Брахмачари
«Брахмачари» — это пронзительный роман-откровение о созависимых и, казалось бы, совсем не возможных отношениях, трогающий до глубины души. Главные герои книги — люди из абсолютно разных миров. Он — бывший сектант, вынужденный жить и работать в ночном клубе. Она — бывшая балерина, проходящая лечение в психиатрической клинике. Но им суждено было встретиться в этой жизни, потому что они — психически другие люди. У них был выбор — прыгнуть вниз, или протянуть друг другу руку помощи.
Оглавление
Купить книгу
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Брахмачари» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 4
Я спросил у Юры, можно ли пригласить в клуб знакомую, чтобы она пришла чуть раньше, до начала вечеринки.
— Вообще без проблем! Лишь бы она твоей работе не мешала, нужно всё успеть подключить — сегодня у нас будет несколько ди-джеев выступать, помимо меня. На самом деле уже все в курсе про твою странную девушку: охранник рассказал Стасе, ну а он — мне, — Юра улыбнулся. — Я сразу понял, о ком речь. Раньше она у нас часто бывала, но года два точно не появлялась.
Юра не стал спрашивать подробности, равно как и посвящать меня в какие-то слухи, касающиеся Лилит, и за это я был ему благодарен. Чтобы вы понимали, Лилит действительно внешне выглядела не совсем адекватной, то есть она могла казаться вполне нормальной, а потом вдруг неожиданно заплакать или «зависнуть», погрузившись в себя и не реагируя на происходящее вокруг, или, наоборот, болтать взахлёб, без остановки, как одержимая. Надо ли говорить, что на людей она производила странное впечатление, а её крайняя худоба пугала ещё больше. И в этом мы с ней были похожи — когда я выходил из ашрама, облачённый в монашескую одежду, характерную для членов нашей секты, люди тоже сторонились меня, как прокажённого или умалишённого. В своём роде и я, и Лилит на собственном опыте ощутили, что значит быть изгоем общества, не таким, как все.
Сейчас я уже немного освоился в обычном мире и люди меня не пугали, но для Лилит быть в центре внимания всё ещё оставалось проблемой, ей требовалось время для принятия себя и понимания своего места в обществе. А пока что она чувствовала себя маленьким беспомощным котёнком, оказавшимся внутри стаи бродячих собак, и не была готова посмотреть в глаза своему страху.
Я позвонил ей и сообщил, что буду ждать её на входе в клуб в 18.00, и в этот раз она пришла.
— Знаешь, я сожгла все свои старые фото, — сразу же сказала она. — Покажи, где я? Покажи мне прежнюю меня, пожалуйста.
Я понял, что она хотела увидеть своё фото с бывшими подругами на стене клуба. Лилит очень долго разглядывала снимок и потом вдруг неожиданно спросила:
— Как ты думаешь, куда делось моё счастье?
— Оно так же внутри тебя. Всё внутри нас самих! Тебе нужно просто найти себя, понимаешь? Однажды ты себя потеряла, и теперь придётся собирать себя заново, по кусочкам. Но у тебя обязательно получится!
— Ты правда так думаешь?
— Я в этом уверен!
Потом Лилит некоторое время ходила по клубу от стены к стене и от столика к столику, изредка прикасаясь пальцами к каким-то вещам и как будто что-то вспоминая. Мне показалось, что на мгновение её лицо даже озарила улыбка.
— Скоро откроется бар и мне тоже нужно будет работать. Если хочешь, можешь подождать здесь или у меня в комнате, — предложил я ей.
Лилит сказала, что останется в чилл-аут зоне, чтобы никому не мешать.
Когда я начал свою работу, пришли Паша и Саша. Обычно они сами ставили нужную музыку, которая играла фоном до начала клубной программы. В этот вечер посетителей в баре почти не было, но Паша сказал, что ближе к ночи будет ажиотаж и выступление сразу пяти ди-джеев. Закончив подключение оборудования на сцене, я пошёл в соседний зал, чтобы проверить, как там Лилит, и очень удивился, увидев её спящей. Свернувшись клубочком, она уснула на диванчике в зоне чилл-аута, будить её я не решился и просто сел напротив в ожидании, когда она проснётся. На самом деле даже если бы сейчас пришли посетители и обнаружили здесь спящую Лилит, то никто бы не удивился. Обычно можно было встретить уставших клабберов, которые прилегли отдохнуть, но под утро.
Вообще в чилл-аут зоне иногда собирались странные люди. Я нередко видел здесь одну девушку, которая сидела всю ночь перед раскрытым ноутбуком и набирала какой-то текст в такт музыке. Причём ни люди, ни шум её не отвлекали, а, наоборот, казалось, способствовали эффективной работе. Ребята из бара сказали мне, что это известная писательница, и она приезжает сюда в поисках вдохновения. «Она даже проводила у нас в клубе презентацию своей книги, потому что в её романе тоже говорилось о музыке и о свободе, — пояснил Саша. — Она каждый раз пьёт грейпфрутовый сок со льдом и просит, чтобы её никто не трогал. Она ищет уединение в стенах ночного клуба, и это по меньшей мере забавно. Но, наверное, все писатели немного чокнутые. У неё ещё какие-то общие друзья с Юрой». Вспоминая об этом, я и сам не заметил, что прошло уже достаточно времени. Лилит проснулась и сказала, что готова сегодня сделать еще один шаг в прошлое и остаться в клубе, но ненадолго. Я отвёл её в бар и обещал быть рядом в перерывах между работой.
Паша оказался прав — сегодня в клубе действительно был аншлаг, несмотря на будний день. Я постоянно менял свет и запускал с флешки видеоряд на экране сцены, время от времени подходя к Лилит, чтобы убедиться, что у девушки всё в порядке. Она, как мне казалось, чувствовала себя вполне комфортно, но на танцпол не выходила. Сидела всё так же в баре и пила диетическую колу. Я не стал спрашивать, встретила ли она кого-то из своих знакомых, но заметил, что Стася с ней поздоровался и она кивнула ему в ответ.
Разговор по душам с Лилит в этот раз не мог состояться ввиду моей загруженности, пока шло выступление ди-джеев, да и она говорила, что вскоре уйдёт. Но я так же знал, что сегодня она сделала ещё одну важную попытку самоидентификации и принятия, возможно, благодаря моим стараниям.
Я долго не мог уснуть, смотря то на светящийся в темноте монитор ноутбука, то в сторону двери, отделявшей пространство моего мира от другой жизни — жизни завсегдатаев «SVOBODA/EXISTENCE», и разделяющей меня и Лилит. Я снова решил написать что-нибудь в своём дневнике из воспоминаний о прошлом.
Первое время жизни в ашраме я никого не хотел видеть и никому не доверял. Тошнотворно. Вывод? Доверял только себе и Учителю. Мне казалось, что все вокруг наслаждаются, а я — страдаю. Что у меня может быть общего с людьми? У меня было всё для внутреннего счастья и я ни в чём не нуждался. А всей-то нужды в материальном мире — заработать денег для оплаты жилья, еды, одежды. Ну как это называется? Не иронично ли? Заорганизованность, удушье, скука… Хотелось просто жить, дышать и думать. Как бы два меня: один сонный, забывшийся — участник, за которым я наблюдаю, а второй — отстранённый, сам в себе, неуязвимый и не узнанный.
Я решил ничего не есть неделю и почти не пить, чтобы ещё больше почувствовать себя монахом. Была такая слабость, и холодно жутко. Сидел под двумя одеялами. Учитель тогда сказал, что крайности не допустимы, а отказ от еды и воды — прямой путь к смерти. Но смерть мало что меняет, потому что тело перерождается вновь и вновь.
Я очень люблю осень. Холодно и свежо. Ясность. Вечером ложусь спать, а темнота звенит. Такое впечатление, как будто входишь в какое-то высокочастотное состояние. И оно действительно что-то сжигает ненужное внутри — я чувствовал обновление. В ашраме у меня было много свободного времени для практики Учения — этого внутреннего вглядывания мне не хватало в мирской жизни. Люди обычно откладывают решение проблем на потом. Но ведь так можно никогда и не перейти в мир процветания. Меня интересует, каким вообще образом может произойти качественный скачок, и вообще, возможно ли это? И где достать «паспорт в Нирвану»?
Осень закончилась, а вместе с ней начинают трескаться от мороза мои мифические хрустальные шарики, кружащиеся в пространстве. Я смотрел на небо и понимал, что ни пространства, ни этого самого неба не существует. Когда ударили морозы, я стал обувать ботинки на босую ногу, чтобы вместе с холодом в моё тело вселялось нечто неопределённое. Все, кто видел, были в шоке! Учитель снова сказал, что я бросаюсь из крайности в крайность и никак не могу успокоить свой ум. Я молчал, как рыба. Не хотел ничего. Не видел смысла вообще что-то делать для кого-то и, тем более, для себя. Как сказал Дхритараштра35, «никто не может остановить неумолимое время». Что до моих родителей, то мне казалось, что они «маразматеют» понемногу — отличный материал для исследований и предостережений. Мне оставалось просто любить их. В них я видел много подводных камней, которые подстерегали бы меня, не будь их рядом. Спасибо им!
Чтение книг Учителя было для меня, как наркотик. Что хорошо, так это то, что книги большие и я буду читать их всю жизнь. Конца и края не видно, да я и не хотел этого видеть. Погружался в какие-то переживания, как в джунгли, в цветник. Есть аргументы, но они не удовлетворяют сердце. Так зачем же нужен ум?
Помню, как в наш ашрам попал N. — он недавно ушёл в монахи. Молодой парень, но что-то как бы сломалось, нет свободы. А что главнее свободы? Свобода — это когда никто никому ничего не должен. Нет обязательств. И её достижение возможно только когда живёшь рядом с личностями, которые сами не терпят обязывать кого-либо и ценят и любят свободу сильнее всего на свете. А если таких людей рядом нет, то единоличное поддерживание этих принципов приведёт к неминуемому прессингу со стороны всяких демонов. Или, говоря другими словами, свобода — это естественное, изначальное, трансцендентное состояние, которое не омрачено никакими ограничениями. Ни по желаниям (боязни их желать), ни по способностям. И ещё настоящая свобода, я считаю, — это творческое состояние, когда любое действие является созидающим и приносит радость. Вот так, я боюсь. Безмолвие и праздность — вот два бубенчика моего джокера. Безмолвие — в смысле, неопределённость.
Всё потихоньку становилось хуже и хуже. И это было хорошо. В этом я видел свой прогресс в практике Учения, но я ошибался… Можно сказать, я влип. Одновременно я очень страдал и очень наслаждался. А в результате — ноль. Ничего не хотел снова менять. Никуда не хотел больше ехать. Думал, что мне и тут фортово. Мне не страшно. Я доволен, так чего же мне хотеть? Всё и так волнует, тревожит, манит. Всё то же пространство, всё те же хрустальные шарики в моих медитациях. Квадраты разбиты на квадратики. Одни — черно-белые, другие — с переливом. Иногда, если присмотреться, цветным. Между ними — правильные геометрические фигуры и плоскости. Там можно заблудиться. Очень тихо, но я слышал музыку — сложные построения, похожие на шум. Дух захватывало. Это моя родина. Моя планета…
Примерно в таких метаниях провел я свой первый год в ашраме. Помогло ли мне это? Продвинулся ли я каким-то образом на своём духовном пути? Познал что-то или открыл для себя? Я пока не нашёл ответ на эти вопросы, хотя и так знал, что ответ всегда был во мне, он никуда не исчезал и ниоткуда не появлялся.
А что в итоге сейчас? Я странно обленился. Стал ложиться спать прямо в джинсах, как ковбой. Жутко сознавать этот факт, it’s true36! Иногда не ем весь день (control the mind37) и ложусь спать после ночной смены в клубе, но под утро снова встаю, картинки рисую, мантру38 читаю. Тихо так, хорошо, пространство со всеми деталями будто прозрачным становится. Мне опять начали сниться интересные приключенческие сны. Видел трехэтажный замок, который часто появлялся в моих снах ранее. Но теперь он уже обветшал и как будто я туда возвращаюсь спустя много веков, и мне его возвращают. На верхнем этаже что-то типа художественного музея, как Эрмитаж. И очень прикольно было узнавать вещи, которые давным-давно я собирал в коллекцию, тоже сильно постаревшие. Я там всё осмотрел. Создалось впечатление, что я туда прибыл с другой планеты и был крайне удивлен, что что-то сохранилось. Вот такой вот необычный сон.
Ещё я заметил, что у меня нет чётких предпочтений. Даже иногда теряюсь, когда возникает необходимость спланировать день. Имею ввиду, что не могу определить, какое же время суток наиболее любимое. Нравятся и ночь, и сумерки, и раннее утро, и позднее, и день. Можно было бы остановиться на том, чтобы вообще не спать. Но вот незадача — я и спать люблю. Так что я в растерянности. Единственное предпочтение — видеть поменьше двуногих. Мало кто из людей доэволюционировал до состояния «неважности» — а только их и принято лицезреть. Я вспомнил, как однажды познакомился с психоаналитиком. То, что она задвигала, — полный бред. Так плоско, всё на уровне логики. А почему одно событие является следствием другого, ни объяснить, ни понять не могла. Так есть ли между ними связь? И единственным критерием остается «нравится» — «не нравится». Наука! Если я что-нибудь говорил, ей казалось или сентиментальным, или фанатичным. Как я устал от балбесов! Но мне, по правде сказать, иногда нравится такая самонадеянная тупость. Когда люди считают себя страшно умными, а всех остальных — глупыми… Вот кстати, она убеждала меня, что любая секта противопоставляет себя обществу, типа что члены секты спасутся, а остальные — нет. Но наш Учитель никогда такого не говорил и тем более запрещал нам даже в мыслях допускать, что мы возвышаемся над всеми остальными, потому что практикуем Учение.
Учитель являлся основоположником теории Неизменяемости. Претерпевают изменения только представления о нас самих. Если найдешь себя — достигнешь вечной жизни. Вечность неизменяема. Счастье есть. По сути, сейчас это основной философский вопрос для Земли: теория Абсолюта или теория Трансформации. Но по отдельности они обе не верны. Как повторял Учитель, нельзя бросаться из крайности в крайность! Или, как сказал один мой друг, не будем бить в барабаны, будем делать все тихо, как ниндзя39.
Интересно, о чём думает Лилит? Что её тревожит? Возможно, когда она придёт в следующий раз, сама расскажет об этом. И я решил, что стану записывать в свой дневник и её мысли тоже — это поможет мне разобраться в её внутреннем мире и проследить происходящую с ней трансформацию. Чем больше я общался с этой девушкой, тем больше понимал, что между нами действительно много общего. Просто чувствовал это. Так же, как чувствовал: увижу ее, поговорю с ней — и все изменится. Что именно изменится — я конкретно не знал, но время покажет. Мы смотрим на мир не только своими, но и чужими глазами. И иногда нужно просто посмотреть на свою жизнь со стороны. И увидеть…
Лилит первая вышла на связь. Прислала сообщение в тот момент, когда я собирался погрузиться в медитативную практику.
«Приглашаю тебя на прогулку, хочу показать красивые дома», — написала она. Коротко и ясно. До работы оставалось целых четыре часа, и я принял её приглашение.
Она ждала меня на углу улицы и казалась не такой бледной, как обычно. Увидев меня, она улыбнулась, и я подумал, что действительно каким-то образом потихоньку вытягиваю её из депрессии.
— А откуда ты вообще знаешь столько об истории города? — поинтересовался я.
— Моя бабушка по маминой линии — историк и написала несколько книг. Бабушка рассказывала, что мы принадлежим к старинному польскому дворянскому роду. У моих предков в другом городе была своя усадьба с оранжереей и большой библиотекой, в которой хранились не только ценные книги, но и домашний архив. У моего дяди дома есть мебель из родовой усадьбы и несколько старинных картин, которые он получил в наследство, а маме достались предметы из саксонского фарфора (часть сервиза и статуэтки), а также комплект фамильных украшений из золота. Бабушка нашла в архивах фото усадьбы. Когда я была маленькой, мне нравилось их рассматривать. К дому вела широкая въездная аллея, а сам дом был поделен на две половины. В усадьбе устраивали пышные балы, где собирались именитые гости. Все мои предки очень любили искусство! Моя мама — известная балерина, а папа — музыкант. Один дедушка — художник, а другой был дирижёром оркестра. Мои родные тёти и дяди тоже из мира искусства. Так что вся наша семья — представители богемы. А у тебя какая семья?
— Ну по сравнению с твоей, у меня самая обычная семья, совсем не творческая! Папа — инженер, а мама ещё с советских времён работала администратором в гостинице. Ещё у меня есть две сестры: старшая живёт в Питере, младшая — во Франции (вышла там замуж). Старшая сестра последние лет 15 находится в духовных поисках, чему я рад. Она даже одно время «ОМ40» меня учила произносить и была единственным человеком, который нормально воспринял моё монашество. Мы часто обсуждали с ней всякую всячину, но у неё свои демоны. А вторая сестра абсолютно не метафизична. Её интересуют только семья и дети, хотя человек она очень милый и добрый. Однажды я даже гостил у неё в пригороде Парижа. Вот, в принципе, и всё о моей родне. А куда мы сейчас идём? — спросил я.
— В театр, на сцене которого танцевала моя мама и где прошло моё детство. Но сейчас этот театр никому не нужен. С тех пор как в нашем городе построили новый театр, старое здание заброшено и разрушается с каждым годом. Никто не готов вкладываться в его реставрацию, хотя это очень красивый старинный особняк — бывший Клуб приказчиков, и на его сцене даже выступал Владимир Маяковский. Там памятная табличка висит, я помню её ещё с детства, — сказала Лилит. — Знаешь, почему мы идём именно туда? Этот театр — тоже часть моей терапии, а ты меня каким-то образом вдохновляешь и не даёшь шанса свернуть и бросить всё на полпути.
Разумеется, я понимал. Ведь это я сам придумал для неё эту терапию — постепенно посещать места, которые для неё много значат, не бояться заново переживать связанные с ними эмоции, вспоминать себя прежнюю и собирать по кусочкам себя настоящую. Это в своём роде перезагрузка, как будто Лилит на какое-то время выключила в своей голове компьютер, а потом перезагрузила его, перед этим почистив и установив новые программы и избавившись от вирусов. Ей, кстати, очень понравилось такое сравнение и она сказала, что я теперь — её личный программист.
Мы пришли к зданию старого театра. На фасаде действительно висели мемориальные таблички, но благородное прошлое этого особняка было скрыто за следами вандализма, разрухи и опустошения. Былое величие театра осталось в другом тысячелетии, и сейчас, наверное, вряд ли кто, проходя мимо этого здания, вспомнит, что в его стенах звучала музыка, светили хрустальные люстры и на сцене создавалось волшебное искусство. Но несмотря на такое плачевное состояние, объект был под охраной и внутрь нас не пустили, но разрешили погулять по заднему дворику. Лилит показала дверь служебного входа, через которую она обычно проходила вместе с мамой на спектакли и репетиции.
— Мама в молодости была солисткой балетной труппы театра, очень часто ездила на гастроли. Практически на всех репетициях я находилась с мамой и с самого детства уже знала, что тоже хочу танцевать на сцене и что балет — это смысл моей жизни! Все в театре меня знали и любили, я была такой маленькой и, как мне казалось, не по годам умной девочкой. Иногда мама просила не мешать и посидеть где-нибудь в другом месте — в фойе, гардеробе или в гримёрке (спектакли я смотрела, конечно, в зрительном зале, сидя рядом с тетей Олей — капельдинершей41). Однажды я познакомилась с одним, как мне тогда казалось, старым дедушкой. На самом деле это был мужчина средних лет, но с бородой, и для меня он почему-то был старым дедом. Видишь вон тот чердак над крышей в правом крыле здания? Там находился портновский цех, а мужчина с бородой был главным портным в театре. Он придумывал и шил костюмы для актёров и танцоров. Когда я грустная сидела в фойе театра в ожидании мамы с репетиции, дедушка подошёл ко мне и сказал, что покажет мне волшебный чердак, где много красивых платьев. Его звали Родион Кузьмич. Он предупредил маму, что забирает меня на экскурсию к себе в цех и потом приведёт обратно. Это действительно был волшебный чердак! Я помню эти необыкновенные эмоции, когда мне разрешили померить красивое бальное платье феи. В этом цехе было много манекенов, рулоны с тканями и большие столы для закройщиков, и несколько женщин резали ткань под руководством Родиона Кузьмича и потом шили на машинке или вручную. Одна женщина помогла мне переодеться в бальное платье и моей радости не было предела. Я попыталась покружиться, как это делала мама на сцене, и все в один голос сказали, что я — будущая прима. Прошли годы, и я действительно стала балериной! Потом я ещё несколько раз приходила в портновский цех, пила чай с Родионом Кузьмичом и его сотрудницами. Когда у меня был премьерный спектакль в балетном училище, он сшил мне потрясающий костюм и пришёл меня поддержать, а после спектакля вручил цветы и пожелал творческих успехов. Он вообще был очень добрым и необычным человеком — любил театр и моду, писал стихи и верил в пророка Бахауллу42, но свою веру никому не навязывал. Благодаря ему я поняла, что костюм оживает только в роли, и что без хозяина — актёра или танцора — это просто вещь. «Пока актёр не чувствует себя в костюме как дома, он не чувствует себя как дома и в своей роли» — это слова Оскара Уайльда43, которые Родион Кузьмич часто повторял. Он создавал действительно волшебные костюмы, которые были продолжением актёрского таланта.
Мне было очень интересно слушать рассказ Лилит. Когда она говорила о театре и работавших там людях, её глаза блестели и на впалых щеках появлялся лёгкий румянец, а хрупкое, почти безжизненное тело вновь обретало былую силу и готовность бороться. Бороться с болезнью и самой собой — ради ЖИЗНИ. Я верил в то, что Лилит больше не хочет умирать и нацелена на выздоровление. И я почувствовал, как по моим щекам текут слёзы…
Оглавление
Купить книгу
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Брахмачари» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
38
Ма́нтра — набор звуков, отдельных фонем, слов или группы слов на санскрите, которые, по мнению практикующих, имеют резонансное (активируют зоны тела), психологическое и духовное воздействия.
