Как мы ездили в Одессу

Андрей Соловьёв

Несколько эпизодов из жизни автора. 1979 год, СССР, 9-летний мальчишка провинциального городка, фантазёр и выдумщик, отправляется в город своей мечты.

Глава 3. Тактика и стратегия

Сколько себя помню, взрослых очень интересует вопрос: «Кем ты хочешь быть?» И в «Денискиных рассказах» есть и у Сотникова и у Носова, во многих книжках. Не буду вас мучить, я всегда хотел быть разведчиком, в смысле тем, кто в глубоком стане врага ловко прикидывается и выведывает секреты. Может — Штирлиц виноват, может герои революции — не знаю. Хотел и всё! Но просто так хотеть это же — абсурд, надо прямо сейчас тренироваться, с детства. Потом некогда будет! Про мою мечту только Ржавый знал, больше ни кто. Конечно, и взрослым я не сообщал. Хватит с них космонавта. К чему это я? К тому, что враньё моё, конечно, носило тренировочный характер. Нет, я понимал, что врать — не хорошо, но врать и обманывать для меня всегда были очень определёнными понятиями. Обмануть, значит — иметь выгоду в ущерб тому, кого обманываешь. Не пытайтесь пробовать — муки мученические! А вот придумать, чтобы и складно и красиво вышло — это ещё не всякий сумеет! Главное стратегию иметь или тактику, я ещё в этих понятиях не очень разбираюсь. Вечером, мне, конечно, влетело — за костюмчик. Мама, как увидела в каком я виде, так меня в ванную и загнала, прямо в штанах и пиджаке. Сказала, чтобы я тут раздевался и всё оставил как есть, чтобы папа полюбовался, какого он сына бабушкам везёт. Но я разведчески сообразил взять с собой в ванну портфель и вместе с одеждой всё из него вынул. Штанишки с пиджаком и рубашечкой снял и в ванну положил, а книжки на стиральную машинку сверху и последними — дневник с печатью и конвертик с благодарностями. Потом руки в раковине помыл, в «домашнее» переоделся и на кухню пошёл. В это время папа из магазина прибыл. Мама, конечно, сразу же в коридоре ему и выложила (я подслушивал) мол, что перепачкался в глине, а одежонка в ванной лежит. Папа в ванную заглянул полюбопытствовать и уж оттуда, с моими книжками и дневником, вышел на кухню. Ну как есть — тактика! — Гляди-ка, Люся, наш сын не только в спелеологии первый, — потом протянул маме конверт — тут и тебе послание имеется. Мама взяла конвертик и стала читать: — Сообщаем родителям, что ваш сын сегодня угнал трактор со стройки многоквартирного дома и перевернулся, потом сломал два электрических столба и сбил поезд. Какой «поезд»? Какой «трактор»? У меня аж волосы на голове зашевелились! Это, что там всё написано? — Мама… я…а, как… Это наверное не моё письмо! — Как же не твоё? Вот и приписка на конверте «Родителям Андрея Соловьёва». — Что вы меня пугаете? Я и на тракторе-то ездить не умею! Я же маленький ещё!

Что-то происходило, только я не мог понять — что? Неужели мне письмо поменяли? Да, что за шутки, в конце-концов! Мама отвернулась, закрыв письмом глаза, и уткнулась в папу. Плечи её вздрагивали. Папа смотрел серьёзно. — Конечно, мама пошутила. Там нет ни трактора, ни поезда, но ты представляешь, сынок, что мы передумали, когда ты из школы не пришёл? Ты учишься максимум до обеда, а сейчас сумерки. Что нам думать? Где ты бегаешь, чем занимаешься? В дальнее плавание ушёл? Может тебя где-нибудь возле кладбища уже искать надо?

Вот ведь — «засада» какая! Ну, скажите, что в таких случаях делать? Правду говорить? Так ведь они её уже всю сказали, за исключением некоторых моментов. Повисла пауза. Мама больше не утыкалась в папу. По её щекам текли слёзы. Стало стыдно. Тогда я решил сказать правду, только всю, чтобы не было недомолвок. Как говорится, чтобы мышь не проскочила. Всё-таки, с тактикой у меня слабовато или со стратегией. Ладно, попробуем напролом. — Что вы спрашиваете, если сами всё знаете? После школы мы с ребятами пошли искать следы динозавра в овраге за магазином. А по берегу ползать — не видно, да и грязно очень, там ведь берега глинистые, а посередине — озеро от дождя. — Я говорил, глядя прямо в расширяющиеся мамины глаза. Понимал, конечно, что несу что-то не то, но не врать же — тактика. — А потом мы сделали корабль из поддонов, чтобы плыть и из озера исследовать и пришли «гагары» нас грязью обстреливать. Вот мы и перепачкались немножко. Пришлось сушиться на стройке возле кладбища и всё. А ни какой трактор я не угонял и поезд не переворачивал. Мама охнула, прикрыла глаза руками опять, попыталась уткнуться в папу, но, наверное, промахнулась с размаху и убежала в прихожую. Вот, что я наделал! Расстроил мать. Теперь мой отец должен выпороть сына, как «сидорову козу» — я в кино видел. У нас даже книга такая есть: «Преступление и наказание» называется, у папы на полке стоит. Там такой худющий человек нарисован в длинном пиджаке с очень печальными глазами — Достоевский. Сразу видно пороли много этого Достоевского, так, что он даже книжку написал в назидание потомкам. Поэтому я сразу сходил в папамамину комнату, и принёс папин офицерский ремень. Очень хороший — кожаный. Папа его со службы привёз, такой широкий и пряжка со звездой. Папа очень удивился. — Это ещё зачем? — Затем, чтобы мама повеселела. Преступление есть и наказание — должно быть. Папа почесал нос: «Ладно, на сегодня ограничимся «строгим выговором». Как «выговором»? Пронесло, скажете? Как бы ни так! Мама вон, как распереживалась — со слезами! Это папа недоработал. Но ничего! Я завтра тактику поменяю, или стратегию не знаю как, короче — проявлю сознательность и насовершаю поступков, чтобы они знали, что я не какой-нибудь там «бесчувственный сын». А папе я так и сказал: — Ты папа очень мягко меня наказываешь. Но я понимаю, что так делать нельзя. Вот если бы я предупредил, тогда другое дело. Я больше так не буду. — Не будешь? — Нет. — Тогда веди маму — есть хочется. И я пошёл за мамой. А она уже повеселела и гладила бельё перед телевизором. Я маме ничего говорить не стал, просто обнял её, а она меня по голове погладила, и я сразу понял, что мама не ругается. Потом мы ужинали, и я учебники показывал. На следующее утро, только рассвело, как я уже был на ногах. Сначала сделал зарядку, потом умылся. Посмотрел на будильник — полпятого утра. Родители ни когда так рано не встают. Ничего! День длиннее будет — много можно поступков насовершать! Это — стратегия называется — совершать правильные и добрые поступки. Надо только дверь на кухню затворить, чайку попить и хорошенько всё обдумать. Чай готовить не сложно. Просто чайник наливаешь из под крана и на печку ставишь. Потом заварки в «заварнике» заварить и с сахарком можно, а можно с вареньем. Бутербродик тоже не плохо, только я хлеб не ровно режу, но если постараться — получится. Сыр где-то у нас в холодильнике лежал. Вот и завтрак. Только чего уж — себе? Надо и другим, чтобы польза и поступок! Стратегия и тактика — главное!

Налил чайник побольше, на печку поставил. Печка у нас электрическая, «Лысьва» называется. Что такое «Лысьва» я не знаю, но это и не важно, главное конфорки не перепутать. Над ручками раньше были точки нарисованы — где какая, только постиралось всё. Я на всякий случай их все на «троечку» повернул — какая-нибудь да разогреется. Чайник поставил на самую большую, чтобы быстрее. Хлеб из хлебницы достал, на досточку водрузил. Стал кусочки нарезать, а они, как по закону подлости не ровно режутся, но ничего, несколько довольно ровных кусков получилось. Сыра в холодильнике не отыскал, зато масло есть. Стал его мазать, а оно не мажется — крошится и всё. Замёрзло очень. Я сначала растерялся, а потом представил себя разведчиком и порядок, сразу решение придумал: надо нож разогреть. Вот же и чайник стоит, в нём вода уже дымиться начинает. Если ножик в водичке горячей подержать он согреется и получится масло намазывать. Очень хороший способ! Так я быстренько весь хлеб вымазал и на тарелочку разложил. Теперь заварку надо свеженькую заварить. Стал у мамы по шкафчикам пачку искать, ну, такую, знаете «чай №36 грузинский». Все полки перерыл — нет его. Может она его в печку засунула или ещё куда. Всю кухню перерыл! Нашёл, даже не представляете где — с папиным табаком в пакете. Мама папины папиросы и сигареты всегда в пакет кладёт, чтобы не воняли. Хотя, по-моему, они и не воняют вовсе. Как раз три пачечки в пакете, серенькой бумажкой обёрнуты и по ней такими, непонятными буквами написано вокруг гор нарисованных, а по краю надпись: «грузинский»? Вот ещё, взяли моду в папиросы чай совать. Насыпал побольше, чтобы чай крепче был. Тут и чайник закипел — хорошая у нас печка — быстрая! Налил в «заварник», понюхал. Чаем не пахнет, но всё равно запах какой-то осенний, что-ли или сливовый — не понять? Нравится. Ладно, пусть настоится хорошенько. Тут слышу в родительской комнате шорохи — проснулись, значит. Сейчас на кухню придут! А вот будет хорошо, если они придут, а завтрак сам собой приготовленный. Надо в кровать лечь и как будто я сплю. Только чайник очень горячий — кипяток. Мама и папа такой не любят. Может льду бросить из морозилки? Полез в холодильник, а там банка какая-то стоит, как раз с прозрачной и чистенькой водичкой. Полиэтиленом накрыта и изолентой завёрнута. Я быстренько эту изоленту отвязал, из чайника воды отлил немного, чтобы как раз литр поместился и всю баночку туда вылил. Из под крана снова в банку водички под самый верх бухнул, обратно завязал, чтобы — как и было. Всё! Готово. На цыпочках в комнату убежал и под одеяло шмыгнул, как будто сплю. Слышу, мама в ванную прошла, воду включила, значит, папа скоро пойдёт, а завтрак-то готов! Ждал, ждал, даже задремал немного. Чувствую, меня папа за плечо трясёт. — Спишь, сынок? Просыпайся, завтракать пора. Я же в одежде лёг, поэтому через секундочку уже на ногах был. Выхожу на кухню. Мама на меня так серьёзно смотрит. — Это ты нам завтрак приготовил?

Конечно, тут можно было нескромно сказать, мол — я, кушайте на здоровье, но это тактика не правильная. Пусть сами до всего догадаются. — Нет, мама, я же спал. — Спал, факт подтверждаю! — Папа понюхал «заварник» — запах то какой!

Запах точно был, только не как всегда — чаем, а, даже не скажу чем — непонятно. Да уж что там, надо чай пить, бутерброды-то вот они — на столе. Но родители бутерброды есть не стали и чай не стали пить и вообще вышел сплошной кавардак. Потому, что я оказывается, хлеб столовым жиром намазал, а в чайнике этот жир стопился немножко от ножа и теперь плавал там, как в супе. А вместо заварки я папин табак заварил. Ему друг из Грузии привёз, сослуживец по армии ещё. Он вечером в гости к нам прийти собирался. По этому поводу папа тоже сокрушаться решил. — Ты зачем в чайник «шило» вылил?

Как — шило? Это, товарищи — клевета! Что я совсем дурачок? Он бы ещё сказал, что я туда паяльник положил. Хотел только возмутиться, как оказалось он «шилом» спирт называет. Папа его специально для друга принёс и в баночке в холодильник поставил. — Ты же видел — изолентой перемотано. — Я думал это просто водичка холодная. Вы просыпаться начали и я кипяток остудил. Но неожиданно меня поддержала мама. — Не кричи на ребёнка! Он нам завтрак приготовил. Зато меньше курить будешь и не напьётесь с другом своим. Папа махнул рукой и пошёл на балкон. Я понял — неправильную я стратегию выбрал или тактику. Я же говорю, всегда в этих понятиях путаюсь. Надо что-то менять, только что? Понятно — повара из меня не получится. Я уже не в первый раз впросак попадаю. Но я же и не в повара готовлюсь, а в разведчики.