Ноктюрн для ночного города. рассказы

Анна Александровна Самойлова

В сборник «Ноктюрн для ночного города» вошли рассказы, написанные в разное время в разных жанрах, но объединённые одной темой: город и тайна.

Волшебная палочка

Ночь догорала, как свеча. Пушистый снег падал крупными хлопьями. В заштатном городишке Н-ске на кухне в гордом одиночестве сидела хрупкая девушка-тинейджер — сама невинность. Её мраморно-белая кожа была холодна, как лёд. Девушка качалась на задних ножках стула и прятала руки в рукава толстовки. Юной душе так хотелось тепла и любви! Она мечтала о Серёже из параллельного класса.

На столе лежали учебники и тетради, но они были небрежно сдвинуты на угол. Бездонные глаза взирали на чистую страницу общей тетрадки, а длинные тонкие пальцы сжимали обыкновенную авторучку.

Девушке нужно было учить уроки — учителя в конце полугодия просто озверели: тест за тестом, контрольная за контрольной. Каждый день задавали столько всего, что времени гулять совсем не оставалось. И попробуй не сделать! Останешься после уроков и будешь зубрить до опупения. Она забыла уже, когда в последний раз нормально гуляла с друзьями!..

Серёжа никогда не оставался после уроков. Он был отличником, занимался боксом и музыкой. То мама, то папа возили его на тренировки или на репетиции. Не то, что её родители…

Учиться девушке было нужно — выпускной класс, как-никак! Ещё чуть-чуть, и она будет свободна! Уедет куда-нибудь далеко-далеко и начнёт взрослую, самостоятельную жизнь, подальше от… Только нужно решить вот эти задачки и написать вот этот реферат.

Но девушка, вместо этого, сочиняла стихи. Морщила носик, смотрела в потолок, потом на луну в окошке. Записывала что-то, зачёркивала, снова записывала. Дело в том, что её постоянно сбивали с ритма доносящиеся из родительской спальни звуки.

Изящные строчки ложились на листок:

К тебе летит моя мечта —

Скучаю, по тебе скучаю.

Хочу любить тебя всегда,

В твоих руках, как снег…

«Ещё! Ещё!», — неслось из родительской спальни. И девушка перечёркивала написанное, словно резала строчки и слова. Потом писала снова:

Ты мой единственный герой,

Но между нами расстоянье.

Найду ль когда-нибудь покой?

Услышишь ли моё…

«А! А! А-а-а-а!», — раздавалось за стенкой. И снова девушка остервенело резала авторучкой слова и строки.

Наконец в спальне затихли.

Девушка с облегчением вздохнула и улыбнулась своим мыслям. Теперь беспрепятственно можно отдаться поэзии! Серёжа… Авторучка вдохновенно прикоснулась к листу, но тут в кухню вошли родители — усталые и довольные.

Мама девушки — роковая женщина, длинноногая блондинка с лебединой шеей, высоко вздымающейся грудью и осиной талией была по-кошачьи грациозна.

Непокорные вихры отчима уже тронула серебристая седина. Хитрый прищур глаз, отрешённый взгляд из под мохнатых бровей, волевой подбородок говорил о непростом характере.

Новый папа сел за стол напротив приёмной дочери, закурил и, пристально глядя в вырез её толстовки, спросил:

— Как школа?

Девушка молча пожала плечами. Нового папу ответ, видимо, удовлетворил, потому что он откинулся на спинку стула и затянулся. В это время к нему подошла мама, обняла за шею, изящным движением забрала сигарету из папиных рук и тоже затянулась. Папа глянул на неё пронзительно и усмехнулся в усы.

Где-то там, далеко Серёжа с родителями пьёт вечерний чай. Они всегда вместе пьют вечерний чай и разговаривают. Когда она будет жить сама и обзаведётся семьёй, то точно так же будет пить вечерний чай и разговаривать…

Девушка тоскливо посмотрела в окно. Крупные хлопья снега медленно кружились в лунном свете. И белоснежная рука вывела на листе:

Всегда быть рядом я хочу,

Касаться пальчиками кожи.

Мечта летит, и я лечу —

Мы с ней немножечко…

— Что пишешь? — спросила мама, прижимаясь к новому папе.

Девушка прикрыла строки ладошкой и снова ничего не ответила — не успела. Папа, глядя на девушку, потянул к себе маму и усадил на колени. Его рука скользнула под шёлковый халатик, отодвинула отворот и по-хозяйски легла на грудь.

Девушка брезгливо поморщилась и возмущённо крикнула:

— Прекратите немедленно!

Но папа уже прильнул губами к соску и, крепко ухватив маму за ягодицу, принудил развернуться к нему лицом. Халатик больше ничего не скрывал. Папа целовал, буквально впивался в мамину шею, плечи, грудь. Мама застонала от наслаждения.

— Фу, мерзость! — скривилась девушка и снова тоскливо глянула на луну, потом на груду учебников, на листочек с недописанными стихами…

Ей стало тошно. Хотелось блевать. Она не могла выйти из кухни, потому что папа с мамой перекрывали путь. Они совсем перестали обращать на неё внимания. Девушка почувствовала себя невидимкой в своей семье. Вот если бы Серёжа…

Ну почему у неё нет волшебной палочки. Сейчас взмахнула бы, и всё!

Стоны мамы становились сильнее. Противный запах разгорячённых тел, особенно тошнотворный похотливый запах матери, ударил в ноздри девушки, и она решилась — взмахнула авторучкой так, будто это была волшебная палочка. Да не просто волшебная палочка, а обоюдоострая. Взмахнула, перечёркивая….

И… рассекла сплетённые тела. На пол упали две головы: одна — блондинистая, другая — с непокорными седыми вихрами. Изумление застыло на лицах, увидевших, наконец, дочь. Шлёпнулись руки, раскромсанные куски плоти. Кровь двумя фонтанами брызнула в потолок, на стены, мебель, на девушку, залила пол… Кровь была похожа на кетчуп. Много кетчупа… Целое море…

А потом воцарилась тишина.

Девушка посмотрела на ручку, на свои белые руки с каплями крови, на испачканный лист бумаги. И понимая, что теперь Серёжа для неё уже никогда не будет доступен, что теперь они никогда не будут вместе пить вечерний чай и разговаривать, грустно вздохнула и, тщательно выводя буковки, написала чернилами, перемешанными с кровью:

Улыбка нежная твоя

Пусть будет для меня наградой.

Есть в этом мире ты и я,

А больше никого не надо!

***

Луна печально посмотрела в окно на девушку, на её тонкий стан, на кетчуп, испачкавший всю кухню. Потом — в соседнее окно, где точно такая же девочка-тинейджер с чуткой душой, сидела точно так же — с грудой учебников и в перепачканной кетчупом кухне. А этажом ниже, среди залитых кетчупом стен билось трепетное сердце мальчика-подростка. И в той квартире… и в этой… и в соседнем доме… и в дальнем…

Волшебная палочка, блин!..