Я тебя не предавал

Анна Бигси

— Так хочешь его спасти, что готова лечь под меня? — цинично усмехаюсь. — Надо же, какая любовь! — Я его жена, Ворон, — с вызовом смотрит в глаза. — А могла стать моей, — внутренности покрываются льдом. — Могла, — шипит, прожигая взглядом. — Если бы ты появился в ЗАГСе, а не трусливо сбежал. — Я дал тебе выбор, Ира! — во мне кипит едва контролируемая ярость. — Выбор?! — ее взгляд темнеет, а губы презрительно кривятся. — Я его сделала. *** Спустя столько лет я чувствую, как искрит между нами воздух, как лупит по ребрам мое сердце. И она это чувствует. Мы не остыли друг к другу, просто наша любовь трансформировалась во взаимную ненависть. Пощады не будет никому.

Глава 7

Ворон

Придерживая ладонью раненый бок, морщусь и ковыляю на кухню за сигаретами и чаем. Пачку можно было бы бросить здесь, но это лишний стимул как можно быстрее расходиться и вернуться к работе. От слабости кружится голова и на лбу выступает испарина. Вытираю пот тыльной стороной ладони, споласкиваю руки, умываюсь прохладной водой, тру колючую щёку. Зарос, значит, на сегодня к целям добавляется ещё одна — побриться.

Не помню, когда последний раз столько времени проводил дома. Мне кажется, я скоро свихнусь от безделья, кучи пересмотренных фильмов, простых задач, которые выполняю по телефону или в сети.

Как люди живут в таком медленном темпе?

Ставлю чайник, прикуриваю и открываю окно. Обнажённые плечи обдаёт холодным осенним воздухом. Сегодня мрачно. Небо сплошняком покрыто свинцовыми тучами, у соседнего дома блестят лужи, и местный рыжий пёс жмётся к стене, пытаясь спрятаться от непогоды.

Облокотившись на подоконник, затягиваюсь крепким дымом и наблюдаю за собакой. Такой длительный период нахождения дома точно вредит моему душевному равновесию. Никогда не страдал жалостью к себе, сейчас вдруг кольнуло тоской от интересной ассоциации.

Пёс этот выглядит очень одиноко. И я вроде как всю жизнь один. Так вышло. За сорок шесть лет… ну ладно, опустим детство, юношеские загоны. Если брать по-настоящему осознанный возраст, то цифра прожитых в одиночестве лет тоже выходит внушительная — двадцать восемь. Из них сколько? Ну месяца полтора я был реально счастлив. Настолько, что вообще перестал считать время.

До сих пор сам себе удивляюсь. Как? Как, мать его, я умудрился влюбиться в тридцатник? Перекрыло же от Ирины наглухо. Юбка эта пыльная, листья в волосах в тот первый день, когда я её увидел в старом спортивном зале, где тренировал её старшего брата и других парней. Такая смешная она была, дерзкая. Вариантов, наверное, и не было.

А теперь поганое ощущение, будто сердце наживую вырвали и там периодически кровоточит все шестнадцать лет. Ничем и никем заштопать так и не получилось…

Пёс поднимается, встряхивается и уходит. Вот и я так. Бешусь на секундную слабость, встряхиваюсь, закрываю окно, передёрнув плечами от холода и тут же сократившись всем телом от приступа боли в ране.

Скрипнув зубами, наливаю себе чай, возвращаюсь в комнату и тащу свой зад к шкафу. На самой верхней полке, куда я заглядываю раз в пятилетку, и то только чтобы протереть пыль, лежит потрёпанный конверт без подписи. Беру его в руки, и внутри опять начинается мясорубка. Я же взрослый мальчик, и ножи там давно заточены идеально. Они молотят не только мясо, но и кости.

Нет, надо выбираться на хрен отсюда!

Но конверт всё же открываю и, игнорируя письмо, заученное наизусть, переворачиваю его. На ладонь выпадает кольцо. То самое, обручальное. Ира швырнула его в почтовый ящик, вбив ещё один гвоздь в крышку гроба наших отношений.

Сжимаю украшение в кулаке. Камень больно впивается в кожу, наверняка, оставляя там вмятину. Всю тупую сентиментальность выжигает напалмом.

Какого хрена ты вернулась в мою голову, Ира?!

Швыряю кольцо обратно в конверт и убираю всё на полку. Хлопаю дверцей шкафа. Она слетает с нижней петли и криво повисает на верней. Иду искать отвёртку. В прихожей пинаю по ящику с инструментами. Он звякает и ударяется пластиковым бортом о стену. Нахожу всё, что нужно. Возвращаюсь в комнату и ремонтирую шкаф, на время абстрагируясь от физической боли.

Мокрый весь, как хрен знает кто, сажусь на диван и залпом выпиваю остывший чай. Дверной замок начинает щёлкать. Это Мирный приехал.

Заходит, шурша пакетом. Хмуро смотрит на меня.

— Наконец-то, — всё ещё киплю я.

— Ты уверен, что сегодня хочешь туда ехать? У неё будут ещё смены. Видок у тебя, знаешь ли…

— Мы едем сегодня, — нет ни единого повода отменять моё решение, а вот чтобы выйти отсюда, поводов нашлось с десяток только за последние тридцать минут.

— Ладно, — сдаётся Мирный. — Собирайся тогда, погнали, — пожимает плечами. Уходит на кухню, хлопает там дверцей холодильника. — Ты хоть жрал? — орёт оттуда.

— Я в процессе, — отвечаю ему и допиваю чай.

Бреюсь, пью таблетки и одеваюсь. Мирный на автомате пытается страховать меня на выходе из подъезда.

— Я уже сам могу передвигаться, — дёргаюсь в сторону.

— Ты чего злой-то такой?

— Да не злой я. Нормальный, — выхожу из подъезда.

Снова вижу того самого пса и свистом подзываю к себе. Он настороженно дёргает ушами и не спешит подходить. Зову снова. Сомневается, но идёт, всё время останавливаясь и продолжая меня изучать.

— Иди-иди сюда, не обижу, — говорю ему.

Подходит. Глажу по влажной грязной шерсти между ушей. Ему нравится, но отвыкший от ласки пёс ни на секунду не может расслабиться и просто принять то, что ему сейчас выдают.

— Мирный, пристроить бы надо.

— Ты башкой ударился, пока я тебе за жрачкой гонял? Или это спецэффект от таблеток? — не понимает он.

— К нам на территорию тренировочной базы его отвезём, — принимаю решение.

— Ворон, я его в тачку не посажу. Он грязный! Ты лапы его видишь? — возмущается Мирон.

Пёс недовольно рычит и делает пару шагов назад.

— Я тебе химчистку оплачу, — обещаю другу.

— Ай! — взмахивает руками и роняет их обратно, шлёпая ладонями по бёдрам. — Хер с тобой, командир. Сам его уговаривать будешь или мне на руках отнести? — язвительно интересуется Мирон.

— Не надо на руках. Ты же видишь, он гордый, — улыбаюсь я.

Подхожу к тачке, открываю заднюю пассажирскую и свистом подзываю пса. Мы «договариваемся» с ним ещё минут десять, прежде чем он сам забирается в тёплый салон и втискивается на пол между сиденьем и передними креслами.

— Вот так вот, — довольно смотрю на усмехающегося Мирона.

Едем на базу через магазин. Берём псу миски, корм и везём его на новое место жительства. Высаживаем на закрытой территории, кормим и едем дальше.

— На хрен он тебе? — спрашивает Мирный.

— Не знаю, — веду плечами, глядя на серый город через стекло, покрытое моросью дождя. — Пусть будет, у нас там места до жопы.

— Как назовём? — улыбается друг.

— Пёс, — смеюсь я.

— Очень оригинально, — во всю ржёт Мирон.

Отпускает меня вроде всё, чем накрыло. И шарашит снова, как только я чувствую насыщенный запах лекарств и вижу людей в белых халатах. О том, что взглядом ищу совсем не ту женщину, выясняю, как только Мирон показывает мне жестом на полноватую блондинку.

— Уверен, что она, Мир? — переспрашиваю не в первый раз.

— Да ты задрал, Ворон! Она! Я на зрительную память никогда не жаловался, — злится он.

Всё внутри меня сопротивляется, а женщина идёт к нам, явно узнав Мирона.

— Добрый день, как вы себя чувствуете? — спрашивает у меня.

Моргаю, ещё раз внимательно её разглядывая. Образ никак не вяжется с тем, что я видел, пока пытался сдохнуть. Не верить Миру повода у меня не было ни разу, и я протягиваю женщине конверт, выдавливая из непослушного горла слова:

— Нормально. Спасибо, что вытащили.

Отмечаю её несколько странную реакцию на мою благодарность, будто неловкость проскальзывает в жестах, мимике, взгляде.

С чего, если это ты меня спасла? В жизни не поверю, что бабок никогда не брала. Все берут!

— Выздоравливайте, — дежурно отвечает женщина. Прячет конверт во внутренний карман форменной куртки и, кивнув мне, торопливо уходит.

— Мирный…? — развернувшись к другу, взглядом задаю всё тот же вопрос: «точно она?!»

— Заебал, — вздыхает он. — Она! Поехали уже!

И мы практически до вечера мотаемся по делам. Моё ранение ноет, а повязка сильно ограничивает привычные движения, но я всё равно чувствую себя живым. На своём месте.

Мирон закидывает меня в «гнездо», а сам едет выполнять поручение. Я привычно закапываюсь в работу, получая от этого неимоверное удовольствие.

У меня телефон звонит. На экране максимально неожиданное имя, ведь обычно мужики звонят ему.

— Слушаю тебя, — принимаю вызов.

— Здарова, Ворон, — от одной интонации прозвучавшего в трубке голоса, волосы на затылке встают дыбом, а надрессированная на проблемы задница ловит вибрации будущих неприятностей. — Нам надо встретиться, — говорит чёртов Адиль Садер, торговец живым товаром. — Желательно сегодня.