Шумелка мышь. Взбалмошная, нежная, смешная

Андрей Юрьев

Главная героиня, Мышь, особа романтичная и не слишком приспособленная к жизни, страдает от нападок тараканов.Случайная встреча с паучком Хьюго, который мучается от дурных предчувствий в преддверии свадьбы с черной вдовой, подталкивает обоих к решению проблем друг друга.На пути воплощения плана друзей ждут веселые и забавные приключения и незабываемые встречи.

Глава 4

ПЛАН

Последние три дня Мышь была сама не своя. Бродила по комнатам и трогала себя. Проходя мимо зеркала, смотрелась в него и бурчала: — Своя я, или не своя я? Из головы не шел треклятый носок и унижение, испытанное по милости тараканов.

За вечерним чаем в пятницу она сказала: — Я этого так не оставлю! Уж я отомщу! — тяжело вздохнула, — Были бы они покрупнее — я бы наподдала им под зад. А так, что с них взять, с мелочи пузатой?

— Забудь, — сказал Ян и отхлебнул чай, аккуратно держа чашку. Посредине нее черной змейкой ползла трещина, и Ян опасался, что она может расколоться, окатив его горячим напитком, — Ты должна быть выше, — он взмахнул крылом, — Кто ты и кто они?

— Кстати, а кто они? — встрепенулась Жане, и пятое за вечер сизое перышко опустилось на дощатый пол.

— Тараканы, — ответила Мышь и попыталась себя обнять.

— Ах, тараканы… С удовольствием бы проучила парочку дождевых червей.. А этих — увольте. Не вкусные. И хрустят противно, когда их клюешь. Я ведь ненавижу чипсы, да дорогой?

— Любимая, пей чай, пока не остыл, — Ян поболтал ложкой, рискуя расколоть чашку, и незаметно затолкал перышко под кровать. — Пойми, наконец, — сказал он, драматично протягивая крыло в сторону Мыши, — Они такие, какие есть. К тому же, тараканы, любишь ты их или нет — важная часть сообщества. Они вполне, так сказать… Они.. это… нужны, да и все! Ян не смог придумать, зачем же так необходимы тараканы и от этого раздражение его достигло предельной точки. Он глянул на Мышь, пытающуюся обнять себя покрепче, потом на Жане. Та удивленно изучала орнамент на выцветшей скатерти. Ян хотел добавить что-нибудь умное, но не придумал и, нахохлившись, замолчал. Часы пробили восемь.

— Пойми, Ян, не могу я спустить им это с рук. Или что там у них? — сказала Мышь и откусила здоровенный кусок имбирного пряника, — Я обязана отомстить. В моей голове даже созрел план. Но, — Мышь тяжело вздохнула, — Я его забыла…

— Милочка — проворковала Жане, — не обращай на них внимания. Игнорируй, и они оставят тебя в покое.

Ближе к ночи Мышь устала думать о своей обиде, о тараканах и о том, как им отомстить. В голове гудело, в душе шел затяжной ливень.

— Да идет оно все полем! — сказала Мышь, глядя на свое отражение в зеркале. Показала язык, — Постараюсь с ними не встречаться, — И бухнулась на кровать.

Пробираясь на следующее утро сквозь обрывки снов, Мышь потянулась и с хрустом пошевелила когтями. В ее мозгу мурлыкал хит позапрошлого лета, и мир не казался таким мрачным, как накануне.

— Поваляюсь еще минут двадцать, — прошептала Мышь и засунула подушку между колен. На душе легко, когда можно позволить себе не думать о делах. Хит позапрошлого лета искусно сменился старой маминой колыбельной, и Мышь провалилась в сладкую вату сна…

— А ну встать! Тоже мне разлеглась здесь!

Мышь в ужасе соскочила с кровати и попыталась выпрыгнуть в окно. Зацепилась ночнушкой и чуть не грохнулась на пол. Зажмурилась крепко и в отчаянии закрыла голову руками.

— Как ты можешь спать, когда они издеваются над тобой! — раздался грозный писк. Он показался ей знакомым и начал будить давно уснувшие воспоминания. Те отбрыкивались и зевали, но потихоньку картина вырисовывалась. Детство, большая семейная гостиная, запах одуванчиковой трубки…

— Дедушка? — она разожмурила глаза и в недоумении уставилась на огромную старую мышь в красном расшитом золотой нитью халате.

— Сколько нужно тебе повторять! Ты должна уметь постоять за себя! — Старик размахивал руками, словно дирижировал оркестром. Глаза грозно сверкали.

— Вот вырастешь и некому будет о тебе позаботиться. Куда побежишь за помощью, когда мы с твоей бабушкой ляжем в могилу?

— Дедушка, я уже выросла…

— Тем более я не позволю, чтобы тобой помыкали!

— А ты… ведь ты уже…

— Умер? — закончил за нее дедушка, — Ну да… Я все время об этом забываю, черт его дери! — Дед откинул одеяло и край простыни, и грузно сел на кровать.

— А как же…?

— Да ты не волнуйся, малышка — сказал дедушка, и в руке его волшебным образом задымилась трубка. Она возникла словно из воздуха. По комнате поплыл пряный запах табака. — Это твой сон. Ты хотела меня видеть. Вот я и пришел. Но я все знаю! — он выпустил струйку дыма через левую ноздрю, — Ты не должна позволять всякому сброду издеваться над собой! Никогда и никому, слышишь, не спускай обиды! Достань обидчика из-под земли, пройди ад в погоне за ним, поднимись на самую высокую скалу, но отомсти! Иначе, имя тебе — слабак, и шкура твоя лишь коврик для вытирания ног! Ты поняла меня?

— Но что же мне делать, дедушка?

— Ты должна проучить их. Раз и навсегда отбить у них охоту связываться с тобой. Добейся уважения!

— Но как?

— Тут я тебе не помощник, детка. Я ведь не настоящий…

С этими словами дедушка растворился в воздухе, оставив вмятину на кровати и клубящийся сизый дым.

Завтрак прошел отвратительно. Тосты подгорели, а яйца получились всмятку, и Мышь отправила их в помойку. Оттуда они не вернулись. А Мышь снова была не в себе и копалась в дедушкиных словах.

— Легко ему поучать, — думала Мышь вслух, качаясь в старом ивовом кресле, — сам-то, небось, отставной генерал! Может и сабелькой оттянуть. А что могу я? И кто за меня заступится? — крупные жемчужины слез покатились из глаз и застучали по полу.

— Растворился в воздухе, как ни в чем ни бывало, именно в тот момент, когда должен был сказать самое важное, — она с досадой швырнула книжку, которую пыталась читать последние два месяца, да так и не продвинулась дальше первой главы. Книга называлась «На пруду квакали». В прошлом году она получила главную литературную премию. Читать ее было невозможно. Книга пролетела через всю комнату, трепеща страницами, как утка-мандаринка крыльями и нырнула в буфет.

— Вот и поквакай теперь там! — презрительно прошипела Мышь и вернулась к своему горю. Просто наказание! У всех лето в самом разгаре, а Мышь бродит по комнатам и ничего ей не в радость. Надо бы отомстить, а в голову ничего не идет. Даже вкуснейшие ореховые эклеры. Спасти день мог лишь здоровый послеобеденный сон. Поэтому она набила животик и шаркающей походкой подошла к кровати. Тут она весьма талантливо изобразила смятение и упала в обморок. Матрасные пружины легонько звякнули и надлежащим образом прогнулись под практически невесомым телом.

— Ах, граф! — пробормотала Мышь, прикрывая глаза рукой, — теперь я навеки ваша и ничто не в силах… — Голос стремительно становился тише, а слова неразборчивей и вот комнату наполнил мелодичный, деликатный храп. Все застыло в голове Мыши и так же тихо было в спальне, залитой тусклым багровым светом гардин, сквозь которые не могло пробиться солнце. Над грубыми деревянными половицами танцевали причудливый танец крохотные пылинки, а под потолком на тонкой нити висел паук. Его звали Хьюго и он хандрил. В горькой задумчивости он отпускал нить и летел кувырком в свободном парении. В считанных сантиметрах от земли резко тормозил, поднимался неторопливо к потолку и снова падал вниз. Это странное занятие хоть как-то отвлекало от горьких дум. Хьюго надлежало жениться через две недели. Его паучье семейство пребывало в предвкушении, а невеста, звали ее Блэки, была до неприличия счастлива. Она с упоением занималась приготовлениями к свадьбе, больше ее ничего не волновало. Хьюго не разделял всеобщего ликования. Хотел бы, но не мог. В груди словно старая ржавая пружина сжалась. Страшная загадка и обидное разочарование съедали его заживо. Ведь он представлял себе свадьбу по другому. В его груди билось большое и чувственное сердце. Хьюго всегда ждал этого события. Он мечтал быть любимым и дарить любовь. Но все, что он чувствовал в преддверии свадьбы — ужас и разочарование. Хьюго посмотрел вверх и дотронулся мохнатой лапкой до испещренного трещинками потолка. Сухой и прохладный.

— Бред какой-то, — подумал Хьюго и отпустил нить. Комната завертелась перед глазами, сливаясь в пестрый багровый шар. Еще одно мгновение… Земля стремительно летела ему навстречу и в этом хаотичном движении не думалось ни о свадьбе и вообще ни о чем. Пора. Дальше нельзя. Лапы схватили нить и все-таки он пропустил момент невозвращения! Всего-то мизерная доля секунды, а уже не ничего не исправить…

Бум! Хьюго рухнул прямо на кровать в ногах у Мыши, юркнул под одеяло и застыл в ужасе.

— Кто здесь? — встрепенулась Мышь и приподнялась, опираясь на локоть. Отдернула одеяло, и резкий свистящий визг резанул по ушам. От неожиданности Мышь подпрыгнула, ее встряхнуло и отбросило к изголовью, словно взрывной волной. Шерсть встала дыбом, а нижняя челюсть отвалилась. На противоположном конце кровати не сводил с нее глаз и визжал мохнатый клубок со множеством противных тонких ножек. Со сна он показался ей огромным и зловещим.

— Сейчас сожрет, — подумала Мышь и приготовилась умирать.

Однако чудовище не спешило покончить с ней. Оно продолжало истерично визжать. Да так, что штукатурка посыпалась с потолка. Мышь и визжалка сидели друг напротив друга и ничего ровным счетом не происходило. Даже тон и громкость визга не менялись. По мере того, как сон покидал Мышь, чудовище уменьшалось в размерах и становилось все менее зловещим и все более жалким. Но визг начинал действовать на нервы.

— Эй, малыш, — наконец решилась Мышь, силясь перекричать визжалку, — Может хватит?

Ответа не последовало.

— Ты что, боишься меня? — как можно ласковее спросила Мышь и слегка подвинулась к визжалке. В глазах существа отчаянный ужас сменился на крайнюю степень удивления.

— Ты ведь паучок? Правда? Такой большой и лохматый. Не мудрено, что я испугалась, когда тебя увидела, — Мышь еще немного продвинулась по кровати. Паук перестал визжать, и тишина резанула по ушам, словно нож по стеклянному столу.

— Не приближайся, — выдавил он хрипло.

— Ладно, — сказала Мышь, — Хорошо уже, что ты перестал визжать, — она подтянула подушку и устроилась на ней поудобнее, не сводя взгляда с паука. — Теперь расскажи, почему ты так визжал?

— Ну… — промямлил паук, отодвигаясь подальше, — Ты же мышь.

На пути встала деревянная дужка кровати. Паук вжался в нее и замер с таким видом, что стало понятно — живым не дастся.

— Ладно, я — мышь. И?

Паук молчал.

— Ну почему ты так боишься? — теряя терпение, спросила Мышь.

— Ты меня съешь, — наконец выдавил паук.

— Я тебя? Съем? — Мышь расхохоталась и откинулась на подушку, — Ты хоть видел себя в зеркале? Ты огромный мохнатый противный паучище. Если уж на то пошло, я решила, что мне конец, когда ты шлепнулся в кровать! Кто дал тебе такое право? — прикрикнула она и погрозила пальцем.

— Пф, — сказал паук.

— А когда я увидела эти бешеные глаза? А твой чертов визг? Как прикажешь это понимать?

— Ты ведь мышь?

— Ты и в этом сомневаешься, глупая визжалка?! Я — мышь и горжусь этим! Прошу заметить, в моих жилах течет аристократическая кровь! Возможно голубая, — Мышь подпрыгнула на кровати и сделала изящный реверанс.

Паук скрипнул зубами и закопошился. Попытался залезть под простыню.

— Не получится, — констатировала Мышь, — Она на резинке.

Мышь снова села на подушку и продолжила переговоры, — Слушай, дружок, я не стану тебя есть. Ни сейчас, ни завтра, ни потом. Давай нормально поговорим…

— Ага, — пробурчал паук, — Ты мышь, значит должна меня съесть.

— Заладил одно и тоже! — Мышь устроилась на подушке по-турецки.

— Все это знают. Мыши едят насекомых. Значит, ты должна меня съесть. Теперь понятно?

— Звучит логично, — проникаясь симпатией, сказала Мышь, — только есть одно «но», — следующую тираду она буквально прокричала в лицо пауку, — Я не ем насекомых! — И ткнула пальцем в его сторону, словно обвинитель на суде, произносящий последнее слово.

Паук зашипел и затаился. А Мышь опустила руку и посмотрела на него долгим материнским взглядом, в котором было намешано все — нерастраченная любовь, понимание, столовая ложка нежности и щепотка грусти.

— Как тебя зовут, малыш? — наконец спросила она тихо.

Паук помолчал, покрутил немного глазами и пробормотал что-то под нос.

— Громче, пищалка!

— Хьюго…

— Послушай, Хьюго и запомни навсегда. Я, Мышь, не ем ни пауков, ни бабочек, ни тарака… — Мышь резко замолчала на полуслове и подняла глаза в потолок. На долгое время в комнате воцарилась тишина. Хьюго вглядывался в лицо Мыши и пытался понять, о чем же она думает. За четыре с половиной минуты молчания на нем отразились пять оттенков отчаяния, смешанных с острым удивлением, сосредоточенная задумчивость, заправленная предвкушением успеха, задрапированная скепсисом надежда, затем расцветающая под лучами раздумий тихая радость и, наконец уверенный в своих силах и предназначении триумф.

С этим редким в наших широтах выражением на лице Мышь наклонилась к Хьюго и тихо, но твердо сказала: — Вот теперь, дедуля, у меня и вправду есть план.

Странно, но паук не отшатнулся от Мыши, как он делал, движимый инстинктом, раньше. Он застенчиво улыбнулся и хрипло спросил: — Почему ты назвала меня дедулей?

— Забудь, — ответила Мышь, — Мы сейчас с тобой пойдем пить чай, и ты мне все расскажешь.

Так они и сделали и просидели за кухонным столом до самого вечера. Пили приторный от меда чай, общались. Мышь рассказала о визите дедушки, о проклятых тараканах, которые не дают спокойно жить, о душевных метаниях, мучивших ее в последние дни, а скорее даже недели, если не месяцы. Хьюго поведал о невесте, о том, как они познакомились в семьдесят третьем углу (если считать по часовой стрелке от спальни Мыши) под самой крышей их дома и как он сразу же понял — Блэки его половинка. И пусть она чужестранка, попавшая в город с грузом древесины на корабле из Северной Америки. Это не имеет значения. Так бывает, встречаешь кого-то и словно тысячу лет уже знаком. А потом пришла депрессия, накрыла с головой за две недели до свадьбы.

— Я сам себя не понимаю! — закрыв лицо лапками, прошептал Хьюго, — Я так сильно ее люблю!

— Эй, — Мышь положила лапку на одну из лап паука на цветастой скатерти, — Все будет хорошо, малыш! У меня есть кое-какие соображения на этот счет. Опиши-ка мне свою Блэки.

Улыбка озарила лицо Хьюго: — О! — прошептал он, — Она — чудесная! Видела бы ты, как ловко она плетет сеть! — Хьюго покачал головой и звонко щелкнул языком, — А как она готовит комариный коктейль! Сказка!

— Ты говорил, она маленькая и черная?

— Да, такая миниатюрная и ловкая, как никто другой на целом свете! Я никогда не видел такого черного цвета, она блестит, как черный алмаз, манит как осеннее ночное небо! Ее лапки стройные и цепкие… Видела бы ты как она плетет паутину!

— Понятно, — сказала Мышь одобрительно, — Есть у нее здесь родственники?

— Нет, — ответил Хьюго, — Их разлучили. Это грустная история. При разгрузке в одном из северных портов вся ее семья пропала.

— Угу, — Мышь почувствовала себя героем детективных рассказов, проницательным сыщиком в погоне за уликами, — Говорила ли она что-нибудь про своего отца?

— Она не любит об этом вспоминать…

— Ясно… Скажи-ка мне, а есть ли у нее, — она на секунду замялась, — Ну такое… Красное… (О, боже, дай мне силы!) Есть ли у нее красное пятно на брюшке?

— О, да, — ответил Хьюго, — Есть. Ярко красное на черном… Но почему ты спрашиваешь?

— В виде песочных часов? — уточнила Мышь.

— Откуда ты знаешь? — спросил Хьюго. По лицу пробежала тень недоверия.

— О, малыш, я — старая Мышь, когда-то блиставшая в высшем свете Парижа, — сказала Мышь с грустной улыбкой на лице, — Я знаю так много, что половины забытого мной хватило бы для нормальной жизни всех жильцов этого дома, — лукавая улыбка заиграла на ее мордочке, — Думаю, мне еще придется встретиться с твоей невестой.

— Но зачем?

— Чтобы помочь тебе, малыш.

— Как ты можешь помочь мне? — вскричал Хьюго, сделав ударение на слове «ты», — И зачем тебе это?

— Видишь ли, — сказала Мышь, доливая чай в кружку Хьюго, — Я понимаю твое недоверие. У нас обоих в жизни появилась большая проблема. Так? — спросила она, и не дожидаясь ответа, кивнула сама себе, и продолжила: — Мы сами не можем ее решить. До сегодняшней встречи я понятия не имела, как мне с этой проблемой справиться и как с ней дальше жить. Теперь знаю. Тараканы должны трепетать, лишь услышав мое имя! Ты, Хьюго — тот единственный, кто может помочь мне проучить их. А я могу помочь тебе. Главное, — она подняла вверх палец, — я думаю, что знаю, как.

Паук внимательно слушал Мышь, слова обволакивали исстрадавшуюся душу, и впервые за несколько дней он почувствовал себя лучше. Далеко на горизонте, еще слабый, едва народившийся, забрезжил лучик надежды. Хотя Хьюго и не понимал, откуда Мышь знает такие подробности про Блэки, и как она может ему помочь, если он и сам не понимает, что с ним происходит, он, почему-то ей поверил.

— У нас мало времени, малыш. Надо что-то делать! — Мыши не терпелось действовать.

— Ну уж нет! — решительно сказал Хьюго, стукнув кулаком по столу, — Так не пойдет! Прежде ты все расскажешь мне. Если на самом деле знаешь, о чем говоришь, а не ломаешь тут жалкую комедию в стиле «Ах я такая просвещенная и добродетельная самаритянка»! — глаза Хьюго сверкали.

— Вот такой Хьюго мне нравится! — воскликнула Мышь, — Тебе определенно идет воинственный настрой и нам это в дальнейшем пригодится. Точно готов услышать всю правду?

Хьюго кивнул так решительно, что стукнулся подбородком о грудь.

— Ладно. Слушай, — Мышь отпила немного чая, не спеша и вдумчиво, дабы оттянуть неприятный момент и, наклонившись к Хьюго, и глядя ему в глаза, как удав на кролика, прошептала: — Твоя невеста — черная вдова!

Стены не обрушились, мир устоял, но в голове у Хьюго все тут же встало на свои места. Он тоже отпил чая, почесал лапкой затылок, и опустил взгляд вниз на скатерть с крупным орнаментом из георгинов. Багровые лучи солнца из окна на удивление тонко играли с рисунком на скатерти. Головки цветов казались объемными и реальными, почти колыхались от ветра.

— Ты знаешь, что это значит? — участливо спросила Мышь, — Мне объяснить?

— Не нужно, — буркнул Хьюго, — Теперь понятно, почему я так мучаюсь.

— Инстинкт?

— Он, проклятый, — ответил Хьюго, и тяжело вздохнул, — Но… ты уверена?

— В том, что это инстинкт? — спросила Мышь.

— О господи, Мышь! — сердито сказал Хьюго, — Про Блэки?

— Все сходится, малыш…

— Ладно, — махнул рукой Хьюго.

Возникла неловкая пауза. Она всегда появляется в такие моменты, эта глупая девочка. Стоит и хлопает глазищами, будто вот-вот разревется.

— Иди отсюда, глупышка, — шепотом попросила ее Мышь и кивнула головой на окно. Ведь все знают, неловкие паузы не пользуются дверьми. Та в ответ пожала плечами, такими худыми, что казалось, рубашка вот-вот соскользнет с них на пол, и всем тогда станет еще неловче, посмотрела на Хьюго, потом на Мышь и мелкими шажками двинулась к окну. Когда она перевалилась через подоконник в сад, Хьюго покачал головой в недоумении и прошептал: — Моя любимая — черная вдова…

Конец ознакомительного фрагмента.