Наследник для Шаха

Анна Гур, 2022

– Куда спешишь, красивая? Огромный мужчина преграждает мне путь, а я буквально теряю дар речи. Черные восточные глаза скользят по моему лицу и шее вниз, останавливаются на листке, который продолжаю сжимать в охладевших пальцах, прижатых к груди. – Направление на аборт?! Голос Шаха становится глухим, рычащим. На дне черных глаз вспыхивают искры. – Аборта не будет! Делаю шаг назад, но крепкие пальцы смыкаются на моем запястье. – Это не ваше дело! Вы не имеете права мне приказывать! – рявкаю зло, со всем пылом и обидой. – Еще как имею! Все права на твое тело теперь у меня. Учитывая, что ребенок, которого носишь – мой!

Глава 5

Пока мужчина фокусирует взгляд на моем лице, я вдруг понимаю, в каком именно виде предстала перед олигархом. Платье с чужого плеча слишком узкое, влажные прядки выбились из пучка и прилипли к лицу. Рядом с одетым с иголочки бизнесменом я чувствую себя совсем неуютно.

Пауза длится и глаза мужчины скользят вдоль моего тела, рассматривают ноги, которые неприлично оголились из-за задравшегося платья, я машинально поправляю подол свободной рукой.

Шахов, подмечая мой порыв, усмехается как-то игриво, уголок губ кривится, добавляя интересную мимическую морщинку у края.

— Красивая форма.

— С-спасибо, — отвечаю слегка заикаясь.

Сердце бухает по-сумасшедшему, всплеск адреналина заставляет натянуться подобно струне. Напряжение не проходит, наоборот, усиливается, стоит мужчине прищурить свои раскосые восточные глаза.

Шахов явно кавказец. Причем очень импозантный. Яркий. Глаза карие, насыщенные, брови ровные, вразлет, веки широкие. Немного вьющиеся угольно-черные волосы уложены в модельную стрижку.

Небольшая щетина выглядит невероятно брутально. И взгляд какой-то маслянистый, густой, гипнотизирующий, как у опасной твари. Он царапает иглами, когда ласкающе проходится по овалу моего лица, останавливаясь на губах, не подкрашенных помадой.

Опять устремляет взгляд вниз и произносит чуть коверкая слова, растягивая гласные:

— Тебе идет…

Произносит нагло как-то, уверенно, обескураживает.

Смотрю на Шахова с опаской, наконец, прихожу в себя и пытаюсь аккуратно выпутать локоть из захвата огненных, буквально пылающих пальцев.

Его прикосновение жжет кожу. Как на контрасте. Я в шоке, что мужчина не отпускает, более того, я еще в большем ступоре от того, что он со мной заговорил. Обычно я невидимка. Редко кто из клиентов «Элита» даже здоровается с персоналом.

Нас обычно не замечают, или делают вид, что не видят. Я к этому привыкла, уже считаю нормой поведения, а Шахов обескураживает тем, что не гнушается пообщаться с прислугой…

— Господин Шахов…

Опять на лице появляется странный оскал.

— Аслан.

Мои глаза наверняка становятся размером с блюдца. Его поведение настораживает.

— Можешь звать по имени.

Вообще-то не могу. Но взгляд мужчины настолько острый и весь он пугает не на шутку. У меня язык не повернется обратиться к самому Шахову по имени. Одного взгляда на мощного мужчину хватает, чтобы понять, насколько он опасен.

— Мне осталось буквально собрать инвентарь, простите, я немного припозднилась…

— О как… Припозднилась…

Очерченная бровь изгибается. От гостя веет иронией. Я чем-то очень сильно забавляю мужчину. Наверное, он думает, что я специально вырядилась в ультракороткое и задержалась, чтобы иметь возможность с ним познакомиться?!

Цепляюсь за эту мысль и настрой Шахова становится понятным.

Отворачивается от меня, проходит вглубь лоунджа. Явно бывал здесь не раз, так как точно знает что где находится. Это чувствуется в том, как двигается, как уверенным шагом направляется в самый угол комнаты и останавливается у деревянного столика, а я как заколдованная наблюдаю за незнакомцем.

Высокий, мощный, широкоплечий. Рядом с ним я слишком миниатюрная, при том, что вполне себе среднего роста. Он заполняет собой все пространство. Человек обладает властью и знает об этом.

Черные перчатки небрежно падают на столик, затем наблюдаю, как мужчина стягивает с могучих плеч драповое пальто, явно дорогое. На нем ни пылинки, словно он не с улицы пришел, а вышел прямиком с разворота глянцевого журнала.

Шах ведет себя как хозяин. Ощущение такое, что ему не просто этот номер принадлежит, а весь отель целиком, как минимум, а может, и город…

Шахов… Шах…

Так назвала его Зуева. И действительно мужчина передо мной как из восточной сказки, настоящий падишах. Чувствуется в нем внутренняя сила, харизма.

Никогда не встречала подобных людей, даже в стенах «Элита». Аслан отличается, он не похож ни на кого из тех напыщенных богатеев, которых видела, или же их мажористых сынков, позволяющих себе вольности.

Пару раз слышала сплетни, что до того, как я устроилась в «Элит», девочкам из смены делались определенные предложения, причем в довольно фривольной форме, но некоторым казалось, что может что-то получиться у богатого мажора и простой девушки.

Та же Ясмин говорила, что потом они ничего не рассказывали об этих свиданиях, а спустя несколько дней их и вовсе увольняли. В «Элите» строжайшие правила и подбор персонала. Зуеву невзлюбили и за то, что у нее все на контроле.

Почему я именно сейчас вспоминаю эти старые слухи?

Может, потому что на доли секунды кажется, что способна заинтересовать мужчину уровня Шаха?!

Глупость полнейшая. Такие выбирают из равных. Наверное…

Пока я ухожу в свои мысли, мужчина остается в темно-синем пиджаке, идеально пошитом. Но и он не задерживается на плечах Шаха. Небрежным жестом отправляется в сторону пальто.

Аслан…

Повторяю про себя имя мужчины. Интересно, что это имя означает.

Странное дело, Шах пугает и вместе с тем я от него глаз оторвать не могу. Все рассматриваю черную сорочку, которая обтягивает литые мышцы, как вторая кожа. Брутальный кавказец.

Этот мужчина явно представитель другого мира, мира богатства и достатка, и я вдруг кажусь себе невообразимо жалкой в своем куцем платье уборщицы.

Хотя не в размере платья дело, будь я сейчас в своем грязном и мятом, вряд ли чувствовала бы себя лучше.

Делаю тяжелый вдох. Платье в районе груди чересчур натягивает ткань, и я вспоминаю об этом именно сейчас, в эту самую секунду неудачного вдоха, так как Шахов резко разворачивается на каблуках своих глянцевых дорогущих кожаных туфель.

Наконец, поворачивается ко мне всем корпусом и окидывает весь мой наряд коротким острым взглядом.

Вдруг кажется, что я привлекла внимание хищника, но я одергиваю себя от этих мыслей. Это только в кино миллиардер может влюбиться без памяти в прислугу. На деле чем выше человек по своему статусу, тем меньше он замечает тех, кто ему прислуживает.

Смени я сейчас форму на джинсы с джемпером и распусти волосы — Аслан меня в жизни не вспомнит и не узнает.

В жизни все тривиальнее. Я всего лишь обслуга, незаметная девчонка в сером платье, коих тут шурует великое множество.

Несправедливость жизни ударила меня впервые, когда я оказалась вдали от дома с одним чемоданом в руках и надеждой покорить столицу.

И я ее продолжаю покорять. Это сложно, требует стойкости.

Пока работаю в этом дорогом месте, поняла, что униформа способна придать человеку как статус — это, скажем, как прокурорская форма. Надень ее и все вокруг начинают относиться с почтением, может, со страхом, если есть что скрывать.

А моя серая форма превращает человека в невидимку. Поначалу было странно с этим свыкнуться. Когда тебя берут на работу и предупреждают, что если вдруг повстречаешься с кем-то из посетителей, обязан здороваться и неважно, что тебе же в ответ ничего не скажут, пройдут мимо, словно ты стена.

Вот такие вот правила. Обслугу не воспринимают, не замечают. Это если мы исправно работаем и делаем все правильно, когда все чисто и убрано, невозможно придраться, а значит, нас можно спокойно не заметить.

Только вот если что-то идет не так и случается малейшая провинность, Зуева включает страшную стерву, устраивает разнос, а иногда и увольняет без слов. Просто за то, что бармен уронил коктейль, тот разбился и капелька попала на дизайнерскую кофточку гостьи.

Даже в обычной пиццерии, когда мы сидели с девчонками с моего курса, я видела пренеприятный случай.

Официантка запнулась и обронила поднос, он не упал мимо столика, к которому она его несла, а лишь грохнулся с шумом. Просто поднос был, видимо, тяжелый, или же сумочка клиентки была выставлена неудачно. Суть в том, что та девчонка моего возраста получила нагоняй по первое число от полного лысоватого мужичка, который, до этого не замечавший суетившуюся рядом официантку, начал крыть ее последними словами.

Власть деформирует людей. А форма волей-неволей приравнивает человека к определенной иерархии. О существовании обслуживающего персонала вспоминают редко, так что лучше, чтобы нас и вовсе не замечали…

Пока чертова туча мыслей сменяется в моей голове, Шахов буквально ощупывает меня взглядом с головы до ног.

Он странный. Никак не вписывается в привычную картину мира. Наконец, черные глаза останавливаются на моей груди.

Подавляю желание поднять руки и прикрыться, вцепляюсь в несчастный шланг от пылесоса со всей силы. А я и совсем забыла, что продолжаю его сжимать.

Опять поправляю чертов подол и проклинаю, что решилась на такую глупость. Все сегодня идет наперекосяк и в корне неправильно. У меня нервы натягиваются, и я почему-то не нахожу в себе сил извиниться и быстро собраться, уйти отсюда, бежать домой в свою скромную съемную коморку и закрыться на все замки.

Я, безусловно, уйду, но хочу это сделать по-быстрому, когда Шахов уйдет в другую комнату, или хотя бы не будет смотреть в мою сторону. Я с ужасом думаю, что придется нагибаться и подбирать валяющиеся на полу тряпки, а это в моем наряде будет смотреться просто ужасно распутно.

Щеки начинают алеть от смущения. Сегодня самый ужасный, самый провальный день в моей жизни. И я бы не задумалась бы обо всем этом, если бы не опоздала и успела закончить все, убравший из лоунджа до прихода Шаха…

Но уж… чего тут сожалеть. Случилось как случилось. Будет наглядным уроком — чужое брать нельзя, даже если предлагают по доброте.

Мужчина продолжает прожигать меня взглядом, чуть наклоняет голову вперед и прядка смоляных волос падает на высокий смуглый лоб.

Окидывает взглядом мои ноги, смотрит на меня так, что у меня душа в пятки уходит. Я, кажется, начинаю его сильно злить. Осознаю, что сильно подставилась и с ужасом думаю, что если Шахов подаст жалобу на обслугу Зуевой…

Если так…

Мне не просто аванса не видать, она уволит меня ко всем чертям. Я же помню, как она отзывалась об этом мужчине, с каким томным придыханием произносила фамилию…

— Меня уволят…

Говорю, едва шевеля губами, запоздало понимая, что проговорила мысли вслух.

Мужчина ухмыляется, тянет губы, оголяя сверкающие белизной зубы, слегка мотает головой. И я не понимаю, к чему этот жест.

Почему ему просто не рявкнуть на меня. Что-то типа “пошла вон”, но уже сейчас я чувствую, что Шахов не поднимает голоса. Такие, как он, одним взглядом прогнать могут, но он почему-то не жаждет избавиться от нерасторопной уборщицы.

Опять опускает взгляд к моей груди, а мне кажется, что еще секунда и от одного этого порочного темного медового взгляда у меня пуговки повылетают из петель…

До хруста сжимаю пальцы, держусь за проклятый шланг пылесоса, как за оружие, которое не защитит. Конечно.

Все сильнее думаю, что Шахов, видно, сделал неправильные выводы относительно меня и сейчас раздумывает, что именно делать со мной. Звонить Зуевой и звать менеджера на разбор полетов или сразу уволить.

Есть в его взгляде эта безжалостность, она остра как бритва и достаточно секунды, чтобы он вспорол мне кожу, или же решил мою судьбу…

А в данном случае и судьбу моих родителей…

Какая же я дура…

Боже…

Если я потеряю эту должность, что будет с отцом?

От всего этого молчаливого давления у меня уже глаза наполняются слезами, держусь из последних сил, чтобы не заплакать.

— Лида…

Наконец, произносит мужчина, а я в первое мгновение забываю обо всем и не понимаю, что он обращается именно ко мне не моим именем.

Он назвал меня Лидой.

Выдыхаю, немного успокаиваюсь, напряжение даже чуточку отпускает.

Конечно, Шахова не грудь моя, перетянутая платьем, заинтересовала, а, вероятнее всего, он просто имя на бейдже читал.

Причем не мое…