Принцип аллигатора

Андрей Дышев, 2002

Когда-то в этом закрытом научном городке жили ученые. Они работали в химическом институте, изобретали ядохимикаты. От прежней жизни остались лишь одни воспоминания. Институт закрыли и разграбили. Поселок почти вымер. Теперь по его туманным улицам бродят люди-призраки, а на территории бывшего института творятся страшные и необъяснимые вещи. Надо быть настоящим бойцом, чтобы решиться приехать сюда. Сотрудник частного детективного агентства решился – и погиб при странных обстоятельствах. Пришел черед ехать в город-призрак его коллеге, Кириллу Вацуре. Правильно Кирилл сделал, что собрался в эту командировку, как на войну…

Глава пятая. Ловля лягушек

Вот, оказывается, как все просто! Она знает, зачем я сюда приехал. Кажма — это большая деревня. Здесь все знают всё. Точнее, это даже не деревня. Это крупный разведывательно-информационный центр. Всякое передвижение по улицам незарегистрированных объектов немедленно фиксируется радарами.

Мне было и смешно, и горько. Я смотрел просветленным взглядом в глаза кукле, и у меня даже язык болел от желания сказать: “На воре шапка горит!”

Жители этого паршивого городка, оказывается, прекрасно знали, что случилось сегодня днем на Мокром Перевале. Во всяком случае, эта незнакомая мадам с замашками большого начальника была в курсе, что Лешка погиб, и что обязательно кто-нибудь приедет в Кажму разбираться с этим делом. Короче, она меня ждала. И вот я появился, но ей это очень не понравилось. Она смотрит на меня студеными глазами, она демонстрирует свою гордость, независимость и легкое пренебрежение к моим проблемам.

Правильно говорил Наполеон: сначала надо ввязаться в драку. Это я по поводу своих недавних сомнений. Терзался вопросом: что мне делать и с чего начать расследование. Думал, не за что будет зацепиться. А оказалась, что первая попавшаяся мне на глаза дамочка в курсе дела. Вот только почему она так волнуется? Почему взъерошилась, как глупая кошка, впервые увидевшая свое отражение в зеркале?

— Что это вы на меня так странно смотрите? — спросила она и на всякий случай взялась за ручку двери.

Причина ее испуга, оказывается, была во мне. Я не совладал с эмоциями и помимо своей воли стал смотреть на женщину как на угодившую в клетку симпатичную лисицу, воровавшую моих кур. Разумеется, мои чувства отразились на моем лице.

— Простите, — произнес я, старательно сдерживая плотоядную ухмылку. — Я не ожидал, что встречу ясновидящую. Скажите, а в Кажме все такие осведомленные, как вы?

— Ваша ирония неуместна, — ответила женщина.

— Согласен, — кивнул я. — Но мне очень повезло, что я встретил вас и вижу вашу готовность откровенно поговорить со мной.

— Зато я не уверена, что мне повезло.

Она меня озадачила.

— Это все, что вы хотели мне сказать?

— Не суйте нос в чужие дела! Все, что происходит в нашей школе, вас не касается!

Хорошенькое начало разговора! Мне почти открытым текстом заявляют, чтобы я убирался отсюда подобру-поздорову.

— Вы напрасно повышаете голос и разговариваете со мной в ультимативном тоне, — заверил я. — Я сам буду выбирать, что меня касается, а что нет. Можете поверить моему опыту: дело слишком серьезное, и я буду работать до тех пор, пока не узнаю всю правду.

Кукла фыркнула и стала нервно тарабанить пальцами, обтянутыми тонкими перчатками, по панели. Меня удивляла ее наивность. Неужели она надеялась, что на гибель Лешки не последует никаких ответных мер со стороны милиции или прокуратуры? Если она сходу раскусила, кто я такой и зачем сюда приехал, значит, она предвидела такое развитие событий. Следовательно, она понимала, что дорожно-транспортное происшествие на Мокром Перевале — вовсе не заурядная авария.

— Вы проныра, — произнесла она, глядя в окно. — Вы хотите сделать сенсацию на пустом месте. И вас совершенно не интересует, какими последствиями это обернется для нас. Вы уедете, опубликуете лживую статейку в своей газетенке, получите гонорар и станете надувать щеки от осознания собственного величия. А мы потом будем очень долго отмываться от тех помоев, которые вы на нас собираетесь вылить.

Кажется, я потерял логическую нить в ее претензиях ко мне. “Статейка”, “гонорар”… Она до сих пор думает, что я журналист?

— Постойте, постойте, — произнес я, по-новому рассматривая лицо куклы. — Вы за кого меня принимаете?

— Зачем вы прикидываетесь дурачком? — с укором произнесла кукла, мельком глянув на меня. — Кажется, вы представились журналистом. Да и без всякого представления видно, что вы за фрукт.

Я невольно прикусил язык. Черт подери! Кажется, она понятия не имеет, что я частный детектив!

— Неужели так хорошо видно, что я за фрукт?

— Можете не сомневаться.

— И вы точно знаете, зачем я сюда приехал?

— Вам не кажется, что вы производите впечатление человека, страдающего провалом памяти? — нервно произнесла кукла. — Вы же сами мне сказали, что приехали сюда, чтобы докопаться до истины. Нетрудно догадаться, что вы попытаетесь вынюхать то, что не удалось вашему коллеге.

Кажется, я поторопился с выводами. Эта дамочка принимала меня, как и Лешку, за журналиста, который намерен что-то узнать.

— И что, по-вашему, я собираюсь вынюхать?

Кукла резко повернула голову в мою сторону, гордо вскинула подбородок и менторским тоном произнесла:

— Вот что, молодой человек! Как учитель химии и завуч школы номер один города Кажма, я официально заявляю: письмо, которое вы получили, и которое так взбудоражило ваше творческое воображение, является всего-навсего плодом воображения ученицы десятого класса Веры Шаповаловой. В результате бурного гормонального всплеска девушка пережила невроз, но врачи уверены, что он не оставит каких-либо тяжелых последствий для ее здоровья. Факт сексуального домогательства со стороны учителя физкультуры не подтвердился, в чем мы, кажется, убедили вашего коллегу. Проблема исчерпана. В школе продолжается нормальный учебный процесс. Выпускной класс готовится к государственным экзаменам. Два ученика идут на золотую медаль… Вопросы есть?

Я отчетливо представил себе, как эта кукла разговаривает с учениками на школьных собраниях. Голос звонкий, твердый. Каждое слово подобно гвоздю, вбитому одним ударом по самую шляпку. С такой интонацией и уверенностью должны говорить политические лидеры, если хотят, чтобы народ безоговорочно им верил. Настоящая училка!

— Да, есть вопрос, — ответил я и, кажется, впервые в жизни обратил внимание на то, что мой голос вялый и невыразительный. — Вы уверены, что убедили моего коллегу?

— Он произвел впечатление умного человека, — витиевато ответила учительница. — Только дурак мог остаться при своем мнении после той лавины неопровержимых доказательств, которые я ему представила!

— Эти факты представили вы лично, или же вам кто-то помогал?

Учительница покосилась на меня.

— Это принципиальный вопрос?

— В противном случае я не стал бы его задавать.

— Ваш коллега беседовал со мной и с учениками.

— Где он ночевал?

Мне показалось, что учительница даже подпрыгнула от негодования. Скрестив на груди руки, она посмотрела на меня таким взглядом, от которого мне захотелось немедленно побриться, постричься, надеть смокинг и пройти курс этики и приличных манер.

— Послушайте! — воскликнула она. — Я не могу понять, что вас больше интересует: спал ли физрук с ученицей или же где спал ваш коллега?

Она была права. Мой вопрос действительно мог показаться неуместным и даже глупым.

— Поймите меня правильно, — ответил я и притворно зевнул. — В данный момент я больше обеспокоен тем, где буду ночевать.

— А вы по-прежнему намерены остаться в Кажме?

— Я хочу, чтобы вы убедили меня в святости физрука так же, как вы это сделали по отношению к моему коллеге.

Учительница покачала из стороны в сторону головой, надула узкие, хорошо очерченные косметическим карандашом губы, будто хотела сказать: каков наглец!

— И много в вашей редакции еще коллег?

— Нет, всего одна девушка.

— Почему же вы не прихватили ее с собой? Я заодно убедила бы и ее. Надеюсь, после вас она сюда не приедет?

Она пытается острить, отметил я. Значит, уже не кипятится, как несколько минут назад, остывает.

— Это зависит оттого, в каком состоянии я вернусь обратно, — двусмысленно ответил я.

— Если бы это было возможно, я бы застелила вашу дорогу скатертью.

— За что ж вы так нелюбезны к журналистам?

— Я уже отвечала на этот вопрос…

На некоторое время нашу милую беседу прервал грохот и гул мотора. Мимо нас, подпрыгивая на ухабах и ударяясь днищем о землю, промчалось видавшее виды такси. Некоторое время мы с училкой смотрели на удаляющиеся красные огоньки габаритов.

— Кого это еще принесло? — вслух подумала она.

— Разве в Кажме нет такси? — удивился я.

— Видите ли, — язвительно произнесла учительница, — в отличие от вас, живущих на Побережье, у нас нет дополнительного заработка, и ездить на такси для нас непозволительная роскошь.

— В таком случае я с удовольствием и совершенно бескорыстно отвезу вас домой, — раздухарился я, стараясь перевести наш разговор в более мягкое русло, без подводных камней, порогов и водопадов. — На чашку чая, конечно, я даже не смею рассчитывать…

— И не мечтайте! — отрезала она. — Вы хотите, чтобы завтра утром вся Кажма говорила о том, что завуч привела к себе домой мужчину? Да еще ночью?

Ее больше беспокоят пересуды жителей Кажмы, чем муж, подумал я. Значит, не замужем.

— Я не мужчина, — неуверенно ответил я, пряча глаза. — Журналист, как и врач, при исполнении профессиональных обязанностей не имеет пола.

— Это вы расскажете девушкам на пляже в курортный сезон!

— Договорились! — ответил я и тронулся с места. — Называйте адрес!

— Адрес вам ничего не даст. Поезжайте прямо. Я скажу, куда повернуть.

Некоторое время мы ехали молча. Дорога, как я уже говорил, была разбита донельзя и давала мне моральное право тащиться со скоростью десять километров в час. Я едва касался педали газа. Мне хотелось, чтобы мы ехали к дому учительницы как можно дольше. Раз мне удалось ее разговорить, то я надеялся получить еще кое-какую полезную информацию.

— Журналиста кто-нибудь провожал? — спросил я, затормозив перед маленькой лужей.

— Не знаю. Вряд ли. Зачем его провожать? Он был на своей машине, а до трассы рукой подать. Мы попрощались вчера вечером, а из школы он ушел рано утром, еще до начала занятий.

— Значит, он ночевал в школе?

— В школе, в школе! — нехотя призналась учительница. — Я распорядилась поставить для него раскладушку в комнате славы.

Тут она повернула ко мне лицо и с подозрением произнесла:

— А почему вы не расспросили об этом своего коллегу? Почему вы спрашиваете меня, где он ночевал, с кем говорил и кто его провожал? Вы что, проверяете меня?

Я не ответил и попытался представить, какое было бы у нее лицо, если бы я сказал, что Лешка разбился сегодня в полдень на пути из Кажмы.

Мы выехали на площадь, посреди которой одиноко торчал фонарь. Это был первый работающий фонарь, который я увидел в этом городе.

— Центр города, — сказала учительница. Наверное, она посчитала своим долгом в знак благодарности попутно провести экскурсию. — Справа памятник Ленину. Рядом с ним когда-то стоял кинотеатр “Прогресс”. Теперь там просто руины… Налево, пожалуйста.

Забывшись, я придавил педаль чуть сильнее, чем следовало бы, и “жигуль” с глухим стуком въехал в залитую водой выбоину. Я вполголоса выругался. Учительница, хоть и подпрыгнула на сидении и едва не стукнулась темечком о потолок, все же не поняла, что побудило меня обронить нецензурное выражение. Видимо, скачки на автомобиле по улицам Кажмы были для нее привычным делом.

— А вот это наша школа, — сказала она и кивнула на боковое окно, за которым я с трудом разглядел темные контуры двухэтажного строения, окруженного крепкими деревьями. — У нас всего три класса: восьмой, девятый и десятый.

Конец ознакомительного фрагмента.