Потом может не настать

Андрей Деткин, 2021

Горбатого исправит могила? С полной ответственностью заявляю, это не так. Сталкер Смит? Кто он такой? Притопал из какого-то Полоцкого, весь в долгах, что кошак в блохах, картежник до беспамятства, осторожный до трусливости, безмерно корыстный и расчетливый доне́льзя. Ему в лицо плюнешь – он утрется и спасибо скажет. Но даже такого безнадежного типа зона способна сначала смять, как пивную банку, а затем выковать в стальной прут. Чинга – легендарный сталкер, молот в ее кузнице и наковальня. Удары судьбы не только гнут и ломают, бывает, что прямят и закаляют. Содержит нецензурную брань.

Глава 4. Чинга

Он предупредил, что его имя не склоняется, при всех обстоятельствах остается неизменно Чинга. На мой вопрос, что за странное погоняло, пояснил: окрестили его на Янове, где обитал первое время. В прошлой жизни работал лесником — читает следы, как родную речь, на отстрелах волков поднаторел класть кучно и в яблочко. Эти таланты не остались незамеченными. Чингачгук сократилось до Чингач, а потом и вовсе стал Чинга.

Разумеется, об этом он поведал мне не в тот раз. Тогда мы ковыляли молча. Чинга сказал, что слушает зону и разговоры ему мешают. Он был очень сосредоточен. На привалах говорил скупо, лишь о том, что касалось насущного.

Сталкер хотя крепился, но был плох. Лицо его посерело, рука на моем плече совсем не держалась. Я предложил остановиться и дождаться встречного отряда. Он отказался, сказал, чем быстрее повидает Птаха, тем больше шансов. На одном из привалов Чинга попросил помочь перетянуть рану. Я понимал, для чего это надо, и не задавал глупых вопросов.

Ему понадобился мой брючный ремень. Я с готовностью его предоставил. Сделав из кожаной полосы двойную петлю особым способом, сталкер наложил ее выше жгута, сантиметров на пять, концы передал мне. После того как все устроили, медленно ослабил жгут, пуская по артерии кровь. Повязка тут же окрасилась красным.

— Ядрена копоть, — проговорил он, разлепляя спекшиеся губы. — Давай затягивай.

Я сделал, как было сказано. Чинга перевязал жгут выше ремня.

— Все, снимай.

Попачканный кровью ремень вернулся в родные шлевки.

Некоторое время мы сидели молча. Я попытался заговорить, узнать, где он кинул якорь и к какому берегу причалил, но Чинга не ответил. Бледный, сидел с закрытыми глазами, привалившись спиной и затылком к дереву. На мой вопрос, как он, вяло покачал кистью. Глядя на эти слабосильные движения окровавленными пальцами, побоялся, как бы он не вырубился и мне не пришлось тащить его на закорках. Себя я ощущал далеко не на пике формы и не стал бы этого делать. С закрытыми глазами он меня не удержит. Я взял бы все, что нужно, и ушел. Не надо быть доктором, чтобы понимать — одной ногой Чинга уже в могиле.

Сталкер пошевелился до того, как я услышал треск. Он встрепенулся, словно бы и не раненый вовсе, поднял штурмовую винтовку, направил ствол на заросли. С нарастающим треском через несколько секунд из кустов вывалился ходячий холм с маленькими красными, навыкате, словно приклеенными к шерсти бусинами-глазами. На коротких ножках, со здоровенными клыками, он остановился, уставился на нас. Секунду-другую шевелил сопливым пятаком, шумно втягивая воздух. Не знаю, каким бесом он здесь очутился, но когда, наконец, понял, кто перед ним, взвизгнул и бросился убивать.

Пока я тянул ПМ, а затем целился в надвигающуюся косматую тушу, Чинга успел высадить пол-обоймы. Он откатился в последний момент, когда, низко наклонив свирепую морду, кабан намеревался поддеть его на клыки. Мутант пронесся мимо, выбрасывая из-под копыт комья земли. Ему вдогонку стреляли уже вместе. Вепрь завизжал, задние ноги подогнулись, он просел. Копыта безвольно волочились за ним, как рудиментарные отростки. Что-то мы ему там повредили. Но монстра это нисколько не смутило. Ослепляющая ярость гнала, заставляла забыть о боли, развернула мутанта и снова бросила в атаку. На передних ногах, сильно клонясь вперед, едва не цепляя пятаком палый лист, он устремился на нас. Но это уже был не тот быстрый и полный сил зверь. За то время, пока он разворачивался да разгонялся, Чинга перезарядил швейцарский автомат и встретил лобастую морду прицельным огнем. Несмотря на приближающуюся опасность, сталкер не сходил с места. Хладнокровно выпускал пулю за пулей, целился и жал на спусковой крючок расчетливо, со знанием дела.

Я отбежал в сторону, укрылся за деревом и поддакивал из пистолета, посылая свинцовые плюхи во вздрагивающий косматый бок.

Кабан, наконец, упал. Он еще был жив. Лежал на боку, взбрыкивал, хрюкал, елозил копытом по земле. Из выбитых глаз сочилась бурая, почти черная кровь. Как можно жить после таких ран?

— Добей, — проговорил сухо Чинга, перезаряжая винтовку и поглядывая по сторонам.

Остаток обоймы я расстрелял в кабанью голову, не понимая, для чего такое расточительство, мутант и сам скоро издохнет, но спорить не стал.

Зверь, наконец, затих. Он был небольшим, встречались и крупнее, но от этого не становился менее опасным. Из пасти торчали загнутые, остро отточенные костяные ножи. Однажды пришлось видеть сталкера, искромсанного похожими клинками.

Как-то с Фарой возвращались из Лиманска. Проходили впустую, с утра до полудня лил дождь, в ботинках хлюпало, промокшая куртка липла к плечам, ноги разъезжались на жиже, мы были злые и голодные. Невдалеке послышались пистолетные хлопки. Мы переглянулись, не спеша двинули на выстрелы, исключительно чтобы глянуть и при случае подхарчиться. К тому моменту, как подкрались и выглянули из-за холма, пальба смолкла. Стрелок лежал безжизненной тушей, а здоровый кабан все продолжал поддевать его на клыки, подбрасывать, словно играл с соломенным тюком. Не будь у бедолаги за спиной шмотника, мы бы прошли мимо. В зоне так — каждый сам за себя.

Пожертвовав эргэшкой, мы отогнали мутанта, подошли к мертвому сталкеру. Тот походил на кровавый антрикот, отбитый вместе с оберткой. Располосованная плащевка, вылезший синтепон пропитался кровью, перемешался с мясом и кожей. Мы с Фарой еще удивились, как при таком огромном количестве колото-резаных кишки остались на месте. Парень с искромсанным, залитым кровью лицом был однозначно мертв. Мы без угрызения совести присвоили уже ничейный хабар.

Ничего ценного в шмотнике не оказалось. Оно и понятно, как мог салага, вооруженный одной «Корой», в гражданских штанах, в синтепоновой куртке, в кроссовках, без детектора что-то найти ценное. Фара загыгыкал и сказал: «А может, он нашел что хотел? Смертушку свою? А, Смит? За этим сюда притопал».

Нам досталось две мятые банки тушенки, хлебцы в труху, пробитая пластиковая бутылка с остатками воды, пачка сигарет, пропитавшаяся кровью, иконка в целлофановом пакете, зубная щетка, пистолет и одна обойма к нему. Тушенку мы изничтожили десятью минутами позже в развалинах пожарной части. Потасканную «Кору» на следующий день сплавили скупщику за копье. Все, больше ничего от безымянного сталкера не осталось.

— Надо идти, — Чинга зацепился за орешник, поднялся на ноги с натугой, словно старик. — Сейчас на звук зверья всякого… набежит, — сдавленно просипел он.

Я не спорил. Стрельба в зоне значила одно — приглашение к столу. Трупоеды, крысы, слепые псы, прочие мутанты, оказавшиеся поблизости, не упустят шанса подъесть свежатинку, а при случае полакомиться и победителем.

Мы пошли. Я — подпорка, костыль, палка, он — навигатор, сторож, стрелок. Надо признать, впечатлили его хладнокровие и меткость. Так расчетливо — бах, бах в свинячью морду, словно всю жизнь этим занимался.

Не отошли и сотни метров, как позади послышался яростный визг. «Легки на помине».

Без четверти пять мы устроили очередной привал. Последние два километра в животе урчало, как Кракатау перед извержением. В развалинах КПП нетвердыми пальцами Чинга растянул узел на вещмешке и стал неторопливо тягать из него припасы. Особенно порадовали паштет и яблочное повидло.

Чинга ничего не ел. Он сидел на обломке стены, привалившись плечом к кирпичной кладке, на ствол зажатой между колен винтовки повесил кепи и через пролом смотрел на серую унылую зону. Брошенную людьми со всеми воинскими частями, заводами, деревнями, поселками, городами, полями… А она все это сжирала. Медленно ворочала челюстями, куда спешить — впереди четыре с хвостиком миллиарда лет. Обгладывала косточку за косточкой, словно ценитель, гурман, наслаждалась вкусом смерти и гнили.

Ветшали, текли крыши, трескались, обваливались стены. Деревья пускали корни в труху, цеплялись за кладку, выворачивали кирпичи, дыбили, кололи асфальт.

Чинга не обращал на меня внимания. Сидел бледный, с мокрыми от пота волосами, смотрел вдаль уставшими полуприкрытыми глазами.

За забором из колючей проволоки в полукилометре слепые псы гоняли стадо плоти. Я жевал бутерброд, смотрел на мутантов и вспоминал, как полгода назад оказался на территории бывшей свинофермы.

Внезапно смолк перестук крупнокалиберов с кордона. Все как по команде кругом затихло, отчего стало тревожно и боязно. Сразу подумал о выбросе, поднял голову. Небо у горизонта почернело, налилось свинцовой тяжестью и быстро накрывало зону, словно светонепроницаемая драпировка клетку с попугаем. Редкие всполохи судорогой пробегали под тучами. Свиноферма оказалась единственным строением, годным для убежища.

Пробегая по изрытой копытами земле, я заметил в загоне у перевернутой кормушки плоть. Не сразу сообразил, что с ней не так. А когда понял, стало дурно. Во-первых, она вела себя странно. Была одна, словно больная, и не пыталась прятаться от надвигающегося катаклизма. Стояла, склонившись мордой к корыту, и лизала железный край. Я слышал сухой шуршащий звук языка по металлу. Но не ее поведение заставило меня содрогнуться, а тело. Из раздутого бока торчала темно-серая, почти черная человеческая рука. Торчала так, как если бы человек находился внутри нее на спине.

Плоть, наконец, заметила меня, встрепенулась и отбежала на несколько шагов в сторону. Мать моя женщина, рука, кисть при беге колыхались. А когда она повернулась, я увидел с другого бока, возле самого крестца человеческую ногу. Как такое может быть? Как? Как он туда попал? Вырос вместе с мутантом? Пророс потом? Зона, зона, что же ты делаешь?

Мне стало не по себе. Через распахнутые, перекошенные ворота я забежал в коровник. В небесах уже отчетливо слышалось бормотание выброса, кровавые вспышки подсвечивали надвигающийся грозовой вал. Я обернулся. Плоть стояла на прежнем месте. Стояла понуро, тупо вперив большие глаза себе под ноги. И… мне не показалось, я это точно видел, рука дернулась с ногой, словно человек внутри вздрогнул, словно его что-то беспокоило.

Я нервно выдохнул и скрылся за кирпичной стеной, надеясь, что выброс прибьет это исчадие ада. После апокалипсиса мутанта с человеком внутри нигде не обнаружил. «Неужели выжили?», — думал я, обводя взглядом канавы, рвы, развалины в окрестности.

Не заметил, как доел бутерброд с паштетом. Неприятные воспоминания кружили назойливой мухой, и чтобы отогнать их, решил поинтересоваться у Чинга, как он себя чувствует. Повернулся к сталкерку, открыл рот и тут же закрыл. Чинга сидел в прежней позе, только голова его теперь не была повернута в сторону пролома, а упиралась подбородком в грудь. Он напоминал спящего человека.

— Чинга? — позвал я его тихо. Он не отозвался. Тогда я привстал и тихонько потрепал его за плечо. — Чинга.

Он не отвечал и оставался мертвенно-неподвижным. Вкрались беспокойные подозрения, я потряс сильнее. — Чинга, — произнес уже громко.

Он молчал и под моей рукой был податлив. Я шагнул к сталкеру, нащупал на шее пульс. Сердце его слабо трепыхалось.

— Приплыли, — выдохнул я, ощущая наваливающуюся тяжесть. Тащить его не было ни малейшего желания, да и вряд ли бы смог. Пока сюда дошли, всю спину на подпорках сорвал. Попробовать привести в чувство? Что с того, если он идти уже не может совсем. Поохранять, пока не помрет? Тогда все его станет моим? Стоит ли дожидаться? Если объявятся встречники, шиш, что обломится.

Надо признать, за последние сутки я подрастерялся основательно: калаш, патроны, шмотник, жратва, штык-нож, противогаз, фляга, кружка, ложка… Да я просто гол. До «Деревяшки» никак не дойду. А он уже не одной, а двумя ногами в могиле. Ждать для успокоения совести? Мол, Господь прибрал. Как долго? Час, два? Может, потихоньку уже начинать потрошить? А если очнется, что тогда?

Сам не заметил, как начал присматриваться к его снаряге, прикидывать размерчик, износ, примерять разгрузку. В подсумке явно угадывались запасные магазины. Швейцарская штурмовая винтовка, зажатая меж колен сталкера, выглядела почти новой. Насколько мне было известно, СГИ — надежный и точный автомат, магазин на тридцать патронов. Патроны, правда, недешевые, не такие ходовые, как к калашникову, но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. На крайняк винтуху можно продать за хорошие деньги. Я склонил голову и разглядывал отделения на разгрузке, пытаясь угадать, чтобы могло в них так топорщиться.

Время шло, а Чинга все не шевелился. Показалось, грудь уже не вздымается. С минуту следил, затем с затаенной надеждой поискал на артерии пульс. Все, кранты. Сердце мое не то чтобы радостно, но с облегчением подпрыгнуло — перст судьбы сделал за меня сложный выбор. Но секундой позже испытал досаду, как будто меня объявили победителем в конкурсе «Везунчик», а потом извинились и назвали другое имя, — пальцы уловили слабое сердцебиение.

Я снова опустился на обломок стены, не моргая вглядывался в бледное, почти белое лицо напротив с мыслью: «Когда же ты, наконец, помрешь?»

Всерьез подумывал: «Только навалиться, даже стрелять не надо. Сколько? Минуту-полторы и все. У него сил сопротивляться не осталось». Но как бы себя ни уговаривал, тело мое оставалось неподвижным.

— Вон! Там они! — услышал слева голос и резко обернулся. Сердце мое перекувыркнулось и обвалилось в пятки. Я выхватил из кобуры пистолет, вскочил и чуть не упал. От долгого сидения ноги затеклии и не очень-то слушались. По мышцам растекалось болезненное покалывание. Взмахивая руками, на полусогнутых, спотыкаясь, я кинулся к дверному проему, через который нас, собственно, и увидели.

Их было трое. Двое в раздутых разгрузках, в бронежилетах, вооруженные автоматами, третий без оружия с объемным ранцем за плечами и с какой-то штуковиной в руке. Он пальцем указывал в мою сторону.

Я, идиота кусок, только сейчас вспомнил о штурмовой винтовке. Что я с пээмом против автоматов? Да они с подствольника шарахнут, и нам крышка.

— Не стреляйте! Мы свои! Нам нужен Чинга! Чинга здесь?! — снова послышался тот же голос — обычный, немного визгливый, не привыкший орать.

Я осторожно выглянул из-за укрытия. Двое, тот, что с ранцем, и стрелок, залегли за блоками, третьего уже с ними не было.

— Да! Он здесь! — проорал я в ответ.

— Ну вот, видите, — послышался радостный голос, — я же вам говорил. — Высоко задирая зад, тот, что с ранцем, начал подниматься. Стрелок встал легко и быстро. Автомат держал у плеча. Он заслонял собой гражданского, не спеша шел к КПП.

В какой-то момент в пропускном пункте света вдруг поубавилось. Я обернулся. В проломе, через который раньше наблюдал за стадом мутантов, стоял темный силуэт с автоматом. Ствол смотрел в мою сторону.

— Все чисто! — крикнул силуэт зычно. — Заходите! А ты, пацак, — теперь он обращался ко мне, — пуху брось и отойди к стене.

Я подчинился:

— Ты, эцилоп, главное, не нервничай и транклюкатор опусти. Ку, — быстро вспоминал чатланский.

— А где твой цак? — наемник внимательно и с каким-то затаенным интересом взирал на меня.

— На пепелаце. Ы-ы, — продолжал я поддерживать разговор на малоизвестном. В свое время несколько раз пересмотрел нетленку Данелии, и видно, не зря.

— Ку, — стрелок улыбнулся, опустил автомат. — Тентуры наши, смотрю, сошлися.

Через несколько секунд снаружи послышались торопливые шаги, а потом в дверном проеме возник человек с ранцем. Секунду-другую он осматривался. Заметил Чинга, решительно направился к нему, по пути стягивая с плеч лямки.

— Давно без сознания? — спросил меня, опускаясь перед сталкером на колено и заглядывая ему в лицо. «Наверное, врач», — подумал я, а вслух сказал:

— Минут пять-семь. Отошел отлить, осмотреться, а когда вернулся, он уже того.

Доктор взял Чинга за запястье левой рукой.

— Думаю, — продолжал я, — у него…

Доктор не дал договорить, поднял свободную руку, призывая меня умолкнуть. В помещении воцарилась тишина. Я обернулся. Один стрелок остался у входа, а тот, что возник в проломе, куда-то исчез. Доктор быстро вколол Чинга невесть откуда взявшийся шприц-тюбик, отбросил.Отставил штурмовую винтовку к стене, после чего стащил сталкера с обломка на пол. Натянул себе на голову мощный налобный фонарь и принялся вынимать из ранца контейнеры из нержавейки и открывать их.

Я понял, что Чинга будут штопать прямо здесь. Док всучил мне второй фонарь, показал, куда светить. Я старался не смотреть, что происходит под светом, лишь краем глаза следил, чтобы луч не смещался и не дрожал. Думал: «Хорошо, что не стал потрошить шмотник сталкера и тем более торопить события. Некрасиво получилось бы, застань они меня за этим занятием».

Глядя на уверенные движения врача, у меня больше не возникало сомнений насчет пребывания Чинга в этом мире. Прежде чем приступить к операции, доктор извлек из отделения в ранце пакет с бурой жидкостью и соединил капельницей с веной на локтевом сгибе сталкера. Левая моя рука вполне сгодилась под держатель.

Стоя на коленях, низко склоняясь над раной, врач кропотливо работал хирургическим инструментом минут пятнадцать. Я слышал, как он громко сопел в усы, чувствовал запах спирта, краем глаза видел, как подрагивал луч моего фонаря.

В какой-то момент снаружи раздалась автоматная очередь. От неожиданности я вздрогнул.

— Свети, — снизу раздался требовательный голос.

Я поправил свет и боязливо глянул через дверной проем. Ничего не было видно, кроме куска земли, поросшего сухой травой, части полуразвалившейся дежурки с прогнившей и обвалившейся шиферной крышей, изгиба растрескавшейся дороги, перевернутого ЗИЛа и бетонного забора.

Снова ударили из автомата уже справа. Послышались неразборчивые громкие голоса. Как потом оказалось, наемники отгоняли крыс, почуявших кровь.