Глава седьмая. А штаны-то дырявые!
Я только собрался посадить Кику в кресло и выяснить у нее, есть ли в доме черный ход, по которому можно выбраться во двор, как вдруг услышал истошный женский крик.
— А у вас тут не соскучишься, — оценил я.
— Ты о чем? — не поняла Кика.
— Разве ты ничего не слышишь?
— А что я должна слышать? — пожала плечами Кика.
Крик на несколько секунд замолк, затем переродился в стоны и ругательства. «Вот же сука рваная! — доносилось откуда-то снизу. — До крови, до крови…»
Кика хлопала глазами, продолжая делать вид, будто ничего не слышит. Я все же не смог устоять на месте и кинулся в коридор. Девушка тенью увязалась за мной. За дверью я едва не сбил с ног Плосконоса. Он был очень взволнован, нервно теребил усы и тяжело дышал.
— Вы слышали? — спросил он.
— Где это? — спросил я.
— На первом этаже… По-моему, это был голос Виолетты.
— А мне показалось, что Леры, — вставила из-за моей спины Кика.
Я быстро пошел к лестнице, но Плосконос меня обогнал и, грохоча ботинками, побежал по ступенькам вниз.
Коридор первого этажа был погружен в непроглядный мрак. Я начал наступать на пятки Плосконосу, храбрость которого увязала в темноте, как муха в дегте. Где-то в глубине коридора мерцало маленькое пламя, и на стене извивалась огромная горбатая тень.
— Кто кричал? — грозным голосом спросил Плосконос, крепко держась за перила.
— Дай зажигалку, — попросил я у Кики.
Пока Плосконос храбро лаял в темноту, я приблизился к входной двери, открыл крышку электрического щитка и включил все рубильники, которые нашел. В коридоре вспыхнули настенные бра.
— Это вы тут голосили? — спросила Кика женщину, которая вместе с Плосконосом встречала нас с Лерой на пороге дома. Она едва переставляла ноги. Одну руку она прижимала к уху, другой держалась за стену. Женщина тихо стонала и бормотала ругательства.
— Виолетта! Что с вами? — испуганно произнес Плосконос.
— Не спрашивайте, — простонала Виолетта. — Кира, что у меня там вместо уха?
— Вроде, ничего, — сказала Кика, осматривая ухо женщины. — Немного посинело…
— Как грубо! Как грубо! — причитала Виолетта. — У меня в комнате погас свет. Я выглянула в коридор, а там тоже темно. Я только открыла рот, чтобы позвать кого-нибудь, а он как попрет на меня танком… Голубушка, у тебя не найдется сигареты? Я свои в комнате оставила…
— Что за шум? Что здесь случилось? — услышал я за своей спиной голос Ольги. Молодая вдова спускалась по лестнице. Она была бледна, как смерть, и все же старалась держаться достойно хозяйки особняка.
— Ничего! — махнула рукой Виолетта, выпуская дым сигареты под потолок. — Сущий пустяк. Мне дали по голове, и я ударилась о дверной косяк.
— Кто-то выключил свет в коридоре, — сиплым голосом стал объяснять Плосконос, но Ольга, обведя всех взглядом, увидела меня.
— Вы еще здесь? — спросила она с явным неудовольствием.
— К сожалению, — ответил я. — Я еще не придумал, как мне выйти из дома, чтобы не нанести вам материального ущерба.
— Кто взял ключ? — спросила Ольга.
Молчание. Виолетта пожала плечами. Кика уставилась на картину, висящую на стене. Плосконос развел руками и отрицательно покрутил головой.
— А где эта… — спросила Ольга, снова оглядывая всех, словно за нашими спинами мог спрятаться человек. — Где эта дубина стоеросовая? У нее спрашивали?
Она имела ввиду Леру, и все это поняли. Плосконос попытался объяснять Ольге, что Леру внесли в дом на руках, и она никак не могла незаметно вытащить из двери ключ, но хозяйка не стала его слушать.
— Разбирайтесь сами! — сказала она, поправляя пуховой платок на плечах. — И не кричите, пожалуйста, как идиоты. В доме траур. Я прошу вас проявить хоть немного сострадания ко мне…
С этими словами она пошла наверх.
Виолетта уже почти пришла в себя, и ее потянуло на общение. Она приблизилась ко мне и, глядя на меня сквозь тонированные стекла очков, сказала:
— А вы, значит, никак не можете вырваться на улицу? Вот вляпались, да? На минутку зашли, а мышеловка — шлёп!
Я даже не заметил, как мы с Виолеттой остались наедине.
— Да вы не торопитесь, — гостеприимно посоветовала женщина. — У нас тут хорошо. Правда, иногда можно по ушам ни за что схлопотать…
И она громко рассмеялась низким хриплым голосом.
— Неужели ни за что? — уточнил я, кидая взгляды на входную дверь. Если разыскать пожарный инвентарь, то при помощи ломика я легко сниму эту дверь с петель и даже не испорчу замок.
— Ну-у, — протянула Виолетта. — Я, конечно, имела в виду не себя. Я-то знаю, за что пострадала… — И она кинула на меня внимательный взгляд, чтобы определить, в курсе ли я, за что ей дали по уху. — Неужели Кика вас не просветила на этот счет? Странно, странно. Она у нас главный информатор. Всегда знает про всех всё…
Виолетта на удивление была весела и болтлива. Должно быть, она соскучилась по свежему собеседнику, разговаривать с которым можно было как с попутчиком в поезде, без дурных последствий.
— Когда Марко, так сказать, распрощался с жизнью, — намного тише произнесла Виолетта, вкусно затягиваясь сигаретой, — и мы все поднялись на мансарду, я первым делом посмотрела на его руки… Понимаете, о чем я говорю?
— Не совсем, — признался я, так как в этот момент думал о пожарном щите.
Виолетта недоверчиво прищурила глаза и сразу стала похожа на черепаху.
— В его руке была только Леркина записка, — пояснила она. — Но не запиской же он себе голову прострелил, правда?
— Запиской это сделать очень трудно, — согласился я.
— Стали искать пистолет, — продолжала Виолетта, приблизившись ко мне так, словно мы ехали в метро в час пик. — А пистолета нет. На полу только наши записки валяются. А я тортилла мудрая. Я же знаю, что эти записки с милыми пожеланиями в лучшем случае будут немедленно съедены авторами. И доказывай потом, что я не верблюд, что я не желала Марку зла.
Виолетта оглянулась. Пепел с ее сигареты упал мне на ботинки.
— Я, не будь дурой, сгребла все записки с ковра и заявила, что отдам их только милиции. Все, конечно, издали одобрительное мычание. Но это они только там мычали и блеяли. На самом деле каждый мечтает выкрасть у меня свою записку, сжечь ее, пепел растворить в водке, все это выпить и помочиться в глухом лесу.
— Зачем? — спросил я.
Виолетта, попыхивая сигаретой, усмехнулась.
— Ну что вы прикидываетесь телеграфным столбом? Когда они сочиняли свои паскудные пасквили, то думали, что Марко прочитает пожелания в лучшем случае через год, причем, в гордом одиночестве. А как судьба пошутила над ними, а? Хотели показать Марко кукиш в кармане, а штаны-то у всех оказались дырявыми. Испугались, овечки бритые!
— А чего бояться-то? Марко ведь уже мертв.
— Да, — кивнула Виолетта, глянув на меня как на дурачка. — Марко уже мертв, его бояться не надо. Теперь надо бояться следователя. Это нас Олюшка просветила. Она у нас уголовный кодекс наравне с библией читает. Статья сто десятая. Доведение до самоубийства. Лишение свободы до пяти лет… Посмотрите, у меня ухо еще держится?
— Держится, — успокоил я женщину. — Чем это вас? Кулаком?
— Нет! — покачала Виолетта головой. — Он меня, вообще-то, не ударил. Он ко мне в комнату ломился. А я же девушка не из робкого десятка. Как закричу. Грудь вперед. Ногти в лицо. Он меня оттолкнул, и я об косяк…
— Вы говорите, это был он?
— Он — в смысле злодей, — поправила Виолетта и коснулась большого деревянного кулона на груди. — Может быть, это была представительница прекрасного пола. Может быть. Но запаха духов я не почувствовала. А по духам я с завязанными духами глазами определю, кто есть кто. Вашу Леру я исключаю сразу. И не только потому, что она не пользуется духами. Лера единственная, кто забрал свою записку. Ей от меня уже ничего не надо.
Конец ознакомительного фрагмента.
