Всегда горячие гильзы

Андрей Дышев, 2013

Группе специального назначения ВДВ Андрея Власова приказано нелегально высадиться на территорию Афганистана. Задание было настолько засекречено, что многие его детали десантники узнают уже на месте. Например то, что им придется переодеться в форму американских солдат. И что их маршрут пройдет через кишлаки, кишащие вооруженными талибами. И что они не должны рассчитывать на какую-либо помощь. Оружие и снаряжение они нашли в тайнике на месте высадки. Экипировались, зарядили винтовки, стали ждать дальнейших указаний. Но события вдруг начали развиваться непредсказуемо. Странный молодой офицер, назначенный руководителем операции, вдруг неожиданно отдал нелепый, абсолютно невыполнимый приказ. Власов и его группа вынуждены были подчиниться – в боевых подразделениях это святой закон. Но после того, как они угодили в самое логово банды талибов, стало понятно, что руководитель операции – вовсе не тот человек, за кого себя выдает…

Глава 2

— Давай, как всегда: я говорю, а потом ты докладываешь: к вылету готов. И расходимся. Времени нет совсем. Принять решение надо очень быстро.

Полковник Кондратьев шел чуть впереди меня и говорил, не поворачивая головы. Он был чуть ниже меня ростом, к тому же еще смотрел себе под ноги. В общем, мне надо было сильно напрягаться, чтобы не пропустить ни одного его слова.

— С тобой трое человек. Вылет сегодня вечером. С собой ничего не брать. Ничего вообще. Десантируетесь на севере Афганистана. Недалеко от места приземления будет находиться тайник с экипировкой, оружием и средствами связи. Там же вы найдете карту с заданием. Всё.

Так коротко Кондратьев мне еще никогда не ставил задачу.

— Вопросы можно?

Кондратьев чуть повернул голову и посмотрел на меня снизу-вверх.

— Обычно ты не задавал мне вопросов.

— Обычно ты доводил до меня исчерпывающую информацию.

— Ну ладно. Я попробую ответить, если смогу.

Кажется, я чего-то не понимал. Кондратьев был не таким, как всегда. Он говорил как-то странно… Мне трудно подобрать точное слово, но полковник как будто хотел передать мне совсем иную информацию, заострить мое внимание на чем-то другом…

— Как мы найдем тайник? — спросил я.

— На месте узнаешь.

— Нас будет кто-то встречать?

— Нет… — тут Кондратьев повысил голос: — Андрей! Мы заплатим тебе сто тысяч долларов, и по тридцать — твоим бойцам за выполнение задачи без лишних вопросов.

— Валера, ты же знаешь, я работаю не столько за деньги. Со мной торговаться бесполезно.

— Знаю.

Мы остановились посреди парка. Начал накрапывать мелкий дождь. Кондратьев понял воротник плаща. Нынешний июнь выдался просто паршивым.

— Вы должны взорвать склад с готовым героином.

— Всего-то? — улыбнулся я. — Это уже какой будет по счету взорванный мною склад с наркотой?

— Взорвать так, чтобы от него осталась воронка, как от Тунгусского метеорита, — не ответив на мой вопрос, добавил Кондратьев.

Мимо пробежал сухой, как щепка, старик. Кроссовки на его коротких и тонких ногах казались огромными и неподъемными. Мы молча ждали, когда он удалится. Я успел поймать взгляд полковника. В его глазах прятался страх.

— И охота ему бегать в такую погоду… — пробормотал он, глядя в спину убегающего старика.

— Если надо только взорвать склад, — сказал я, — то не проще ли десантировать нас уже экипированными и с оружием прямо на этот ваш склад, как мы уже делали в Венесуэле или на пароме в Аденском заливе?

Кондратьев некоторое время молчал, покусывая кончики седых усов. Я убеждал себя в том, что они у полковника ненастоящие, наклеенные. Мой униженный интеллект требовал компенсации, вот я и придумывал всякую хренотень про полковника: то усы у него ненастоящие, то глаза стеклянные, то он вообще не человек, а биоробот. Это я морально готовился к предстоящей едкой иронии. Если я пытался умничать и предлагал Кондратьеву свой план действий, он всегда издевался надо мной, как злой учитель над двоечником. Но на этот раз полковник ответил без издевки:

— Мы бы десантировали вас с оружием и взрывчаткой, если бы это было возможно.

Никогда еще я не слышал из уст Кондратьева столь неубедительной интонации. Вяло, лениво, заученно, словно непутевый ученик в сотый раз выдавал учителю одну и ту же придуманную причину невыученных уроков: я болел, у нас вырубили свет, я потерял дневник…

И смотрит, смотрит на меня, прожигает взглядом, слово хочет крикнуть: ну же, Андрей! ты понял, что я хочу тебе сказать? ты внимательно следишь за тем, что я тебе говорю?

Хрен поймешь этих фээсбэшников!! Говорят одно, другое на уме, третье в кармане, четвертое в рефлексах. Вот почему я никогда не отношусь к ним с доверием, хотя и работаю на них последние два года. Мне ближе по душе простые армейские командиры. У этих парней все четко и ясно, без недомолвок и намеков. Бить — значит бить, а не целовать.

Я всматривался в глаза Кондратьева до боли, но ничего в них не видел. Подмывало спросить открытым текстом, типа, Валера, я что-то не догоняю, говори прямо! Но, предупреждая меня, Кондратьев быстрым движением прижал палец к губам.

— Ну что? — со свежей интонацией громко спросил он. — Ты готов?

«Он боится прослушки», — понял я и, не думая больше о последствиях, не мучаясь вопросом, правильно ли я понял его мутные намеки, на одном дыхании произнес:

— Конечно, готов! А когда я отказывался послужить родине?

По лицу полковника пробежала едва уловимая тень.

Кажется, я сказал что-то не то.

— Ну и замечательно, — пробормотал Кондратьев и ускоренной походкой двинулся к выходу из парка. — Замечательно…

Я поспешил за ним. Дождь усиливался. Теперь мои мысли были заняты вопросом, как я расскажу Миле о предстоящей «рыбалке». Дело в том, что завтра мы собирались на банкет в честь пятидесятилетия ее старшего брата Сергея. Уже подарок купили — какую-то нереальную космическую электрогитару, сверкающую лаком и неоновыми огнями. Миле придется идти одной.

Я заметил, что Кондратьев, идущий впереди меня, что-то нервно ищет в карманах, как будто сигареты. Но он никогда не курил.

— Замечательно, — бормотал он. — В шесть вечера за тобой заедет машина. «Хёндэ Таксан», номер — две шестерки девять. Твои бойцы уже ждут тебя в Чкаловском…

Он на ходу расстегивал верхние пуговицы плаща. Сунул руку в нагрудный карман… Я шел чуть сзади и не видел, что он оттуда достал. Ссутулил плечи, опустил голову… Казалось, что он, не останавливаясь, пытается собрать кубик-рубика.

На выходе из парка он резко остановился, повернулся ко мне. Я едва сдержал эмоции. Кондратьев смотрел на меня жестко и решительно.

— До встречи! — произнес он, протягивая мне руку. — Желаю удачи!

Пожимая его сухую, широкую ладонь, я почувствовал в ней скомканный обрывок бумаги. Принял его и сжал в кулаке. Что за конспирация?! Первый раз полковник так странно себя ведет!

Я не стал провожать его взглядом — так меня учил расставаться Кондратьев — сразу повернулся и пошел в обратную сторону. Свернул с главной аллеи в сторону и зашел в парковый туалет. Там, в одиночестве, в тишине, у писсуара, я развернул листок, вырванный из записной книжки:

«Ни в коем случае не вылетай».

О-па! Все круто меняется!