Сияние сквозь тернии

Анна М. Кинг

Альберт, тридцатишестилетний архитектор, оставляет обеспеченную жизнь, переезжает в испанскую провинцию и становится жертвой мошенников. Перед ним разворачиваются и тяжелые трагедии, и уморительные комедии, проносятся неимоверные случайности и нелепые закономерности, где причина и следствие зачастую меняются местами. Через реальный жизненный опыт в романе затрагиваются социальные темы (конфликт отцов и детей, насилие, вера и др.) а также темы экзистенциальной философии и самопознания.

Глава 5. Сан Луис

Будучи доверчивым, Альберт оказался отличной находкой для мошенников. Сделав капитальный ремонт, не успел привыкнуть к тишине заброшенной деревушки, утонувшей на склоне зеленого холма. Тревожный звонок в дверь принес плохие вести и новых хозяев…

Проконсультировавшись у адвокатов и удостоверившись в фиктивности сделки, он покинул дом, так и не ставший ему родным. Дядя Глюк растворился. В полиции на него было заведено несколько дел, но данными об Алексе Глюке никто не располагал. Испытав весь эмоциональный спектр от удивления и ненависти до сожаления и отчаяния, Альберт принял утрату как должное жизненное испытание и старался больше не думать об этом.

Он арендовал комнату в скромной квартире. Хозяйка Катерина, угрюмая худощавая женщина, занимала соседнюю комнату.

Так Альберт стал частью улицы Сан Луис. Каждое утро начиналось с пронзительного визга — мелкая собачка возвещала о своем выгуле. В это же время вниз по улице среди плотно припаркованных автомобилей, огромных мусорных баков и собачьих испражнений с мрачно-пессимистичным видом обходил свою территорию толстый полосатый кот.

Рядом с грязными арабскими детишками, играющими в дряблый мяч, можно было увидеть выплывающие из подземного паркинга «Порше» и «Ягуар».

Из дома напротив, громко хлопнув дверью, появлялось странное трио. Высокая тучная дама, с удивленным лицом и седовато-рыжими боевой взлохмаченности волосами, выбегала первая и невнятно тараторила. За собой она тянула мужа, словно неуклюжего ребенка. Два с половиной седых длинных волоска, вторя то шагу, то ветру, то, возможно, заговорщическому голосу жены, умудрялись создавать хаос на лысой голове. Отстраненное лицо, с нежным румянцем на фарфорово-белой коже, иногда что-то односложно отвечало. Его рубашка, зачастую вместе с джемпером, была заправлена в штаны, натянутые явно выше условной линии талии. Замыкала трио их взрослая дочь, унаследовавшая от матери выражение удивленного лица и фарфоровую кожу отца. В отличие от родителей, ее волосы были гладко зачесаны и туго стянуты в жидкий хвост.

Каждый день молодая пышная женщина, с ярко-красной шевелюрой, что-то искала в мусорном контейнере. Ее добычей становились то сломанные приборы, то старая мебель, которую она «облагораживала» и продавала. На каждой улице встречались подобные предприниматели, ищущие составляющие бизнеса в помойках.

«Интересно, только мне все эти люди кажутся странными?» — подумал Альберт, входя в дом.

— Когда все вокруг кажутся странными, представь, каким ты им кажешься, — донесся баритон из глубины мрачного подъезда.

Звякнул прибывший лифт, распахнулась дверь.

Альберт присмотрелся. В кабину лифта не спеша вошел араб в длинном белом платье:

— Придержу вам дверь, — произнес он устало.

— Спасибо, — поспешил войти Альберт.

— Вы, наверное, не понимаете по-испански, — продолжал мужчина.

— Понимаю!

— Не говорите по-испански. I am sorry. Но вы и английским не владеете, — почему-то уверенно произнес он.

— Нет, я владею английским и испанским тоже! — не терял надежду быть услышанным Альберт.

— Good bye, — еле слышно пробубнил араб, на мгновение в упор посмотрев черными глазами, и вышел.

— Hasta luego, — ответил Альберт.

«Да-а… — размышлял он, заходя в квартиру. — Неважно, на каком языке говоришь, всегда есть шанс быть непонятым… или неуслышанным… Знакомый взгляд у араба. Где я мог его раньше видеть?»

Телефонный звонок прервал молчаливую темноту.

— Привет! Что, совсем зазнался? — раздался радостный голос приятеля и его бывшего коллеги Сан Саныча. — Уехал и забыл? Живешь, жируешь там, в буржуазной Испании! Не до нас теперь?

— Привет, друг! Молодец, что позвонил! Не все так круто.

— Сто пудов круче, чем здесь! Иначе, полагаю, вернулся бы! Давай рассказывай!

— Здесь все по-другому. Болото. Как только начинаешь двигаться, решать проблемы, засасывает все глубже. Жизнь эмигранта в сотни раз сложнее, чем гражданина. Приходится выживать. И неважно, архитектор ты или дворник. Здесь дипломы не действительны.

— Как так? Наши же международного образца!

— О, нет! Все равно надо подтверждать! Затем доучиваться пару лет. Диплом отдал на подтверждение, документы подал на резиденцию, жду ответы. Посещаю интенсивные курсы испанского…

— Зачем? Ты же шпрехаешь и по-испански, и по-английски!

— Совершенствую навыки и уже преподаю. В автошколе экзамены сдал.

— У тебя вроде были водительские права! По ним можно ездить в Европе!

— Только туристам.

— Зато живешь, как человек, в собственном доме!

— Не совсем… Попал я, Саныч… Облапошили, как лоха.

— Но ты же говорил, нашел «наших», которые помогают во всем…

— «Доброжелатели» помогают, пока не разбираешься в законах, не знаешь языка, обдирая до последнего цента. В какой-то момент деньги заканчиваются, помощники испаряются. Нет теперь ни дома, ни денег. Знаешь, многие на этом этапе возвращаются на родину.

— Так возвращайся! Честно, мы скучаем!

— Там я уже был. От той жизни уехал, хотя она была в разы лучше и проще.

— И что?

— Снимаю комнату. Устроился преподавателем испанского и английского языков в ассоциацию для эмигрантов за три евро в час. Полуподвальное сырое помещение с большими наглыми тараканами мало привлекает людей. Денег едва хватает на оплату аренды, но остается достаточно времени для восстановления утраченной гармонии, поиска ответов на несуществующие вопросы и чего-то еще…

— Опять ты про…

Звонок прервался. Альберт посмотрел в окно. Солнце пряталось за горами, стирая за собой оранжевые блики с верхушек. Да, он точно знал, что есть что-то еще… И оно будоражило его сознание, находясь так близко и вместе с тем так далеко…