Бог начинается на «г»

Анна Владимировна Рожкова, 2022

Грета – истинная арийка, Герберт – еврей. Они такие разные: она верует в Бога, он ставит под сомнение само его существование, она – домохозяйка, он – успешный адвокат, она мечтает о ребенка, он не хочет ни с кем ее делить. Но все эти несоответствия не помешали ему пронести любовь к жене через всю жизнь. В их жизни были успехи и радости, поражения и печаль. И вот, Грета серьезна больна. Герберт трогательно ухаживает за ней, оценивая их жизнь с высоты прожитых лет. В его душу закрадываются сомнения: сможет ли он выдержать посланные ему Господом испытания? Не слишком ли много выпало на его долю?

«Мозг человека похож на пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите». Это сказал не я, а один умный человек, Артур Конан-Дойл, если эта фамилия вам о чем-то говорит. Я бы добавил, что без этого «чердака» нет и человека. Наверное, мозг — это все-таки фундамент, на котором держится весь «дом». К чему я веду? Кому нужны рассуждения старого маразматика? Впрочем, была ни была. Жизнь — непредсказуемая штука.

В молодости привычка Греты, моей законной супруги и матери моего единственного сына, все забывать казалась очаровательной «особенностью». С годами это стало раздражать. А в старости и вовсе пугать. Тогда мы не связывали память с работой мозга. Подумаешь, ну, забыла, с кем не бывает? Помню, как подарил Грете очаровательный маленький блокнотик с замочком и заставлял с вечера записывать все, что ей нужно не забыть сделать завтра и послезавтра и на неделю вперед. Но блокнотик она тоже забывала. Однажды вернулась из магазина с покупками, весело что-то напевая. «А где Герберт?», — спросил я. Надо было видеть ее лицо, когда она, бросив покупки, кинулась вон из дома. «Забыть ребенка в магазине? Целую коляску, — немыслимо, невозможно», — выговаривал я вечером жене. Она лишь тихо всхлипывала, вжавшись в угол дивана. «Милая» особенность оказалась предвестником страшной болезни — Альцгеймера. Мы до последнего старались не замечать симптомов, притворялись, что все в порядке, что все пройдет. Пока Грета не забыла, как подносить ложку ко рту и ходить в туалет, да и вообще, как ходить.

***

Габриэль отложил ручку, снял очки и только сейчас с удивлением обнаружил зажатую в ладони визитку с номером телефона. Перед глазами возникло лицо с добрыми, все понимающими глазами: «Только позвоните, помощь рядом». «Помощь рядом, помощь рядом…», — Габриэль повторял эти слова по сто раз на дню, как молитву. Стоит только протянуть руку… и ты свободен. Больше никаких памперсов, никакого стекающего по подбородку супа, никаких таблеток, которые нужно принимать строго по часам, никаких ночных бдений и бессонных ночей. А еще… никаких любимых глаз, родного запаха поседевших волос, опустевший дом и полное одиночество. Он выдвинул ящик стола, в сердцах бросил карточку и с силой захлопнул. Который час? Пора принимать очередную таблетку. Если бы они хотя бы немного помогали. Габриэль тяжело поднялся, опираясь обеими руками о поручни кресла и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Грета лежала в постели, собственно, там, где он ее и оставил. Она спала, из уголка рта на подушку стекала слюна. Габриэль потряс ее за плечо. Она открыла выцветшие, некогда ярко-голубые глаза и бессмысленно заморгала. Беззубый рот сложился в улыбку и Грета произнесла:

— Мама…

— Грета, нужно выпить лекарство, — Габриэль поднес к ее губам таблетку и стакан с водой.

— Не хочу, оно горькое, — захныкала Грета.

— Ну, будь хорошей девочкой, а мама приготовит тебе кое-что вкусненькое, — засюсюкал Габриэль, засовывая таблетку в беззубый рот. — Ну вот, умница, запей водой. — Грета сморщилась, но воду послушно выпила, пролив часть себе на грудь. — — Нужно переодеться, Грета ведь не хочет замерзнуть, верно? — Габриэль пошел за чистой ночной сорочкой.

— Мамочка, мамочка, мы пойдем гулять? — Грета оживилась и замахала сухенькими ручками.

— Обязательно пойдем, но сначала нужно позавтракать, — мягко сказал Габриэль, снимая с иссохшего тельца рубашку и ловко надевая чистую.

— Не хочу завтракать, хочу гулять, — канючила Грета.

— Обязательно пойдем гулять, но сначала позавтракаем. Ты ведь не хочешь расстроить маму? — строго произнес Габриэль. Он с тоской вспомнил прямоугольную карточку в верхнем ящике стола и спасительный номер, набрав который он получит долгожданную свободу. Или, все-таки, одиночество.

«Помощь рядом, помощь рядом…», — шептал он, катя инвалидную коляску в кухню. Габриэль, хотя родился в еврейской семье и был обрезан, как положено всем еврейским мальчикам, веру так и не обрел.

— Вера либо есть, либо ее нет, — любил рассуждать он за бокалом красного с друзьями и красавицей-женой. — Это как родиться без уха, новое ведь не отрастет.

— То есть, ты полагаешь, что вера дается при рождении, — уточняла Грета.

— Именно так, — глубокомысленно кивал он, делая глоток.

— А как же случаи, когда человек обретает веру после какого-то знаменательного события или сильного стресса? — возражала Грета.

— Теоретически это возможно, но исключения лишь подтверждают правила, — замечал Габриэль, катая на языке вино. — У этого красного определенно отменный вкус, чувствуются нотки разогретого на солнце Италии винограда…

— То есть несуществующее ухо вдруг отрастает, — перебивала, горячась, Грета.

— Ну, будем рассуждать так: некий зачаток уха был, но он спал глубоко внутри, а какое-то событие, как ты там выразилась? — дразнил жену Габриэль.

— Знаменательное событие или сильный стресс, — подсказывала раскрасневшаяся от спора и вина Грета.

— Так вот, этот самый зачаток вдруг просыпается после знаменательного события или сильного стресса. Как угодно, как угодно, — Габриэль поднимал бокал и смотрел на свет, словно стараясь увидеть тот уголок Италии, где было произведено вино.

— Разве это не подтверждает наличие бога, ведь это божий умысел? — настаивала Грета.

— Не подтверждает, дорогая, скорее опровергает, — возражал Габриэль.

Обычно здесь в спор вступал кто-то из друзей и теологический спор, доставлявший всем истинное наслаждение, мог длиться до поздней ночи. Вера была единственной причиной споров, но разные взгляды на религию не мешали супругам жить, как бы банально это ни звучало, душа в душу.

Грета родилась в семье немцев, можно сказать, истинных арийцев, которым посчастливилось переехать в США, страну бескрайних возможностей. Когда семья Мюллеров поселилась по соседству, не проходило ни дня, чтобы Габриэль не думал об их красавице-дочери. Рослая, с узкой талией, высокой грудью, белокурыми кудряшками и пронзительно-голубыми глазами, Грета стала причиной бессонницы многих мальчишек в округе. И Габриэль не стал исключением. Он поглядывал на соседку издали, пробегал мимо, не смея поднять глаз и едва кивал на приветствия. Он трезво оценивал свои шансы. Вокруг Греты крутятся первые красавцы школы, он же не был не то, что красавцем, а даже мало-мальски привлекательным. Маленький, носатый, чернявый и смуглый, с россыпью юношеских прыщей и очками в толстой оправе, Габриэль был типичным батаном и заучкой. Никаких особых усилий к учебе он не прилагал, просто она давалась ему легко, можно сказать, играючи. Пытливый мозг требовал более сложных задач, поэтому Габриэля всегда можно было застать за книгой. Блестяще окончив школу, он получил много предложений, но остановился на юриспруденции и благополучно отбыл в столицу штата, чтобы получить высшее образование.

Учиться он умел и любил, но Грету он любил еще больше, поэтому с нетерпением ждал каникул, чтобы вернуться домой и, хотя бы издали увидеть белые локоны и прекраснейшие на свете глаза. От одной мысли, что у него мог появиться конкурент, его бросало в дрожь. В каждом письме домой Габриэль словно невзначай интересовался судьбой Греты. Домашние, конечно, догадались, чем вызван такой интерес и подшучивали над беднягой. Из писем родных Габриэль узнал, что Грета устроилась продавщицей в местный магазин и по-прежнему живет по соседству. То, что Грета не вышла замуж, давало Габриэлю пусть небольшой, но шанс.

Конец ознакомительного фрагмента.