот сука…

Закрыв за собой дверь, Анна смотрела на свое отражение в зеркале с боевой раскраской коммандос. Красивая боевая блондинка со взъерошенными волосами. Ее верхняя половина лица размазана потекшей тушью, а нижняя красными усами, тянущимися от самых ноздрей. Также полосы на подбородке и высохшее пятно на носу, напоминавшее клоунский нос.

Смывая с себя весь макияж со спекшейся кровью, она заметила на джинсовой куртке бордовые пятна. Расстроившись, она в спешке сняла куртку и начала стирать ее в струе из-под крана…

Когда Анна скрылась за дверью ванной комнаты Уолли тут же позвал Алекса:

— Бро, надо что-то решать.

— О чем ты?

— Это не нормально чел, она же пыталась покончить с собой, — указывая рукой на дверь уборной Уолли шепотом выражал свое недовольство, — А мы не будем сообщать ее отцу? Ты серьезно?

— Она этого не хочет.

— А если она снова это сделает? Предлагаешь потом делать вид, что мы ничего не знали?

— Этого не будет.

— Откуда тебе это знать?!

— Я ее знаю… в смысле… — и приложившись пальцами ко лбу, словно что-то забыв Алекс продолжил, — Я… я поговорю с ней, ясно?

— Чувак, я серьезно, это не нормально… — вербально и невербально, Уолли сопровождая слова жестами пытался донести до друга элементарную логику своих мыслей, — Ты ее знаешь значит? А вот я — нет. Я вообще впервые ее вижу и что-то не припомню, чтобы ты мне о ней рассказывал.

— Чувак, мы с ней просто не общались пару месяцев… может чуточку больше…

— Что? И как давно не общались?

— Ну… блин, с прошлого дня рождения…

— Ватафак чел?! Это целый год, а не пару месяцев!

— Да ладно тебе бро, — словно в мольбах, Алекс безнадежно рассек воздух руками, — Дай я сначала поговорю с ней, окей?

— Да чтоб тебя… — ответил Уолли как внезапно отворилась дверь и оттуда вышла Анна в черной короткой футболке с белыми узорами у ключиц. И в ее глазах Уолли снова это делал — неловко улыбался, и хлопнув друга по плечу начал удаляться во вторую комнату:

— Я пока начну бро, а ты лучше купи нам поесть.

— А… что… а, да… хорошо… — увидев ее Алекс растерялся, потеряв свой речевой аппарат.

Впервые за весь напряженный день, когда все утихло, в двери его мозга постучались сигналы держа в руках букеты с ароматом жасмина. Благоухающие волны неслись от нее, распахнув его окна своим ветром и сдувая тюль. В своих замедленных шагах с оружием убийственных чар, эта блондинка сейчас неслась прямо на него. Держа в руках мокрую куртку, она собиралась о чем-то его попросить. А может и просто убить его, наповал.

Этот смытый макияж слетел с нее словно ограничитель скорости. Глаза моргали в порхании влажных ресниц, на них блистала роса в каплях и очи ведьмы зазывали его в свой бирюзовый омут. А нежные очертания лица в невинности взгляда, своим очарованием… — она со скоростью света сносила с ног и уносила в космос. В этой войне ее не победить, его мозг капитулировал, вздыхая: «Я тут бессилен, это без шансов…».

— Алекс… — с ее желанных уст он услышал свое имя и понял, что уже проиграл, мысли падали на колени заверяя: «Она снова разобьет нам сердце», и она протянула ему свою куртку, — Можно ее где-то высушить?

— А… что… да, внизу есть прачечная… — он забирал с ее рук замоченную куртку, и капля воды слетая разбивалась о паркет, — Может, лучше закинуть в стирку? Мы все равно нескоро закончим…

С грустью на лице Анна вспомнила, чем обернулся сегодняшний вечер и как ее сюда занесло. И теперь, как и «Чикаго Ривер» — она просто шла по течению. Плыла не зная, что она вообще тут делает и стоит ли просто вернуться домой. Она ответила:

— А, д-да, хорошо…

Между ними повисла неловкость взглядов. Они оба застыли в растерянности, одинаковые в его следствии, но разные в причинах.

— А… тут на углу есть забегаловка, в смысле такерия, я сейчас иду туда и… как ты относишься к бурито или тако?

— А, д-да, — внезапно эта красотка замешкала и начала отворачивать лицо, прикрывая тыльной стороной ладони свои губы, — Нъ-нъо… номально, кхм, кха…

Ее груди вздымались в тихих покашливаниях, она пыталась это скрыть, но ей не удавалось, пока в ее голове образы двух шахтеров с именами мистер «Тако» и «Молочный коктейль» прорывали себе туннель на свет. Заметив, как она хихикает себе тихо, Алекс выронил шепотом:

— Ф-фак…

–…

— Ладно, я пойду, а ты… будь как дома… — неловко и немного обиженно, Алекс указал на диван.

— Угу, кха-кхм… — кивнув головой и делая вид, что у нее просто запершило в горле она села на диван, проговаривая себе в мыслях:

«Don't you say, don't you say it…»

Алекс свалил из номера, закрыв за собой дверь.

Вслед за щелчком дверного язычка с края полки над диваном внезапно упала книга в темно-коричневом переплете. Анна, взяв ее в руки начала пролистывать в поисках иллюстраций. Она лишь желала отвлечь свои мысли от переживаний за героев романа о трагичной судьбе пылкого Тако Монтекки и нежной Коктейльяны Капулетти с белоснежно молочной кожей.

Закрыв ладонью лицо, она искренне переживала за них, чуть ли не рыдая, что было заметно по ее тихим хныканьям. Но история все же была с хэппи-эндом. Ведь в какую бы дерьмовую ситуацию их не запирала жизнь, они все же смогли вырваться на свободу. И спустя время, пусть и с трудом, но с улыбкой на лице Анна наконец-то смогла оторвать свои мысли от сюжета, захлопнув книгу, удовлетворенная финалом истории.

Застыв на время и неотрывно наблюдая за стрелками тикающих на стене часов, она встала с дивана и решила пройтись по комнате. Анна залезла коленями на диван и повернулась к пыльной полке на стене, разглядывая на ней другие книжки и рамку с фотографией улыбающегося Уолли, с золотой медалью на шее. Проведя пальцем по толстому слою пыли, она вскоре слезла с дивана и пошла рассматривать постеры на стенах. Слоняясь по комнате, она слегка отодвинула шторы и выглянула окно, после чего обернулась на шум из соседней комнаты.

Подойдя к открытой двери, она перенесла вес на одну ногу и наклонилась на бок, с любопытством заглядывая внутрь и видя спину Уолли в кресле. Он сидел за одним из захламленных разными устройствами столов с тремя мониторами и его пальцы быстро отстукивали по клавиатуре. На двух мониторах последовательно открывались и сворачивались неизвестные ей окна и приложения, а на третьем была открыта черная консоль, где быстро проносились данные с информацией. Не понимая, чем он занят, она повернула голову в направлении противоположной от него стены.

На входе в комнату на всю стену стояли металлические стеллажи с коробками и кучей прочих вещей. Не особо понимая цели их предназначения и принцип работы, она с любопытством изучала все, что было там разбросано: зарядные устройства, кабели, антенны, «роутеры», wi-fi адаптеры, SSD и флэш-накопители, платы без корпусов, хабы, джаммеры и другие девайсы.

На стеллажах дальней стены пылились разные корпуса, системные блоки, и множество устройств, соединенных кабелями и шнурами. Также, в помещении стоял гул шумов от работающих: кондиционера внизу, винтов видеокарт, огромной вытяжки с вентиляцией и прочей системы охлаждения. В легком дуновении воздушного потока, она кожей чувствовала, что температура в той комнате явно выше.

Внезапно сзади раздался звук открывшейся двери, и Анна выпрямилась, обернувшись ко входу. Алекс вернулся, занеся с улицы прохладу свежего воздуха. Неся в руках огромные пакеты, он поставил их на кофейный стол и обратился к ней:

— Я не знал, что тебе больше нравится… поэтому взял много всякого.

— Что… хорошо, спасибо, — удивилась она, осматривая гору разной еды, банок и стаканов с кофе.

— Ты пока поешь, а мы немного поработаем и присоединимся, окей?

— А… ладно… — она уже хотела спросить: «А почему бы вам самим не поесть сейчас», но не произнесла этого вслух, посчитав мысль глупой, — А что это… у вас, там… — она указывала пальцем на другую комнату.

— Это… мы просто учимся на факультете информатики… вот, — Алекс объяснил ей причину того, почему процы с видюхами сидят там на цепи и сутками пашут без еды и воды, — Ну и… в контру рубимся.

— А, понятно…

Она снова села на диван перед столиком и своим пальцем медленно раскрывала пакет, заглядывая внутрь. От большого количества разных форм и размеров упаковок с едой, бутылок и банок, у нее разбегались глаза в выборе что поесть и чем запить. Тем временем Алекс взял два стакана с кофе и ушел в другую комнату, откуда донесся голос Уолли:

— Кофе принес?

Алекс в ответ пнул его по креслу, прежде чем поставил ему на стол стакан, со словами:

— Слышь, ты опять оставил дверь открытой, — после чего освободившейся рукой прикрыл распахнутую настежь дверь комнаты. Глотнув кофе и сев за соседний стол, Алекс дернул мышь и мониторы загорелись. И поставив на стол свой стакан он принялся за работу.

Стрелки часов на стене продолжали медленно плыть, отсчитывая полные обороты минутной стрелки: сначала час, потом второй… Вслед за ними тускнел и свет за окном, где сумерки постепенно стремились к ночи.

В течении этих двух часов время за компом для ребят проносилось словно на ускоренной перемотке. Но время ускоренно проматывалось для всех. Анна, поужинав поднялась на ноги и снова слонялась по комнате осматривая все, что попадалось на глаза.

Подойдя к телевизору и понажимав на нем кнопки. Изучив на полке ниже устройство с названием «DVD». Взяла оттуда же в руки мини-бокс с диском, со стертой этикеткой, где можно было прочесть лишь слово «малютка». После, открывала дверь и заглядывала к ребятам, возвращалась на диван, растирала от холода свои руки и снова слонялась по комнате хлопая от скуки в ладоши.

Уолли за это время тоже встал и удалился в туалет, после вернулся к своему столу и сел в кресло. Алекс, подняв стакан с кофе потряс его и понял, что он опустел. Встав, он вышел из комнаты и заметил, как Анна сжимается от холода, растираясь руками. Открыв шкаф, он достал черный плед и подошел к ней, накинув на нее и протянув его концы ей в руки. Она поблагодарила его, а он взял со стола еще один стакан и вернулся к рабочему столу.

Укутавшись в плед, она зевнула и прилегла. Время продолжало течь и на часах уже отсчитало более двух часов. Вскоре Анна встала и удались в ванную комнату. Вернувшись, она подняла плед, укрылась ей и присела на диван.

Уолли вышел из комнаты, подойдя к кофейному столику и порывшись в пакетах он нашел бурито с тако, после прихватил банку газировки и ушел обратно. Стрелки на часах замедлились и следом из комнаты вышел Алекс. Он присел рядом с Анной и тоже начал рыться в пакете, доставая бурито и вскрывая банку колы. Укрытая пледом, Анна тоже наклонилась над столиком, без интереса разглядывая все что там валялось.

Повернувшись к ней, Алекс наконец заметил ее измученный и немного сонливый вид, после чего нарушил тишину молчания между ними:

— Как ты?

— Устала, очень… — ее глаза и вправду выглядели уставшими, когда он на нее смотрел, и он кивнул со словами:

— Понимаю, день выдался тот еще…

— Угу-у… — со вздохом она кивнула в ответ, держа концы пледа руками накрест.

— Энни… — опустив голову вниз, Алекс изменился в лице нагоняя на себя печаль, и взглянув на него Анна поняла, о чем он хочет поговорить или же спросить ее.

–…

— Я не знаю, почему… ты была на мосту, но… хочу, чтобы ты знала, я… я помогу, чтобы ни случилось…

Он не знал, что нужно говорить в таких случаях, тем более, когда ты влюблен. Но его сердце, понимая желание носителя быть с ней — пыталось выразиться ей через его уста. В ответ она лишь тяжело вздохнула, тоже опустив свой взгляд, невольно он нагнал печаль и на нее.

— Просто, скажи мне…

–…

— Ты не одна, знай, и…

Но Анна продолжала молчать с пустым взглядом на стекле кофейного столика, медленно уносясь мыслями прочь.

— И я… т-тебя… — и Алекс вяло потряс головой, не зная, как подобрать слова и выразить свои чувства. И очевидно, это был не подходящий момент. Понимая это, он отбросил свои мысли и повернулся к ней подбадривая:

— Думаю, мы скоро закончим с видеозаписями… да, вот…

— Спасибо… — едва сумев избежать пропасти в прострацию, Анна остановила себя у самого края и ответила ему шепотом, падая на бок и прислонившись к его плечу.

— И знай, ты всегда можешь поговорить со мной и… — Алекс хотел продолжить, но почувствовал, как она прижималась к его плечу своей головой, словно массируя об него свой лоб.

Пусть и бывая иногда придурком, но сейчас ему казалось, что он понимал ее и знал, что она может разрыдаться вновь. Ему этого не хотелось, и он замер, замолчал, постукивая большим пальцем одной руки по кулаку другой. Повернув голову к ней и смотря на ее золотистые локоны, он вновь начинал сходить с ума от ее аромата, поскольку расстояние между ними исчислялось лишь в нескольких сантиметрах.

Прилипнув к его плечу, она будто заснула, а он не смел ее будить и лишь настенные часы вели себя беспардонно, отстукивая свои секунды. Не считая отдаленного шума вращающихся винтов и скрипа кресла из соседнего номера, до которых никому не было дела.

Минуты шли одна за другой в полных оборотах секундного барабана и спустя короткую вечность Алекс уже чувствовал, как затекает его шея. Медленно, вытягивая свои руки и касаясь ее плеч, он хотел уложить спящую красавицу на диван. Но неожиданно для него, Анна подняла голову, освободившись от объятий своих темных мыслей.

— Я уж подумал, ты уснула…

— Сорри…

— Нет, нет, я рад быть твоей подушкой, — начав говорить, Алекс сам не понял, как заплелся его язык и завел его в кусты:

— Но, я бы предпочел, чтобы ты еще и разговаривала со мной, а не только спала… нет, не в смысле со мной, а в том, что на мне… ф-фак… — сам от себя не ожидая, он закончил свои мысли подчеркнув собственную гениальность, — Нет, со мной тоже можно, но я имел ввиду на моем плече… или, если честно, можешь и целиком на мне, я вообще не против…

Показав руками на всего себя и после разведя их в стороны, Алекс демонстрировал, что готов на все и Анна в ответ улыбнулась, поймав смешинку и кивая головой:

— Угу-у, поняла…

«Как мило с твоей стороны» — хотела она добавить вслух, но промолчала, глядя на его попытку выразить ей искренность своих мыслей и возможно даже желаний.

— И… ты можешь попросить меня о чем угодно, все что хочешь, — наслаждаясь в этот миг ее улыбкой, он уже не мог остановиться и продолжал болтать, — Я сделаю что угодно… вот, чего бы ты хотела?

Пусть и устало, но продолжая кивать головой с приподнятыми уголками губ и ямочками на щеках, она на секунду задумалась, после чего ответила:

— Машину времени…

— Что, машину времени? — Алекс удивился ее желанию.

— Угу… — укрытая пледом и устало смотря перед собой она так легко ответила и кивнула, словно попросила о чем-то обыденном.

— Ну-у… — Алекс замешкал, почесывая затылок и пытаясь вспомнить, не завалялось ли что-то подобное в кладовой, — Признаю… ты умеешь загнать в тупик.

— Ага… — все также устало кивала Анна.

— Но, если ты согласна подождать век другой… я попытаюсь его выкрасть у того, кто создаст…

И Анна согласилась, вытягивая руку для заключения сделки:

— Окей…

— Но почему именно это?

— Обратить время вспять… — протяжно выдохнула Анна.

— А, точно… как я сразу не догадался…

— Угу…

— Поэтому ты выбрала реку Чикаго?

— Что? — в ее глазах и бровях читалось удивление, Анна не понимала к чему он сейчас клонит.

— Ну, «обратится вспять» и «река»? — намекал ей Алекс, — Ты что не знаешь?

Анна в ответ лишь устало мотала головой, она вообще не понимала, о чем он.

— Ну река… она не впадает в озеро, как это должно было быть, а наоборот вытекает из него…

— Ааа, ага-а… — удивленно протянула Анна, от усталости все еще не понимая связи, но кивая неуверенно.

— Так, ты не поняла, да?

— Неа. — Анна вновь мотала головой.

— Короче, когда-то давно, на протяжении тысячи лет река впадала в Мичиган, понимаешь?

— Ага.

— Но сотню лет назад люди внезапно прозрели и поняли, что срать в то же озеро, из которого пьешь не лучшая затея.

— Вот как…

— Началось… — донесся голос Уолли со вздохом из-за стены.

— Завались убогий! — ответил криком Алекс и продолжал объяснять:

— Так вот… тогда великие умы города нашли решение: обратить реку в обратную сторону, чтобы говно не застаивалось в озере… — он объяснял ей, жестами рук словно колдуя заклинание над кофейным столиком, а потом большим пальцем указал себе за спину, — Они решили, мол пусть теперь утекает в Миссисипи и обрадует там всех…

— Ты серьезно? — заулыбалась Анна, на щеках снова растянулись ямочки, и она начала смеяться, устало закрыв лицо ладонями, — О боже, ты не шутишь?

— Ни капли… — заверял Алекс с улыбкой, наблюдая, как она хохочет про себя, — Понимаешь, как сильно ты рисковала на том мосту?

— Нет, прошу, не говори… — она мотала головой, в жесте ладони показывая «Stop», не желая слушать дальше. Она уже не сдерживалась в своем смехе, заражая им не только Алекса, но и Уолли в соседней комнате.

— Ты бы искупалась… — невольно, Алекс и сам уже не мог сдерживаться от хохота, проглатывая свои слова, — Всего Чикаго…

— Нет, нет, не хочу это слышать…

— Но… есть и плюсы, ха-ха… признаю, ха-ха-ха…

— Аха-ха-ха… какие, ха-ха…

— Т-ты… ты могла… ха-ха, переплюнуть… Сэнди!

— О боже-е… не-ет! — по мотелю во всю раздался женский хохот, не силах больше сопротивляться своим фантазиям она рухнула вперед, прямо ему на грудь. Обняв ее одной рукой, второй он закрывал свое лицо, тоже не в силах сопротивляться силам Гелоса.

— Аха-ха-ха! — раздался еще один гогот из соседней комнаты, где Уолли тоже не смог совладать со своей фантазией, дергаясь в кресле и согнувшись к коленям.

Стены сокрушались от гула их голосов и мужчина из соседней квартирки лежа на кровати открыл глаза. Квартирки, с выцарапанными на двери цифрами «один-девять» перед номером. Полностью в одежде, в брюках и рубашке он лежал на заправленной постели, скрестив пальцы и сложив их на груди. Слушая доносящееся по другую сторону стены веселье.

Их смех преодолев стену закружил в танце с его проигрывателем, где песня звала их в поездку, нежными устами. Нас с тобой на нашем пути ждут:

— Так много миль, так много миль…

Перестав обращать внимание на удары биения секунд, они уже потеряли счет времени, забыв о наступлении ночи и о том, что мир уже стремился ко сну. Лишь когда магия смеха начала развеиваться по пустынной комнате, ее горло запершило, и она покашливала, а он вместе с ней.

— Ааа… — устало зарычала она, успокоившись, уткнувшаяся носом ему в грудь и только сейчас это осознав. А он держал ее в своих объятиях, обняв и не расцепляя руки, словно не желая отпускать. Поймана на ошибке.

— Поэтому, река — не лучший вариант, понимаешь? — с этими словами он опустил свой взгляд вниз, прямо на нее.

— Да, понимаю, — отвечала она, вытирая слезинки с лица.

— Лучше сообщи мне, я найду варианты получше… — внезапно встретившись с ней взглядом, Алекс неосознанно начал вглядываться в бирюзу ее глаз, вновь теряя себя в них.

— Хорошо… — направив глаза наверх, ей стало неловко от близости расстояния между ними, но, эта неловкость повисла в воздухе, в молчании.

–…

–…

Секунда или две, короткий миг или вечность, никто из них не понимал, когда именно и что именно произошло. Бессознательно рука Алекса поправила челку, опустившуюся на ее лицо, но следом ладони ухватились за ее щеки, и он потянулся к ней. Его глаза закрылись не видя ничего перед собой и лишь губы нашли пристанища на ее устах. Невольно сомкнулись и ее веки, и она ощутила нежность прикосновения на своих губах.

Она сидела на кожаном диване, ее руки отпустили края пледа, и тот слетел с ее плеч, сползая по спине. Она ухватилась своими руками за его предплечья, но не нашла в себе силы оттолкнуть от себя. Возможно, она не собиралась убегать от поцелуя, а он не собирался отпускать. Или может, она просто не успела, но он преуспел.

«Мне тебя мало» — звенели чувства на задворках его желаний, выражаясь в пальцах, что жадно за нее держались. Убрав правую руку от ее щек, он обхватил за талию, все сильнее прижимаясь. Но, пригубив ее своей любовью, вслух так и не сказанных, он погубил себя в ней, из-за своей жадности умирая на устах ее сладостных. Последние капли его рассудка таяли в нежности ее губ, в их покусывании сначала нижней, следом верхней. Она шулер и в ее жульничестве, его карты были биты. Когда, соприкасаясь вместе сливались воедино и его и ее орбиты. И пока сраженный, но до безумия влюбленный, он возводил над нею аттик, на их губах происходило столкновение галактик.

Наблюдая за ними ночь желала продолжения, но тусклый свет настольной лампы пытался спрятать их от ее сумеречного взора. Прильнув к Анне, Алекс уже не желал от нее отрываться и на них с любопытством бросался яркий свет из окна. Свет фар прошелся по их лицам рентгеном, когда случайный автомобиль завернул с дороги к мотелю. Усталый водитель парковал где-то рядом старый Линкольн и заглушал двигатель.

Голоса на втором этаже левого крыла затихли, визги смеха более не нарушали умиротворенное настроение будней ночи. Радость женских уст уже не стучала в стены соседнего номера и уши застенки вновь сомкнули глаза лежа в постели.

Уолли также пришел в себя, качаясь в своем кресле и подперев голову кулаком. Пялясь в монитор, он зеванием останавливал напавший на него раннее смешок, пока не вылезло окно с «ошибкой». Однако, не смотря на возникшие сложности он пребывал в хорошем настроении и пальцы застучали по клавишам. Поочередно вводя новые команды в окно своей утилиты «дуси», он менял тип деструктивных пендалей по супостатским серверам.

Кончив предварительные ласки перед сношанием департамента полиции во все сети, Уолли довольно откинулся на спинку кресла. Открыв ящик в столе, он достал вэйп в черном корпусе и направился на выход. В комнате раздались шаги, и Алекс отпустил ее губы от своих, обернувшись на источник звука. Уолли на миг замер, увидев их целующимися, держа в руке трубку паровоза. Но быстро придя в себя он указал пальцем на дверь и сказал:

— А… я на воздух… — подойдя к двери Уолли распахнул ее и легким ветром в комнату ворвалась свежесть ночной улицы. Но, прежде чем покинуть помещение он обернулся на друга, — Надо поговорить…

— А… — услышав его слова Алекс замешкал, неловко переглядываясь с Анной и обращаясь к ней, — Я сейчас вернусь.

Проникнув в комнату, прохладный воздух тут же бросился на русую красавицу в тонкой футболке, желая залезть ей под одежду. Ее пробрал легкий озноб, и она подняла сползший с нее плед и укуталась в него, ответив:

— А, окей.

И последовав за лучшим другом, Алекс вышел наружу, прикрыв за собой дверь. На улице уже было темно, вокруг ярко горели уличные фонари и свет ламп выглядывал наружу из окон соседних номеров. На пролете, облокотившись на перила Уолли делал затяжку, смотря на стоянку машин внизу. Обернувшись на Алекса, он неожиданно произнес:

— Ну ты и гандон.

–…

— Какого хрена ты творишь?

— О чем ты бро?

— Она сегодня пыталась убиться, чел, это говорит о многом! — Уолли указывал пальцем сначала на дверь комнаты, а после тыкал в грудь Алекса, — А ты, черт тебя дери, не можешь удержать своего ужа в штанах?

— Бро, это не так… — Алекс мотал головой, пытаясь объяснится, — Все совсем не так…

— Да неужели? — но Уолли явно был не в духе, почти выходя из себя, он уже тыкал пальцем себе в висок, объясняя, как он видит ситуацию:

— На здоровую голову с моста не прыгают!

— Я… я знаю, знаю, — Алекс разводил руками, понимая, что ему пытаются объяснить и безуспешно ища оправдания.

— Да у нее там внутри такие потемки, что заблудиться можно, а ты…

С подступающей горечью в горле, Алекс лишь тяжело вздохнул и молча повернул голову в сторону дороги, где проносились автомобили, сложив руки на поясе и беззащитно мотая головой. И друг подсыпал ему еще соли:

— Ты просто воспользовался ее состоянием чувак.

— Я понимаю, знаю… — Алекс пытался найти объяснения, но они не находились, и он лишь наблюдал, как его друг недовольно уперся на перила и затянулся, а после выдохнул в небо белый дымок.

— Ф-фак! — выронил нервно Алекс и протянул руку, — Дай парнуть.

Уолли протянул ему свой мини кальян и тоже уставился на дорогу, где слонялись машины. Тоже затянувшись и облокотившись на перила рядом с Уолли, Алекс признался:

— Я люблю ее.

— Ха-а… — услышав его, Уолли выдохнул теплым воздухом в холодную ночь и задумался, глядя вдаль, после чего вновь обратился к другу:

— И как давно? — с этими словами он протянул руку, забирая у Алекса трубодымку и затягиваясь, — Только не говори, что понял это сегодня, иначе я тебе втащу, ей богу.

— Я уже и не помню, чувак.

— Да-а уж…

— Да-а…

Поочередно покуривая табачную фальш, они продолжали наблюдать за мелькающими огнями фар, что проносились мимо мотеля. Чувствуя, как холод медленно пробирает их под одеждой, они поняли, что пора возвращаться в тепло.

— Но Шайле я все равно расскажу, — вновь тыкая пальцем, Уолли бросил ему последнюю угрозу.

— Да брось, чел…

— Пусть отметелит и тебя, мне сегодня знатно досталось, знаешь ли…

— Мда…

— Ладно, пойдем внутрь, — Уолли ударил Алекса по плечу, собираясь войти в комнату, как вдруг вспомнил о чем-то важном и выругался, — Черт, черт!

Он все же пропустил матч Далласа против Миннесоты.

В медленных шагах они отвернулись от богини ночи и направились в комнату. Уолли повернул ручку двери с номером влюбленной малютки. Открывшись, она позвала его за собой. Вместе с холодным потоком дыхания Нюкты, проникающей в комнату, Уолли и Алекс последовали зову песни. Песни, что играя на репите, доносилась из соседнего номера и вновь звала посреди ночи в поездку. Алекс вошел вслед за другом и их силуэты медленно уходили в дверной проем и пропадали за дверью. Она захлопывалась, оставив ночь наедине с собой. Но она с ними не прощалась и лишь улыбалась в усмешке, ведь ее время только начиналось.

Окутав собой все полушарие мира, ее власть была безгранична. Но на этой улице ее воле противилось длинное здание через дорогу напротив мотеля, своими яркими вывесками и билбордами. Растянувшись на весь квартал, начиная с автомастерской и китайским ресторанчиком с одной стороны, заканчивая такерией и салоном мобильных телефонов с другой.

Скучающие и засыпающие автомобили везли по этому Сисеро-авеню своих путников на встречу к Морфею. Но где-то одинокие и потерянные сердца предавались ко сну прямо на парковках, вместе со своими железными спутниками. Но чаще эти верные кони оставались одни, до самого утра.

Вслед шагам двух молодых ребят, музыка играла из щелей соседней комнаты, где случайный путник засыпал под нее, пальцами на груди. Одинокий, давно уже взрослый, но как ребенок шептал он ночи: — Не оставляй меня, не уходи. И она пела будто для него, и где-то между строк, смыслы понятные лишь ему въедались в его мысли:

Пришло время идти.

Пакуй чемодан и в дорогу.

Твое сердце не остынет по пути.

В пути найдешь ты, что тебе дорого.

И матерь ночь сидела рядом с ним, гладила по кудрявым волосам и звала его: пакуй мыслей чемоданы и отправляйся в путь на подушку, милый. Твое сердце так просто не погибнет, в твоем путешествии я буду поддерживать тебя.

А над его головой, где-то за стеной, Уолли удалялся в дальнюю комнату и садился в свое кресло. Алекс, застыв на месте смотрел на Анну. Нежная, хрупкая, укутавшись в плед она уснула на диване, так и не дождавшись его. Любуясь ею некоторое время, он пошел к шкафу и достал подушку.

Вернувшись к ней, как и обещал, он аккуратно присел рядом, не желая ее разбудить. Однако, она уже давно украла его сердце, потому он не смог удержаться. Протянув руку, пальцами поправил золотистый локон. При этом трепетно желая прилечь рядом с ней и любоваться ею.

Почему она такая, особенно красивая, когда спит. В заботе о ней, он осмелился просунуть руку ей под шею и приподнять голову, подкладывая подушку. После поправляя на ней одеяло и не зная, что еще он хотел бы сделать для нее. Он был уверен, что мог бы все ради нее, даже умереть.

— Если бы ты только знала, сколь сильно я в тебя влюблен, — он обронил это так тихо, что мог услышать только он. Но Анна была не здесь, она ребенком парила в далеком тумане. Она бежала в комнату к своей маме. Мчалась со всей скоростью маленьких четырехлетних ног. Держа в руке плюшевого зайчика.

— Мамми-и!

— Зайка, ты почему не спишь?

— Мне приснился плохой сон…

— О, это просто сон малышка, иди сюда.

— Мне приснилось, что ты ушла… оставила меня и ушла…

— Зайка, мама рядом, я никуда от тебя не уйду…

Крепко прижавшись к маме, она обняла ее руку и не отпускала. Она знала, нельзя отпускать. — Низа что не отпускай, прошу, — шептала она себе.

Алекс хотел встать, но она внезапно обняла его руку и повернулась на бок. Лежа спиной к нему, она что-то бубнила про себя. Он не смог расслышать, но это было неважно. Он знал, что ей просто снится сон.

Его рука напряженно висела над ней, не желая давить на нее. Но, в какой-то момент он решил просто отдаться ей и расслабив руку обнял Анну. Теряя счет минутам, он желал быть рядом как можно дольше. Как и она в своем сне, но…

Вспомнив об обещании, ему все вскоре пришлось отпустить ее, вытянув из ее объятий свою руку. Встав, он отправился к компьютеру, проблему с записями дорожных камер нужно решить до утра.

У спящей Анны нахмурились брови. Ее приятный сон превратился в кошмар. Она потерянная бродила в тумане, ища отпустившую ее руку мамы.

И она бродила в потемках. Душа отправилась в поездку во мрак, где ее ждало:

— Так много миль…

Заколдованные часы на стене вновь ускоряли время. Обороты минут мчались с огромной скоростью. Словно превозмогая себя в попытках вырваться из объятий мрака и прыгнуть в завтрашний день. Как и Анна, соседи за стенами тоже окунулись в свои облачные миры. Лишь два мракобеса с именами Алекс и Уолли продолжали насиловать сервера. Как по своей прихоти, так и по заказу, занимаясь тем, что умели лучше всего. Гоняли лысого трояна по чужим хранилищам, воруя гигабайты чьих-то исподних.

Как их земля еще носит. Они сами этого не знают, в девятнадцать лет, о таком не думаешь. Вернее, не всякий задумывается, а в гонке со временем этой ночи они спешили. Часы бежали вперед, а они продолжали пялится в монитор и тискать мышку. Вот и Уолли нашел видео, про какую-то малышку…

Алекс сидя за своим столом сражался пальцами с клавиатурой, а Уолли поднялся с кресла и начал разминать поясницу. Вышел из комнаты, попав в соседнюю со спящей красавицей, взял со стола колу и вернулся обратно. Садясь за кресло и довольно причмокивая губами после отпитого глотка.

Зараженный этим Алекс, последовал его примеру и тоже встав отправился в соседнюю комнату. Но оказавшись там, вновь замирал во взгляде на нее. Стоя у дивана, прикоснувшись пальцами к своим губам, он вспоминал. Ее сладость, нежность, возможно ее любовь. Да, он чувствовал это, как она покусывала его, она не оттолкнула. Иначе как назвать это? — «Боже, даже обитая в своих снах, ты сводишь меня с ума».

За последний год он почти забыл ее, почти отвлекся, еще немного… он точно смог бы. Но появляясь вновь на его глазах, она не дает ему забыть о себе. Разве это не судьба? И остановив себя, Алекс встряхнул головой: «Еще будет время». Взяв банку со стола он вернулся за рабочее место.

Алекс садился в свое кресло, как вдруг вскрикнул Уолли:

— Черт! — хлопнув по столу и проклиная кого-то.

Он узнал результат встречи этого вечера между Миннесота Тимбервулвз и Даллас Маверикс. Видимо его ставка проиграла. Ну, так бывает.

— Что, лошара, да?

— Иди ты…

–…

Зевая и поддерживая друг друга, постепенно, они продолжали бороться с накатывающим на них сном. Вместе с неумолимо бегущим временем подводя к итогу свою работу. Внимательно подчищая за собой все хвосты. Пока под гипнотическое вращение стрелок Уолли не вырубился прямо за столом. Алекс же, расхаживая по комнатам, присел на пол рядом с Анной и положил голову на диван, рядом с ней. Так и уснув, роняя слюни на свою кисть под головой.

Нюкта — богиня ночи усмешливо улыбнулась, ведь как и предсказывала она, они вернулись в ее объятия. В потоке времени застывали светофоры, машины превращались в тени, оставляя лишь красные следы огней. А пока еще бодрствующие и блуждающие люди обращались в размытые призраки. Удаляясь в скачках силуэтов по тротуарам, они пропадали за поворотами, в парадных входах зданий, в темных переулках.

Вдали, между небоскребами улицы выходили к берегу озера. На причалах катера и яхты качались на волнах, а воды озера медленно утекали в реку. Мир спал, пока звезды медленно уносились и махали за горизонт востока, где медленно вспыхивали искры.

Высоченные черные сооружения, первыми встречали рассвет. Особенно приветствовали солнце стеклянные зеркала, отражая его лучи и делясь его светом с другими.

Вот и оно.

Просыпайся Чикаго. С добрым пятничным утром.

Счастливые лучи, шагая в танце стучались во все окна. Прыгая на носочках, кружась вокруг себя, поднимая ободом подолы своих сарафанов. Они в улыбке бросались на темень лиц, обещая сделать их сегодня счастливыми и осветить им путь.

Одна из них пробивалась в окно, пробираясь сквозь шторы и бросилось на Анну. Едва открывая глаза, Анна увидела солнечный блик, что возник перед ней образом мамы. Красивая, темноволосая и улыбчивая, она гладила ее по волосам. Своей любящей рукой дарила тепло на щеке и шептала: — Проснись…

— Мама? — промолвила спросонья Анна и протянула ленивую руку к окну, желая прикоснуться к ней. Но теплый силуэт размылся и следом Анна широко открыла глаза. Она проснулась, готовая броситься в исчезающий остаточный образ.

— Мама… — вытирая сонные глаза, до нее дошло, это просто сон. Но такой реальный. Для нее этот мир из снов был более настоящий, а этот нереален, — «Прошу сознание, усни назад». Ей хочется вернуться, вновь окунуться и зависнуть в там. Кто-нибудь, помоги ей, ответь же, — «Сделать это, как?».

И в покраснении глаз, едва удерживаемые слезы хотели броситься вниз по щекам. Прекрасные, цвета бирюзы, ее очи засверкали под лучами. С дрожащими ресницами, в пристальном желании унестись туда, куда смылся дорогой ей образ, десяток секунд назад.

Держа плед в руках, душа ее отдалась ветрам. Сидя на диване, не замечая Алекса, она возвращалась к тому, откуда вчерашний путь начала.

Вскоре проснулся Алекс, спящий с открытым ртом и слюнями на щеках. Размазывая их по руке и вытирая лицо. Он поднял голову, зевая и потягивая руки вверх, следом устало бросив их на диван. Посмотрев на Анну, он поприветствовал ее:

— Доброе утро.

–…

— Энни, доброе утро.

— А? — оторвавшись от своих грез, она обратила внимание на Алекса.

— Как спалось? — спросил он ее, но она не промолвила ни слово, закрывая лицо руками и кивая головой, лишь в конце выронив тихо, едва слышимо:

— Да…

— А… — глядя на нее Алекс мучался вместе с ней, но в непонимании, что ее обеспокоило, — Энни… — она мучала его, даже не произнеся ни слова, в своем безмолвии. Мысли его скребли где-то в потемках, пока он пребывал в сознании:

«Надо ей что-то сказать, но что? Едва проснулась, но сразу в слезы, боже, как мне сделать, чтобы ты улыбалась больше? Расскажи мне, вымолви, хотя бы то, что можешь… О, Энни, что же твое сердце гложет… Но как сказать ей, как ее спросить? Как бы не подступился к ней, она заплачет снова и уйдет в себя…».

— Энни, — Алекс вновь попытался заставить ее улыбнуться: — Есть хорошая новость, мы удалили…

— А? — словно забыв о вчерашнем, она будто не имела понятия о чем речь.

— Ну эти, записи камер с моста. — ему так хотелось ее подбодрить, что маленькая ложь казалась вполне оправданной. Алекс знал, он не мог точно гарантировать, что их больше нигде нет.

— Аа…

— Ты хочешь есть? Давай сходим позавтракаем?

— Нет, мне не хочется… — она мотала головой,

— Да, брось, вставай. — он положил руку ей на ногу и немного тряхнул, толкая, — Пошли, иначе здесь голова начнет пухнуть, поверь… — Алекс показывал ей рукой на темную захламленную комнату, атмосфера которой явно не делилась с ними теплом и уютом.

— Угу… — кивнув головой, Анна все же сдалась. Вставая и поправляя свои волосы, она отправилась мыться. Алекс пошел к Уолли и разбудил его, пнув по креслу:

— Убогий, пошли поедим.

— Иди в жопу…

— Ну, как хочешь, мы тогда погнали.

— Ага.

Уолли лишь невнятно пробурчал, дернув что-то под креслом и откинув спинку назад. Скрестив руки на груди и отвернув голову, он откинулся на спинке и продолжил спать. Морщась и намекая: «Не мешайте спать», и Алекс по-отцовски положил ладонь ему на голову. Натянул средний палец и влепил дружеский щелбан.

Уолли начал размахивать руками, но Алекс с улыбкой развернулся в вытянутом шаге ноги и начал удаляться. Идя к выходу он дернул ручку, дверь открылась и заря прыгнула в его объятия. Словно любящая сестра, обняла его руками и просовывала свои холодные пальцы ему под толстовку, желая пощекотать.

Лицо омыло легким осенним дуновением и он вдохнул надежду полной грудью. Свежесть мчалась в легкие через его ноздри. Новый день, новые надежды. А это утро было особенно красиво в его глазах, ведь обернувшись он увидел ее. Выйдя из уборной, уже умытая, но кажется еще сонная она шла к нему. Они покинули номер и он закрыл дверь повернув ключ в замке. Вдвоем, они зашагали по пролету к лестнице.

Перебирая ступеньки Алекс спустился вниз, Анна спускается следом. Пройдя мимо синего Шеви, черного Бьюика и Линкольна они удалялись к выходу с территории мотеля. Осматриваясь на улице по сторонам Алекс указал пальцем куда им идти. Солнечные лучи следовали за ними по пятам, а они шли к перекрестку на углу, чтобы добраться до кафе по другую сторону дороги.

— Ван Хаур Лейтэр, —

Так сорока звала своего друга, сидя на крыше мотеля.

Даже спустя час, за дверью соседнего номера продолжала играть одна и та же музыка, словно заезженная пластинка. Пока за дверью «53» — Алекс залипая в телефон вызывал такси.

— Я вызвал убер, он скоро будет.

–…

— Что?

— А, нет, ничего.

— Энни, что-то не так?

— Нет, просто, голова раскалывается и…

— Ты не хочешь домой?

–…

— Почему, у тебя с отцом что-то произошло?

— Не хочу объясняться, почему меня не было всю ночь…

— А, он у тебя строгий, да?

— Откуда знаешь?

— Не знаю, но… он же коп. Но, у меня появилась идея.

— Какая? — спросила она безучастно в мыслях, но участием в словах.

— Мама поможет.

–…

— О, уже подъезжает.

–…

— Энни, а чего ты хочешь?

— Что?

— Ну, чего бы ты хотела?

— Не знаю…

— Хм… — «как же с тобой не просто».

— Хочу, чтобы меня похитил маньяк… — прозвучало остро, хоть и выронила тихо на устах, с пустым взглядом на глазах.

— Что? — Алекс был удивлен ее заявлению, не такого он ожидал услышать в пятничное утро от девушки, проведя с ней ночь в номере мотеля. Но ее следующие слова дали ему понять, что вечер на мосту не был для нее мимолетной слабостью.

— И убил.

Мотая головой, Алекс не понимал как ему реагировать на нее и поддерживать этот разговор.

— Это… это, самый худший вариант, что мог прийти в голову.

— Почему?

— Ну… они… они, скорее всего мучают своих жертв, пытают… и все такое…

— А, да, наверно ты прав.

— Еще, вполне вероятно, насилуют…

— Пфф…

— Что? Тебе это кажется смешным?

— Может, если попросить, он убьет быстро?

— Ха-а… — Алекс лишь тяжело вздохнул, это была не та тема, которую он хотел бы обсуждать с ней, — Я… я не знаю, но, не думаю… что среди них найдутся такие джентльмены.

–…

— О, он уже подъехал, нам пора выходить. Бро, мы поехали!

— Ага, ага, хрю…

Закрыв дверь, толкая ладонью он шел позади Анны. Доставая телефон, набирая в звонке и приложив к уху. Пока гудки не оборвались женским голосом:

— Альо?

— Доброе утро, мам, ты дома?

— Добрьое, да, я только встала, а ты чего…

— Наш сосед, мистер Бейтс, он к нам не заглядывал?

— А… нет, а почему он должен заглянуть?

— Это хорошо.

— Подожди, детка, что случилось?

— Если он вдруг придет, можешь ответить, что Энни ночевала у нас?

— Могу-у… а ты не хочешь объяснить маме, что происходит?

— Да… дело в том, что… мы потеряли счет времени и немного загулялись…

— Что?! С нашей Энни?

— Мы просто не обратили на время…

— Мне не послышалось? Ты и Энни?!

— Ладно мам, убер уже подъехал…

— Так, завариваю чаек и жду подробностей!

— Что? нет, мам, все не так…

— Все, целую.

— Мам, все не так.

— О, детка, еще один вопрос.

— Что?

— Вы же предохранялись?

— Ма-ам!…

Нажав пальцем на сброс, Алекс закинул телефон в большой карман толстовки и следовал за Анной.

Пройдя мимо синего Шеви, оставленного вчера у лестницы и припаркованного за ним черного Бьюика, Анна подошла к подъехавшему уберу. Открыв заднюю дверь, она садилась в машину не обращая внимания на взгляды посторонних глаз, что пристально наблюдали за ней в такую рань. Темный мужчина с обросшей щетиной стоял у перил сверху и пялился на нее, покуривая сигарету. Алекс, наклонившись присел рядом с ней. Дверь закрылась.

Серая «Тойота Королла» тронулась с места и уносила их на север по центральной улице Сисеро. Направление северо-запад, маршрут проложен на экране, штурман направляет курс и рулевой сосредоточен у штурвала. Путь к дому ее сердца был не близкий, сидя рядом с ней — это ясно понимал он. Глядя на нее и роняя взглядом: «Дай мне, хотя бы быть с тобою рядом». Четыре колеса под киль, мысли в паруса и по Авеню плывет автомобиль. Это начало их пути, длинною в двадцать миль.

[Ваще не континид]

Спустя полчаса времени, такси ехало мимо огромного лесного массива Банкер Хилл в пригороде Форест-Глен. На одном из перекрестков она завернула на улицу окруженной густой зеленью травы, но обнаженными деревьями с опадающими листьями. По Тонто-авеню седан подъезжал к большому двухэтажному дому с двуместным гаражом, но не доехав, остановился у соседнего дома.

Из него вышла Анна, с постиранной, но мятой джинсовой курткой, а следом и Алекс. Закрыв дверь машины, он наклонился и махнул рукой водителю, после чего обернулся к Анне. Ее белый кроссовок окунался в утреннюю росу на лужайке, она неспешно зашагала к дому. Тем временем, в окне соседнего дома любопытная рука задвигала шторы и в пол-лица выглядывала таинственная мисс шпион.

В блеске рассвета и бликах солнца, падающих на глаза, мягкий ветер играл с локонами Анны. Как бы она не старалась поправлять волосы рукой, ветерок снова жаждал ее внимания. Заигрывая с ней и ревнуя к следовавшему за ней темноволосому парню. Провожая ее, он улыбался не смотря на леденящие объятия осеннего утра.

— Энни, — позвал он ее и она обернулась. Казалось, она тоже улыбается этому холоду. Волосы непослушно дразнят ее, бросаясь на лицо, но это только манит его. В бликах солнца, легкая в походке, очаровательна и прекрасна, словно ее не существует вовсе. Может она выдумана им, но изъявила волю показаться, выбравшись из сказки.

Приближаясь к ней, он готовился отпустить свое признание на волю. На волю ее судейства, под протоколом его чувств. Сколько уже времени он не находил в себе силы открыться ей. Прыгнуть под поезд и то легче, и требует меньше смелости. Он был уверен в этом, иначе уже давно обнажил бы ей сердце.

Но судьба сама свела их вместе, помогла ему и они стали ближе, — Боже, вчера я целовал ее, что еще мне надо, чтобы понять это… я должен быть смелее, иначе что страшнее, я упущу ее. И он признался:

— Энни, я должен сказать… ты должна знать… — вернее только начал.

Взглянув на него, Анна будто поняла его и сократила расстояние, приблизившись к нему. Очень близко, в сантиметрах возможного поцелуя. Но ниже него, он видел лишь ее лоб, а она стояла молча своим взглядом в пол. И словно маленький ребенок тянущий за одежду родителя, она ухватилась за его толстовку. В самом центре, сжимая в своих пальцах.

Алекс было начал говорить, но замер. Он был прерван ее шепотом, но попытался вновь и опять не смог. И снова ее губы что-то молвят шепотом, он заикается и его попытка прерывается. В полуслове, недосказано, друг друга перебивая, они хотят поговорить, но у них не получается. Они стараются, но каждый раз все прерывается. А с ее последними словами, его толстовка в ее руках сжимается, пальцы силой в него впиваются.

Глядя на нее, Алекс в глазах теряется.

Утро между ними задыхается.

Как же это получается…

За секунды до:

— Энни, я… я лю…

— Не надо. — Очаровательная, столько же очаровательно произносила то, что сметало и уничтожало смелость всю его. Дернув за одежду, что в руках держала, она его прервала. И лицом опущенным, глазами землю выжигала.

— Что? — Удивился, нехотя, не веря, мужчина женщину не понимая.

— Прошу…

— Я… я люблю… — Ты не понимаешь, любовь моя, дай же мне сказать о том, как я тебя…

— Не говори… — Сладкие ее уста, так остро обронили и ногти ее пальцев, сквозь его кофту проходили. Свой кулачок сжимая, словно душив в себе мольбы раскаяния.

— Но… но, почему?

— Ты меня не знаешь…

— Но… я… я хочу… узнать…

— Прошу, давай останемся друзьями. — Она произнесла вслух то, чего никак не ожидал он.

— Нет, почему? Я, как… как я могу? — Уже заикаясь, но понять пытаясь, он искал ответы. Где он оплошал, в чем он оступился, что не так… и в чем контекст ее секретов?

— Пожалуйста, прошу. — Бессовестно, безжалостно, не дала ответов, но голоском дрожащим, почти рыдающе молящим, осмелилась просить ответно.

— Но почему? — Было стоном сказано, но была в нем ярость недосказана: «Ты разрываешь сердце детка, знаешь ли, это несправедливо! Объясни хотя бы, я ошибся где-то?! Видишь же, как я дрожу, я не могу…».

— Я… не люблю… — Пронеслась ее комета.

Выжигая атмосферу у его дыхания, стоя в сантиметрах, но отдаляясь в километры. Небо рассекая, гибель предрекая, неслась в его Чикаго бушующих ветров. «Остановись!» — кричало его сердце, но вырваться наружу не хватило слов.

Она стояла, в нескольких дюймах от него, но…

— Почему же между нами так много миль… — с последними словами, его корабль оставил позади штиль, пересек залив и угодил в бурю. Штурман за бортом, мы заблудились капитан. Азимут неверный, компас утерян, ориентиры потеряны. В бушующем море мы одни остались, сами с собой мой друг. И сами по себе. Глаза краснели, он держался из последних сил, но: — Это невыносимо.

Задыхаясь, поглощая воздух, рот открывая, но тот проходит мимо. Говоря, что там, внутри него уже разбиты окна, там холодно и в его легких им не согреться. Там нет костра, лишь осколки сердца. Ее силуэт, когда-то ясный, но сейчас размытый, удалялся от него к двери, а он стоял на месте. Провожая вслед ее, криком своего молчания. В тяжелом затяжном дыхании.

— Ты… ты невыносима…

Невыносима с каждым шагом. С каждым шагом, между ними увеличивалось расстояние недосказанности, предрекая необратимость отдаления друг от друга. Порой, слишком сильно желая верить слепому оптимизму, ты не слышишь шепот тлеющей тревоги, говорящей, что что-то идет не так. А порой, когда надо действовать, ты стоишь как истукан. И в лотерее этой дилеммы, почему-то выбор чаще неверный, а принимает его эгоист.

Говорят, кошке не нужно учить котенка охотиться, это у него уже в крови. Видимо у нее он тоже заложен в ее природу. Как хищные клыки, разрывающие плоть дичи, она разрывает сердца своими устами. Ароматы сводят с ума заставляя следовать за ней, а нежные руки пропитаны ядом, вызывают зависимость, медленно изничтожая.

Может и сама она сломленная и разбитая, но понимает ли, что в скитаниях своего сердца невольно разрушает все, что замирает от порхания ее ресниц и тонет в бирюзовой лагуне глаз. Определенно, утопая в своей неопределенности, эта Сирена унесет с собой на дно любого, кто протянет руку.

Даже не оставляя шансов на ненависть, лишь вынуждая болеть ею еще сильнее, желать ее спасти. В обете своего молчания она требует собирать ее разбитые осколки, страдать вместе с ней, разбивая на осколки свои… Чтобы разбиты были, не только ее окна, но и твои, и в этом коварстве ей нет равных.

Почему же ты такая, роковая… — обронили мысли Алекса наблюдая, как она отдаляется в шагах тихо опускающихся на тропинку кроссовок. Уносящих ее от него, ветром отвергнутой любви. Отделяющих от него пропастью разорванных канатов и оборванных страховок.

Алекс остался стоять один, Тонто-авеню пребывало в тишине. Ветер поднимал опавшие листья, словно пытаясь сокрыть вихрем его печаль. Но ему это не удавалось. Сколько он не пронизывал своим холодом Алекса, того не бросало в дрожь. Его опередила Анна и Алекс уже был до дрожи пронизан ее леденящим отказом.

Лишь проезжающий черный Бьюик составил компанию одиночеству Алекса. Везя темного пассажира и окидывая понимающим взглядом. Будто говоря: «Ты не один одинок в этом мире, мы все тут потеряны», он проехал мимо. Тихим урчанием двигателя он удалялся в даль, оставляя только серый, едва видимый смог.

Брошенные деревьями листья, улетая по течению своей жизни утешали его. Бросались ему в ноги, ударяясь в ветре об его белые треники. Они кричали ему:

— Друг, ты не один такой, нас всех сносит свой собственный ветер.

Заколдованные часы замедляли время. Время, что в своей бесконечности одинаково беспристрастно судит всех. Но оно также одинаково равнодушно ко всем людским молитвам. Однако, мы все же молимся. Молимся, потому что нам нужна вера в справедливость в несправедливости мира. Нам нужно верить, что есть над нами что-то высшее, чтобы не сломаться. Иначе все наши страдания утратят смысл.

Какой смысл обретет наша жизнь, если смириться, что нет ничего кроме случайного порядка миллиардных чисел? Если все сущее творится лишь случайным набором принятых решений восьми миллиардов судеб? Если осознать, что будущее предопределено не высшей целью? Если предопределено лишь математическим алгоритмом, вычисляющим траекторию движения после столкновения между собой восьми миллиардов бильярдных шаров. Бесцельно катящихся в гравитации материальных ценностей.

О, мой друг, хотел бы ты осознать это и жить с этим? С тем, что смысл твоей жизни — это упаковка иллюзии, а капсула твоей веры — содержит лишь порошок плацебо. Ведь от жизни не придумано лекарства. Наверно, потому нам и нужна надежда. Но может ли она существовать без любви?

Но, протяни я тебе руку на улице, пройдешь ли ты мимо? Да, прости, ты слишком занят, я понимаю. Быть может, мир потому и есть такой, какой он есть. Имеем ли право на что-то жаловаться? Ничего, я тебя прощаю. Что бы ни случилось, мой друг, я люблю тебя. Однако, в ответном молчании, ветер в своем потоке уносит все, что в тебе сокрыто от меня. Но…

Погоди, почему ты до сих пор без музыки читаешь? Включи ее и обернись на того, кто сейчас рядом. А если рядом никого нет, то знай, у тебя есть я.

Твое внутреннее я.

Главное, чтобы между нами не было:

— So many miles… so many miles…

Редкие одинокие автомобили заполняли собой пустоту улиц слоняясь в поисках, чем заполнить пустоту своих пассажиров. Пассажиров, что стараются ни о чем не думать, утопая в буднях и зарываясь в рутине быта. Чтобы случайно, их поверхностная грязь душевным ливнем не была вдруг смыта. И не вскрыла, не вынесла на берег то, что в глубине у нас зарыто.

Ненароком, чтобы не вспомнить, что в нашем сердце до сих пор пустует адресная строка. Или мы сумели ее заполнить, но ведет она уже в никуда.

Да, так бывает, такова судьба…

Анна неслась к двери, за ней закрыт гештальт, разорваны мосты. Ее тяжелые шаги, ножек, уносят ее тайны от него. Со звуком щелчка замка и поворота ключа, ее связь с миром пропадает. Она вошла в дом, но вышла в зону радиопомех. Дверь захлопнулась, Анны уже не видно и более не доступен абонент.

Руками на боках, открытыми устами Алекс обратился к небу. Дышать так тяжело, горечь подступила комом, но он впервые ее понял:

— Теперь и я… теперь и я, Энни, — видимо, осколки сердца проникли в горло, пронизывая болью, — Хочу умереть с тобою…

Штора в соседнем доме задернулась, здесь не на что смотреть более. Чаек так и останется стынуть на столе, не тронутый. Дом погрузился в меланхолию. Мама все поняла Алекс, шуток сегодня не будет в доме.

Но все пройдет поверь, пусть и не сегодня, и даже не наступит это время скоро, но однажды, ты нарочно этого и не вспомнишь. В жизни и не такое происходит, люди часто падают, да так больно, будто это твоя конечная остановка. Однако поднимаются, сила человека в необратимости его течения по жизни.

Закрыв за собой дверь, Анна побежала вверх по лестнице. Локоны волос истерично бросились на нее, скрывая собой ее лицо. Словно требуя их освободить от плена, колыхая, в порывах ее отчаянного бега. Волоком за нею — несравненной, прикованные к ней, за ней неслись смиренно. Уверяя:

— Дева, мы знаем какие чувства бегут по твоим венам. Есть ли смысл в том, что ты скрываешь ото всех их, постоянно, вечно, денно… зачем, если все в тебе и так уже забвенно, тленно.

Ноги завернули у ее комнаты, но не туда, а в другую сторону. В ванную комнату. Ответом, на мольбы ее локон, она отчаянно толкнула распахнутую дверь. Та захлопнулась, задрожали окна. Но, легче ей не стало, губы затряслись, лишь как немая рыба она нежные уста свои открыла, губки раскрывала.

«Эх, был бы я сейчас с ней рядом, как дернул за руку, как ухватился, впился в них, высосал всю боль из них. Она б меня толкала, я за руки хватал и снова дергал, губы ее к своим как присосал. Она брыкалась, но не отпускал, она толкалась, я не выпускал. Все, ты проиграла, я тебя схватил. Целиком тебя унес с собою, да вместе с твоей болью, в своих объятиях утопил, я тебя укротил. Воспользовался тем, как ты слаба, не отказала, не смогла и я повалил тебя на настил… непростительно любил, себя в тебе губил, тебя спасал, но медленно — сам я угасал… ой… Вот это меня лихо вдруг погнало, понесло и разнесло всю харю нагло». — Джон, тупица, настроение картины сейчас другого жанра! — Прости Джейн, сам от себя не ожидал я. — Скатина, ненавижу, как ты мог. А теперь, дурак, давай меня вот так же, как сейчас ты рассказал нам «нагло»… Но, что там было между нами дальше, показать я не могу, простите. Это история уже совсем другого жанра. — Джон, Джейн, позвольте Анониму договорить, ему ведь как и вам, не легко собрать все свои мысли и раскрыть в сюжете главного героя страхи… Аноним, прошу на них внимания не обращайте, мы слушаем вас, продолжайте. — Хорошо, спасибо…

Анна одна осталась в ванной, в зеркале на себя завыть, кричать, иступлено укорять желала. Смотря на ту, кого так ненавидела и проклинала, что делать с ней не зная. Лишь в шепоте завывая:

— Что мне делать, мама… я не знаю.

Уперевшись руками на столешницу она пристально смотрела на себя. Красивые золотистые локоны спадали по плечам. Пальцами словно расческой, она вскинула их назад и открыла правду. Они фальшивые, не золотые. Анна — она русую вокруг себя возвела ограду, но они, как и она сама, внутри совсем другие. Корни их, ее волос — они черные были.

Сердце ее по-прежнему стучит, но ответа нет. Во взгляде на фальшивую себя, она лишь пристально молчит. В зеркале не отражаются ее крики, они безмолвны и безлики. Возможно, она не видит и не слышит мир, может сама так хочет. Но видимо и мир ее в ответ, но ведь она и не стучится во все двери, что есть мочи. Лишь молча, все в себе, храня внутри — бездонный океан свой накопила.

— Главное, чтобы добежала до сортира. И я мог бы утешить ее ночью.

— Джон, заткнись скатина, и сиди молча. Аноним, продолжайте, мы внимательны к вам очень.

— Спасибо, так на чем мы там остановились?

— На ее секретах скрытых.

— Это те, что под трусиками сокрыты?

— Джон!

— Все, молчу.

— Ладно, продолжим… наше собрание поэтов анонимных. Но дальше, я продолжу не в стихах ребята, вы с мыслей сбили, поведением бестактным.

Дверь в ее комнату была приоткрыта и туда прокрался уличный сквозняк, что проник в дом следуя за ней. По другую сторону от дверного проема, смотрело — окно во двор. Достаточно большое, чтобы в него мог подглядывать какой-нибудь сосед вуайерист с камерой, правда, до тех пор, пока об этом не узнает ее отец и не сломает тому ногу.

Слева на входе, у стены стоял комод, храня в своих верхних ящиках секреты ее нижнего белья, а в нижних ее носочки. На стену кнопкой был впечатан плакат с абстрактным рисунком растительности и большой надписью «Стилл Корнерс». Под плакатом на комоде грустно сидел старый плюшевый заяц серого цвета. А рядом с ним лежала желтая прозрачная баночка с таблетками. Там же валялась и старая мятая бумага, с выписанным рецептом на имя Анны Бейтс. Рецепт с описанием и дозировкой приема лекарств-антидепрессантов. С печатью указанной даты, поставленной подписью и информацией: «Доктор Джули Хардинг, психотерапевт-психиатр. Центр психического здоровья Чикаго–Рид».

Рядом с комодом стояло зеркало во весь рост и оттуда глядя — он был ее сталкером, и сталкером того, что постель ее скрывала. Наблюдая за ней по ночам, он все знал о ней. Знал, что хранилось в закулисье одеяла. И напротив, в правом дальнем углу находилась деревянная кровать Анны. Она также хранила в себе все ее ночные тайны, а сними и секреты ее снов.

Над кроватью на стене висели постеры, приклеенные на скотч неуклюже. На одном была изображена обворожительная женщина в кремовой рубашке, тонущая в объятиях мужа. С надписью «Самая странная месть, которую, когда-либо планировали». И тут же, висел портрет молодого и улыбающегося Энтони Перкинса.

В левом углу у окна стоял старый письменный стол. В его выдвижном ящике лежали аккуратно сложенные куски оборванных страниц из книги. Без самой книги, лишь вырванный контекст ее страниц. Они лежали без ответов на вопросы ее сюжета и почему они остались тут одни.

На краю стола у стены остался круглый след в виде темного пятна с налипшей пылью. Круглый след, в виде донышка банки колы или бутылки, храня тайну разлитого напитка. А в самом дальнем углу пылилось старое выцветшее объявление с фотографией женщины с золотистыми волосами в анфас:

«Пропала Сьюзан Крэйн. Возраст 36 лет, рост 178 см, вес 63 кг. Внешние приметы: длинные русые волосы, небольшая родинка под правым глазом. Была одета в голубые джинсы, розовую футболку и голубую джинсовую куртку. Всем, кто ее видел или что-либо знает о ее местонахождении, просьба звонить по телефону…».

Под старым объявлением неприметно скрывалась потрепанная и почти стертая газетная вырезка. Лишь ее небольшая часть выглядывала наружу, где можно было прочесть только заголовок:

«Найдено тело женщины. Новая жертва убийцы из Норт-сайда».

[Вот теперь: Ту би континид…]

Чикаго, Норт-сайд.

Орион-тауэр — башня что расположилась в районе Линкольн-парк. Она возвышалась у самого берега озера и только парковая зона ревниво встала между ней и Мичиганом. Красавица весны в зеленом платье, что не хотела делить мистера Мичигана ни с кем.

Занимая площадь в форме прямоугольника, эта башня охватывала почти целый квартал. Олицетворяя собой слияние консервативной классики и современного минимализма, одетая в голубое отражение неба на своих зеркалах. В ее голубых глазах на востоке отражался удивительный вид на водную гладь озера, растянувшийся до самого горизонта. На юге и западе открывался обзор на сам Чикаго с его высотными исполинами, а на севере виделась бухта, где нашла пристанища огромная стая парусных лебедей.

Днем она представляла собой красоту в голубом одеянии. Но с приходом ночи оно с нее сползало и башня представала людям обнаженной. Яркой и пылающей огнями, привлекающей внимание всех путников. Зазывая их на ночное рандеву в ее постели.

Лишь на верхних этажах южной стороны, где сплошь расположились офисы, почти все было окутано тьмой. Почти, кроме одного конференц-зала с номером «1408», где свет казалось горел всегда.

Большой пустующий кабинет, с бордовыми стенами и отделкой в модернистском стиле. И в эту ночь освещенный лишь светом одной потолочной лампы. На стенах сплошь расположились книжные полки с запылившимися книгами. А по центру кабинета находился огромный стол из красного дерева и такими же креслами. За которым заседала группа из четырех не спящих в Чикаго содомитов:

— Аноним, вы закончили?

— Да, Содомитов, ты уже кончил, а то я сейчас усну?

— Джон, прошу вас, не будьте ёжиком.

— Тогда продолжить я могу?

— Если Аноним конечно…

— Да, я… простите, я закончил.

— Тогда Джон, прошу расскажите нам и вы, о своих тревогах…

— Пфф… что, какие тревоги? Я просто сделал бы иначе все, Содомитов, ну реально, что это за говно? Вот так вот быть тут все должно: короче, повесть эта о Руслане и Людмиле, а не об этой твоей Анне и Алексе этом, до смазливого дебильном. Дело было так, в тот день:

Экстра-дополнение от Джона Содомито.

Невыдуманные истории.

Читать музыки без исключительно возбраняется.

Цвет настроения главы: So many miles…

…Глядя на нее, Руслан в глазах теряется.

Утро между ними задыхается.

Как же это получается…

За секунды до:

— Люда, я… хочу… — О, да, она была утончена, скромна, красива. Это другая Люда, а не та, что с мясного магазина. Которая, с ног меня снесла, ножкой от кобылы, швырнув его в меня. Когда я попросил ее дать мне телки ляжки на Кускус.

— Не надо. — Очаровательная, столько же очаровательно швырнула в него то, что сметало и уничтожало смелость всю его. Смущенная, красивая, сдув челку со своего лица, она его «скатину» одной рукой за ворот подняла. Дернув за одежду, что в руках держала, она его прервала. И лицом опущенным, глазами землю выжигала, — Ну, не тут же… дурашка.

— Что? — Удивился, нехотя, не веря, мужчина женщину не понимая, — А где тогда? Когда?

— Прошу…

— Но я… ждать более… — Ты не понимаешь, ждет меня любовь моя. Дай мне приготовить ужин для нее, а потом, рассказать в сердцах о том, что более хранить в себе не мог!

— Не говори… — Сладкие ее уста, так остро обронили и пальчики ее такие… сквозь недопонимание проходили. Кулачок свой разжимая, словно отпускав на волю, но противясь своим мольбам желания. Это зараза, она влепила мне в лицо, словами укоряя:

— Как не стыдно, Дима? — что? и это мне должно быть стыдно?! Я же пришел купить мясцо! А ты-с… су…

— Успокойся Джон, ты в мыслях не туда ушел.

— Нет, Джейн, ты не понимаешь! Ой, кхм, простите, я грани перешел. Так вот:

— Не говори… — Сладкие ее уста, так остро обронили и пальчики ее такие… сквозь недопонимание проходили. Кулачок свой разжимая, словно отпускав на волю, но противясь, своим мольбам желания. Она ему сказала, пощечиной укоряя: — Как тебе не стыдно?

— Но… но, почему?

— Ты меня не знаешь…

— Но… я… я хочу… Кускус…

— Прошу, не сейчас, не здесь… — Она произнесла вслух то, чего никак не ожидал он. — Не… надо, ты в краску меня вгоняешь…

— Нет, почему? Я, как… как я могу? — Уже заикаясь, но понять пытаясь, он искал ответы. Где он оплошал, в чем он оступился, что не так… и в чем контекст ее секретов?

— Пожалуйста, прошу. — Бессовестно, безжалостно, не дала ответов, но голоском дрожащим, почти рыдающе молящим, осмелилась просить ответно.

— Но почему? — Было стоном сказано, но была в нем ярость недосказана: «Ты меня избила профурсетка, знаешь ли, это несправедливо! Объясни хотя бы, в чем ошибся я? Когда-то в прошлом, где-то?! Видишь же, как я дрожу, ничего не понимая, я не могу…».

— Я… не люблю… — Пронеслась ее комета.

— Что?

— Я… не хочу… кусь-кусь…

— Но я хочу…

— Не сейчас… прошу, не здесь…

Выжигая атмосферу у его дыхания, своим пьянящим ароматом изо рта и пьяными глазами, она стояла в сантиметрах от него, но его… мозг отдалялся в километры. И комета: бурей небо рассекая, его шифер с крыши вырывая, гибель предрекая, неслась в его Чикаго бушующих ветров. «Остановись!» — читая далее, мне кричал твой мозг, а также, кричало его сердце, но вырваться наружу не хватило слов.

Но все же может, она его любила?

Но отказала нехотя, не желая, поневоле?

Однако, отвернувшись, Люда удалялась,

А Руслан остался, стоять один в мясном проходе.

И прочь, убив его мечты

Люда неслась к двери,

За ней открыт гештальт, жопой сметены мосты,

Задев прилавка стойку, снесла бедром его.

Ее тяжелыми шагами ножек, и ляшек встрясок,

Она уносит свои тайны от него…

— Ага, в трусы!

Во дает, всего разочек отказала, а он сразу блин в кусты.

Сука, беги за ней давай, да иди смелей, не ссы!

И крикнул ей, выказав как я сердит, меня бомбит:

Слышишь ты, шалава, вот тебе швыряю деньги,

А ну метнись сюда! И дай мне мяса на Кускус! Я тороплюсь!

Но что случилось далее — я рассказывать боюсь…

— Джон, ты опять нам спутал жанры!

— Что? Ой ладно, сейчас исправим. Джейн, вот вечно ты влезаешь…

— А ты, Джон, нуар истории роняешь. И где тут драма? Ты же в сюр сюжет наш превращаешь!

— Тебе драмы надо? Так получи чего желаешь:

Извиняюсь, любимый мой читатель, это не мои слова.

Пока мы с тобой за столиком сидели и романом упивались,

Нам подали изысканный Кускус, в руке моей бокал вина.

Но, внезапно сумасшедшая, позади, какая-то пришла.

Отвечаю, я ее не знаю, клянусь… вот к примеру, евоной сракой,

И чего бы она сейчас тут не сказала,

Ты не верь! Ведь в тиндере ее я не искал,

В чате никому и ничего я не писал,

И фото своих писюлек никому не отправлял!

Простите сэр,

Тут пришла Джейн Содомия, говорит, что она к вам.

Добавила, что заместо Люды к вам пришла.

Официант, чё ж ты сразу не сказал!

Прошу прощенья сэр, я и сам о том не знал.

А вот и я, скатина, что, не ожидал?!

И прервав наше с тобой свидание,

Плеснула мне в лицо вина бокал.

Джон Содомито, ты офигел, это кто такой или такая?!

На, получи леща, ты кого «любимой» называешь?!

Клянусь Содомия, не знаю, впервые в жизни вижу и встречаю.

Клянусь тобою, я случайно сюда попал!

«Он — она», само меня раздел тут и читал!

Не ври скатина, на, получи еще в кабину!

Видела я, как ты «люблю» кому-то написал!

Ага, чего глазенки прячешь, на, вот те по ушам!

И кого скажи на милость, сумасшедшей ты назвал?

Ай, не надо, это был не я, это «он — она» мне так сказал!

…

— Джон, что это за несуразица и каша?

— Джейн, не нужно, он выразил себя, это не страшно. Возможно, он пытается так скрыть, что его сердце куда нежнее наших.

— Вы что несете попу-вашу! Скрестив руки я отвернусь от ваших! Критиков меня корящих!

— Может, кто-нибудь еще сегодня хочет, рассказать свою историю на посошочек? Ну? — Редактор молвил словно волк, озирая связанных муками ребят, но… в кабинете, повесилось молчание ягнят.

…