Коллекция страхов прет-а-порте

Анна и Сергей Литвиновы, 2005

Скромная библиотекарша Надя уже и думать забыла о юной фотомодели Лере, с которой познакомилась в приемной клиники. А та вдруг позвонила и пригласила на свой показ. Только вместо модных нарядов Надя увидела… труп Лериной подружки Сони. Менеджер девушек Марат коршуном набросился на библиотекаршу и с ходу обвинил ее в убийстве. Но вскоре сменил гнев на милость, когда выгодному иностранному партнеру понадобилась «клуша» как раз Надиного типа – рекламировать собачий корм. Будущая звезда экрана явилась подписывать договор, но в кабинете Марата обнаружилось только бездыханное тело хозяина. Теперь уже за девушку всерьез взялась милиция. Есть от чего прийти в отчаяние! Вся надежда на помощь Димы Полуянова, друга детства и не только…

Глава 2

Лера Летягина

Все-таки деспот этот Марат: вот приспичило ему, чтобы они с Сонькой медицинские справки получили, — и хоть убейся.

Как Лера ни ворчала, что по врачам ей расхаживать некогда и вообще — она здорова, как конь, — Марат сказал жестко:

— Не хочешь — не ходи. Но тогда и в Италию не поедешь. Сто раз уже говорил: итальянцам нужно убедиться, что с тобой все в порядке. А иначе — приглашение не пришлют.

Так что пришлось тащиться.

Прием Лере и Соне назначили на вторник, к трем. (Нет бы с утра, чтобы школу прогулять!) Марат взялся подхватить их у Пушкина и лично, как съехидничала Сонька, «доставить на бойню».

Лера оделась скромно — к врачам же идут, не на дискотеку. А доктора, по своему занудству, видно, все одинаковые — что платные, что бесплатные. В районной поликлинике, например, подростковая врачиха «шалашовками» ругается, если юбка хоть на сантиметр выше колена.

Соньке же мозгов, как всегда, не хватило: вырядилась, как на свиданку с очередным «папиком», — мини, шпильки, чулки в сеточку и кофта в обтяжку. И раскрасилась, словно индеец, — будто не видит, что когда веки ярко-фиолетовые, то ее нос проблемный еще огромнее кажется. Даже Марат — всегда-то поощрял, когда девушки и в обычной жизни на высоких каблуках ходили, говорил, что тренировка никогда не помешает, — и то на Соньку цыкнул:

— Чего расфуфырилась?

— А вра-ачи? Кра-асавцы, очарова-ашки? — игриво пропела Сонька.

— Тьфу, дура, — фыркнул Марат. — Какие тебе красавцы?! Ты ж в гинекологию идешь, а там одни бабы работают.

— Неправда! — тут же заспорила Сонька. — У нас в районке гинеколог — дядька. Старый, правда…

— Ну, то ж в районке, — снисходительно пожал плечами менеджер. — За их три рубля спасибо, что хоть какого пердуна нашли.

Лера очень любила, когда Марат сбавлял свой вечно раздраженный, командирский тон и начинал разговаривать с ними «по-человечески». И тут же взялась поддерживать светскую беседу.

— Я знаете что недавно в «Молодежных вестях» прочитала? — поделилась она. — В какой-то станице в районные гинекологи вообще бывший зэк пошел. Подделал диплом и устроился.

Мама, кстати, сказала про статью, что это явная «утка». Но Марат — тот заинтересовался, поглядел с любопытством:

— И что?

Как раз подошли к машине; менеджер (явно перед прохожими рисуется) галантно распахнул перед симпатичными спутницами заднюю дверь.

— Полный абзац! — Лера постаралась, чтобы ухмылка получилась циничной. — Зэк этот, гинеколог, ласковый был, заботливый. Полюбила станица у него лечиться. Все доярки в город зачастили, за красивым бельем. А на прием — с шести утра очередь занимали.

— Многих осеменил? — с видом знатока поинтересовалась Сонька.

Тут уж даже Марат — а он к любым словечкам привычный — и то поморщился:

— Да придержи ты, Сонька, язык свой поганый!

Сел за руль, газанул. И снова к Лере обращается:

— Ну, и чем дело кончилось?

— Разоблачили, — вздохнула она. — Комиссия, что ли, приезжала… В общем, уволили зэка. А тетки местные чуть ли не на демонстрацию выходили, когда его выгнали. Пусть, говорят, и без диплома — а врач хороший, помогало его лечение. Хотя пользовал он только травками. Ромашку там прописывал или шалфей…

— Да уж, доброе слово и кошке приятно, — с философским видом заключил Марат. — Мне, что ли, тоже в гинекологи пойти? Вас, овец, у меня много — вот и буду всех осматривать…

Лера с Сонькой дружно фыркнули.

— Хотя на что там у вас смотреть — одни кости, — вздохнул менеджер.

До клиники оказалось два квартала, всего-то от Пушкина до Спиридоновки, чего было зря машину гонять — только что для понтов.

Вот уже и на парковку въехали, и Марат мгновенно посуровел — то бишь заговорил с девушками в своем обычном тоне:

— Все, козы, прибыли. Имейте в виду: место солидное, чтоб тихо мне, не орать, не галдеть.

— Это синонимы, — вдруг вырвалось у Леры.

— Что ты сказала? — прищурился менеджер.

— Синонимы, говорю: «орать» и «галдеть».

— Ладно, не умничай, — буркнул Марат. И посмотрел на нее, пожалуй, даже с уважением — или показалось?

Клиника Леру впечатлила — раньше-то она, как и Сонька, только в районку ходила. С чего это Марат расщедрился — в такие неслабенькие местечки их водить? Ступеньки на входе — мраморные, а входишь внутрь — и вовсе встаешь на зеркальный пол, хоть глядись в него и макияж подправляй. Стены белейшие, а по углам расставлены цветы — ухоженные, будто не в поликлинике растут, а в каком-нибудь миллионерском особняке.

Соньке интерьер, похоже, тоже глянулся — восторженно глазеет по сторонам, теребит Леру за рукав и шепчет:

— Во, блин! Прям музей…

Один Марат не растерялся. Широким шагом двинул к стойке, оттуда им уже улыбалась медсестра — тоже симпатяжка, такая и сама в модели может сгодиться, если съемки не для «Космо», а для какого-нибудь простецкого «Гламура».

— Валерия Летягина, Софья Перепелицына, — сообщил медсестре Марат. И зачем-то добавил: — Модельное агентство «Стиль и статус».

— Да-да, мы вас ждем, — кивнула медсестричка. И сладко, словно кошка на курятину, замурлыкала: — Девушек примет лично Ирэна Валентиновна, она освободится буквально через десять минут. Проходите, пожалуйста, пока в холл ожидания. Там телевизор, видео, журналы. Госпожа Летягина, госпожа Перепелицына — чай или кофе хотите?

Лера с Сонькой слушали медсестру во все уши: они, видишь ли, у нее не «девушки» и не «девчонки» — а госпожами стали, подумать только!

— Я выпью кофе, — с достоинством заявила Сонька. — Эспрессо, только чтоб не помои, а крепкий. Сахара два куска.

Лера перехватила надменный подругин взгляд, обращенный к медсестричке, и едва не фыркнула: «Попробовала бы ты так в районке поговорить. С бабками из регистратуры». И вежливо попросила девушку:

— И мне тоже эспрессо. — Потом не удержалась — не просто, как говорил писатель Чехов, «выдавить из себя раба»! — и прибавила: — Если, конечно, можно.

— Разумеется, можно, — улыбнулась медсестра.

Вдавила какую-то кнопочку и проворковала:

— В холл ожидания, два эспрессо.

— Как долго девушки будут заняты? — потребовал Марат. — Мне их ждать или как?

— Минуточку. — Медсестричка крутанулась на вертящемся стульчике, оборачиваясь к компьютеру: — Так… Первичный прием, ультразвуковое исследование, блок стандартных анализов… Полагаю, они освободятся часа через два.

— Ни фига себе! — возмутилась Сонька. — Почему так долго?! У меня в четыре сви… — Впрочем, быстро опомнилась — при Марате говорить о свиданиях было опасно. И жалобно взглянула на медсестру — спеси во взгляде как не бывало: — А нельзя как-нибудь ускорить? Пожалуйста…

— Сожалею, но быстрее, наверно, не получится, — виновато (хотя она-то здесь при чем?) произнесла медсестра.

А Марат оборотился к Соньке и хмуро буркнул:

— Ну-ка, ша тут! Будешь сидеть, сколько надо.

— Да ладно, я ничего, — тут же дала задний ход его подопечная. — Я просто спросила…

— Тогда мы пошли? — обратилась к Марату Лера.

— Валите, — милостиво разрешил менеджер. — Ждать вас не буду, поеду. Сами в агентство доберетесь. Чтобы к семи — как штык были. Опоздаете — штраф вкачу.

— Они успеют, — пообещала Марату медсестра.

А Сонька подождала, покуда менеджер обернется к выходу, и состроила ему в спину страшнейшую рожу. Медсестра — молодец, девчонка, соображает, что к чему — понимающе улыбнулась и пригласила:

— Пожалуйста, проходите в холл.

Под благожелательным взглядом регистраторши Лера с Сонькой продефилировали в «холл ожидания». Тут оказалось еще красивее, чем в приемной — стены обиты деревянными панелями, на полу, совсем по-домашнему, — ковер, по стеночкам — успокаивающие, глубокие кресла.

— Ничего не понимаю… — озадаченно пробормотала Лера.

— О чем ты, крошка? — покровительственным тоном поинтересовалась Сонька.

— Да Марата я не понимаю, — пожала плечами Лера. — Клиник, что ли, в Москве мало? Зачем он нас в такую дорогущую притащил?

— Сама ж все долдонишь, что мы с тобой на другой уровень выходим. На более высокий, — пожала плечами подруга.

— Ну, не до такой же степени! — Лера потерла ладонью подлокотник кресла, понюхала и сообщила Соне: — Кожа-то — настоящая. Знаешь, сколько одно такое стоит?.. Здоровущую кучу баксов. И ковер на полу, кажется, ручной работы…

— Вечно ты всем недовольна, — фыркнула подруга. — А мне вот только одно не нравится: почему нам кофе так долго не несут?..

Лера отметила, что высокомерные нотки в Сонькином голосе достигли апогея — верно, считает, что окружающая красота и есть их теперешняя норма: царственно опустилась в кресло, скрестила обтянутые сетчатыми чулками ноги, утопила острые каблуки в пушистом ковре… «Дурочка ты», — беззлобно подумала Лера. И вежливо поблагодарила вторую медсестричку, прикатившую им столик с двумя чашечками кофе. (Сонька же — та только снисходительно кивнула.)

Лера (хотя и надеялась, что совсем скоро роскошь станет для нее нормой) чувствовала себя не очень-то уютно: будто она здесь — вроде самозванки. Так и казалось, что сейчас шкаф-охранник подойдет и на выход попросит, да еще и отругает за то, что посмели в такое элитное местечко припереться.

Она осторожно взяла свой кофе (помнится, Марат все учил, что, когда чашку держишь, мизинец ни в коем случае оттопыривать нельзя) и принялась разглядывать прочих пациентов, ждавших своей очереди в соседних креслах.

Все они были гораздо старше, холеные, самоуверенные: тучный мужчина с крошечным ноутбуком на коленях… костистая старуха с сонмом перстней на скрюченных пальцах… двое женщин (хоть по возрасту Лере с Сонькой в мамы годятся, а выглядят — красотками из красоток). Соседи по очереди, мерещилось Лере, поглядывали на них неодобрительно — как на явных чужачек. И только в ближайшем кресле оказалась девушка, к которой Лера почувствовала что-то вроде симпатии — и мгновенно определила: «А вот эта — типа нас. Из простых. И тоже смущается».

Девушка, впрочем, была почти тетенькой: лет тридцать. Пухленькая, в скромном платьице, волосы собраны в «дульку». На коленях книжка — на обложке, стрельнула глазом Лера, писано по-иностранному. Английский, что ли?

Сонька — та тоже пялилась на других пациентов, но, в отличие от Леры, не чинясь, во все размалеванные глазищи — ткнула подругу в бок, скосила глаза на девушку с пучком и прошептала:

— Гля: старая дева к гинекологу пришла!

Шептать у Соньки никогда не получалось, голосище зычный, как у рыночной торговки, и соседка по очереди ее реплику, похоже, услышала — по крайней мере, над книгой склонилась еще ниже и покраснела.

«Ну, сейчас точно: выведут!» — мелькнуло у Леры. Она обернулась к подруге — хотела выдать той все, что о ней думает, — да не успела: в холле ожидания возникла медсестричка с рецепции. Подошла к их креслам и обратилась к Соньке:

— Ирэна Валентиновна вас ждет.

Сонька вскочила — царственности опять как не бывало. Выглядит такой перепуганной, будто ее по алгебре отвечать вызвали.

— Кабинет прямо и направо, — проинформировала девушку медсестра. Лере же — виновато улыбнулась: — Извините, пожалуйста, но вам придется еще немного подождать. Все хорошо, ничего больше не хотите?

«В районную поликлинику хочу, — неожиданно подумала Лера. — Где все привычно и понятно: бабки, жалобы и склоки».

Но вслух, конечно, пробормотала совсем другое:

— Спасибо, все замечательно…

Медсестра удалилась, а Лера проводила взглядом Соньку — вихляющая походка подруги смотрелась в интерьере клиники совершенно неуместно — и вдруг услышала:

— Ну и местечко! Как в кино, правда?

— Точняк! — вырвалось у Леры.

Сначала ляпнула — и только потом задумалась: а кто спросил-то? Обернулась — и увидела, что с соседнего кресла улыбается та самая обиженная Сонькой «старая дева». Смотри-ка: хоть и скромница, а разговор завязать не постеснялась. Девушка отложила свою иностранную книжку и продолжила вещать:

— Согласись: кресла из натуральной кожи — это уже перебор.

— Соглашусь, — охотно кивнула Лера. — Тебя как звать?

— Надей, — представилась девица с пучком.

— А я Лера. Точнее, Валерия Летягина. — И в легком нетерпении напряглась: вдруг эта Надя газеты читает? Вдруг вспомнит, что именно Валерия Летягина победила в недавнем конкурсе парфюмерного концерна «Юлиана»?

Но никакой реакции («Ой! Та самая Летягина?!») не последовало, и тогда Лера спросила:

— Ты тоже сюда в первый раз?

— Ага, — кивнула Надя.

— А тебя кто привел? — поинтересовалась Лера.

— В каком смысле «привел»? — удивилась собеседница. — Никто. Сама пришла.

— Лечиться — или тоже за справкой? — не отставала Лера.

— На бесплатную диагностику, — поморщилась Надя. И объяснила: — Я про эту клинику в рекламе прочитала. Там написано, что первая консультация у них бесплатно. Ну, я и пришла на разведку, а тут вот что оказалось… — Она беспомощно улыбнулась.

— Ну, и что ты думаешь? — улыбнулась Лера.

— Вот то и думаю — может, не дожидаться уж консультации? Сразу уйти?

— Да ладно, сходи уж, раз пришла. Все равно халява, — посоветовала Лера. Прозвучало в духе Соньки — то есть покровительственно. — Время-то все равно уже потратила…

— А смысл? — пожала плечами Надя. — Наверняка ведь какое-нибудь лечение назначат, платное. По здешним, высочайшим стандартам. То есть дорогое. А я, — она понизила голос, — в библиотеке работаю, так что сама понимаешь…

— Понимаю, — сочувственно кивнула Лера.

Вот странно: обычно-то она и взглядом не удостаивала таких девиц, как эта Надя, — с английскими книжками на коленках и тем паче с волосами, собранными в пучок. Соглашалась с Сонькой — та подобных скромниц именовала не иначе как «насмешкой над женским полом». А зачем общаться с «насмешками», когда кругом полно нормальных, стильных девчонок?

Но тут, поди ж ты, целый разговор завязался. Потому, видно, что есть в этой Наде что-то располагающее. Может, глаза — которые смотрят с дружелюбным, искренним интересом? Или улыбка — мягкая, захватывающая все лицо (в их-то модельном кругу все одними губами улыбаются)?

— Ты учишься? — спросила между тем Надя.

— В школе, — поморщилась Лера. И тут же добавила: — И работаю. В модельном агентстве.

— Как интересно! — тут же заинтересовалась «старая дева». — Скажи: это сложно?

— Сложно, — кивнула Лера. Она не переставала удивляться: вот эта Надя прикольная! Мозги у нее как-то по-особому работают. Обычно-то, как скажешь, что ты из модельного бизнеса, — о чем угодно спрашивают: про гонорары, и нужно ли спать со спонсорами, и дарят ли бриллианты. Но никогда — про саму работу.

А Надя между тем продолжала ее удивлять. С неприкрытым любопытством вопрошает:

— А что самое-самое сложное?

Лера метнула быстрый взгляд на Надины ноги, обутые в простецкие сандалеты на плоском ходу, и едва не ляпнула: «Сложней всего — на высоких каблуках ходить». А Надя тем временем просит:

— Только честно, ладно?

И Лера, хоть Марат и учил, что «правду-матку только дураки режут», ответила, как есть:

— На самом деле очень сложно — быть второй. Ведь Гран-при — только один бывает. И страшно обидно — когда у подружки корона, а у тебя — всего лишь поощрительный приз…

— А я думала, второе место — тоже победа, — удивилась Надя. — Разве «вице-мисс» быть плохо?

«Ясное дело: самой тебе даже вице-мисс библиотеки сроду не стать, — мелькнуло у Леры. Впрочем, она тут же себя отругала: — Что же я за злыдня такая!» И ответила:

— Нет, Надя. Все эти «вице-мисс» — полная туфта, корзинку цветов подарят — и до свиданья. А перспектив — никаких. Представления в модельные агентства — в смысле, не в наши, а в западные — дают только той, кто главный приз ухватил. — Не удержалась и добавила: — Кстати, один Гран-при — у меня уже есть.

— Супер! — воскликнула Надя. — Какая ты молодец!

А Лера вновь поглядела на нее изумленно: первый раз она такое встречает. Чтоб незнакомка искренне да от души порадовалась твоим успехам. Неужели у Нади никакого, как это называется, женского тщеславия нет? Сидит, вся из себя такая скромная, скучная, особенно по контрасту с ней, Лерой, — но, вместо того чтобы злобствовать и завидовать, смотрит совсем не злыми, но восторженными глазами…

И у Леры вдруг вырвалось:

— А хочешь, я тебя как-нибудь на свой показ позову? — И честно добавила: — Не в «Метрополь», конечно, меня пока туда не приглашают, но тоже в какое-нибудь достойное место…

— Конечно, хочу! — обрадовалась Надя. И тут же наградила ее еще одним, считай, комплиментом: — Очень интересно будет посмотреть, как ты перевоплотишься. В женщину-вамп, наверно?..

«Вамп» из Леры, как уже неоднократно пенял ей Марат, пока не получалось — движения, видите ли, угловатые и походка временами «пацанская». Но Надя-то — не менеджер-злыдень, упрекать вряд ли будет.

— Тогда давай, я твой телефон запишу, — предложила Лера. — И позвоню, как будет что-нибудь интересненькое.

— Давай, — кивнула новая подруга. Вытащила из сумочки — ну и кошмар, настоящий бабулькин саквояжик! — блокнотик с ручкой и аккуратным (а какой еще может быть у библиотечной девицы?) почерком записала два номера: домашний и рабочий. Пообещала: — По одному из них — обязательно меня застанешь.

— А сотовый?

— А у меня его нет.

«Даже мобильника нет!» — ахнула про себя Лера. Но от комментариев на этот счет воздержалась.

А тут и Сонька появилась — бедрами-то по-прежнему вихляет, только глаза грустные.

— Ну, как? — кинулась к ней Лера.

— Хреново, — хмуро откликнулась подруга. — Тут такая фигня обнаружилась… — она с размаху плюхнулась в соседнее кресло.

Но выслушать про «фигню» Лера не успела — к ней уже спешила медсестричка с рецепции:

— Простите за долгое ожидание, Валерия Павловна… Ирэна Валентиновна готова вас принять.

Лера встала.

— Подожду, пока подгребешь, — кивнула ей Сонька.

— Ты ж на свидание спешила! К четырем! — удивилась Лера.

— Насрать, — буркнула подруга. И — вот уж нетипично! — хлюпнула носом. Неужели реветь надумала?..

— Пойдемте, пожалуйста, Валерия Павловна, — вежливо повторила медсестра.

— Да-да. — Девушка поспешила за ней.

И, уже в спину, услышала возглас Нади:

— Удачи, Лера! Звони!

И сердитый комментарий злыдни-Соньки:

— О, да, достойную ты подружку нашла…

Спеша по коридору вслед за медсестрой, Лера успела оглянуться и увидеть, как Сонька бесцеремонно ощупывает ее новую знакомую пренебрежительным взглядом.

В то же самое время

Илья Казарин

Стрелка уличных часов сдвинулась на четверть пятого, и он почувствовал: свет меркнет. Меркнет с каждой минутой.

Вокруг расстилался такой же, как утром, беспечный, солнечный день. Голубело небо, буйно чирикали воробьи, прохожие, разморенные и добрые от весеннего солнца, через одного улыбались. Но среди них, десятков текущих мимо расслабленных лиц, он тщетно пытался увидеть одно-единственное. Самое нежное, самое милое, самое опьяняющее…

Илья завороженно переводил взгляд с уличных часов — на бесстрастного Пушкина. С веселой, пенящейся вокруг памятника толпы — на все новые лица, выплывающие из подземного перехода… Среди них было много женщин. Очень много. Юных, молодых, зрелых, старых… Но Соня так и не появилась.

— Трава нужна? — вдруг раздалось в ухе.

Илья встрепенулся, вздрогнул, непонимающе уставился на мелкого, лет двенадцати, пацана. Переспросил:

— Что-что ты сказал?

Его отчего-то охватила дрожь, плечи заколотило, зубы застучали.

Юный дилер перехватил его взгляд, понимающе ухмыльнулся:

— М-да, дядя. Ты, похоже, и без травы псих.

И, будто растаяв в воздухе, отвалил.

А Илья, без злости, без обиды, подумал: «Мальчик прав. Да. Я — псих. Невменяемый. Полный. Но не всегда. Не целый день кряду. А только сейчас. Когда времени (сотый, наверно, взгляд на часы) уже тридцать пять пятого, а Сони все нет. И, наверно, она уже не придет. А я, как обычно, даже не решаюсь ей позвонить…»

Месяц спустя

Дима Полуянов

Корреспондент газеты «Молодежные вести» Дима Полуянов с отвращением прихлебывал дрянной кофе (у девчонок из секретариата разве хорошего допросишься?!) и проклинал рекламный отдел и всех служащих в нем бюрократов. Что за косные, помешанные на идиотских бухгалтерских правилах, люди! Ну, не успела компания «Муркас» оплатить свою четверть полосы — так зачем сразу макет-то снимать? Простили бы уж, напечатали рекламу в кредит — так нет ведь, блюдут, как сказали, «финансовые интересы газеты». Картинку с благостными кошечками и призывом кормить зверей кормом «Муркас» безжалостно сняли. И вот ситуация: через два часа номер в печать подписывать, а на четверть полосы, извините, — полная лысина. Выпускающий редактор лезет в «загон» — то бишь на склад залежавшихся материалов — и приходит в ужас: ничего достойного высокой планки «Молодежных вестей» не находится. Ну а дальше ясно — бросаются за ним, Полуяновым, вечной «палочкой-выручалочкой». Вырывают уставшего за рабочий день человека практически с порога лифта. Просят войти в положение, льстят («у нас только ты за полчаса можешь новость придумать!»), сулят златые горы и бидон вкуснейшего кофе. И прощай нормальный, как у людей, вечер трудного дня — вместо дивана и телевизора торчи в надоевшем за день кабинете. Пялься в компьютер, хлебай плохенький — даже тут обманули — кофеек и напрягай мозги.

— Давай, Димуль, сооруди что-нибудь на скорую руку — но классное… типа как ты тогда про гинеколога придумал, — попросил выпускающий.

(Очень, помнится, хвалил на летучке Димину заметку про гинеколога-зэка, якобы работавшего врачом «в одной из станиц Краснодарского края».)

Но про гинеколога тогда придумалось само — застрял в пробке, пока ехал домой, и от скуки нафантазировал. А утром записал и отдал в секретариат. Но сейчас-то — дело совсем другое. Разве «в неволе», да когда сроки поджимают, достойную «новость» склепаешь?

Вот и сиди: глазей в пустой, только курсор мигает, экран, кривись от гадостного кофе и злись на взбалмошную газетную работу и на судьбину в целом…

«Надьке Митрофановой, что ли, звякнуть?»

Полуянов давно заметил: подруга детства Надя Митрофанова действует на него благотворно. Нет, от ее компании никогда не встрепенется сердце, и подвиги в ее честь совершать тоже не тянет. Надьку одновременно и жалко, и мораль ей хочется прочесть — чтоб ценила себя повыше, одевалась поинтересней, а то ходит в своих вечных юбках ниже колена — настоящая библиотечная крыса. И скучно с ней бывает — как возьмется на здоровье жаловаться или про свою таксу, Родиона, целые поэмы слагать. Но, с другой стороны, пообщаться с Надюхой — будто бы в море искупаться: сразу чувствуешь себя посвежевшим, счастливым и сильным. Есть в ней какая-то, как сейчас говорят, «положительная энергетика». С виду — «обычная батарейка», а на деле — настоящий «Энерджайзер». Заряжает. Сколько раз уже замечал: мозги начинают лучше работать после того, как они с Надькой кофейку попьют. Или хотя бы по телефону поговорят. Может, она и сейчас его расшевелит?

Полуянов придвинул к себе телефонный аппарат и по памяти отщелкал Надин домашний номер. Однако прошло целых девять гудков — а трубку так и не сняли. Дима удивленно взглянул на часы — где, интересно, Надюха шляется в начале десятого вечера? В библиотеке своей, что ли, во вторую смену засела?

Не поленился — набрал и рабочий: тоже глухо.

«Загуляла», — иронически подумал он. И фыркнул: загул и Надюха — понятия, увы, несовместимые. Потом вспомнил: «Вроде в прошлый раз она что-то ныла, что чувствует себя плохо. И выглядела чахленько. Неужели разболелась? Но, позвольте, — если болеет, тем более должна дома сидеть. Не в больницу ж ее забрали?!»

И тут Дима поймал себя на неожиданной мысли: да он, оказывается, беспокоится! И о ком — о скромной библиотекарше Митрофановой! «Неужели действительно в больницу попала?.. Ведь когда мы с ней встречались, месяц назад, — и правда кисла, просила врача ей найти — а я только поржал. Посоветовал кубинскими сигарами здоровье укреплять».

Настроение окончательно ушло в ноль. «Хоть бы мобильник себе завела, зануда, — сердито подумал Полуянов. — А то ведь и не знаешь теперь, где искать…»

И пообещал самому себе: «Встретимся в следующий раз — обязательно Надьке сотовый подарю. И пусть только попробует отказаться!.. Но куда она могла пропасть, а? Ведь явно ж — не в баре, не в казино, не на концерте и уж тем паче толстушка наша не в спортивном клубе…»

И вдруг — его осенило. Нет, никаких мыслей, как разузнать про Митрофанову, в голову не пришло. Но вдруг, неожиданно и непонятно, откуда ни возьмись в голове сложился сюжет. Та самая «новость», которую так ждал от него выпускающий редактор.

Полуянов придвинул к себе клавиатуру и весело забарабанил по клавишам:

«Пожилую библиотекаршу похитили инопланетяне?

Елена Ц., 53-летняя библиотекарь с Урала, исчезла из дома три дня назад…»

В то же самое время

Надя

А Надя в это время проводила один из самых нетипичных вечеров в своей жизни — она была на великосветском приеме. Настоящем — со строгим фэйс-контролем, черной икрой в хрустальных вазочках и дамами в роскошных туалетах.

На прием ее вытащила новая подружка — Лера Летягина. Позвонила накануне и разлилась соловьем: что мероприятие будет дорогое и очень модное. Что гости соберутся — сплошь элита. «Ну, и на меня посмотришь, ты ведь хотела! Я вечерние платья буду демонстрировать».

Надя, конечно, пыталась отказываться, но Лера, хоть и пигалица, проявила неожиданное упорство: «Наденька, ну, пожалуйста! Приходи! Я очень жду!» И, на закуску, совсем уж неоспоримый аргумент: «Ты ведь теперь моя подружка!!!»

Припомнить, с каких это пор они с Лерой подружки, Митрофанова не смогла. Ну, поболтали в приемной клиники, ну, дала Надя Лере свои телефоны — так ведь уже и думать забыла про забавную, зазнаистую фотомодельку!

И вдруг спустя месяц — юная красавица нарисовалась. И какой настырной оказалась…

— Надечка, тебе правда — очень-очень понравится! — щебетала Лера. — Знаешь как клево будет! Я и знаменитостей тебе покажу, и наше закулисье, и шампанское на халяву сколько хочешь пить можно…

— Это, конечно, неоспоримый аргумент, — фыркнула Митрофанова.

— Чего? — опешила Лера.

— Ладно, приду. Уговорила, — вздохнула Надя.

И действительно, на прием пришла, а теперь не уставала удивляться — самой себе. И чего это на нее вдруг нашло: всю жизнь сходилась с людьми еле-еле, а тут вдруг дружбу завела — и с кем? С юной, чуть не в дочки годится, девчушкой. И ладно если б девочка была, скажем, умненькой студенткой или хотя бы пытливой, влюбленной в литературу школьницей, так нет же — фотомодель. Подающая надежды Лера Летягина. Вся в восторге от собственной смазливой мордахи и в мечтах о грядущем «бриллиантовом будущем». Так себя любит, что только и щебечет о всяких показах-макияжах-ракурсах… И что между ними может быть общего?!

Не зря ж Лерина подруга, Соня, злобствует и, не чинясь, спросила, едва увидела Надю за кулисами: «Ты чего сюда приперлась? Лесбиянка, что ли?! Лерку соблазняешь?»

Митрофанову аж в краску бросило от такого вопроса. Спасибо, Лера — вот уж языкастая не по годам! — выручила. С достоинством ответила своей наглой приятельнице:

— Да, Сонечка, я Наде нравлюсь. А тебе что, завидно?

Сонька немедленно стушевалась, пошлепала прочь, а Лера — фыркнула вслед посрамленной подружке:

— Ей, значит, по лысым папикам да по разным психам шляться можно. А мне с умными людьми дружить нельзя…

Надя даже растрогалась — и из-за того, что ее причислили к умным, и из-за слова «дружить».

Впрочем, какая там у них с Лерой дружба, если они всего во второй раз в жизни видятся… Но на приеме оказалось действительно интересно, даже если в нем и не участвовать, а только из-за кулис наблюдать.

Модный показ втиснули меж выступлением вертлявой певички (Надя видела ее первый раз, но сказали, что она «звезда») и горячим (обещали перепелов под соусом бешамель).

— Сорок минут по «языку» ходить будем, — проинформировала Лера. — Я целых семь платьев показываю!

— А откуда лучше смотреть? — загорелась Надя.

— А откуда хочешь. Или отсюда, из-за кулис, или в зал иди, уже не выгонят, раз внутрь прошла.

Надя, конечно, предпочла остаться за кулисами. «Под защитой» новой подруги. Притулилась в уголку и принялась наблюдать за все прибывающими Лериными коллегами. Такой оказался паноптикум — особенно если «изнутри», а не со стороны сервированных французским шампанским столов смотреть.

Наде раньше казалось, что эти модели-манекенщицы — все на одно лицо, одна сплошная смазливая блондинка… Но при ближайшем рассмотрении картинка вышла куда более выпуклой, интересной и, прямо скажем, — повышающей ее собственную самооценку. Митрофанова обнаружила, что неземная красота на самом деле — процентов на восемьдесят — труд всяких стилистов-макияжистов, а вовсе не собственная заслуга девчонок. Не уставала удивляться, пока смотрела, как модельки, еще в цивильном и без раскраски, собираются перед показом. У одной — зубы подкачали, у второй — прыщей изрядно… И фигуры модельные — тоже, прямо скажем, оставляют желать лучшего: у кого талии нет или ножки излишне тонкие, натуральная косуля, а грудь — вообще в половине случаев отсутствует полностью. Надя даже не удержалась, сказала Лере:

— Я-то думала, все модели и в обычной жизни красавицы. А на самом деле — смотреть не на что. Одна ты — и в джинсах хороша.

Лерочка от комплимента нескрываемо расцвела. Но ответила грубовато:

— И правда, что ли, — кадришься? Не зря, значит, Сонька тебя в лесбиянки пишет?

Надя тут же потупилась, а Лера расхохоталась:

— Да ладно, не обижайся! И привыкай. У нас тут всегда так — «без церемониев».

И предложила:

— Показ только через час начнется. Сходи, правда что, пока в зал, чернушкой подзаправься…

— Чем? — не поняла Надя.

— Ну, ты и девственница! — покачала головой соплюшка Лера. — Черной икры, говорю, пойди поточи, пока не размели. И мне пару тарталеток приволоки.

— Да ну, — нахмурилась Надя, — я лучше здесь побуду…

— Смущаешься, что на тебе вечернего платья нет, — тут же разгадала ее Лера. И пожала плечами: — А, между прочим, — зря. Вот смотри. — Она подтащила Митрофанову к кулисе, слегка раздвинула плотные портьеры: — Кое-кто — и правда расфуфырен, не спорю. А видишь — две девки в джинсах? А еще одна — и вообще в клетчатых штанах. А вон бабуленция, сущий кошмар — в платье с начесом?! И ничего, у самой икры стоит, никто ее не гонит. Или вон, глянь: чудик с букетиком. Вообще одет, как чмо. Рвань. Это, кстати, Илюшка, Сонькин хахаль. И тоже на бутеры нацелился!

— Да не хочу я никакой икры, — поморщилась Надя.

— Зато я хочу, — отрезала Лера. — Прошу ж тебя: принеси и мне. Нам только после показа в зал можно — а тогда уж точно ничего не останется.

Увидела, что Надя продолжает хмуриться, — и сбавила тон на просительный:

— Ну, Надечка, ну, пожалуйста! И сама поешь, и о друзьях позаботишься! А у нас тут все равно сейчас дурдом начнется — вон, видишь, платья уже несут, и визажисты пришли, тебе даже сесть будет негде…

— Ладно, — пожала плечами Надя.

В конце концов, она черной икры уже лет десять не ела. Не те доходы. А тут, раз уж и вправду бесплатно…

Помахала Лере и пошла в зал.

По пути решила завернуть в «удобства» — проверить, как смотрится косметика (обычно-то Надя почти не красилась, а сегодня, в преддверии приема, и тон наложила, и губы ярко-красным нарисовала, и теперь волновалась — вдруг все успело размазаться?!).

Туалет нашелся легко — одностворчатая дверка с буквой «Ж» и грозной табличкой «Только для персонала». «Будем считать, что я — персонал, — решила Надя. — Персональный сопровождающий фотомодели Леры».

Деликатно постучала — из туалета не донеслось ни звука — и распахнула дверь. Да уж, действительно «для персонала» — крошечный предбанник с раковиной и единственная кабинка. Дверь в кабинку призывно полуоткрыта. А в образовавшейся щели валяется туфелька. Туфелька с претензией — красного бархата, со стразами, и размер не маленький — не меньше тридцать девятого, на дылду. Явно кто-то из красочных птичек модельного мира потерял.

Надя пожала плечами: странные они, эти модельки. Ладно бы губную помаду в туалете забыть — но обувь?! Может, подобрать — и отнести за кулисы, с кличем: «Чей туфля?» Впрочем, Надя представила, как толкается меж надменными девицами и каждой предъявляет обувку, а те только надменно плечиками пожимают, — и поднимать туфельку передумала. Добрые дела в этом мире, похоже, наказуемы. Пусть модельки сами разбираются.

Она обернулась к огромному, странному для служебного туалета, зеркалу, приблизила к нему лицо. Макияж, на удивление, оказался в полном порядке, Надя под всеми углами рассмотрела себя и осталась довольна. Только вот проклятая туфля мешала — все время «в кадр лезла». А Надя, проклиная собственный нерешительный характер, все продолжала мучиться: подобрать? Не подобрать?

Принять решение не успела — дверь в туалет распахнулась (без всякого, конечно, интеллигентного стука). На пороге показался хмурый, с золотой цепью, мужик — Надя уже знала, что это Марат, Лерин и Сонин менеджер.

«Мог бы и подождать, пока я выйду!» — возмутилась Надя. Но делать замечание, конечно, не решилась — просто демонстративно отвернулась от нахала.

Марат мельком взглянул на Надю, застывшую перед зеркалом. Буркнул под нос: «Пардоньте». Бесцеремонно отшвырнул попавшую под ногу красную туфельку. И распахнул дверь непосредственно в туалетное помещение. А Надя, оцепенев, так и стояла перед зеркалом.

— Твою мать, — вдруг услышала она растерянный голос Марата.

Скосила глаза — и вскрикнула.

Туалетная кабинка оказалась занята.

В ней полулежала Лерина подруга Соня Перепелицына. Тело привалилось к унитазу, ноги беспомощно вывернуты, одна — босая, на второй — такая же, как валяется в предбаннике, красная туфелька. Голова нелепо откинута, изо рта — стекает струйка крови.

Надя снова закричала. И со всех ног кинулась прочь. Но, едва выпрыгнула за порог, как на плечо упала тяжеленная рука Марата.

— А ну, притормози, чмара, — грубо велел ей он.

Надя растерянно взглянула на него, и в голове пронеслось: «Вот и сходила я на великосветский прием…»