Мрак сердец наших

Анна Вейл (2024)

Мраки. Люди со сверхъестественными способностями. В Ниневии это грешники и отбросы общества. Лита — одна из них, но презирает Мраков и мечтает о справедливом отношении к себе. По странному стечению обстоятельств она узнает, что правители страны жестоко используют таких, как она, и встречает потомка древнего короля. Теперь перед Литой стоит выбор: присоединиться к лидеру восстания и спасти падших Мраков или принять сторону закона и спастись самой. Но есть ли этот выбор в действительности? Ведь она уже стала пешкой в мире заговоров и тайных обществ, жестоких убийств и борьбы за власть.

Глава 12. Уход в самоволку

Меня разбудили первые лучи солнца, больно ударившие по векам. После всего пережитого я проснулась, словно и не спала. Перед глазами все еще стоял Бодуэн, хладнокровно орудующий кинжалом, фонтан крови, вырывашийся из горла главы Директории, Рингольд, который взмахом руки направляет кинжалы в нас, красные капли, что брызжут из раны Курта.

Я села и огляделась. Вокруг по-прежнему была комната, которую мы делили с Куртом последнюю неделю. Конечно, мы никуда не ушли. Во-первых, нужно было остановить кровь, а во-вторых, идти было некуда.

Накануне вечером я промыла рану Курту и перевязала руку. Он шипел от боли и злости, брыкался и ругался. Пришлось дать ему подзатыльник, чтобы сидел спокойно. Через сорок минут, когда кровь все-таки остановилась, я наложила плотную повязку из свежего полотенца. Бледный Курт отправился спать на большую кровать. Вообще-то была моя очередь спать там, но я уступила.

Утром, когда лучи солнца легли на белоснежную подушку, Курт, лежавший на ней, показался еще бледнее. Дыхание было неглубоким, и — я потрогала его щеку — его лихорадило. Но это не страшно — я знала лекарство. Ведь травы хороши не только в чае.

Тихо умывшись и одевшись, я выскользнула из комнаты, оглядываясь по сторонам. Вчера Рингольд сказал, чтобы мы проваливали. Интересно, он говорил про комнату или весь пансионат? Но пансионатом все же заправляет Криспина, а не он. Хотя если принц рассказал, что я пыталась сдать его Директории, нам недолго здесь оставаться

Я двинулась по коридору на носочках. Пансион еще спал, поэтому легкий щелчок закрывающегося замка отозвался на этаже эхом. В ту же секунду соседняя дверь распахнулась, и появился Рингольд. Сегодня он был одет странно: брюки в зеленые пятна и с большими накладными карманами по бокам и черная плотная рубашка с короткими рукавами — они едва прикрывали плечи.

Он кивнул в знак приветствия. Я не знала, как на это реагировать. Хотя меня захлестнули одновременно страх и злость. Я молча двинулась к лестнице.

— Эй, стой!

Я продолжила свой путь. Только на «эй» я еще не оборачивалась! Пусть собаку так подзывает. Или слуг своих. Тоже мне, король. А если действительно, сможет получить власть? Придется из страны уехать?

— Да подожди ты, — Рингольд обогнал меня и перегородил путь, тронув за ладонь.

Я выдернула кисть, скрестила руки на груди и подняла глаза. Он, минуту назад так жаждавший общения, вдруг смолк и отвернулся к большому окну над лестницей.

— Как твой брат? — Рингольд так и не оторвал взгляда от витража.

— В порядке. Будет. Если ты дашь мне пройти на кухню и приготовить для него отвар.

Рингольд тут же посторонился, но не отстал — двинулся следом. Спускаясь по лестнице, я затылком чувствовала его дыхание.

— Сильно его ранило?

— Сильно.

— Но не смертельно?

— А это тебя извиняет?

— Нет, конечно, просто, — ступив следом за мной на площадку первого этажа, Рингольд вновь удержал меня за руку и повернул к себе. — Просто ты была права…

И вновь я посмотрела на него, а он отвел глаза — на этот раз уставился на входную дверь. Снова коснулся торчащих волос. Затем вздохнул и резко обернулся ко мне. Я даже вздрогнула, но не от его движения, а от того, каким твердым был его взгляд.

— Ты была права, — отчеканил он, — порой меня заносит, и я могу навредить… И… я хочу извиниться.

— Перед Куртом извинись, — выдавила я, когда прошел первый шок.

— Перед ним тоже, но хотел и перед тобой. Так как? — Рингольд склонил голову, чтобы заглянуть мне в глаза.

Я закусила губу. Новоявленный принц нашел в силы признать ошибки, но это не меняло того факта, что он был безрассудным и опасным. И не задумываясь, подставил нас под удар.

— Посмотрим, — буркнула я, аккуратно высвободила руку и двинулась в сторону кухни.

— Ну а ты? — Рингольд не сдавался. Он опять зашагал рядом.

— Что я?

— Ты извиниться не хочешь?

— За что?

— Хм, дай-ка подумать… — он фальшиво приложил палец к подбородку. — Может, за то, что сдать меня хотела?

Я поджала губы и отвела глаза. Да, так оно все и выглядело. Что я стукачка. Но это с его точки зрения. С моей же — я защищала себя и брата. Не буду извиняться!

— Ты же сам хотел о себе заявить Директории! Извини, что опередила.

— Извиняю. Понятное дело — ты просто зассала. Это у вас семейное, видать.

Я развернулась к нему и хотела уже было огрызнуться, но Рингольд стоял, улыбаясь — и явно ждал, что я вспылю. Решила не доставлять ему такого удовольствия, поэтому молча продолжила свой путь на кухню. Принц не отставал.

Изольда хранила приправы в шкафу в дальнем углу кухни — это я выяснила давно. Травы кухарка разложила по маленьким коробочкам — каждую подписала и расставила по алфавиту. Очень удобно, сама бы так сделала, будь у меня большая кухня, удобный шкаф и много припасов. Я принялась перебирать содержимое буфета. Рингольд встал рядом и прислонился к столу. Он поднимал к глазам коробочки, что я отставляла, читал этикетки, заглядывал внутрь и принюхивался.

— И что за отвар будешь готовить?

— Крапивный лист, одуванчик и клевер. Для восстановления крови и против лихорадки, — сдержанно ответила я.

— Ясно, — принц кивнул так уверенно, что я сразу поняла — о целебных травах он ничего не знает.

— Так значит, вы с братом решили остаться, — он стал и сам доставать склянки и свертки из шкафа.

— Нет, — соврала я и выхватила у него из рук связку сухих листьев крапивы. — У Курта лихорадка, как поправится, уйдем.

— У вас же дом сгорел, куда пойдете?

— Придумаем что-нибудь.

— Оставайтесь. Никто вас не гонит.

— Вроде ты гнал, вчера, — я подхватила нужные травы и отправилась искать подходящий половник. — Нам будет лучше подальше отсюда. Безопаснее.

На последнем слове я обернулась и смерила Рингольда взглядом.

— Черт, да я же не специально, не знал, что он сзади околачивается. И я извинился. Что ты взъелась на меня?

— Что? — я только что нашла идеальную посуду и со стуком поставила ее на стол. Выдохнула. — Наш дом сгорел из-за тебя. И из-за тебя Мраков выгнали из города, где мы жили. Это не случайно. Бодуэн, наверняка, просто хочет нас извести. Думает, что мы тебе помогаем.

— Так, секундочку. Дом не я подпалил. И из города не я вас выгнал, а этот урод. И сделал он это даже не потому, что вы мне помогаете, а потому, что вы — Мраки. Они походу вас вообще за людей не считает. Когда я буду править…

Я фыркнула.

— Тебя что-то не устраивает?

Он обогнул стол, на котором я смешивала травы, и попытался заглянуть мне в лицо. Я же нарочно подняла коробок с измельченными цветами одуванчика к глазам и стала насыпать измельченную траву в мерную ложку.

— Нет, конечно, можешь жить с твоей любимой Директорией. Которая дома сжигает.

— Это не Директория, это Бодуэн.

— Так он же ее член, разве нет. И разве не он вчера их главного прирезал? Ах, да, он.

Я промолчала. Здесь поспорить с Рингольдом я не могла — приехав к нам, подпалив наш дом, он уже нарушил закон. А после — совершил убийство. У нас на глазах, ничего не боясь. И этот человек — один из правящей верхушки. Его нельзя допускать к власти! Как же это не понимают другие члены Директории? Кажется, Дитрих понял, но он…

— И еще, — Рингольд продолжил и достал из бокового кармана брюк свернутую папку. Ту самую, что выхватил вчера из рук Бодуэна, — он, кажется, детей пытает.

Он выхватил пару бумаг из папки и бросил на стол передо мной. Я отряхнула руки и подтянула одну к себе. На листе был список имен с одинаковой фамилией — Ниппур. Сразу ясно — дети из одного приюта. Напротив каждого ребенка стояло несколько слов: «Веревка, хол.вод. 2ч.» или «бумага, палец», — заканчивал строку жирный прочерк.

— Никто не стал бы вредить детям, — я вернула лист на стол, вместо него взяла ступу, насыпала туда клевер и принялась толочь цветы.

— И еще раз: он прирезал своего босса. К тому же, сама слышала, что он сказал. Они нашли гораздо больше Мраков, чем обычно. Каким образом?

— Он сказал, что просто пугал детей. Наверное, крыс в яму подсаживали или там жуков всяких. Хотя вряд ли. Вся процедура прописана. И если бы ее нужно было изменить, то сначала Сенат бы предложил закон, Директория бы его приняла. И только потом Проверку делали бы по-новому, — я закончила мысль, но смутное подозрение не отпускало

Меня осенила мысль, я опять заглянула в список, пробежалась глазами, но слов «жуки» или «крысы» не нашла. Медленно отвела глаза, чтобы Рингольд не увидел моей досады.

— Жуки говоришь? — он раскрыл папку, переложил несколько уже изрядно помятых листов и выхватил один из них. — Вот. Тут написано. Где это? «Мод Ниппур, 12 лет. Выращивает новые зубы». Как они это узнали?

К чему он клонит? Но я и сама задумалась, как вообще можно было узнать о таком. Неужели они…

— Директория бы такого не… — я нахмурилась, подняла глаза и встретилась с хмурым взглядом Рингольда. — Он ведь не стал бы… Да если бы Директория это узнала, его бы… Да его уже за убийство Дитриха будут судить!

— Ну-ну, вот только никто не знает, что это он.

— Там целая толпа стражников была, не помнишь, что ли?

— Помню. Помню, что все они на него работают. И в отличие от некоторых, не похоже, что они стучать будут…

Я поджала губы. Очень хотелось стукнуть Рингольда. Но, во-первых, мне не дотянуться до его нахальной физиономии, во-вторых, ещё сдачи даст…

— Но ведь нельзя же так! Нельзя, чтобы ему это сошло с рук!

— Нельзя, но сойдет.

Я прислонилась спиной к столу и задумалась. если только мы можем рассказать об убийстве, мы должны это сделать. Нужно встретиться с другими членами Директории, заодно, — я бросила быстрый взгляд на Рингольда, — ещё раз сказать, что мы к его бунту отношения не имеем. Пускай сколько хочет называет меня стукачкой. Я в повстанцы не записывалась.

— Чтобы нам поверили, — Рингольд словно прочитал мои мысли, — нужно понять, из-за чего они там поругались.

Он потряс в воздухе папкой. Я перевела взгляд с нее на лист, что ещё лежал на столе.

— Ниппур. Это далеко?

— Три часа отсюда, — он уже взялся за кольцо на двери.

— Откуда ты?..

— Уже узнал. Сколько тебе еще готовить?

Он кивнул на котелок с отваром. Я устыдилась, — на минуту я совсем забыла о нем и о Курте, — поспешила высыпать толченный клевер. И налила воды из ближайшего ведра.

— Полчаса: вскипятить и дать настояться.

— Ясно, через полчаса выдвигаемся.

Я опешила от его напористости. Чтобы выиграть время и осмыслить перспективу, поставила половник на печь и подкинула дров.

— Мадам Оверон поедет с нами? Или кто-то из Ордена?

— Нет, им об этом знать не обязательно. Скажем так, идем в самоволку.

— Во что? Куда?

— Забей?

— Тебе лишь бы бить.

— Ладно, хватит, уже усек, что нужно за языком следить. Полчаса говоришь? — он кивнул на кастрюлю на огне. — Значит, встретимся через тридцать минут.

Он быстро развернулся и двинулся к двери, но через три шага также быстро развернулся в обратную сторону. Подошел вплотную и опять навис надо мной, плотно сжал губы.

— И я… не такой, как мой отец. А вот они, — Рингольд поднял папку, не сводя с меня глаз, — даже хуже. Сама убедишься.

В этот раз отвернулся он медленно. И пока шел, я даже успела спросить.

— А тебе это зачем?

— Дипломатия, — Рингольд хмыкнул. — Развалим Директорию изнутри.

И он вышел из кухни. Я же принялась помешивать отвар, следя за тем, как всплывают желтые лепестки. Раз за разом деревянная ложка ударялась о стенки половника, но я не обращала внимания — меня не покидало чувство, что меня против воли втягивают во что-то очень опасное.