Черный дар. Плененная тьмой

Татьяна Славина

Вторая книга трилогии «Черный дар» повествует о том, как, не сумев навязать черный дар внучке, старый колдун решает сделать своим наследником ее будущего сына. Для этого он должен заманить женщину в Навь – мир мертвых. Удастся ли матери уберечь дитя от Сил Тьмы?

© Татьяна Славина, 2020

ISBN 978-5-4483-5349-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

На рассвете в окошко бабки Поветихи постучали. Стук был совсем негромкий, но чутко спавшая знахарка тут же подняла голову. Дед Сучок мирно похрапывал на лавке в углу, кошка свернулась у него в ногах.

— Померещилось что ли? — бабка хотела, было, лечь снова, но, посмотрев на едва серевшее окошко, раздумала.

— Хватит зоревать, скоро коров доить. Старая стала, пока-то со своей Пеструхой, да с Поляниной Зорькой управлюсь! Оглянуться не успеешь, а уж в стадо выгонять надо.

Бабка сунула ноги в короткие валенцы, с которыми она по старости не расставалась и в летнюю пору. И тут снова раздался осторожный стук в окно.

— А и впрямь стучит кто-то. Неужто Светана рожать надумала? Нет, не похоже, что это ее мужик за повитухой пришел. Он у нее горячий, сейчас бы уже пол-избы разворотил, не то, чтобы в окошко скрестись.

Поветиха, кряхтя и охая, прошаркала к двери, разминая ноги.

— Ну, кого это в такую рань принесло?

— Это мы, бабушка, — Поляна и Яся.

— Ох-ти! Неужто вернулись?

Бабка кинулась, было, отпирать засов, да остановилась. Раньше в деревне про запоры-то никто и не знал, не от кого было двери запирать. Но в последнее время столько всего приключилось, что люди стали собственной тени бояться. А уж дом открыть чужаку — это и вовсе невиданное дело.

— Бабушка, ну отвори же!

— Голос, вроде, Ясин, — старуха прильнула глазом к щелке в двери, — но поостеречься не мешает. А ну-ка кто прикинулся, чтобы старую обмануть, из избы выманить? Сколько раз уже на волосок от смерти была. И все этот Чужак, все напасти от него.

В неверном утреннем свете бабка все же рассмотрела две женские фигуры. Но за ними стояли еще и две мужские! Поветиха в изнеможении опустилась на пол у порога, обливаясь холодным потом.

«Все, настал мой час! Не зря Чужак грозился ноги повыдергать, если я не перестану людям помогать. А как не помогать-то, коли в том нужда есть? Не Чужак же у Светаны роды принимать будет!» Бабка скосила глаза на мужа: не защитит ли? Нет, Сучок даже не проснулся, да и какой из него защитник — старый совсем уже.

А за дверью настойчиво упрашивали:

— Бабулечка, чего же ты боишься? Разве не видишь, мы это: я и мама.

— Она, верно, нас остерегается.

Голос-то знакомый! Неужто Славень?

Поветиха, превозмогая слабость в ногах, встала и вновь прильнула к щелке. Черный капюшон скрывал половину лица мужчины, но вот он откинул его назад.

— Славень! — Поветиха глазам своим не верила. Руки сами собой потянулись к засову.

— Ахти, гость наш дорогой! Где ж тебя, горемычного, десять лет носило? Почто жену с дочкой-то оставил, на одиночество обрек?

— Тише, тише, бабулечка, — Славень шагнул через порог и стиснул старуху в объятия, — не то всю деревню разбудишь. А мне пока на люди показываться не стоит. Да и Поляне с Ясей осмотреться надо. Вот разве что Зариму прятать не будем, — Славень указал на черноокую красавицу, робко поглядывающую на Поветиху из-под покрывала.

— А про меня опять забыли! — пробурчал домовой Шустрик, запамятовав, что он невидим для посторонних. — Хоть бы здешнему домовому представили, а то он на меня горшок со щами опрокинет — пропадет продукт.

Шустрик принюхался к витающему в избе запаху вчерашних щей, и в животе у него заурчало. Поветиха, выбравшись из объятий кузнеца, стрельнула глазом на застывшего рядом с Ясей незнакомого парня.

— А это еще кто?

— А это — муж мой, бабушка! — Яся счастливо улыбнулась. — Зовут Атеем.

— Больше никого не привели? — старуха пошарила глазами по двору, на мгновение забыв о гостеприимстве.

— Не привели, бабушка, это — все! — засмеялась Поляна, обнимая старуху.

— Как это — все! — возмущенно засопел Шустрик. — Я что, пустое место?

…Поляна обняла корову за шею и нежно погладила ее по теплому носу.

— Зоренька, красавица моя! Соскучилась по хозяйке?

Зорька покосилась на нее лиловым глазом, шумно вдохнула знакомый запах и привычным движением подставила шею: чеши! Это была любимая ласка коровы и одновременно знак ее полного доверия.

Поляна почесала Зорьке шею, подкинула в ясли сена и принялась доить. Какое блаженство — снова услышать звуки молочных струй! Сытные вздохи жующей жвачку коровы, щебет воробьев под стрехой, дальний зов пастушьего рожка: все такие родные звуки легкой дрожью отдавались в сердце женщины. Ни о чем другом не хотелось думать. Поляна всеми силами старалась заглушить тревожный гул колокола, которым встретила их Самозвонная роща. Березы мирно шелестели на ветру, а колокол стонал: «Беда! Беда!» Этот стон слышали все: Славень и Атей, Яся и Зарима. Даже домовой Шустрик.

В сердце Поляны колокольный звон отдавался тревогой и страхом. Она сразу вспомнила рассказы старой цыганки Зельфы о том, как пробуждается в березовой роще невидимый колокол, предупреждая о беде, грозящей людям.

— О чем задумалась, доченька? — Поветиха ласково взглянула на Поляну из-за Пеструхи, которую заканчивала доить.

— Да так, бабушка, столько всего пережить пришлось за последнее время. Я тебе после обо всем расскажу. А вот как у нас в деревне, все ли ладно?

— Какое там ладно! — старуха тяжело вздохнула. — Еще до твоего ухода все наперекосяк стало, помнишь, поди. А как ты ушла — и вовсе все перевернулось с ног на голову. Веришь ли, из дома боязно выходить.

— Это отчего же, разбойники озоруют, что ли?

— Тут свои, деревенские, хуже разбойников стали. А все — Чужак. От него все зло. Он и мужиков наших испортил.

— Как это?

— А так. У него в огороде не репа, да капуста растут, а мак, да конопля. Он из них зелье делает, да мужиков и угощает. А те и рады одурманиться. Дела забросили, рожь не сеяли, коров — и тех бабы пасут. У плетней лебеда выше пояса — никто косу в руки не берет. Сена не заготовили вдоволь: много ли бабы с ребятишками накосят! Как скотина зимовать будет — ума не приложу?

— Ну, а бабы, бабы-то куда смотрят? Неужели на мужиков своих управы не найдут?

— Сначала ругались, иные даже отлучали своих любезных сама знаешь, от чего. Не помогло. Теперь, смотрю, и бабенки некоторые в хату к Чужаку шастать стали. Совсем стыд потеряли!

— А что же старики? Разве они не видят этого безобразия? Почему слово свое не скажут?

— Нету стариков, повымерли все. Один за другим, словно кто мор на них наслал. Одна я осталась, да Сучок мой. И то Чужак стращает, грозится ноги повыдергать, коли людям помогать не перестану.

Бабка опасливо покосилась на дверь сараюшки и перешла на шепот.

— Про тебя сколько раз спрашивал, не вернулась ли. Как сбежали вы с Ясей, он седмицу мрачнее тучи ходил, погоню снарядил, да все напрасно. Ты его остерегись, дочка, как бы он тебе не напакостил.

— У меня теперь защитник есть, — светло улыбнулась Поляна. — И у дочки — тоже.

— Ну-ну, — Поветиха вытерла руки о передник и подхватила подойник. — Поживем — увидим.