Тринадцатая гостья

Анна Данилова, 2014

Когда Наташа Вьюгина приняла приглашение неизвестной девушки приехать в Мюнхен, она и не догадывалась, что ожидает ее в доме Сони Муравьевой-Бехер, почему-то выдающей себя за подругу детства Натальи. Но таинственные события в особняке с каждым днем все сильнее убеждают девушку: на сей раз она, похоже, влипла в не просто криминальные неприятности, но и… мистические. Соня рассказывает о макете ее дома, находящемся на чердаке. В нем с недавних пор начали появляться куклы, копирующие реальных людей. Наташа согласна помочь Соне разобраться со всеми странностями, но ее мучает всего лишь один вопрос – почему Софи только сейчас вспомнила о подруге и позвонила именно ей в трудную минуту?..

Глава 4

Варна, 2005 г

Елена и Константин Вьюгины сидели в небольшой, с низким потолком, комнатке старого дома в пригороде Варны, окруженные незнакомыми людьми, которые теперь назывались почему-то их родственниками, и смотрели плохо снятый видеоматериал: свадьбу их дочери.

Была жара, Елена, запакованная в тесный розовый костюм, пыталась ущипнуть себя, чтобы убедиться: все, что она видит, — правда. И это чучело на экране, одетое в белое платье, украшенное красными цветами и с большим же цветком на голове, — ее единственная дочь Наташа? А смуглый суховатый парнишка с черными глазами, одетый в белый неуклюжий костюм — их зять Тони?

Муж Лены, Костя, сидел по левую руку от представителя генерального консульства России в Варне, то и дело посматривая в его сторону, чтобы увидеть выражение лица этого молодого человека.

Они прибыли сюда спустя ровно год с тех пор, как Наташа сбежала из дома, чтобы выйти замуж за какого-то Тони из Варны. Познакомилась она с ним по Интернету, влюбилась, сначала он приехал в Москву, буквально на пару дней, даже не зашел познакомиться с ее родителями, вскружил девчонке по-настоящему голову — и исчез. Долго не писал, Наташа смотрела на экран компьютера с отстраненным видом, и ее было жаль. А потом вдруг объявился, снова засыпал ее сообщениями, пока, наконец, не предложил девушке выйти за него замуж. Молодые сговорились, и Наташа уехала. Тайно. Знала, что ее будут отговаривать. И где только она деньги взяла на дорогу? Не Америка, конечно, но и до Болгарии надо как-то добраться. Может, Тони ей выслал?

Сначала она написала им письмо, что вышла замуж, что у нее все хорошо, просила прощения. А потом исчезла. Телефоны ее молчали, на письма ей никто не отвечал. И это было для Наташи неестественным. Конечно, она могла сбежать, это в ее характере, но чтобы не давать о себе знать? Нет. С ней что-то случилось! Первый звоночек: телефонный — мама, пришлите, пожалуйста, тысячу долларов, я заболела. Потом, через месяц — то же самое. Что-то по-женски. Выслали и на этот раз. А потом звонил уже муж, Тони, сказал, что с Наташей все в порядке, просто ее надо бы привезти из клиники Святой Анны, из Софии в Варну. На это тоже нужны деньги.

В итоге, в течение года родители отправили в Варну около пятидесяти тысяч долларов. И все — как в песок, сухой черноморский песок. Забили наконец тревогу. Вьюгины вылетели в Варну, нашли консульство, объяснили ситуацию, плакали оба, им было страшно. Подключили к делу полицию.

Время шло, родители сняли квартиру на окраине Варны — не хотели уезжать до тех пор, пока не выяснится, жива ли их дочка.

И вот произошло невероятное: утренний неожиданный звонок на их российский телефонный роуминговый номер:

— Ма, па, приезжайте за мной… Записывайте адрес… — голос у Наташи был каким-то придушенным, тихим.

Выехали целой группой. Но в дом вошли только втроем: мама, папа и помощник консула. Дом был странный, построенный человеком, явно не имеющим вкуса — стены выкрашены в ядовитый зелено-желтый цвет (как желчь, сказала Елена), какой-то странный балкон с колоннами, искусственные цветы в горшках и огромная семья темнокожих, разряженных в пух и прах людей — от стариков до детишек.

— Это же цыгане, — прошептала, преодолевая спазм в горле, Елена, прижимаясь к мужу. — Цыганская семья. А где же Наташа?! Тони?..

Помощник консула заговорил, обращаясь к людям, по возрасту подходящим родителям Тони, на языке, похожем на болгарский, вежливо, с достоинством. Они долго беседовали, пока, наконец, дверь не открылась и на пороге не появилась Наташа. Вернее, ее тень. Кожа и кости. Вместо волос — пучок паутины. Лена встала и поняла, что не может сделать ни шагу. Дочь свою она узнала с трудом. Джинсы, красная майка, острые худые плечи, губы плотно сжаты — вот-вот расплачется. А глаза… Потухшие, потемневшие, с припухшими розовыми веками.

— Тебе что, денег не хватило, чтобы купить себе приличную одежду или на питание? — строго, но заметно нервничая, спросил отец.

Наташа ничего не ответила, глаза ее привычно наполнились слезами.

— А где твой муж? — спросила Елена онемевшими губами. Она сдвинулась немного в сторону, в тень от огромного, до неба, орехового дерева. Во дворе набилось много желающих поглазеть на русскую делегацию.

— Он на работе… Не мог приехать… — сказала она, испуганно глядя на женщину, прожигающую ее взглядом синевато-черных, глубоко посаженных глаз. Елена решила, что это мать Тони, Роза. А тот худой мужчина с небритыми щеками, одетый в новый темный костюм — отец Тони.

— У них гражданский брак, — сказала, судя по всему, свекровь Наташи. — Все, как положено.

А она неплохо говорила по-русски! Интересно, этим двоим, со сверкающими настороженными глазами, тоже что-то перепало от тех денег, что выслали Наташе Вьюгины? Может, и зубы золотые эта тетка вставила за их счет?

— Что значит — гражданский брак? — еще более строгим голосом спросил отец.

В России гражданским браком является сожительство.

— Гражданский брак в Болгарии — это и есть официально зарегистрированный брак, — подсказал помощник консула, крайне вежливый молодой человек. Он вносил своим присутствием официальную, некую чистую ноту во всю эту цыганщину. Казалось, исчезни он — и родители русской невесты вцепятся в волосы всем этим разряженным «родственникам» — за то, что они довели их дочь до такого плачевного состояния. А цыгане, в свою очередь, возьмутся за ножи.

— Вот, мы же вам показываем свадьбу. Все, как положено, — повторила с акцентом сватья. — Так что, сами видите, Наташа ни в чем не нуждается. У нее все есть. И этот дом…

Елена была в ужасе. Она понимала, что в этом доме живет, вероятно, весь табор, начиная от стариков и заканчивая чумазыми крохами-цыганятами…

— Наташа, поедем домой, прошу тебя, — сказал отец дрогнувшим голосом.

— Но она не может уехать от мужа! — воскликнула сватья. — Это нехорошо. Вот приедет Тони…

— А когда он приедет, этот ваш Тони?

— Через две недели. Он во Франции, работает… — подал, наконец, голос и сват. Он смотрел на Елену немигающими глазами, словно проверяя на прочность ее твердость духа. И она не выдержала этого взгляда, опустила глаза.

— Наташа, ты поедешь с нами? Домой? — спросил отец.

— Я не знаю. Тони приедет…

— Разве ты не видишь, в какую семью попала? — не выдержала, наконец, Елена. — Ната, очнись, да они же заколдовали тебя! Посмотри на себя, дочка. На кого ты стала похожа?!

— Ма, все в порядке…

— А как же может быть все в порядке, если мы выслали тебе пятьдесят тысяч долларов, а ты выглядишь, как мумия. Ты больна? Что с тобой?

— Ее муж смотрит, ничего она не больна. Была больна, поправилась… — проговорила, нахмурив брови, сватья. — Так ведь, Наташа?

— Ты же сама позвонила нам и сказала, чтобы мы тебя забрали!

— Сначала я так подумала, а потом поняла, что не надо было тебе так говорить. — Наташа даже не смотрела на мать. И вообще, она вела себя странно. Может, ее накачали наркотиками?

— Немедленно собирайся — и поедем, — приказал отец. — Вернее даже, не собирайся, а просто поедем, и все. Без разговоров!

— Скажите, Наталия, как вам живется в этой семье? Быть может, у вас все хорошо, и ваши родители напрасно забили тревогу? — спросил помощник консула тоном, которым обычно разговаривают с детьми или с психически нездоровыми людьми.

— Мне живется хорошо. — Она так и не подняла глаз.

— Я хочу увидеть комнату, где живет моя дочь, чтобы понять, в каких условиях она находится.

— Почему вы не смотрите на экран, на свадьбу? — спросила обеспокоенным тоном сватья. — Видите, сколько гостей? Больше тысячи кюфте^[4] сделали…

— Ма, я здесь останусь… — она не сказала, а простонала.

— Мы и музыкантов приглашали… А сколько золота молодым подарили. Скажи, canim^[5].

— И где же это золото?

— Пошло на лечение.

— Наташа, не молчи, я прошу тебя, скажи, чем ты больна?!

— Ма, я здорова. У меня все хорошо. Возвращайтесь в Москву…

— Я могу остаться с дочерью одна и поговорить? — проговорила Елена истеричным тоном. — Вы слышите меня?! Наташа, дочка, подойди ко мне…

Помощник консула сделал движение, и все присутствующие в комнате задвигались, словно каждый пытался спрятаться в угол, чтобы остаться незамеченным и дождаться развязки этой драмы. Не каждый же раз в их поселок приезжают родители русских невест!

Между тем на экране играли веселую, пышную свадьбу, звучала характерная цыганская музыка, крупным планом показывали мокрых от пота, уставших музыкантов. Наташа в белом платье и с высокой прической, которая так ей не шла, танцевала, как заведенная кукла (полное измождение и отсутствующий взгляд), со своим смуглым, растерянным женихом, почти мальчиком.

Примечания

4

Кюфте — приправленные особыми специями, в частности чубрицей, маленькие котлетки.

5

Сanim — джаным — дорогой, дорогая.