Спасибо тебе, Джон! Записки войскового радиста

Андрей Клыгин

Джон – так на солдатском жаргоне называли американский самолет-разведчик РС-135, который вылетал с разведывательными целями с Аляски в Норвегию.

Буду вечно молодым

«Задроты», «чмори», «вечно молодые» — это всё из одной серии, солдаты которые повели себя не правильно, как правило к ним относяться стукачи, кладуны и т. п.

Их легко узнать по внешнему виду, они всё время грязные, форма всё время какая то засаленная и уже никогда не отстирывается, лицо всё время в царапинах и синяках.

Вот и здесь когда я увидел Брылова и Кутергина, я не сразу их узнал. А знал я их по карантину, Брылов был в нашем взводе. Карантин — это такое время, когда всё время хочется жрать, это постоянное чувство голода, все только что с гражданки, не привыкли к этому, все с нетерпением ждут обеда, это первое, второе и третье.

И вот мы строевым шагом идём на обед, время на обед ограничено, не только наш взвод надо кормить.

Подходим к столовой, раздаётся команда «на месте стой, раз-два», после слова «два"должна стоять тишина, а у нас раздаётся какой-то топот-дын-дын, снова команда «на месте, шагом марш» и мы маршируем, «на месте стой, раз-два» — дын-дын, взвод уже волнуется — время уходит, «на месте, шагом марш» и опять маршируем, «стой, раз-два» — дын-дын, уже послышались удары, крики, это всё Брылов не может попасть в такт.

Так мы маршировали ещё несколько раз, ему уже изрядно надавали пинков и сказали, чтобы совсем не маршировал, а просто стоял.

Наконец мы в столовой, только опрокинули в себя первое, в ожидании второго, но раздается команда «встать, головные уборы надень» и выходим из-за стола, время вышло, без второго, без третьего и всё из-за Брылова, когда выходили, проходили мимо хлебного стола и один парень незаметно сунул буханку под гимнастёрку, мы думали хоть хлеба в казарме поедим, но вышло ещё хуже, сержанты всё видели, поставили его перед строем, толкнули лекцию о воровстве и ещё что-то о братстве, о выручке. В общем, мы все в противогазах стали отжиматься, пока он ел эту буханку, он пытался съесть её быстрее, пихал в рот большие куски, получалось ещё хуже, лучше бы ел маленькими кусочками, но быстро, пока он ел мы чуть не сдохли.

Брылову дали хороших пиндюлей и не один раз, это редко бывает, чтобы свои своего избивали, ну, просто,«очень кушать хочется». И уже тогда было ясно что на точке ему будет тяжко.

А вот как в эту когорту попал Кутергин, меня очень удивило, я помню его в карантине, это был такой крепкий сибирский качёк, прямо отличник боевой и политической, предложил мне сыграть в шахматы, каждый свой ход комментировал каким-то шахматным термином, за короткое время он легко выиграл у меня несколько партий.

Я поинтересовался у ребят, что с ним случилось и они рассказали.

Стали замечать, что по ночам на кухне какие-то звуки, одна ночь, вторая, решили проверить, а оказывается Кутергин там вылизывает языком тарелки, сковородки, кастрюли, которые остались после ужина, да не выдержал парень пытку голодом.

С тех пор у него своя ложка в кармане, правда без ручки, а тарелка его всё время лежит возле отходов, никогда не моется и ест он отдельно от всех, там же возле отходов.

Год спустя, когда я уже был дедом, ко мне в рубку кто-то тихо постучал, открыв дверь я увидел Кутергина с ведром и тряпкой.

— Мне приказали вымыть у вас пол.

— Кто приказал?

— Рядовой Теплов.

— Раз приказано мой — сказал я и посмеялся над приколом Тёплого, моего сменщика.

Когда он закончил мыть полы и хотел уходить, я его остановил и предложил сыграть в шахматы, уже приготовясь к позорному проигрышу, но к своему удивлению, я быстро выиграл и сказал ему, что мне его поддавки не нужны, сыграли ещё одну — тоже самое, тогда я уже запсиховал, напомнил ему карантин, начали играть новую — всё тоже.

Я внимательно всмотрелся в его лицо, или он хитрит, тогда для чего, или ему действительно мозги отбили, я сказал, чтобы убирался, вдруг слышу так жалобно:

— Можно вафельку взять?

— Чего? — не понял я.

— Вафельку. — На столе у меня лежала полупустая пачка вафель. — Ну возьми… вафельку.