Серебряная пуля в сердце

Анна Данилова, 2014

Стелла была зверски убита одним ударом в актовом зале гимназии… Нину кто-то жестоко умертвил в ее собственном доме… Тамара встретила ужасную смерть в туалете ЗАГСа… На первый взгляд их не связывало ничего, кроме абсолютно одинаковых кулонов на шее – золотых монет с изображением дамы в шляпке. Однако за расследование берутся профессионалы: вместе с сотрудниками полиции дело ведут успешный адвокат Лиза Травина и ее незаменимые помощники – Глафира и Денис. Выясняется, что жертв может быть и больше, ведь всего изготовлено пять подобных золотых украшений. Но остальные «счастливицы» еще не подозревают о реальной цене таинственной дамы в шляпке…

3

Она должна приготовить ему ужин, незабываемый ужин, чтобы он потом, когда ее не станет, долго вспоминал его. Конечно, это будет салат — помидоры и моцарелла. Хорошее красное вино, ну и, пожалуй, спагетти!

Но до вечера еще далеко.

Нина еще некоторое время полежала в кровати под теплым одеялом, поглядывая в окно, за которым виднелось большое небо в серых, пока еще спокойных облаках, после чего решила, что пора все-таки вставать. В ночной рубашке до пят, она сунула ноги в домашние туфли и отправилась в кухню варить кофе. Когда вода в кофейнике закипела, ей показалось, что в квартире стало как будто теплее.

Не хотелось расставаться с утренней негой и той прекрасной ленью, которую она так любила и которая доставалась ей в таких малых порциях. Всегда же надо было куда-то бежать, торопиться. Сегодня у нее был выходной, поэтому она могла позволить себе лениться хоть до самого вечера. И даже не убирать постель.

Вопросы и воспоминания, которые мучили ее вот уже целый год, сегодня как будто бы отпустили. И отец ей сегодня не приснился, хотя до этого он приходил в ее сны и всегда бесцеремонно, как и в жизни, отравлял их. Вмешивался в тонкую ткань безумной фантазии, устанавливая там свои правила и подгоняя сюжеты под себя, под свой неудобный характер.

Но придет день, когда она забудет его навсегда, как кошмар!

Бутерброд с маслом, горячий кофе. Нет, все-таки в квартире как-то неуютно, прохладно, и это несмотря на поздний сентябрь. Рановато, конечно, для холодов. Но чем хорош автономный газовый котел, так это как раз тем, что его можно топить в любое время года.

Нина жила в большой квартире в старом доме, расположенном в центральной части города, как раз между набережной Волги и центральным рынком, на узкой улице, где сейчас располагались по большей части офисы, маленькие кафешки, бары, крохотные частные ателье и картинные галереи. Вечером улица переливалась рекламными огнями, витрины ателье напоминали сцены из старинной жизни с застывшими, замершими на время нарядными дамами. В теплое время года улица шумела пышной листвой каштанов и тополей, зимой же мерцала разноцветными неоновыми огоньками, опутавшими оголившиеся густые ветви деревьев. Нина очень любила эту улицу и эти старые, но со вкусом отреставрированные купеческие особнячки, где всюду чувствовалась крепкая хозяйская рука.

Здесь же, буквально в двух шагах от дома, где проживала Нина, располагался и маленький офис фирмы, занимающейся ремонтом компьютеров, где она работала администратором и кассиром одновременно. Спокойная несложная работа, да еще недалеко. Вот все удивятся, когда Нина исчезнет! Пропадет. Когда не появится утром на работе, когда ее телефон покажется всем мертвым и не захочет выдавать тайну своей хозяйки. И все, кто знал или просто видел Нину, будут шепотом спрашивать друг друга: а вы не видели, куда делась такая симпатичная молодая женщина, которая проживала вот в этом доме с башенками, она еще работала в компьютерной мастерской? Может, умерла? Или уехала куда-нибудь? Скорее всего, вышла замуж. Но почему тогда никто о ней ничего не знает?

Потом начнутся сплетни, что квартира опечатана, что хозяйка, возможно, отравилась газом, ведь у нее была газовая печка-голландка, которую она топила даже летом, когда на улице шел дождь.

Люди любят посплетничать, пофантазировать. Тем более если речь идет об одинокой женщине. Соседи, с которыми она здоровалась по необходимости, чтобы только не прослыть невоспитанной деревенщиной (некоторые знали, что она приехала в город из Базарного Карабулака), сразу вспомнят, что к ней ходил мужчина. Вернее, что он приезжал к ней на новеньком сверкающем черном «Мерседесе», и что нередко в его руках можно было увидеть букет цветов или тяжелый фирменный пакет из какого-нибудь дорогого супермаркета.

Но ей до этого уже не будет никакого дела.

После завтрака ей захотелось снова вернуться в постель и предаться мечтам. Свернувшись под одеялом и слушая, как гудит горящий газ в печке, она представила себя кошкой, спокойной и сытой, которой нет никакого дела до того, что происходит в мире. Ведь кошки ни о чем не думают, разве только как раздобыть себе пропитание. Да и то, мысли их начинают активизироваться в тот самый момент, когда голод дает о себе знать. А так живут себе беззаботно, особенно если их любят хозяева, любят и балуют. У людей все по-другому. Мало того что надо позаботиться о пропитании, надо еще, и что самое важное, найти свое место в этом мире, занять определенную нишу и устроиться в ней так, чтобы никто больше на эту нишу не покушался. Чтобы человек чувствовал себя одновременно и свободно, и комфортно, и чтобы была какая-то уверенность в завтрашнем дне. Без этого невозможно. Люди не кошки. Они всегда в глубине души думают о будущем, они не хотят умирать. Но знают о смерти многое, в отличие от кошек.

Нина заснула с этими мыслями, так и не уяснив для себя, почему она вообще пыталась отождествить себя с кошкой. Она далеко не кошка. Она всегда думала. С того самого момента, когда осознала себя в этом мире. Когда поняла, что проще подчиниться отцу, единственному человеку, которого она знала и с которым жила под одной крышей и который тиранил ее всю сознательную жизнь. И это от большой любви, как считалось.

И хотя он умер, и она уже не могла слышать его голоса, ей некому было подчиняться, все равно иногда, особенно по вечерам, ей казалось, что он где-то рядом, бродит по комнатам, проверяет, все ли в порядке, подходит к печке, трогает ее и даже открывает кран или наоборот, закрывает его. Уже засыпая, она часто представляла себе, как он наводит порядок в холодильнике (это было его любимым занятием), переставляет баночки и тарелки, заворачивает, шурша пергаментом, ветчину или колбасу, бормоча, комментируя свои движения: мол, в полиэтиленовом пакетике мясо может протухнуть, а в пергаменте полежит еще пару дней. Это отец, как ей до сих пор казалось, докупает ей рис и макароны, делая запасы в кухонном шкафу. Он же подметает кухню, следит за тем, чтобы все цветы были политы. Или же она, превратившись на время в своего отца, делает все это помимо своей воли, продолжая подчиняться ему?

Отец исчезает только тогда, когда в квартире появляется мужчина. Мужчина, который с хозяйским видом, голый, ходит по комнатам, почесывая густую шерсть на груди, который наливает себе виски или водку в замороженную рюмку, который грубо и устало, как-то уж совсем обыкновенно, по-животному, овладевает ею в спальне, кухне, ванной комнате — где его охватит желание. Но она знает, что отец все равно где-то существует, что он следит за ней откуда-то из космоса и у него руки чешутся от желания надавать тумаков мужчине, пнуть его больно в пах, чтобы неповадно было пользоваться его дочерью, что он ненавидит всех мужчин, которых она приводит к себе домой. Вот и получалось, что он даже после своей смерти оставался с ней рядом, контролировал ее.

Она проснулась от звонка. Кто-то пришел. Почему сердце так колотится?

Мужчина, о котором она думала утром и с которым мысленно уже, в сущности, рассталась, не мог прийти так рано. У него работа, и он на редкость ответственный человек.

Нина, кутаясь в одеяло и не желая расставаться с теплом и сном, добрела неспешно до двери и заглянула в глазок. Букет. Ну, точно! Это пришел Борис, ее любовник, потенциальный муж. Вот глупый! Правду говорят, что мужчины обделены интуицией. Он ничегошеньки не чувствует! Что она не любит его как минимум. Что просто проводила с ним время, используя его, тратя его деньги и позволяя ему мечтать о себе.

Она распахнула дверь и тотчас почувствовала мощный удар в грудь, от которого отлетела и рухнула, больно ударившись головой о стену. Букет острых роз обрушился на ее лицо, раня шипами, после чего он, словно ожив и взбесившись, раздвинув свои царапающиеся стебли, превратился во что-то белое и колючее, оказавшееся толстым шерстяным носком, которым ей забили, разорвав, рот.

Тот, который проделал с ней все это, кинулся в комнату, и она, мыча и извиваясь всем телом, попыталась хотя бы сбросить с головы ставшие дьявольски жестокими и насмешливыми розы, некогда ее любимые цветы. И когда ей это удалось, она подползла к двери и увидела мужчину в натянутой на голову вязаной шапке с прорезями для глаз, который нервно шарил в ее письменном столе. На руках его были хирургические перчатки. Она снова замычала, хотела спросить, чего ему надо, если деньги, то она сама их ему отдаст. Но он не обращал на нее никакого внимания, сосредоточенно перебирая ее документы, бумаги, счета, фотографии.

— Сука! — услышала она его глухой, доносящийся из-под тугой, длинной, до шеи, шапки, голос и увидела в его руках то, что меньше всего ожидала увидеть. Он сунул это в карман, после чего подошел к ней, ногой, обутой в огромный черный кроссовок, сбросил с ее головы растрепанные остатки красных роз, наклонился над ней, схватил за вырез ночной рубашки, сгреб тонкую ткань с кружевами в свои кулачищи и дернул наверх, поднимая ее, Нину, с пола.

— Сука!

Она успела увидеть только его глаза в кривых прорезях шерстяной шапки — серые, холодные, мертвые.

От первого же удара, страшного, разламывающего голову, она ослепла, потом умерла. И остальных ударов уже не чувствовала…