Мой друг бессмертный

Анна Гурова, 2005

Ее зовут Вероника. Она трудный подросток из неблагополучной семьи. Но однажды обрывок случайно услышанной мелодии открывает ей путь в ее настоящую судьбу, в мир Мертвого бога… Его зовут Лешка. Его сбила машина, И это был не несчастный случай, а жертвоприношение. А тот, кто его спас, не просто вернул Лешку к жизни, а выкупил у служителей неведомого божества. Выкупил собой.…

Глава 10

Незнакомец в грязных ботинках

Красный горячий пар клубится, слепит, не дает вздохнуть. Огромная душевая, узкая и длинная, уходит в бесконечность. Свет в душевой не горит — должно быть, охранница решила, что все уже ушли, и выключила его. Только красноватая полоска света с трудом пробивается из раздевалки. Из-за этого света кажется, что из кранов льется не вода, а кровь, и весь кафель — и пол, и стены — залит ею. Красный постепенно переходит в бурый и гаснет в темноте. Потолок невидим во мраке. Голая Ники стоит и смотрит, как откуда-то сверху, из темноты, низвергается горячий водопад. Как же ей тут страшно и противно, в этом сыром, жарком, темно-багровом аду.

Из душа хлещет горячая вода. Ники переминается с ноги на ногу рядом с кабинкой. Она еще не Ники, а просто Вероничка, ей шесть лет. Ники смотрит на вентили. Их два. К одному идет белая труба, покрытая крупными каплями, словно потом. К другому — красная. Ники на расстоянии чувствует, как раскалилась красная труба, а вместе с ней и вентиль, перекрывающий воду в душе. Она торчит тут одна уже, наверно, полчаса. Все девочки давно ушли по домам. И ей нельзя уходить, пока она не выключит воду. Если она это не сделает, в следующий раз ее накажут. Спросят — кто последний ушел из душевой? Опять ты, Покрышкина?

— Почему я? — бормочет Ники, глотая слезы. — Почему каждый день я?

И мама опять накричит — почему, дескать, так долго копаешься? Все девочки давным-давно вышли, одна ты возишься. А мама устала после работы, ей домой хочется. Она же не знает, что Ники должна выключать этот проклятый душ. Девочки хором сказали — душ пусть выключает эта. И ушли.

Ники боится душа. Собственно, другие девочки боятся его не меньше. Надо быстро-быстро, обжигаясь, завернуть вентиль и выскочить, пока тебе на голову не полилась ледяная вода. Или, на выбор, — кипяток. Ошпариться в этом душе — как нечего делать. Но тренерша сказала: перед плаванием и после — обязательно в душ. А выключать его будете по очереди. Но никакой очереди не было. Каждый день была очередь Ники.

Пытаясь увернуться от этой повинности, Ники вообще перестала ходить в душ, за что, кстати, ей уже пару раз попало от тренерши. Но девочки сказали — все равно выключать будешь ты.

«Почему они так со мной поступают? — в сотый раз думает Ники, тоскливо глядя на низвергавшуюся из темноты багровую воду. — Почему они меня так ненавидят?»

О том, что девочки ее ненавидят, Ники узнала относительно недавно. До истории с душем она об этом не задумывалась. Не обращала внимания, что с ней почти никто не разговаривает. «Убери свою сумку», «Подвинься, расселась», «Это не твое место» — это ведь не общение. Хотя нет, был один случай: однажды на свой день рождения одна девочка принесла коробку конфет. Все подходили и брали, сколько хотели. Та девочка стояла, держа перед собой коробку, и приговаривала: «Берите, берите, тут еще много». Ники тоже простодушно подошла и протянула руку. Девочка тут же отдернула коробку и злобно бросила: «А тебя не приглашали». Почему? Ники все пыталась понять и не понимала. Никому она ничего плохого не делала. Не могло же, в самом деле, в одной группе по плаванию собраться пятнадцать самых злых в городе девочек?

Ники смотрит на вентиль и думает: «Останусь тут навсегда. Буду стоять возле душа, пока не умру». По щеками Ники сползают горючие слезы, но в воздухе столько брызг, что несколько жалких капель совершенно незаметны.

И тут из влажной, горячей, булькающей темноты кто-то появляется.

При виде выступившего ей навстречу черного силуэта Ники застывает от ужаса. Несмотря на жару в душевой, ее бросает в холодный пот. Не в силах шевельнуться, не пытаясь убежать, она стоит и смотрит на незнакомца.

Теперь можно разглядеть, что это высокий мужчина в строгом костюме и ботинках. Лицо незнакомца скрыто в тени — заметен только странный черный круг посередине лба. Несколько секунд не слышно ничего, кроме плеска и бульканья.

— Что ты здесь делаешь, Вероника? — раздался из тьмы низкий голос пришельца. — Почему не идешь домой?

В голосе незнакомца нет угрозы, скорее жалость.

— Я не могу… — беспомощно лепечет Ники, уткнувшись взглядом в пол. От ботинок мужчины по полу растекаются черные ручьи. Ники думает: если бы она посмела войти в душевую в уличной обуви, страшно представить, что бы с ней сделали.

— Что не можешь? Идти?

— Не могу выключить воду…

С высоты доносится короткий смешок. Впрочем, это незлой смех.

— Иди сюда, девочка. Протяни руку.

Рука Ники тонет в жесткой мужской ладони.

— Смотри, как просто, — говорит незнакомец, рукой Ники прикасаясь к вентилю горячей воды. — Встань с краю. Держишь вентиль с краев, тут не ошпариться. Поворачиваешь слева направо. Теперь точно так же поворачиваешь вентиль холодной воды. Вот и все…

Сток с хлюпаньем всасывает остатки воды. В душевой становится тихо. Ники вдруг хихикает.

— Да, — соглашается она. — Совсем просто.

— Все запомнила?

— Все.

— Тогда иди домой.

— Спасибо…

Незнакомец проводит рукой по ее волосам, разворачивается и уходит в темноту. После него на кафеле остаются черные следы. Уходящая вода смывает их, оставляя только грязные разводы.

В холле бассейна пусто, гардероб закрыт на замок. Мама сидит с Никиной синтетической шубкой в руках одна-одинешенька.

— Почему так долго? Почему ты каждый раз последняя?!

— А я научилась выключать душ! — радостно объявляет Ники.

— Мать усталая, после работы, должна сидеть тут по полтора часа! Хоть раз не только о себе подумай!

— И ничего сложного: берешь вентиль за краешек и поворачиваешь сначала горячий, а потом холодный! Меня научил один дяденька.

— Какой еще дяденька?

— Не знаю. Он был в душе.

— Хм, очень интересно… Что еще за дяденька в женском душе?

— Он был в ботинках и костюме. Грязи нанес.

— А… Так это, наверно, какой-нибудь тренер был или сторож.

— Нет, это был не тренер! — убежденно заявляет Ники. Откуда-то она точно это знает.

Ее охватывает ужасное волнение. Кажется, она ходит по самому краю, сделай шаг в сторону — и вот она, разгадка.

Мама внимательно смотрит на Ники, и на ее лице появляется тревога.

— Не тренер?

— И не сторож. Я знаю, кто это был! — заявляет Ники. И в тот же миг осознает — да, действительно знает! И с глубокой убежденностью говорит:

— Это был папа!

— Кто? — одними губами спрашивает мама. Ники смотрит ей в лицо, и ее охватывает ужас.

У мамы чужое лицо — бледное, неподвижное, потрясенное. Почти минуту длится невыносимое молчание. Потом Ники не выдерживает и разражается рыданиями.

— Прости меня! Прости! — повторяет она, сама не понимая, что кричит. — Мамочка, прости, пожалуйста!

— Поздно, — чужим голосом отвечает мама. Ники ничего не понимает, но ей так горько и

страшно, как никогда прежде. Она плачет, обхватив маму руками, и ей кажется, что действительно происходит что-то непоправимое. Ники рыдает в голос и от собственных рыданий просыпается.

— Мамочка! — закричала Ники, вырываясь из глубин сна.

— Да, Вероничка, я тут.

Ники нашарила мамину руку, схватила ее и открыла глаза. Она обнаружила, что лежит на своей тахте, раздетая и под одеялом, как полагается. Но как она туда попала, Ники не помнила. Во рту было солоно, нос слипся от засохшей крови, в голове шумело. На улице по-прежнему было темно. В сумрачной комнате горела настольная лампа. Мама сидела рядом на стуле и смотрела на дочь. Лицо у нее было усталое, заплаканное и в то же время какое-то отстраненное.

— Проснулась, — проговорила мама, как будто обращаясь к кому-то, невидимому для Ники.

— Мамочка, что со мной было? — жалобно спросила Ники. Она чувствовала себя маленькой и несчастной.

— Обморок, — мама поправила одеяло. — Просто обморок.

— Я пела песню — и вдруг упала, — Ники приподнялась на кровати, вспомнив прошлый вечер. — Приехала бабушка… мы поругались…

— Ложись…

— Потом у меня пошла кровь…

Ники шмыгнула носом и с ужасом пробормотала:

— У меня, кажется, что-то с головой!

— Успокойся, Вероничка. Ничего страшного с тобой не случилось. На, выпей.

Ники схватила стакан с кисловатой жидкостью и, не спрашивая, что это такое, выхлебала до дна.

— Что тебе приснилось? — поколебавшись, спросила мама. — Помнишь?

— Еще бы! — Ники содрогнулась. — Такая жуть! Помнишь, ты меня в первом классе отдала в бассейн «Динамо»? Так вот, мне приснилось, что я стою в душевой и боюсь выключить душ, и вдруг появляется какой-то человек и помогает мне, такой высокий, в черном костюме и грязных ботинках, и руки у него шершавые, я его раньше не видела, но мне почему-то показалось, что это был мой па…

Ники осеклась на полуслове, увидев, что в маминых глазах мелькнул настоящий ужас — как тогда, во сне.

— Мам, ты в порядке? Это же просто ночной кошмар!

— Все хорошо. — Мама печально улыбнулась и погладила ее по лбу. — Ложись-ка ты спать, Вероничка. Засыпай и забудь все эти сны…

Мамина рука легко гладила лоб Ники, и через несколько секунд девочка почувствовала, что ее мысли путаются, и рассудок погружается в спокойную глубокую дрему без сновидений…

–…Подожди, — словно издалека, донесся знакомый мужской голос. — Мы же ничего не выяснили.

— Это просто сон, — ровным голосом ответила мама.

Сквозь полусомкнутые веки Ники увидела, как из густой тени возле шкафа выступил какой-то человек.

— Нет, не сон, — возразил он. — И ты не хуже меня это знаешь.

— Главное, Вероника считает, что это сон. Оставь ее в покое. Утром она все забудет.

— Надо выяснить, как она попала в Нижний мир!

— Это случайность, — после долгой паузы ответила мама. — Разве ты не видишь, что она сама ничего не поняла?

— Мне за такие случайности голову снимут, — проворчал ночной гость.

Ники с изумлением узнала его. Это был Толик! Что это он, интересно, делает в их квартире среди ночи? Толик подошел к кровати и уставился на Ники сверху вниз угрюмым взглядом.

— А если не случайность? — спросил он. — А если ее позвали? Вероника!

Ники открыла глаза, как загипнотизированная. Сопротивляться его голосу было невозможно. «Я сплю, — подумала она. — Точно, сплю».

— Говори, — прошипел Толик, склоняясь над кроватью. — Кто открыл тебе Вход?

Губы Ники зашевелились, и через мгновение она с удивлением услышала свой ответ:

— Я сама его открыла.

Мама и Толик уставились на Ники.

— Но как это возможно? — ахнула мама.

— Я пела песню…

— Какую? — резко спросил Толик. — Стой, не надо! Кто тебя научил?

— Никто. Я ее подобрала сама…

— Ты ее где-то слышала прежде?

— Да.

— Где?!

— В темноте…

На этом слове голос Ники истаял, как догоревшая свеча, глаза закатились. Мама, закусив губу, положила ладонь ей на лоб. От ладони исходило приятное тепло, и Ники снова провалилась в забытье. Последнее, что она услышала, был встревоженный голос Толика:

— Ну и что нам теперь с ней делать?