Андроид без имени

Андрей Дорофеев

Казалось бы, что может случиться с миром, когда предотвращён крах всего мироздания? Ведь злодеи наказаны, а спаситель всего сущего, агент БИМП Маша, празднует победу? Однако у всего сущего, кажется, другое мнение.

1. Тот, о котором мы говорим

Учёные умы галактик Федерации считают, что перемещение живого существа на далёкие межзвёздные расстояния может происходить четырьмя способами.

Во-первых, это обычное перемещение, каким следуют из точки А в точку Б велосипед из задачника по математике, космическая капсула или бегущий олень. Перемещение это можно назвать непрерывным или аналоговым.

Во-вторых, это мгновенное перемещение живого существа, или личностной единицы, из точки А в точку Б, минуя пространство. Обычно такое перемещение называют трансфером (или эквивалентом этого слова на других языках вселенной). Трансфером жители Млечного Пути и Андромеды пользуются постоянно в бытовых и рабочих целях — практически все, за ислючением жителей планет-тюрем, планет-лабораторий или иных узкоспециализированных обществ (там часто и не подозревают ни об изобретении трансфера, ни даже о существовании личностных единиц как таковых).

В-третьих, это мгновенное перемещение материального объекта из точки А в точку Б, минуя пространство, разделяющее их. Иначе оно называется телепортацией. Поскольку аборигены узкоспециализированных обществ временами считают свой бионоситель самим собою, они пришли к мнению, что телепортация — способ перемещения живого существа (хотя это не так). Технологии телепортации разрабытывались то там, то сям бессчётное количество раз, но так никем и не было найдено стабильно работающее, безопасное и относительно недорогое решение. Для простоты будем считать, что телепортация была как бы изобретена, но пока ею не пользуются. По крайней мере, широко.

В-четвёртых, это перемещение через так называемые дыры в пространстве, или червоточины. Способ довольно специфический и кардинально отличается от телепортации, поскольку относится к виду обычных аналоговых перемещений — только напрямую, срезав углы. Специфика его в том, что червоточины встречаются в природе пространства редко, а под их создание «своими руками» нет даже теоретической базы. Поэтому нахождение червоточины — большое событие, после которого человеческая раса отправляется через неё колонизировать близлежащую звезду.

Так это всё и происходит. С помощью червоточины народ переправляется в невообразимо далёкую область пространства, обосновывается там, завозит тела-носители (эти подменные тела полностью идентичны обычным, и личностная единица при трансфере может надеть их на себя, будто новую одежду), строит трансферную станцию. Затем перемещение людей происходит трансфером, а грузов — червоточиной. На ближайшие же планеты или звёзды отправляются старым дедовским способом — аналоговым космическим челноком.

Однако существует и пятый способ, о котором не догадываются ни самые продвинутые учёные Федерации, ни, тем более, учёные планет-лабораторий типа Земли или Крайоны. Этот способ можно было бы назвать «просто захотел».

Человечество ещё не научилось чувствовать всеми фибрами своей души жизнь как таковую. Это сейчас кажется, что материальная вселенная велика и необъятна, что её размеры даже не поражают, а подавляют воображение. Человек, который чувствует окружающую жизнь как руки или ноги собственного тела, хорошо понимает — жизнь это не редкие точки света. мерцающие посреди глыб мёртвой материи. Нет, это мёртвая материя плавает в бесконечном море жизни!

Незабвенный джедай Йода из «Звёздных войн» называл это «силой». Но это не сила разлита в пространстве, нет — это жизнь рождает такую силу. Сила материальна, а эта жизнь невидима и неслышима, её не замеришь вольтметром или счётчиком Гейгера. Однако именно этот бесконечный потенциал жизни рождает и поддерживает материальный мир вокруг.

Так вот, о чём мы? Мы о том, что жизнь что хочет, то и делает. Для неё нет законов физики — она их создаёт. Она интересуется всем вокруг — и чем интересуется, то и создаёт. И если эта жизнь хочет переместиться в любое место, ею же и созданное, или переместить что угодно куда угодно — она это делает. Потому что захотела. Размеры и расстояния не имеют ровно никакого значения. Это и есть пятый способ перемещения.

Если пятый способ перемещения неизвестен Федерации, в которую входит множество планет в местах выхода червоточин, то это не значит, что он неизвестен кому-то ещё.

Наша история начинается с того, что жизнь ударом ногтя стряхнула с себя какую-то блоху. Жизнь не собака — она всё сущее. Поэтому блоху жизнь могла стряхнуть только на саму себя.

Конечно, выглядело это совсем по-другому.

Где-то далеко за пределами наблюдаемых астрономами пустот, структурных стенок, звёздных нитей и узлов галактик существует невероятно старое местоположение. Его никак иначе и не назовёшь. Если бы его можно было заметить в телескоп, было бы гораздо проще. Но нет — там нет звёзд, которые могли бы посылать свет. И магнитных полей нет, и чёрных дыр. И червоточин там нет — они жмутся всё больше к центру вселенной, будто пространство лучше всего мнётся именно там, в середине.

Никто не знает судеб нашей человеческой цивилизации, но судьбы того далёкого места (даже галактикой или туманностью его не назовёшь, потому что для этого нужны звёзды) привели его к полному отсутствию идентификации отдельных личностей с какими-либо обозначениями. Простым языком говоря, там не было имён. Ни личных, ни коллективных, ни письменных, ни устных. Сама идея называния чего-либо в этом месте отсутствовала как таковая.

Жителя Земли ужас возьмёт при одной мысли об этом. Как можно вообще жить, если тебя никак не зовут, твоя планета никак не называется, вещи вокруг и люди вокруг не имеют имён и обозначений…

Однако самой поразительной деталью жизни этого местоположения было то, что его обитатели были человекообразны. Здесь мгновенно начинают рассыпаться теории об эволюции и естественном отборе, а умы обитателей обжитых Федерацией пространств теряют опору и либо начинают исходить сизым дымком перегрева, либо просто ухают в пропасть замешательства. Как? Как это возможно? Как жизнь может развиваться настолько одинаково в столь разных условиях?

Когда душевное равновесие гипотетического «человека разумного» восстановится после крушения официальной теории о возникновении гуманоидного тела, у него начнёт возникать вопрос: да что в этом гуманоидном теле такого? Если рассматривать его, отступив вдаль на пару парсеков и оглядев сие творение незаинтересованным взглядом, можно поразиться, насколько же оно нелепое и бестолковое. Подумайте сами: два отростка для перемещения, на которых надо постоянно балансировать и которые надо переставлять… Да червяк скроен природой куда более мудро! Организм Хомо Сапиенс выдерживает температурный диапазон, не превышающий сотни градусов Цельсия — невообразимо маленький для температурных диапазонов вселенной! Внешние покровы мягкие и при любом посреждении истекают жизненно важной жидкостью, которая несёт газ — обратите внимание: единственный сложный газ, при котором существо может функционировать. Да любой чих убьёт организм с таким неразумным строением! И вот, словно насмешка природы — антропоморфный организм является едва ли не господствующим организмом всея вселенной. Жуть!

Однако того, о ком мы ведём свой рассказ, вопросы формы своего тела не занимали. Единственное, что он помнил из своей прошлой жизни — чёрное небо и тонкие прямые линии, уходящие из бесконечности в бесконечность.

Его наследием стала частичная амнезия — и он испытал редкий для него момент удивления, когда вдруг ощутил себя в ином пространстве. Решение о перемещении тоже было не его собственным — он это понимал, но не знал, как это произошло.

Но он сориентировался в новой ситуации в первую же долю секунды — и залюбовался. Перед ним висел огромный, практический идеальный шар — объект, который он видел в своей жизни впервые. Такой огромный! Его поверхность и внутренние части было не разглядеть — шар скрывала пелена газообразного вещества.

Более того — в некотором отдалении от этого шара висели другие шары, иначе преломляющие пути фотонов, и один из них был наполнен до отказа бешено двигающимися частицами. Тот, о котором мы ведём речь, впервые видел такую организацию материи. Он знал это, хотя и не помнил.

Организм того, о ком мы ведём речь, висел посреди пустоты в отдалении от шаров. Он ни на процент не потерял своей работоспособности после появления здесь. Взаимодействие того, о ком мы говорим, со своим организмом, не разладилось и было идеальным.

Некоторые из шаров были наполнены жизнью. Он чувствовал, как навстречу ему несётся поток информации разного вида, и откладывал эту информацию в свои банки памяти. Одновременно информация анализировалась, но тот, о котором мы говорим, не понимал её. Жизнь была чуждой, бесконечно чуждой. Что он делал в таких случаях раньше? Тот, о котором мы говорим, не помнил.

Через бесконечно долгое количество времени шары немного сдвинулись в пространстве: у них оказались приближённые к круговым траектории, проходящие вокруг огромного шара с бешено вибрирующими частицами. Тому, о ком мы говорим, это показалось бесконечно поразительным: во скольких мирах он ни бывал, траектории движения объектов задавались только прямые.

Жизненные формы не отзывались на вовлечение. Это ввело того, о ком мы говорим, в растерянность: он даже не подозревал, что такое возможно. Чуждый, бесконечно чуждый мир…

Он ещё раз накрыл систему шаров своим присутствием — он воспринимал теперь всех, кто там находился, видел их возню, их вибрации проникали сквозь него, все вместе и каждого организма по отдельности одновременно, но отклика не было. Нечто подобное почувствовал бы житель Земли, если со всей мочи ударил бы по листу жести, а в ответ услышал бы только тишину — при том, что остальные звуки он слышал бы. Дико, страшно, обескураживающе. Неудивительно, однако — если учесть, что жизнеформы выбрали жизнь на шарах.

Он подумал, что надо вступить в общение с жизнеформами. До сих пор он не получил информации о том, как исправить содеянное и вернуться домой. Но как вступать в общение, если они не откликаются на вовлечение? Тот, о ком мы ведём речь, справился, но даже сама идея вступления в связь была, по сути, безумием: там, где он жил раньше, жизнь с незапятных времён жила в состоянии вовлечения и ежесекундного общения с каждой личностной единицей.

Он, в тщетной попытке обнаружить собственную ошибку, ощутил всю жизнь вокруг — но снова нет ответа. Будто она и не жизнь вовсе. Но нет: тот, о котором мы говорим, опредёлённо чувствовал жизнь. И жизнь, которая там была, судя по всему, не ощущала в себе идиотизма ситуации — она вела себя буднично и спокойно.

Тот, о котором мы говорим, продолжал висеть в отдалении, так и не придя к решению. Шары сдвинулись ещё на крохотное расстояние по своим траекториям.

Внезапно его засекли — неподвижно висящий объект в мире комет и кружащихся вокруг светила планет привлекал внимание. Это были не силы Федерации: обнажённую человеческую фигуру нашли пираты, направлявшиеся по своим делам неподалёку.

— Ты смотри, мертвяк висит, что ли? — тыкнул пальцем в экран сканера Бубен (названный так за свою коронную фразу «Ща как дам в бубен!») своему напарнику Гнутой Ложке (названному так за то, что вечно хвастался, как бежал из тюрьмы с помощью гнутой ложки).

— Ты рехнулся, Бубен? — ответил тот, даже не глядя на экран, — там минус двести семьдесят три, ты ожидаешь увидеть там живого мужика?

Бубен лишь хрипло захихикал:

— Смотри, у него между ног ничего нет! Он что, этого?

На этот раз Ложка на экран посмотрел, затем приблизил изображение и снова посмотрел.

— Будь я проклят, — наконец, высказался он, — действительно. Но вообще на мужика похож, пусть и кастрат. А чего он такой сиреневенький?

— Повиси-ка там пару минут, ещё не такой станешь. Ложка, клянусь мамой, это не мертвяк, он на меня смотрит.

Теперь Гнутая Ложка присмотрелся повнимательней, и в его глазах отразился испуг.

— Что он смотрит-то? Может, это мертвяк смотрит, я фильм видел, такое бывает.

Бубен настроил связь на направленные стандартные частоты и задал вопрос:

— Кто вы? Назовите себя.

Тот, о ком мы говорим, молчал в ответ. Он прикрасно принял сигнал и понял обращённую к нему идею. Однако распознанная идея не имела ни малейшего смысла. «Кто вы?» Что это должно значить? Для существа, у которого не было ни имени, ни любого другого обозначения, вопрос был нонсенсом. Ответить на него было невозможно.

— Молчит, козёл… Ну, кто бы это ни был, давай в него пальнём и посмотрим, что будет.

Пальнуть Ложка был готов всегда. Он проковылял к артиллерийскому пульту, навёл на того, о ком мы говорим, орудие и выпустил по объекту короткую очередь.

Пули диаметра тридцать ударились в его грудную клетку, живот и правую ногу, отлетели в стороны и не оставили и следа. Тот, о ком мы говорим, подумал, что это могло бы значить, и нашёл ответ в вибрациях, исходящих от большого туманного шара, отражающего свет в районе ультрафиолетового диапазона. Такое общение должно было означать, что надо потерять целостность организма. Но тот, о котором мы говорим, решил этого пока не делать и понаблюдать дальше.

— Мазила, — крикнул Бубен Ложке, — давай, стреляй ещё раз!

Но Ложка сидел за турелью бледный.

— Вообще, Бубен… Я попал в него.

Внезапно Ложка перепугался до смерти.

— Слышь, Бу… Бубен — давай, жигани его, к чёртям, дюзами! Не нравится мне этот живой мертвяк!

Бубен и сам уже был готов слинять. Он сжал губы, виртуозным движением повернул челнок задом к тому, о ком мы говорим, и выпустил в него струю плазмы температурой четырнадцать тысяч градусов.

Тот, о ком мы говорим, висел в плазменном облаке и анализировал свой ответ. Ему, спроектированному для работы в куда более горячих местах, стоило его дать, но сильно мешало полное отсутствие опыта в ответах (всё его существование происходило до сих пор в атмосфере ежемгновенного полного взаимопроникновения со всеми другими существами). Наконец, он решил, что ответит тем же, и распространил на корабль пиратов плазму точно той же температуры.

Корабль закипел и растворился во мгновение ока. Тот, о котором мы говорим, оглядел опустевшее перед ним пространство и не понял, правильно ли ответил. Существа ушли и попыток общения более не предпринимали.

Однако теперь он кое-что знал. Для этой цивилизации для вовлечения требовалось уменьшения расстояния. Нонсенс. При чём тут расстояние? Однако две личностных единицы сейчас только что ему это продемонстрировали.

Тот, о ком мы ведём речь, телепортировался ближе к поверхности одного из шаров. Теперь дымка, закрывающая его, осталась сверху. Поверхность оказалась неоднородной и не гладкой — жизнь располагалась очагами, поверхность шара покрывали разные вещества с разной температурой, жёсткие выступы на поверхности перемежались с чашами, в которых вещество имело куда меньшую плотность.

Достаточно ли этого расстояния?

Тот, о ком мы говорим, выбрал точку на поверхности, где жизни было очень мало, и переместился туда.

Несколько выростов на плоской мягкой поверхности, под которыми сидела жизнь, показались ему не имеющими смысла. Впрочем, как и всё остальное.

Тот, о ком мы говорим, заметил, что часть грани одного из выступов откидывается на сторону, предоставляя доступ внутрь. Именно так сделал сейчас один из аборигенов. Тот, о ком мы говорим, влетел вслед за ним.

Он висел над нижней горизонтальной поверхностью и смотрел на своего визави. Они находились друг перед другом на расстоянии вытянутой руки.

Абориген был ростом с того, о ком мы говорим, то каазался ниже, потому что стоял на полу, в то время как пришелец висел на небольшой высоте.

Тот, о котором мы говорим, ощутил вибрацию аборигена к побегу, однако бежать было некуда: дверь заслонял пришелец. Абориген произвёл своим организмом некие акустические волны, а затем, через несколько секунд, обратился к тому, о ком мы говорим, с тем же бессмысленным вопросом, что и пираты: «Кто вы?»

Тот, о ком мы говорим, понял, что прежний образец поведения — молчать и не реагировать — не подходит. Он тщательно взвесил то, что собирался сделать, выверил мысль и силу акустических волн. а затем произнёс:

— Я не знаю, как мне отвечать на этот вопрос.

И мгновенно к тому, о ком мы говорим, пришло яркое понимание: они, эти личностные единицы, просто неспособны вовлечься в жизнь! Они не «не хотят» — они не могут!

План в голове того, о ком мы говорим, начал строиться с удесятерённой скоростью.

— Ну в смысле, не знаете, как отвечать? — уже более уверенно откликнулся абориген, — Вы кто? Инопланетянин? Как зовут? Вы думаете, это нормально, когда голый сиреневый мужик без… (он вежливо сделал паузу, но его глаза красноречиво скользнули в область бёдер того, о ком мы говорим), — вваливается в избу и буравит взглядом?

Он, наконец, заметил, что тот, о котором мы говорим, висит в пяти сантиметрах над деревянными половицами, и вздрогнул.

— Я прошу помощи в том, чтобы правильно ответить на ваши вопросы, — обратился к нему тот, о котором мы говорим, — Я не могу ответить на вопрос «Кто вы?».

— Мужик, слушай, — осмелел, наконец, абориген, — а ты можешь… как бы… опуститься на пол?

Тот, о ком мы говорим, посмотрел на ноги аборигена: они, помещённые внутрь неких устройств, были плотно прижаты к полу.

«Наверное, это вид невербального общения», — решил он и сделал то же самое. Абориген вздохнул с облегчением.

— Константин, — сказал абориген.

Тот, о котором мы говорим, ждал.

— Ну? Как твоё имя?

Тот, о ком мы говорим, не мог продолжать диалог. Он резко вылетел из двери избы — только пыль столбом — и очутился на другом шаре: маленьком, тоже с теплящейся жизнью, вращающемся вокруг шара, на котором он только что был.

«Он сказал — Константин. Что это значит? Если он уже существует, зачем ему привязывать себя к звуковым волнам?»

Ответ пришёл мгновенно. «Они не знают, что существуют. Им неизвестно вовлечение. Если у них нет ничего, им остаются только значки и звуки, за которые они могут зацепиться и почувствовать себя существующими».

Теперь всё становилось проще. Тот, о ком мы говорим, появился в избе Константина через четыре секунды после того, как оттуда пропал. Константин, естественно, даже не успел выйти на улицу и справиться с шоком.

— Какое наименование Вы хотели бы мне дать? — спросил он в лоб, убедившись, что его ступни прижаты к полу.

Константин ошарашенно посмотрел на него.

— Какое ещё наименование? Я говорю — как тебя зовут?

— Меня никак не зовут. Какое «Кто вы» мне бы подошло?

Константин целую минуту ворочал в голове эту непомерную для его интеллекта мысль.

— Погоняло тебе надо, что ли? — наконец, родил он мысль, — Ну что ж. Есть у меня племяша, в зал ходит, качается, весь из себя такой. Служит на морях в отряде особого назначения. Вот ты на него похож. Будешь, значит, Марк.

— Теперь, когда мне говорят «Кто вы?», я должен отвечать «Марк»?

— Можешь отвечать, как хочешь. А можешь — «Это я, Марк». Братишка, да ты кто вообще такой?