Райские сады

Андрей Бехтерев, 2017

Провинциальная девушка случайно становится принцессой. К ней в королевский замок приезжает родной брат. Простодушный и отважный молодой человек знакомится с королевским двором, попадает в забавные истории, находит любовь в лице юной фрейлины. Но жизнь в замке не так безмятежна, как кажется на первый взгляд. Вокруг трона ведется жестокая война за власть, а среди вечно цветущих садов скрываются инфернальные чудовища.... Содержит нецензурную брань.

Часть 1

День 1

По широкой укатанной дороге быстро скользили небольшие черные сани. Старый ямщик с замерзшей бородой время от времени покрикивал на лошадей. На все стороны, как хватало глаз, был снег. Дул неприятный боковой ветер. День клонился к вечеру. Иванко, сидевший в санях, кутался в собачью шубу, оставшуюся от отца. Он насквозь продрог. Деревянная скамья была низкой. Сидеть было неудобно. Граф иногда поглядывал в маленькое замерзшее окно, но из него ничего нельзя было разглядеть, кроме снега. Вдруг впереди раздались чьи-то крики. Сани остановились. Иванко открыл дверь и вылез из саней. Несколько верховых офицеров перегородили им дорогу. Один из них, по всей видимости, главный, подъехал к графу и ловко соскочил с лошади.

— Кто такой? Куда едешь? — прокричал офицер, бесцеремонно смерив графа взглядом. Иванко достал из кармана помятый паспорт. Офицер взял паспорт, повертел в руках, потом развернул и несколько раз прочитал. Когда до него дошло с кем он имеет дело, выражение его лица прояснилось.

— Но, Ваше Сиятельство, — сказал офицер с заискивающей улыбкой. — Кто мог знать, что вы приедете? Тем более эта дорога ведет на склад, на королевский склад. Тут и гостей, ну, благородных гостей, то есть, в жизни не было, а тут вы.

— И что? — спросил граф.

— Да ничего, Ваше Сиятельство. Это наша проблема. Да это вообще не проблема.

С этими словами офицер протянул графу паспорт и взял под козырек.

— Извините, служба, — сказал офицер и через мгновение оказался верхом на своей лошади. — Мы, если позволите, поедем, предупредим в замок, а то вас и не ждут.

Граф кивнул. Всадники быстро умчались.

— А далеко еще? — спросил Иванко у ямщика.

— Да что вы, барин, — сказал, смеясь, ямщик, — вот же замок-то.

Иванко посмотрел в указанном направлении и, действительно, увидел черную полосу на горизонте.

Через 20 минут сани остановились у крепостной стены. Иванко выбрался и осмотрелся. Они, действительно, подъехали «не с той» стороны. Снег был истоптанный и грязный. Рядом с большими железными воротами стояло несколько контейнеров с мусором. Какой-то мужик в валенках и телогрейке рубил дрова, громко разговаривая сам с собой. Крепостная стена была высокая, серая и, казалось, заплыла копотью. Тут со страшным скрипом, отворилась небольшая железная дверь, и из нее выскочил маленький толстый человек в черном фраке. Брезгливо оглядываясь и ежась от холода, он подбежал к Иванко и тотчас затараторил:

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство. Очень рады приветствовать Вас у входа в зимнюю резиденцию Его Величества. К нашему небольшому неудобству Вы изволили подъехать не совсем с той стороны, с которой принято подъезжать столь высоким гостям. Но я очень надеюсь, что те небольшие проблемы, которые в связи с этим возникнут, не очень затруднят Ваше Сиятельство. Понимаете, с этой стороны у нас, если можно так выразиться, склад, сюда подвозят как бы продукты питания и здесь никогда никого выше званием королевского завхоза, то есть вашего покорного слуги, не бывает. Но это, безусловно, ни в коем случае не оправдывает ту грязь и тот, если можно так выразиться, беспорядок, который вы тут наблюдаете. Смею Вас заверить, что здесь будет наведена всевозможная чистота в самый кратчайший срок и все виновные в нарушении элементарных санитарных условий будут, если можно так выразиться, строго наказаны. Конечно, я не снимаю ни в коем случае вину и с себя и весь, с головой предаюсь вам в надежде на милость.

Повар закончил и склонился в поклоне. Граф был в недоумении.

— Делайте, что хотите. Мне б к сестренке попасть, — сказал, наконец, Иванко. Завхоз тотчас выпрямился и расплылся в радостной улыбке.

— Спасибо, Ваше Сиятельство, спасибо и от меня лично и от всех сотрудников в моем лице, что разрешили нам делать то, что мы хотим.

Завхоз вытащил из саней красный потрепанный чемодан — всё, что Иванко насобирал с собой — и повел графа в замок. За железной дверью был узкий, тускло освещенный, коридор с низким потолком. Завхоз шел быстро. Вскоре коридор уткнулся в дверь, за которой была большая, ярко освещенная комната. В комнате сидели офицеры и о чем-то весело разговаривали. Увидев завхоза, офицеры тотчас умолкли, поднялись и молча вышли.

— Ваше Сиятельство, подождите, пожалуйста, здесь, — сказал завхоз, указывая графу на стоявшее у стены кресло. Завхоз убежал. Граф остался один. Наконец-то он согрелся. Доносились голоса. Кто-то ходил по коридору. Хлопали двери. Через несколько минут в комнату вошел высокий господин в сюртуке и, извиняясь, попросил документы. Иванко достал из кармана паспорт. Господин внимательно изучил его и с поклоном возвратил графу. Господин повел Иванко дальше. Они вышли на крыльцо с другой стороны крепостной стены. Иванко снова закутался в шубу. У крыльца стояли большие сани. Господин сбежал по ступенькам и ловко открыл дверь. Иванко сел в сани и они поехали. Через несколько минут сани остановились у подножия огромной лестницы ведущей во дворец. Здесь графа ждал слуга.

— Прошу за мной, — сказал слуга и важно пошел вверх по лестнице. Наверху были большие, в три человеческих роста, двери. Слуга без всяких усилий открыл их. Они прошли через несколько комнат, прежде чем оказались в большой зале.

— Ее Высочеству уже доложили о Вашем прибытии. Сейчас она Вас примет, — сказал слуга и вышел. Граф опять остался один. В зале было светло. С высокого потолка свисала громадная хрустальная люстра. Прошло несколько минут и одна из дверей с грохотом отворилась. В зал влетела принцесса Катя.

Иванко даже не узнал сестру вначале. За год, как они не виделись, Катя стала настоящей принцессой. Она сверкала и переливалась не хуже люстры.

— Иванко, — радостно закричала принцесса и бросилась к брату на шею.

Разомкнув объятия, принцесса отступила пару шагов, смерила графа взглядом и решительно захохотала. Иванко не понял. Принцесса схватила его за руку и подвела к зеркалу.

— Вот, полюбуйся, — сказала она.

Иванко посмотрел на себя и улыбнулся. Действительно, он выглядел забавно. Растрепанная шуба, толстый свитер в пуху и соломе, грязные штаны, порванные ботинки, да и плюс ко всему лицо почему-то было в саже.

— А я только вчера тебе письмо отослала, — продолжала смеяться Катя. — Хотела уточнить, когда за тобой экипаж присылать. Где твои вещи?

— Не знаю, — сказал граф, пожимая плечами. — Унесли куда-то.

— Здорово. У него вещи унесли, а он лыбится. Эй, — закричала Катя и захлопала в ладоши. Тотчас вошел слуга.

— Куда дели вещи Его Сиятельства? — спросила принцесса, нахмурив брови.

— Отнесли в комнату для гостей, — спокойно ответил слуга.

— Для каких еще гостей?

— Крыло номер 4, комната 29.

— Обалдели что ли? Какие еще крылья? Это мой брат и он будет жить рядом со мной. Понял?

— В комнате у Зимнего сада? — уточнил слуга.

— Именно.

Слуга, расшаркавшись, вышел.

— Между прочим, мой дикий братец, через три дня здесь будет бал, — сказала Катя, схватив Иванко за руки. — У моего муженька день рождения. К нам сейчас пол королевства съехалось. А я-то жалела, что тебя нет, а ты уже тут, как сугроб на голову. Что ты так на меня смотришь? — спросила Катя, заметив, что граф смотрит на нее, как то странно.

— Ты изменилась, — сказал Иванко.

— Да? Это хорошо или гадость хочешь сказать?

— Прямо принцессой стала. Как на картинках принцесс рисуют, один в один.

— Я вообще-то и есть принцесса, почему я должна выглядеть, как какая-то деревенщина, — принцесса выразительно смерила брата взглядом.

— А я не деревенщина, — ответил он.

— Нет, Иванко, ты как раз та самая деревенщина и есть. Вот, знаешь, как на картинках рисуют деревенщину, чирк-пырк и готово. Но ты не расстраивайся, мы выведем тебя на чистую воду. Кстати, я тебе тут невесту присмотрела.

— Какую еще невесту? — нахмурился граф.

— Да ты не бойся, редкой красоты и неземной породы. Познакомлю как-нибудь….

Обер-прокурор Священного Синода Афанасий Никитич Заверюха сидел в своем кабинете и при тусклом свете лампы читал книгу. Свет, косо падавший на седую голову обер-прокурора, не доходил до темных углов. В дверь уверенно постучали. Афанасий Никитич оторвался от чтения. В комнату вошел Архип, верный слуга, единомышленник и советник обер-прокурора.

— Это ты, Архип? — сказал Афанасий Никитич, аккуратно закладывая книгу. — Садись.

Слуга сел на диван.

— Договорился? — спросил обер-прокурор.

— Да, Афанасий Никитич, завтра, принц вас примет.

— Замечательно. Правда, у нас немного шансов на успех.

— Почему бы не попытаться?

— Пожалуй, что и так.

Обер-прокурор задумался.

— Афанасий Никитич, — прервал молчание слуга. — У меня еще новость.

— Какая?

— По-моему очень важная. Сегодня в замок прибыл граф Иванко Тарковский, родной брат принцессы.

— Что ж, действительно новость. А говорили, что он только через месяц будет.

— Ну да. Его и не ждали сегодня.

— Наверное, к балу спешил?

— Не знаю. Может «да», а, может «нет». Да это и не важно. Важно, что принцесса души не чает в своем брате, если он будет за нас, то представляете, какой козырь появится, какие перспективы. Вам непременно следует с ним поговорить.

— Глупости, — нахмурился обер-прокурор.

— Ничуть. Этот граф может быть единственный человек на свете, которого принцесса слушать будет. К тому же он молодой, глупый — сплошные достоинства.

— Да, я слышал кое-что об этом графе. О нем действительно хорошо говорят.

— Главное опередить карлика, — увлеченно продолжил Архип. — А то тот живенько его скушает.

— И как ты нам предлагаешь опередить господина Вольдемара? — усмехнулся обер-прокурор.

— Ну, не то что бы опередить, надо просто, что бы карлик его не одурачил. К тому же поговорив с ним, вы ничего не теряете. Нам ведь нечего терять.

— Всегда есть что терять, — вздохнул обер-прокурор. — Принцесса взбесится, если узнает, что мы крутимся вокруг ее брата. Я и так с ней в натянутых отношениях.

— Ну, Афанасий Никитич, необязательно же так прямо. Можно и похитрее. Не обязательно что-то просить. Просто объяснить ему, где зерна, где плевелы. Рассказать истории разные. Вы же умеете.

— Ладно, — сказал обер-прокурор после длинной паузы. — Я, может быть, поговорю с ним, но после бала. Не надо спешить.

Покои принцессы тщательно охранялись. Шум и суета, царящая в предпраздничном дворце, сюда не доходила. Покои состояли из двух комнат: гостиной и спальни. Кроме того к ним прилагалось еще несколько гостевых и служебных комнат, а также старый Зимний сад. Вещи графа были отнесены в небольшую комнату рядом с садом. Принцесса с братом пришли в гостиную, где слуги быстро собрали большой стол. Накрыто было минимум человек на десять. Когда слуги ушли Катя и Иванко сели ужинать.

— А чем я тут буду заниматься? Вообще, не знаю, что делать дальше, — сказал Иванко, быстро ухлопав тарелку борща.

— За это не переживай. Я уже всё придумала. Во-первых, тебе надо чуток подучиться. Тут есть один прекрасный учитель. Он тебе вправит мозги или что там у тебя. Про невесту я уже сказала. Хорошим манерам я тебя сама научу.

— А, может, я не хочу.

— Чего ты не хочешь? Учителя, невесту или меня, как эталон культуры?

— Не знаю, — пожал плечами граф.

— Вот. Ты не знаешь, а я знаю. Так что сдавайся. Учитель очень милый пожилой дядька, великий философ. Я ему про тебя рассказывала, и он просто жаждет с тобой познакомиться.

— Что ты ему наговорила? — насторожился граф.

— Сказала, что ты можешь выбить стрелой глаз мухе с десяти метров.

Иванко фыркнул и чуть не подавился салатом.

— Не глаз, а зубы, — сказал он сквозь смех.

— Зубы? Без меня тренировался? — засмеялась Катя.

— Чему хоть учит твой учитель? — спросил Иванко, отсмеявшись.

— Какая тебе разница? Философии, конечно.

— Зачем мне философия?

— Что бы быть умней меня. Это же так здорово быть хоть кого-то умней.

Тут отворилась дверь и в гостиную быстро вошла девушка, лет 15-ти. Она была в белом платье, а на голове у нее, как бабочка сидел большой красный бант. Увидев, что принцесса не одна, девушка остановилась и уже было повернула назад, но Катя ее остановила.

— Проходи, Аленка, присаживайся, — сказала она девушке. Девушка подошла к столу.

— Вот, Аленка, познакомься, это мой братец Иванко, — представила графа принцесса. — И ты, Иванко, познакомься, эту барышню зовут Аленка. Она моя самая любимая фрейлина, к тому же единственная. Садись, фрейлина, чего встала.

Девушка села напротив Иванко, посмотрела на него и еще раз кивнула. Иванко кивнул в ответ.

— Я вообще-то на секунду зашла, — сказала Аленка принцессе.

— Да хоть на час. Давай, пожуй что-нибудь или лучше давайте-ка глотнем какой-нибудь алкоголь за знакомство?

— Но у меня сейчас мистер Готье и он ждёт, — сказала фрейлина.

— И что? Он же не бесплатно ждет. Ждать за деньги — мечта, а не работа.

Принцесса встала из-за стола и быстро пошла к стеклянному шкафу. Фрейлина взглянула на Иванко и, встретившись с ним взглядом, улыбнулась. Граф улыбнулся в ответ. Катя уже возвращалась с тремя бокалами в одной руке и початой бутылкой вина, в другой.

— Сейчас, Аленка, наглюкаешся и пойдешь учить мистера Готье вышиванию, — сказала Катя, разливая вино.

— Как скажите, Ваше Высочество, вышиванию так вышиванию, — с улыбкой кивнула фрейлина.

Они выпили за знакомство. Тут дверь снова отворилась, и в комнату вошел принц Артур. Иванко поднялся навстречу, что бы с ним поздороваться. Принц крепко, по-мужски, обнял графа. Фрейлина Аленка воспользовавшись моментом, убежала. На прощание она еще раз улыбнулась графу.

— Аленка-то, ух, какая стала, — сказал принц, проводив девушку взглядом.

— У тебя уже есть ух, — засмеялась принцесса, — не надорвись, милый.

— Да я исключительно, как зритель — издалека, через лорнет, — стал оправдываться принц.

— Катя, а кто такой Готье? — поинтересовался Иванко.

— Вот, Артурчик, полюбуйся на деревенщину. Не знает, кто такой Готье, — засмеялась Катя.

— Не знаете? — улыбнулся принц. — Вы что? Дом Готье. Это наш великий модельер. Он шьет Кате платье для бала.

Ужин продолжился. Выпили раз, выпили два. Заговорили про образование.

— Знаете, Иванко, образование можно запросто и здесь получить, — говорил принц графу. — У нас есть чудесные преподаватели, библиотека огромная, и к тому же есть господин Вольдемар. Это наш главный ученый. Он еще тут не появлялся?

Принц вопросительно посмотрел на жену. Катя отрицательно покачала головой.

— Господин Вольдемар, — стал объяснять принц графу, — это наш придворный шут, и карлик к тому же. Человек маленький, но головища здоровенная. Он не то что бы шут и клоун, скорее серый кардинал. Так вот он крайне творческая личность. Мы тут все, конечно, творческие, но он самый.

— Артур, — перебила мужа принцесса, — ты забыл про господина Лейбница.

— Лейбница? Художника? — удивился принц. — Я помню, просто он разве здесь сейчас.

— А где же ему быть. Он болеет, ходить не может. Сидит целыми днями у меня в Зимнем саду, что-то пишет. Лейбниц — это тот учитель, про которого я тебе уже говорила, — пояснила принцесса брату.

— А почему я его давно не видел? — спросил принц.

— Я откуда знаю, — пожала плечами Катя.

Еще немного поболтав, принцесса заметила, что братика клонит в сон. Он хлопал глазами и боролся с зевотой. Принцесса лично отвела брата в его покои.

День 2

Иванко открыл глаза и улыбнулся. Было раннее утро. Зимнее солнце, просачиваясь сквозь шторы, играло светом по стенам и потолку. Лежать было тепло и уютно. Граф не шевелился, а просто открыл глаза и смотрел. Комната была милой. В углу стоял его старый потрепанный чемодан. Все его вещи были разложены на диване. Поднявшись, граф подошел к окну и распахнул шторы. Солнечный свет затопил комнату. Из окна открылся заснеженный безлюдный пейзаж. Вдалеке чернела крепостная стена. Два одиноких дерева стояли посреди сверкающего на солнце поля. Граф отошел от окна и стал одеваться. Новая одежда, подобранная сестрой, была в пору. Одевшись, Иванко подошел к зеркалу и остался доволен собой. Граф пару раз прошелся взад вперед по комнате и решил выйти в коридор. Он открыл дверь и носом к носу столкнулся со слугой.

— Вы хотели войти? — спросил граф.

— Нет. Я ждал пока вы выйдете, — ответил слуга. — Ее Высочество просила передать, что освободится ближе к обеду. Что бы вы не скучали, мне приказано проводить вас в Зимний сад. Но сначала вам следует позавтракать. Следуйте за мной.

Слуга развернулся и пошел по коридору. Иванко пошел следом. Идти было недалеко. Они зашли в просторную светлую комнату, посреди которой стоял круглый стол. Иванко сел на предложенный стул и тут же стали входить слуги с подносами. Стол был накрыт мгновенно. Слуга встал за спиной графа.

— Можно я как-нибудь сам поем? — попросил Иванко. Присутствие слуги казалось ему навязчивым.

— Я не буду есть за вас, — сказал слуга нейтральным тоном.

Иванко хотел попросить слугу уйти более прямым текстом, но передумал и принялся за еду. Он съел половину творожной запеканки и выпил чашку чая. Он с утра не привык много есть. Десяток блюд остались нетронутыми.

— Я больше не буду. Спасибо, всё очень вкусно, — сказал он, вставая.

— На здоровье. Я должен показать вам Зимний сад, — сказал слуга.

Иванко послушно пошел за слугой. Они вернулись к комнате графа, и пошли в другом направлении. Зимний сад оказался совсем рядом с его комнатой. Слуга открыл высокие стеклянные двери и вошел. Граф вошел следом. Это был самый настоящий сад, цветущий среди зимы. Он даже походил на лес, только весьма экзотический. Слуга остановился. Граф остановился рядом.

— Вы будете все время со мной ходить? — по возможности вежливо спросил граф.

— Нет, — ответил слуга и тут же, развернувшись, ушел….

Пахло летом. Щебетали птицы. Широкая дорожка, выложенная плиткой, вела вглубь сада мимо цветущих экзотических деревьев. Все деревья, кусты и растения настолько переплелись и спутались, что образовалось что-то вроде живой стены, похоже, что с трудом проходимой. Сверху парк был накрыт огромным стеклянным куполом с металлическим каркасом. Над головой графа, кудахтая, пролетела разноцветная птица. Граф расплылся в улыбке, настолько ему всё тут нравилось. Пройдя чуть вперед, он увидел, что дорожка ведет его в центр сада. В центре сада работал фонтан. У фонтана кто-то сидел и смотрел в его сторону. Подойдя ближе, граф разглядел пожилого господина с длинными седыми волосами. Иванко, поправив торчащую во все стороны прическу, подошел к нему.

— Я приветствую вас, — широко улыбаясь, сказал господин. Он сидел в инвалидном кресле с большими колесами по бокам.

— Здрасьте, — сказал Иванко, осматриваясь. Вокруг фонтана была небольшая площадка со скамейками. Скамейки были на бетонных ножках с орнаментом из плиточек.

— Вы очень похожи на сестру. Если б даже не знал, что вы приехали, всё равно догадался бы, что это вы, — сказал господин.

— Спасибо, — ответил Иванко, тоже улыбнувшись.

— Вам Катя говорила про меня? — спросил господин.

— А вы кто? — уточнил граф. Господин засмеялся.

— Вы, наверное, учитель и великий философ? — вспомнил Иванко. Господин засмеялся еще сильней.

— Вообще-то я придворный художник, — сказал он сквозь смех, — но по совместительству учитель и философ, и не просто великий, а величайший. Платон мне даже не Сократ.

Иванко понял, что художник шутит и стал улыбаться шире. Он бы и засмеялся, но не знал над чем.

— Георг Лейбниц или просто дядя Георг, — представился господин. — Вы никуда не спешите?

— Нет, — сказал граф.

— Тогда посидите со мной. Пожалуйста. А то мне скучно.

Иванко, с любопытством поглядывая на художника, сел на одну из скамеек. У художника были чудноватые манеры. Особенно бросались в глаза худые длинные руки с огромными кистями. Они, извиваясь, как змеи, делали разные жесты, поддакивая словам.

— Как вам наш сад? — спросил художник.

— Нормально, — сказал Иванко, кивая головой. Мимо снова пролетела разноцветная птичка.

— Очень даже, — сказал художник. — Раньше это был главный сад дворца, сюда свозили экзотические деревья, цветы со всего света, их высаживали в строгом порядке, тщательно подрезали, ухаживали. Но лет пять назад, в замке открыли новый большой парк. Вы там еще не были? — Иванко отрицательно покачал головой. — Значит, еще будете. После открытия парка этот сад оказался ненужным. Ломать его не стали. Просто забросили. Садовник умер, а нового искать не стали. Деревья разрослись, лианы переплелись, и всё приобрело сегодняшний дикий вид. И то ли еще будет. Ну а когда ваша очаровательная сестра стала принцессой, ей понравился этот сад, и она выбрала его в свои личные владения. Так что здесь совсем никого не бывает кроме особо приближенных к Ее Высочеству. Можно сказать, что из постоянных обитателей здесь кроме птиц, я и Аленка.

— Аленка — это фрейлина? — заинтересовался граф.

— Вы уже знакомы? Да, наша Катя называет ее фрейлиной. Аленка живет в этом саду. Мы с ней друзья.

— Живет в саду? — не понял Иванко. — На лавочке спит что ли?

— Нет, конечно, — засмеялся художник. — У нее здесь домик со всеми удобствами где-то в зарослях. Она жила там вместе с садовником, теперь живет одна.

— Она дочь садовника?

— Нет. Садовник просто занимался ее воспитанием. А так она сирота, подкидыш.

— Да ладно, — удивился Иванко.

— Правда. Это старая история. Я не очень знаю подробности, но, типа, классическая корзинка с орущим новорожденным младенцем. По-моему в этом саду ее и нашли. Покойная королева удочерила ее, то есть вру, удочерить она ее не могла, но дала ей имя, позаботилась о содержании, воспитании. Кстати…

Художник достал пачку листов из папки воткнутой сбоку кресла, пролистал их и один лист протянул графу. На листе был карандашный рисунок ангелочка. В качестве ангелочка была нарисована девочка, лет 12 с крылышками, в которой граф сразу узнал Аленку.

— Она красивая, — сказал Иванко, смотря на рисунок.

— Нет, она не красивая, — не согласился дядя Георг. — Это я могу быть красивым или вы, а она сказочная. Она из другого мира, глядя на нее хочется сказать: «аллилуйя или слава тебе, Боже!» Она лучшее доказательство существования Бога… или хотя бы рая.

В этот момент громко хлопнула одна из дверей в сад, и послышались чьи-то быстрые шаги. Иванко вопросительно посмотрел на художника. Художник засмеялся.

— Это ваша сестренка. Здесь больше никто так дверьми не стучит.

Граф встал со скамейки и пошел посмотреть. Действительно, по одной из дорожек спешила к фонтану принцесса. Увидев брата в новом костюме, она засияла и уже через мгновение тормошила Иванко в своих объятиях.

— Вот видите, дядя Георг, даже из свинопаса можно сделать аристократа, — смеясь, сказала Катя, — достаточно погладить штаны со стрелочками. Нас ждут, так что аривидерчи. А это что? Аленка что ли?

Принцесса заметила лист с рисунком.

— Да, — кивнул художник, — во всей красе.

— Думаете, подрисовать крылышки и сразу красотища? Какая она тут толстая? Лучше бы пятачок подрисовали, образ был бы законченей.

— Я не Аленку рисовал, как ангела. Мне нужен был ангел для открытки, а с кого еще рисовать, как не с Аленки, — стал оправдываться художник.

— Да я не критикую, отличный рисунок, — засмеялась Катя, — брови, нос-курнос, зубы, все на месте. Спасибо. Дарю.

Принцесса протянула рисунок брату. Иванко взял лист и вопросительно посмотрел на художника. Художник, смеясь, развел руками.

— Я включу сие творение в платежную ведомость, — сказал он Кате.

— Конечно, дядя Георг, всё как обычно, — ответила принцесса. — Нарисуете еще. Вас же не сильно напрягает процесс? Творческий пот не течет ручьями? А объект для копирования отловить не сложно — носится туда-сюда с утра до вечера. Ладно, нас ждут. Смотрите, не скучайте здесь.

— Вы, конечно, принцесса, но не все ваши приказы выполнимы, — ответил художник. — Я буду скучать.

— Тогда скучайте, — сказала Катя, — но это разрешение, а не приказ. Пошли, братик.

— Спасибо, — сказал Иванко художнику, кивая на рисунок.

— Не за что, — ответил художник. — Будет время-желание — приходите. Я всегда тут.

Иванко кивнул. Сестра схватила брата за руку, и они пошли.

Когда принцесса с братом вышли из охраняемых покоев, замок из пустынного стал многолюдным. Дамы и господа, приглашенные на предстоящий бал, прогуливались по бесконечным залам. Ее Высочество, держа графа за руку, быстро пересекала одну залу за другой. Завидев принцессу, гости замолкали и склонялись в глубоких реверансах. Катя на все эти знаки уважения не обращала никакого внимания. Похоже, она привыкла. Наконец, они вошли в другую контролируемую зону, в покои короля. Снова стало тихо и спокойно. Они прошли через несколько пустых комнат и, поднявшись по лестнице, остановились перед дверьми, за которыми слышалась музыка и голоса. Катя уже хотела открыть дверь, но Иванко ее остановил.

— А что тут будет? — тихо спросил он сестру.

— Торжественный королевский завтрак в честь того, что утро настало, — шепотом ответила Катя.

— А я уже завтракал.

— И что? Завтракать можно до обеда.

— А как себя вести?

Принцесса на секунду задумалась.

— Захочешь плеваться — плюй на пол, не промахнись, захочешь поковырять в носу — ковыряй по часовой стрелке, не перепутай, захочешь рыгнуть…

— Заткнись уже, — разозлился Иванко, — не смешно. Я серьезно спрашиваю.

— Ну-ка зафиксируй свою хмурую физиономию и вперед. Пусть ребята вздрогнут.

Иванко хотел ущипнуть сестру, но она решительно наотмашь отворила двери.

Зал, в который они вошли, был просторным, с большими окнами. В углу на эстраде расположилось несколько музыкантов, которые играли что-то милое и на которых никто не обращал внимания. Посреди залы стояла сцена с опущенным занавесом. Перед сценой были места для гостей в виде беспорядочно расставленных кресел, между которыми стояли столики с разнообразным десертом. В зале было всего три человека: принц и два господина: один — высокий, другой — маленький.

— А вот и Ее Высочество к нам снизошли, — сказал, улыбаясь, высокий господин, повернувшись к Кате с Иванко.

Принцесса представила брату собравшихся господ. Высокий господин оказался главным королевским доктором по фамилии Шапито, а маленький господин — премьер-министром по фамилии Дирижабэль. Иванко пожал мужчинам руки.

— А где Его Величество с шутом? — спросила Катя.

— Ждем, как обычно, — ответил Шапито, — вы тоже не очень спешили.

— Если бы вы, как доктор, измерили нам пульс и давление, то убедились бы, что мы летели сюда вприпрыжку, — ответила на упрек Катя.

— Напоминать слесарю про вантуз во время культурного отдыха могут только бездельники, — парировал доктор.

Принц, прикрыв рот рукой, широко зевнул и уселся на одно из кресел. Премьер-министр хотел сесть рядом с принцем, но передумал. Он вернулся к принцессе.

На его лице читалось раздражение.

— Ваше Высочество, рассудите нас с этим типом, — премьер-министр кивнул на усмехающегося доктора. — Он анархист и вольнодумец. Должно же это быть как-то наказуемо.

Доктор засмеялся.

— Что опять не так? — спросила принцесса.

— Послушайте, что он говорит, — премьер-министр посмотрел на доктора. — Или вы уже не говорите?

— Могу повторить, если так интересно, — сказал доктор. — Мы сейчас обсуждали вчерашнюю казнь одного товарища. Если не в теме, то он забил до смерти своего соседа по даче, настучал молотком по голове. Этот товарищ объяснил, почему убил. Он привел удивительные аргументы, типа, «а чё он», но речь о другом. Господин Дерижабэль заявил, что если бы не было нравственного закона внутри человека и нравственного закона снаружи, в виде виселицы, судов и лично премьер-министра, то все бы забили друг друга молотками, ну или другим инструментом. На что я ответил, что если и надо кого-то повесить за это убийство, так именно этот самый нравственный закон. Рассудите сами. Внешний нравственный закон говорит, что убивать нельзя, а то повешу, а внутренний, такой же нравственный и так же жаждущий справедливости говорит, даже орет: «убей этого гада, он потоптал твою редиску». Вот так и получается, что закон-то нравственный, а в результате два трупа. И кого за это вешать? Только нашего Дерижабэля, как ходячее олицетворение нравственности.

Дерижабэль посмотрел на доктора, на смеющуюся принцессу и, нахмурив брови, уселся в кресло рядом с принцем.

Тут за дверьми послышался шум. Двери отворились, и в зал вошел король в сопровождении шута. Король остановился в дверях, а шут, ни с кем не поздоровавшись, пошел в сторону занавешенной сцены, на которой, судя по шорохам, всё это время находились актеры. Шут был карликом, ростом с семилетнего мальчика. У него была большая лысеющая голова и маленькие ножки. Король сначала пошел за шутом, но потом передумал и подошел к гостям. Король был очень толстым человеком. На нем был пестрый костюм. Большая голова вертелась на короткой шее. Редкие волосы торчали во все стороны. Он был похож на огромную курицу.

— Простите господа, что заставил вас ждать, но лучше ждать, чем не дождаться — громко обратился король ко всем. — Сейчас начнется представление. Вольдемар соизволил что-то там написать веселое. Потерпите чуть и будем хохотать. Господин Иванко, — обратился король к графу, — рад вас видеть. Мне шут, Вольдемар который, про вас только и говорит второй день. У нас из-за аварии пол столицы без электричества, а он все про вас и про вас, про вас и про вас. Так что я рад вас видеть.

Король попросил всех садиться. Принцесса прыгнула в одно из кресел. Иванко сел рядом.

— Эй, шут, — закричал король, направившись к сцене. — Скоро ты там?

— Тише, государь. Мы уже готовы, — раздался высокий голос из ближайшего к сцене кресла. Король повернулся. Карлик Вольдемар уже сидел.

Король сел рядом с шутом. Карлик хлопнул в ладоши и из-за занавеса на сцену вышел господин в черном фраке.

— Спектакль по пьесе господина Вольдемара «Казус Дон Жуана», — нараспев произнес он. Занавес открылся. Представление началось. Спектакль был вариацией на тему Дона Жуана, пришедшего соблазнять вдову Командора Донну Анну. В новой трактовке Донна Анна оказалась редкой стервой. Она довела Дон Жуана до истерики и, пришедшему из преисподней Командору, пришлось забрать с собой не своего убийцу, а свою женушку. В общем, всё началось как трагедия, а в конце оказалось шуткой. Правда, не очень смешной. Анонсированного веселья так и не случилось. После вежливых аплодисментов актеры вышли из-за занавеса, раскланялись, после чего собрали свои вещи и ушли. Карлик поблагодарил всех за внимание и снова уселся рядом с королем. Зависла пауза. В общем-то, можно было расходиться, но что бы уйти вперед короля, нужен был повод.

— Знаете, господа, — прервал паузу король, — мне сегодня сон приснился. Лечу это я во сне и вижу дерево, а на ветке сидит покойный министр тайной полиции, сидит, грустный такой. Я подлетаю к нему и говорю: «Привет, Алекс, о чем грустишь?» А он мне: «Что-то жизнь совсем не мила». А я ему: «Да ты же умер давно». А он мне: «Вот по этому-то и не мила».

Король обвел гостей взглядом. Все молчали.

— Помнишь Алекса, сынок? — обратился король к принцу.

— Помню, — сказал принц, — редкая сволочь.

— Конечно, сволочь, но юморист же был. Неужели он сейчас в аду?

Никто королю не ответил.

— Если бы я был Богом, я бы простил Алекса только за его чувство юмора, — заявил король.

— У Бога нет чувства юмора, — вступил в разговор доктор.

— Как нет? — удивленно спросил король и повернулся к шуту. — Это правда, Вольдемар?

— У Бога прекрасное чувство юмора, — ответил карлик.

— А анекдотик можно? — попросил король.

— Запросто. Посмотрите в зеркало и смейтесь, сколько хотите, — сказал карлик и засмеялся.

— Хамить верховной власти? — нахмурился король.

— Как можно. Я имел в виду не вас лично, а вас, как человека, потому что человек и есть воплощенное чувство юмора Бога, — ответил карлик. — Молись Ему или проклинай — без разницы. Небесный хохот не умолкает. Поверьте, то, что мир театр, а люди в нем актеры — неправильное умозаключение. Правильней сказать «мир — цирк, а люди в нем клоуны». Миллионы клоунов и один зритель, умирающий со смеху. Людям глупо боятся наказания за свои проказы. Каждый из нас после смерти получит по конфетке….

Через несколько минут королевский завтрак был окончен. Катя с Иванко вернулись в покои принцессы. У Кати начались уроки танцев. Перед началом занятий принцесса нашла Аленку и дала ей поручение показать графу замок.

— Хорошо, — кивнула фрейлина, откладывая выкройки платья, — только я не умею показывать замки.

— Приличные девушки должны уметь показывать замки, — ответила Катя.

Аленка пошла к себе переодеваться, и вернулась через пять минут в нарядном голубом платье. Они вместе с графом отправились на прогулку. В залах было многолюдно. Дамы и господа не спеша прогуливались. Иванко с Аленкой тоже никуда не торопились.

— Сейчас много людей, а бал пройдет никого не будет. Идёшь куда-нибудь, идёшь, и никого нет, — сказала Аленка. — Даже не знаю, что вам показать. Тут смотреть-то особо нечего. Можно было бы в парк сходить, там интересно, но Ее Высочество не разрешила. Пошлите, картины посмотрим?

— Пошлите, — согласился Иванко.

Вскоре они пришли в Картинную галерею, состоявшую из нескольких вытянутых комнат, по стенам которых висели картины. Людей было много. Иванко и Аленка стали ходить от картины к картине время от времени перебрасываясь впечатлениями. Одна из картин заинтересовала графа. Она была странной. На ней был нарисован не то сад, не то просто большой зал. Он был весь в цветах, одни цветы. В центре картины стоял стол. На белой скатерти стоял гроб, обитый в белое, в котором тоже вся в белом лежала маленькая девочка. Глаза у девочки были закрыты. Руки сложены на груди. Девочка была засыпана цветами. Что-то было в этой картине очень странное. Граф никак не мог понять что именно.

— Узнали? — спросила Аленка.

— Что? — не понял граф.

— Это я.

Иванко посмотрел на фрейлину. Фрейлина показала на картину.

— Я нарисована, — уточнила она.

— Да вы что, — удивился граф и внимательней посмотрел на нарисованную девочку, потом перевел взгляд на фрейлину. Аленка, кривляясь, закрыла глаза и сложила руки на груди.

— И, правда, вы. Чудеса какие-то, — сказал Иванко.

— Какие чудеса? — засмеялась Аленка. — Это дядя Георг рисовал. Я ему уже раз сто позировала. Ему больше рисовать некого, приходится терпеть. Там же не просто так. Надо не шевелиться долго.

— А что он вас в гроб уложил? Глупая шутка.

— А я не лежала в гробу. Я на лавке лежала.

— Все равно глупо. Вам не было страшно?

— Конечно, нет. Это же, как бы не я. На самом деле это какой-то персонаж, какой-нибудь карапуз из античного мифа. Я точно не знаю какого.

Граф посмотрел на подпись под картиной. Было написано «Георг Лейбниц. Райский сад».

— Ерунда какая-то, — повторил Иванко.

— Жаль, что вам не понравилось, — вздохнула Аленка.

— Жаль, — согласился граф и улыбнулся. Фрейлина улыбнулась в ответ. Она ничуть не расстроилась.

Принц Артур сидел в своем рабочем кабинете и просматривал утреннюю печать. Вошел слуга.

— Извините, — сказал слуга, — господин обер-прокурор уже полчаса ждет.

— Ах да, — вспомнил принц о назначенной на полвторого встрече и посмотрел на часы. На часах было без пяти три.

— Просите, — сказал принц и отложил газету. Слуга вышел и почти сразу вошел обер-прокурор.

— Здравствуйте, Афанасий Никитич, — сказал пристав в кресле принц. — Простите, что заставил вас ждать. Садитесь, пожалуйста.

Обер-прокурор сел на указанный ему стул.

— Какое у вас дело? — сказал принц, попытавшись улыбнуться.

— Ваше Высочество, — сказал обер-прокурор предельно серьезно, — я пришел вас просить об одном законе, который на днях будет представлен в Совет Министров на утверждение.

— «За» или «против?» — уточнил принц.

— Против. Очень, — еще больше нахмурился обер-прокурор.

— И что же это за закон? Хотя дайте угадаю. Закон об обязательном образовании?

— Конечно. Абсолютно бредовый закон. Такое чувство, что вы не ведаете, что творите.

— Ну-ну, давайте поспокойней, — сказал принц и достал из ящика ножнички для ногтей. — Не надо эмоций. Поконкретней можно? Хотя дайте угадаю еще раз, вы против перевода Закона Божьего на факультатив?

— Да. Вы все сами знаете. Но это не самое ужасное, самое ужасное это ваши новые учебники. Что еще за равенство всех религий? Что еще за единый Бог для всех?

— Нет, вы неправильно поняли, — принц положил ножнички на стол. — Никто не говорит про равенство. Просто у каждого человека должна быть свобода выбора. Пускай каждый человек сам решает для себя, во что ему верить. По-моему это называется свободой совести.

— Мне все равно как это называется, — стал горячиться обер-прокурор. — Церковь категорически против такой позиции.

— Боитесь конкуренции? — усмехнулся принц.

— Нет. Хотя, если хотите, да. Поверьте, свобода совести — это не добродетель. С помощью этого закона и с помощью всех этих модных словесов вы хотите в открытую, на государственном уровне, сеять ложь в незащищенных детских умах. А знаете ли вы, что нет больше греха, чем соблазнить ребенка? Так почему же строго наказывая за развращение детей, государство собирается само заниматься этим.

— Стоп. Вы не правы.

— Нет, Ваше Высочество, я абсолютно прав. Кто дал нам право сеять плевелы на Божьем поле? Кто дал нам право ставить сети и петли детским сердцам на пути к истине? Разве их мало и без нашей помощи? Кто дал право нам, призванным охранять истинное учение Христово, самим искушать? Или мы не боимся суда Божьего?

— Еще раз стоп, Афанасий Никитич, — принц стал раздражаться, — вы передергиваете. Если ваше, точнее, наше вероисповедание — истинно, в чем я и сам убежден, то чего нам бояться? Те, кто от истины, как написано, найдут истину сами, но свободно, без принуждения. По-моему с помощью этого закона мы как раз избавляем поле от плевел. Разве не так?

— Не так. Давайте тогда во имя вашей, так называемой, свободы начнем учить разврату, извращениям, садизму и всё компетентно, без навязывания. Пускай дети сами выбирают, чем заняться после уроков. Бойтесь язычества. Падать всегда легче, чем подниматься. Посеяв свободу совести, вы пожнете бунт, агонию и смерть, ибо всякий Вавилон будет разрушен. Таков закон.

— Перестаньте разговаривать со мной в таком тоне, — принц зло стукнул кулаком по столу.

— Я вас понимаю. Как пойдешь против всемогущего шута, — сказал обер-прокурор, оскалив редкие зубы.

— Причем здесь господин Вольдемар? — спросил принц, барабаня пальцами по столу.

— Так это же он протежирует этот закон.

Принц сжал руки в кулаки, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и расслабил ладони.

— Принятие закона зависит целиком от решения Совета Министров, так что я ни чем не могу вам помочь, — сказал принц и, взяв ножнички, стал осматривать свои ногти. Обер-прокурор резко встал и, не прощаясь, вышел.

Аленка и Иванко вернулись в покои Ее Высочества к обеду. У принцессы кончились занятия, они все вместе пообедали, после чего должен был прийти «великий» Готье. Готье пришел и Катя с Аленкой занялись платьем для бала. Бал был на носу, а платье никак не заканчивалось.

Иванко вернулся к себе. Он был очень возбужден. Причиной возбуждения была фрейлина Аленка. Иванко влюбился в нее. Влюбился с первого взгляда, но догадался об этом он только сейчас, когда остался один. В комнате было тесно, надо было куда-то выйти. Иванко вышел в коридор. В коридоре никого не было. Чуть потоптавшись, Иванко пошел в Зимний сад.

На столике стояли шахматы. Доктор Шапито и художник Лейбниц играли уже с полчаса. Художник думал над ходом, а доктор говорил:

— Слушай, Георг, глубоких мыслей вообще, не существует в природе. То, что кажется нам глубоким, также плоско, как и то, что кажется нам плоским. Просто плоскости у всех разные, и так получается что некоторые мысли плоски в глубину. А так, наш ум — это лист бумаги, два измерения, поэтому он так убого разбирается с объемным миром. Так что поменьше думай и ходи уже. Следующий раз принесу часы.

Художник оторвался от доски и развел руками.

— Я проиграл, — сказал он.

— Я знаю.

— А в дебюте у меня было преимущество.

— Это была иллюзия преимущества.

— Нет, я отлично начал, просто ошибся потом. Ты меня заболтал. Не надо было есть твою лошадь.

— Правильно. Есть лошадь вредно. Диета — основа всех побед. О, граф, как вы во время, — доктор увидел Иванко, пришедшего к фонтану. — Теперь я могу сбежать от этого паучка.

Доктор кивнул на художника и стал складывать шахматы в коробку.

— Как у вас здоровье-то? Ничего не болит? — поинтересовался доктор у графа.

— Ничего, — ответил граф.

— Жаль, — засмеялся доктор, — придется дружить на расстоянии. Ладно, я побежал. Некогда. Время, деньги, все дела.

Доктор пожал руку графу и художнику, после чего ушел.

— Шапито, конечно, остроумный человек, но всем этим остроумным людям невозможно ничего объяснить. Там где кончается их остроумие, они становятся непроницаемо тупыми, — сказал дядя Георг и постучал своим костлявым кулаком по столу.

Иванко засмеялся. Он вспомнил, как Аленка споткнулась об ступеньку и чуть не упала, вспомнил ее выражение лица. Это было очень смешно.

— Обживаетесь? — спросил художник, решив, что граф смеется над его умозаключением.

— Да. Мне нравится тут, — сказал Иванко.

— Что делали? Чем занимались?

— Да так. Театр смотрели, с Аленкой гуляли. Кстати, у меня один вопрос к вам. Мы сейчас видели вашу картину, где маленькая Аленка лежит в гробу. Она сказала, что вы какой-то древний миф так иллюстрировали. Что за миф такой?

— Я помню эту картину. Понравилась?

— Нет. Совсем не понравилась. Ерунда какая-то.

— Да? — художник на секунду растерялся. — Это не миф. Это иллюстрация к моему стихотворению.

— Стихотворению? — переспросил Иванко. — А где его можно прочитать? Мне надо знать.

— Я могу его прочитать прямо сейчас. Я его помню наизусть. Оно мне приснилось однажды. Я проснулся и просто записал слова. Прочитать?

— Конечно, — сказал Иванко.

Художник на секунду закрыл глаза, почесал затылок и стал нараспев декламировать:

Маленький гроб. Хрупкие розы.

Девочка в белом. Лет двенадцать.

Тихое утро вечного лета.

Сказочный сад. Цветы да деревья.

Ни ветерка. О чем здесь ветер?

Что-то чужое мне нашептало:

«Жизнь не должна касаться смерти.

Жизнь не должна нарушать покой.

Твое дыхание неуместно.

Твое дыхание нарушает»…

Но что мне делать с моим дыханием?

Я не умею, что б не дышать.

Пока не умею. Всему свое время

Всему своя радость. А пока:

Стол. Гроб.

Девочка в белом. Лет двенадцать.

Белые розы. Очень красиво.

Очень тихо. Недоступно…

Мне объяснили, что это рай.

Я не поверил, но кто его знает?

— Как вам? — спросил художник, после паузы. — Тоже ерунда?

— Нет, не такая ерунда, только я не понял. Что это значит?

— Я не знаю, Ваше Сиятельство. Мир — не школьная тетрадь. Нельзя выучить от сих до сих и всё понять. Я увидел образ. В нем была мысль. Я написал стихотворение, написал картину, если бы умел, написал бы симфонию, балет, пирамиду бы построил, только что бы выразить этот образ. Но от этого он не стал бы доступней.

— Понятно, — сказал Иванко, после длинной паузы.

— Прекрасно, — засмеялся художник. — Может, тогда приступим?

— К чему?

Вместо ответа художник достал свою папку и вытащил из нее пачку скрепленных, плотно исписанных, листов.

— Это первый семестр, — засмеялся художник. — Ваша сестра просила меня дать вам уроки. Учить вас рисовать смысла не вижу. Поэтому будем учиться думать. Тут несколько совершенно неочевидных утверждений на самые абстрактные темы. Я утверждаю, вы опровергаете. Договорились?

— Давайте, — согласился граф, толком не поняв о чем речь.

— Для начала простенькое. «О жизни и смерти». Читаю?

— Читайте.

Художник взял листок и стал читать:

О Жизни и Смерти.

«Смерть — отрицание жизни. Она делает нашу жизнь бессмысленной, все наши помыслы суетой. Победа над смертью — вот цель человека. Победа над смертью вернет жизни смысл». Так говорят жизнелюбцы. С другой стороны другие люди поют о смерти-утешительнице, о том, что смерть — это лучшая награда человеку за мучения жизни, о том, что все мы отдохнем и о том, что и рождаться не стоило. Так говорят любители смерти. Рассмотрев оба эти мнения заметим, что они, собственно говоря, мало чем отличаются друг от друга, потому что оба не верны. А дальше мое утверждение с красной строки.

Итак, я утверждаю, что смерть — есть фундамент жизни. Любая воля к жизни, любое желание жить может существовать только тогда, когда есть смерть. Если человека лишить смерти — он не захочет жить. Собственно говоря, можно сказать, что смерть и есть воля к жизни. Без смерти жизнь лишиться смысла, станет абсурдом, у человека не останется воли, чтобы пошевелить пальцем. И это в самом прямом смысле. Наше «завтра» разряжает волю к нашему «сегодня». Известно, что нигде так не хочется жить, как в камере смертников, где любовь к жизни доходит до судорог. Бесконечное «завтра» бесконечно бы размазало волю к «сегодня». Человек бы просто лег на землю и никогда бы не захотел подняться. Так что борьба жизнелюбцев со смертью — это борьба против своего же жизнелюбия….

Художник закончил чтение, отложил листочек в сторону и посмотрел на графа. Граф пожал плечами. Он не знал, что сказать. Но, как оказалось, ничего говорить и не требовалось. Художник взял другой листок и прочитал еще один небольшой текст. Потом еще. Иванко слушал с интересом, но не понимал горячность, с которой художник строил свои утверждения.

— Вам надоело? — спросил художник, отложив очередной листок.

— Нет, — сказал граф. Ему и, правда, было интересно. Но если бы художник взялся читать ему какие-нибудь «в гостях у пиратов» или «сокровища одноглазого тролля», он тоже с удовольствием бы послушал.

— Хватит на сегодня, — сказал художник и стал складывать свои листочки.

Тем временем стало быстро темнеть. Сад погрузился в сумерки. Вокруг всё притихло, только фонтан все также неугомонно шелестел водой.

— Как быстро темнеет зимой, — сказал художник, закинув руки за голову, — когда темнеет мне всё время думается… какая-то мысль приходит…. даже не мысль, а так, что-то странное. Знаешь, вот часы, большие часы с маятником и идут тихо так. Тик-так, тик-так. Стрелки крутятся. А мне страшно. Я боюсь часов. Видишь ли, его называют временем. Все смотрят на часы и ничего не знают о нем… Мне всегда мерещится одна и та же картина. Вот представьте себе поле, огромное снежное поле, так что ни конца, ни края и по нему идет человек, человек почему-то в черном. И вот он идет, совсем не зная куда, а может быть и зная. И это все так издалека, так что только черная точка, бескрайнее поле и снег. Такая картина.

Художник замолчал. Иванко тоже молчал. Тут совсем рядом послышались шаги. Граф оглянулся и увидел, как из темноты выплыла стройная фигура слуги.

— Господин Лейбниц, я за вами, — раздался спокойный голос.

— Хорошо. Я готов, — ответил художник, положив листочки себе на колени.

— До свидания, граф, приходите, завтра или когда захотите. Я вам всегда буду рад.

— Конечно, приду, — ответил Иванко.

Слуга взялся за спинку кресла и аккуратно покатил художника сначала вокруг фонтана, а потом по одной из аллей.

Вернувшись из сада, Иванко сразу пошел к Кате. Ему хотелось еще раз увидеть Аленку. У Кати хозяйничал великий Готье. Аленка, как ассистент хирурга на операции, подавала ему то рулетку, то ножницы, то иголку. Катя стояла в нижнем белье, как манекен и ее постоянно измеряли. Иванко вызвался помочь, но Готье оказался противным старикашкой. Он замахал на Иванко руками и попросил не мешать. Обменявшись с Аленкой улыбками, граф пошел к себе. Было уже поздно, но спать не хотелось. Он лег на кровать и смотрел на потолок, пока не задремал. Его разбудил стук в дверь. В комнату вошла Катя.

— Еще не спишь? — спросила она.

— Нет. Закончили с платьем? — спросил Иванко.

— Почти. Завтра доделаем.

Катя села на кровать. Иванко сел рядом.

— Как там у нас? — спросила принцесса.

— В деревне? — уточнил граф

— Ага.

— Всё также. Ничего не изменилось. Тебе от всех привет.

— Спасибо. Не обиделись на меня, что я на похороны отца не приехала?

— Нет, — отрицательно покачал головой граф. — Никто и не думал, что ты приедешь.

— Могли бы и лучше обо мне думать, — усмехнулась принцесса.

Граф промолчал.

— Отчего он умер? — спросила Катя. — Я что-то так и не поняла.

— Его свинья загрызла, — ответил граф.

— Свинья? — удивилась принцесса. — Как это?

— Перепил, уснул в луже, мимо проходила свинья, и горло ему перегрызла.

— Мерзость какая, — принцесса поморщилась. — Свинья-людоедка. Не знала, что так бывает.

— Она не людоедка. Просто папаша занял ее лужу. Не переживай, мы свинье отомстили, съели на поминках.

— Шутишь так?

— Да, шучу, — без улыбки сказал Иванко. — А я тебя ждал тогда. Мне так тебя не хватало.

— Извини, но я даже не рассматривала варианты. Я решила никогда туда больше не возвращаться и никогда туда больше не вернусь…

Принцесса еще с полчаса посидела у брата, расспросила про общих друзей и подруг, после чего они предались воспоминаниям.

— Ладно, спокойной ночи, — сказала принцесса, вставая. — Завтра я с утра зайду. Пойдем в Большой парк. Понял?

— Как скажешь.

— И ещё, смотри, к тебе сейчас может карлик зайти, шут Вольдемар. Ты не пугайся.

— Что ему надо? — не понял граф.

— Просто он любит делать внезапные визиты, а ты ему, похоже, очень интересен. В общем, ты его не бойся. Он безобиден, в смысле, для тебя безобиден, но любит разные выходки. В случае чего гони его в шею. Ну, пока.

Принцесса, поцеловав графа, вышла.

Оставшись один, Иванко не спеша расправил постель. Под подушкой лежал портрет фрейлины, нарисованный дядей Георгом. Граф взял его в руки и надолго задумался. Очнувшись от задумчивости, он положил портрет назад под подушку и стал раздеваться. Вдруг медленно отворилась входная дверь. Граф, похоже, забыл ее закрыть. Иванко подошел, что бы запереться, но тут в дверном проеме закачался шутовской колпак с бубенцами. Он был подвешен на веревочку и упал откуда-то сверху. Иванко выглянул в коридор. В коридоре никого не было.

— А я уже тут, — раздался высокий голос из комнаты. Иванко обернулся. В кресле сидел господин Вольдемар. На нем был утренний костюм, но без галстука. Карлик хитро улыбался.

— Ловко вы, — сказал, улыбнувшись в ответ, граф.

— Очень ловко. Я известный проныра.

Граф снял шутовской колпак с веревки и подал его карлику.

— Ваше? — спросил граф.

— Моё, но могу одолжить.

— Спасибо, пока не надо.

— Прошу прощения, что так поздно и неожиданно, но вы не закрыли дверь. А что мы совсем незнакомы, то я за этим и пришел.

— За чем? — не понял граф.

— За знакомством. Вольдемар, — карлик протянул руку.

— Иванко, — представился граф, пожимая руку. Рукопожатие получилось крепким с обеих сторон.

— Лучший способ познакомится, поиграть в туда-сюда, — сказал карлик. В руках у него откуда-то появился теннисный мячик.

— У меня нет ракеток, — ответил граф.

— А мы без ракеток, — карлик поднял руку с мячиком вверх. — Я работаю шутом при короле — не путать с клоуном или дрессированным пуделем. Быть забавным не входит в мои обязанности. Ваш ход.

Карлик бросил мячик графу. Граф поймал его.

— А, понял, — сказал Иванко. — Я нигде не работаю…. Ваш ход.

Граф кинул мячик карлику.

— Мой ход был интересней. 1-0 в мою пользу, — карлик снова бросил мячик графу.

— А мой — точнее. 1-1, — ответил граф и бросил мячик карлику.

— Больше всего люблю подсматривать и подслушивать, обожаю людские секретики.

— Больше всего люблю… — Иванко замялся, — Это секрет или даже секретик, но вы его не узнаете.

— Узнаю и всем расскажу. Больше всего ненавижу… учителей.

— Я не учитель.

— Нечестно, — покачал пальцем карлик.

— Больше всего ненавижу… жуков таких кусачих, — сказал, наконец, граф и вернул мячик карлику.

— Я разговариваю на пяти языках.

— Я разговариваю с человеком, разговаривающим на пяти языках.

— М-м. Я могу спрятаться в дамской сумочке.

— Вас найдут.

— Не найдут. Меня никогда не найдут, потому что я всегда ни там где я есть. Что можете вы?

— Я могу стрелять из лука. То есть, могу попасть мухе в зуб с десяти метров.

Мячик снова оказался у карлика. Он засмеялся, поднял руку, задумался и, что есть силы, бросил мячик об стенку. Мячик запрыгал по комнате.

— Я выиграл, — сказал карлик.

— Почему это?

— Потому что я люблю выигрывать, а вам всё равно.

— Хорошо, вы выиграли.

Карлик еще раз засмеялся. Похоже, он был в хорошем настроении.

— Слушайте, граф, — сказал шут, — а вы шустрый. За это я буду вас эксплуатировать. Помогите, — в руках карлика неоткуда появилась картонная карточка.

— Как вы это делаете? — удивился граф.

— Это обычный фокус и это не интересно. Лучше помогите мне с тестовыми вопросами для Тюбингеского университета. Я обещал тамошнему декану написать 21 остроумный вопрос для тестирования студентов. Аванс я уже прогулял, а никак не закончу. Смысл вопросов в том, что рассказывается небольшая занимательная история, а студент её заканчивает. Это тест на сообразительность. Историй-то я насочинял, а с концами проблемы. Не всегда могу понять, насколько мои ответы правильны, на самом деле эти истории так закачиваются или это прихоть автора? Давайте всего один тест на ночь глядя? Готовы?

— Давайте, — кивнул Иванко.

Карлик стал читать с картонки:

Когда-то в Сирии жил Учитель, бродячий проповедник, вокруг которого толпились ученики. Учитель был умён, ничего не боялся и даже творил чудеса. Проповедовал он странные вещи, почти сумасшедшие, но в нем было столько обаяния, что ученики, открыв рот, готовы были идти за ним хоть в ад. Среди учеников был симпатичный юноша, тоже очарованный Учителем. Этот ученик был не глуп и даже немного умен, но у него была одна беда. Он сам хотел быть учителем, хотел иметь свое учение, своих учеников. В присутствии же своего Равви, он терялся, и все время задавал самые глупые вопросы, давал самые идиотские комментарии. Несколько раз он пытался оставить Учителя, но не мог. Он пару раз уходил «насовсем», но на следующий день возвращался вприпрыжку. И вот однажды, Учитель, отправляясь в дальнее селение, взял с собой только этого ученика. В дороге они много разговаривали. Наступила ночь. Они заночевали на обочине дороги. Учитель уснул, а ученик достал свой нож и перерезал Учителю горло. Всю ночь ученик рыл могилу. К утру Учитель был закопан. Стало светать. Было морозно и сыро. Ученик, дрожа от холода, взошел на могильный холм и, повернувшись к восходящему солнцу, сказал:

— Посмотри, Равви, на восходящее солнце. Это встает мой рассвет. Я сейчас уйду, а ты останешься здесь. Послушай же, что говорит тебе твой лучший ученик, который посмел победить тебя. Ты знаешь, Равви, я боялся тебя. Я так тебя боялся. Ты не давал мне дышать. Ты вязал меня по рукам и ногам. Но я убил тебя. Я наконец-то освободился и пойду своим и только своим путем. Ты не понял, что я не твоя обезьяна и я не твоя овца. Я — Учитель, еще более великий, чем ты. У меня будут тысячи учеников, миллионы. Весь мир пойдет за мной. Я скажу то, что никто до меня не говорил. Я останусь в веках. Радуйся, Равви, и прощай.

Ученик замолчал. Солнце взошло. Длинная тень стелилась по сырому полю. Ученик сошел с могилы и рассмеялся. Но его смех прервался. Он последний раз оглянулся назад. Невысокий холм был истоптан его ногами. Он гордо поднял голову, вышел на дорогу и пошел навстречу, грозно встающему в замерзшем небе, утреннему солнцу.

— Вообще-то всё, — сказал карлик и перевернул картонку. — А теперь закончите последнее предложение этой дивной истории. Тем же вечером, в номере ближайшего трактира, ученик…. С вас всего одно слово. Глагол. Ответ на вопрос: «что сделал?». Итак, ученик…

— Повесился? — сказал граф.

— М-м, работает загадка. Но как-то слишком легко вы ответили. Наверное, надо вычеркнуть «номер трактира». Что еще можно делать в номере трактира, как не вешаться? — шут достал карандаш из кармана и почиркал на своей картонке. — Что ж. Себя поздравляю, ученик пусть висит, а с вами, что делать? Хотите поступить в Тюбингем? У меня там декан знакомый. Будете философом. Это же такое счастье ходить в протёртых штанах.

— Не хочу, спасибо, — ответил граф.

— Как хотите. А что у вас там спрятано под подушкой? — спросил карлик и выскочил из кресла. Он быстро подбежал к кровати и достал портрет фрейлины.

— Какая-то тут Аленка толстая, — засмеялся он. — Еще зачем-то крылышки ей присобачили.

— Вы знаете Аленку? — спросил Иванко.

— Лучше всех. С самого рождения. Это я нашел ее в корзинке.

— Да вы что? — удивился Иванко. — Правда? Расскажите.

Карлик ловко запрыгнул на столик, так что Иванко подивился.

— Давно это было, — стал рассказывать шут. — Я еще был молод, то есть моложе. Шел я по саду, торопился. Сад тогда был садом, цветочки, грядки, все аккуратно и по порядку. И вдруг боковым зрением заметил какое-то движение. Остановился, повернулся — вижу за кустами корзинку на самом видном месте, а из корзинки ручка торчит, покачивается. Я пролез через кусты, весь ободрался, заглянул в корзинку, смотрю, карапуз лежит, завернутый в кусок ткани, только ручки торчат. Ни кричит, не орет, просто лежит и смотрит. И взгляд такой был редкий. Удивление. Типа, ничего себе. Чему она удивлялась, не знаю. Может она просто меня передразнивала. Потому что я-то точно выкатил глазки. Потом я поднял крик. Все сбежались, всё завертелось и так далее.

— А кто ее родители?

— Не знаю. Я проверил все варианты, которых было не так много. Ни одной зацепки. Самый правдоподобный вариант, что она на корзинке спустилась к нам с неба, но купол сада даже не треснул. Тоже загадка. А почему вы спрятали портрет? Может это и есть ваш секретик?

Иванко подошел к карлику, забрал у него лист и аккуратно положил его назад под подушку.

— Просто тут его место, — чуть растеряно сказал он.

Карлик засмеялся и ловко спрыгнул со стола.

— Тогда ложитесь спать. Может вам приснится что-нибудь с крылышками.

Шут одел наголову колпак и зазвенел бубенцами.

— Дзынь-ля-ля. Дзынь-ля-ля.

А король не весел.

Дзынь-ля-ля. Дзынь-ля-ля.

Не того повесил, —

пропел карлик и подскакал на одной ноге к двери.

— Закрывайтесь изнутри, а то можно проснуться не там, где планировали, — сказал господин Вольдемар на прощание.

День 3

— Подъем!!!

Иванко подскочил на кровати.

— Ты спи, спи, — зашептала принцесса, укладывая брата назад.

Иванко снова лег, закрыл глаза и повернулся на бок.

— Подъем!!!

Иванко снова подскочил и окончательно проснулся. Было утро и солнце и хохочущая сестра, сидящая на его кровати.

— Ненормальная, — буркнул граф.

— Не спиться?

— Ненормальная, — повторил граф.

— Плохое слово. Месть, — сказала Катя и окатила Иванко холодной водой, которую заранее приготовила в кружке. Граф подскочил и выкатил глаза.

— Я же говорила подъем, а ты не верил, — хохотала сестра.

— Я теперь мокрый из-за тебя!

— Это гораздо лучше чем, если бы ты был мокрый из-за себя. Вставай, одевайся и бежим, — Катя бросила брату одежду.

— Куда?

— Тебе какая разница. Главное, что бежим очень быстро.

Иванко оделся и подошел к зеркалу. Принцесса оттолкнула его и стала смотреться в зеркало сама. Иванко подошел сзади и подставил сестре, сделанные из рук, рога. Катя хотела схватить их, но не получилось. Еще несколько минут они, хохоча, бегали и толкались друг с другом. Все закончилась тем, что Катя заломала брата.

— Сдаюсь! — смеясь, крикнул Иванко, уже не пытаясь скинуть с себя сестренку.

— То-то же, — удовлетворенно сказала Катя, отпуская его руки. — Как в старые добрые времена тебе нечего противопоставить моей силищи.

Они встали. Иванко поправил ворот рубашки, Катя — платье. Еще раз, посмотрев в зеркало, они вышли.

Над большими воротами позолоченными буквами с вензелями было написано: «Королевский парк». Катя, держа брата за руку, провела его через ворота. Парк был огромным. Аккуратные зеленые газоны, подстриженные кустарники, цветы повсюду, фруктовые деревья, скамейки, тропинки и даже речка с хрустальным мостиком, впадавшая в самое настоящее озеро, по которому с важным видом плавала стая лебедей. Над всем этим был большой стеклянный купол, почти такой же формы, как в Зимнем саду, но гораздо больших размеров.

— Йо-хо, — сказал Иванко, крутя головой. Он был впечатлен.

— Правильно. Только рот чуть прикрой, — сказала принцесса, довольная произведенным эффектом.

В парке было достаточно многолюдно. Но это были не гости, а служащие парка. Они ходили с огромными циркулями и размечали места под сооружения, которые должны были появиться здесь к завтрашнему празднику. Все были заняты делом и не обращали на принцессу с графом никакого внимания. Принцесса привела графа к озеру. На скамейке перед озером сидел принц Артур и, держа в руках буханку хлеба, кормил совсем близко подплывших к нему лебедей. Увидев, жену с братом он отложил хлеб и встал навстречу. Пока принц и граф здоровались, принцесса подбежала к берегу и замахала руками на птиц.

— Кыш, кыш, гусиное отродье, — закричала Катя. Лебеди недоуменно поглядев на нее, повернулись и обиженно поплыли прочь. — Обиделись что ли. Не обижайтесь, а то не вкусные будете.

Принцесса повернулась к мужчинам. Они смеялись над ней.

— Смеетесь от восторга или от восхищения? — спросила Катя и, не дожидаясь ответа, обняла мужа. — Артурчик, я сбегаю за лошадьми?

— Через 20 минут придет господин Маскарон, — сказал принц.

— 20 минут — это почти год. Я успею, даже торопиться не буду.

— Пошлите вместе, — предложил Артур.

— Нет. Я хочу одна, — закапризничала Катя.

— Зачем? — не понял принц.

— О-о, — вздохнула принцесса. — Понимаешь, я просто хочу показать этому гламурному красавчику, — принцесса кивнула на брата, — как я научилась ездить верхом. Когда мы были маленькими, он смеялся надо мной, потому что я все время от этих лошадей шарахалась.

— Не ты от них, а они от тебя, — вставил Иванко.

— Понятно, — улыбнулся принц, — иди, седлай, только смотри осторожней.

Принцесса тотчас убежала.

— Как вам наш парк? — спросил принц, когда они остались вдвоем.

— Мне нравится, — сказал Иванко.

— Вот откуда берется дефицит госбюджета, — засмеялся принц.

— Что-то не так с бюджетом? — переспросил Иванко. Он не понял шутки, а смеяться просто из вежливости, было глупо. Принц засмеялся еще сильней и замахал руками.

Конец ознакомительного фрагмента.