Сказки старого дома

Андрей Басов, 2014

Приключения жильцов старого петербургского особняка в физически существующих мирах собственной мечты и фантазии.

ГЛАВА 3: Новелла о сумасбродном изобретателе

Улицу разрыли так, что даже в сумерках, а не только в темноте здесь лучше не появляться. Можно шею свернуть. На дверях парадной объявление, что в связи с прокладкой трубопровода в Доме будет отключена вода такого-то числа со стольки до стольки. Плевать. Пусть отключают. Мы запаслись. Копают днём и ночью, в будни и выходные. Пятничный день уже к вечеру, а работы не прерываются.

Негромко наигрывает магнитофон. Стою у окна и смотрю, как маленький экскаватор уродует и наш двор тоже. Это называется комплексным ремонтом сетей. На улице меняют трубопроводы, а во дворе — трубы. Вот так! Понимаете разницу между трубопроводом и трубой. Нет? Так вот, трубопровод — это труба, по которой что-то течёт. А труба — это трубопровод, по которому ничто не течёт. У нас в Доме происходят постоянные превращения трубопровода в трубу и обратно.

Черт, какая только дурь не лезет в голову! Хочу в Верн. Уже третий месяц пошёл, как я вернулся оттуда. Да вот ничего не получается. Незаметно могу исчезнуть только ночью на несколько часов. А что в Верне делать ночью, когда все спят? Жителей пугать? Александр объяснил, что исчезать и появляться можно только находясь в Доме. Вне Дома какая-то связь с ним на каком-то расстоянии чувствуется, но возможность перемещаться в другой мир пропадает. Жаль…

Похоже на эффект экрана или решётки. Словно сам Дом является объёмом, заключённым в какую-то сетку. И внутри неё может что-то происходить, а снаружи — нет. Но ведь экран, сетка, решётка должны быть металлическими, а Дом-то из кирпича. Так что и чего-нибудь вроде арматурной сетки, характерной для панельных домов в стенах, быть не может. Странно всё как-то, и ухватиться не за что, чтобы уловить происхождение явления.

Внизу, в яме у экскаватора раздался оглушительный треск, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Погас свет и замолк магнитофон. Приехали! Перерубили электрический кабель. Тракторист-то хоть как? Вроде живой. Как слепой вылезает из кабины и тут же садится на землю. Повезло. Испугом мог бы и не отделаться. Рабочие столпились около тракториста. Что-то орёт прораб.

Кабель — это не перегоревшие пробки. Надолго окажемся без света.

Со свечой в руке в комнату заглядывает мама.

— Серёжа, не посмотришь, что со светом?

— Во дворе электрический кабель повредили. Это надолго.

— Значит, сегодня света не будет?

— Боюсь, что и завтра тоже.

— Вот же напасть какая! Ни почитать, ни телевизор посмотреть. Мы тогда с бабушкой поедем к Татьяне. Там и заночуем. Ты позвони, когда свет дадут. Ладно?

— Ладно. Я тогда тоже куда-нибудь удеру до завтра.

Татьяна — это старшая, замужняя сестра. Мéста для гостей у них достаточно. С мужем детьми ещё не обзавелись. Удачно как-то подоспела эта авария! Слетаю в Верн прямо сегодня. Вечер — не ночь.

Наблюдаю из маминой комнаты, как мои старушки перебираются через рытвины на другую сторону улицы и возвращаюсь к себе. Напяливаю джинсу. Ощупываю в кармане ключи от своего сказочного владения. В «Морском драконе» вечернее оживление, наверное, ещё только в самом начале. Сажусь в кресло, закрываю глаза и вызываю в воспоминаниях маленький, зелёный дворик с мраморным амурчиком посередине. Что-то не то и не так. Ощущение лёгкости, полёта какое-то очень слабое и не законченное. Открываю глаза — я дома. Пробую ещё раз. Вообще ничего! Я похолодел. Неужели кончилось? Насовсем? Только без паники!. Может, это временное явление?

Слышу, как в маминой комнате звонит телефон. Бегу.

— Да.

— Сергей, — басит Капитан, — скучно во тьме одному. Если ты не занят, приходи посидеть. И Александр сейчас придёт.

Капитан пару дней как вернулся из голубых далей, и вчера я у него вечером уже был. Ну, и что с того? Ситуация изменилась, а посидеть у него я всегда с удовольствием хоть каждый день, если не занят. Иду к входной двери и, взявшись за ручку, вспоминаю, что ключи от двери в других брюках. Возвращаюсь к себе, беру ключи и на момент задумываюсь. Ай, чего там! Открываю шкаф и достаю заветную бутылочку.

Выскочив из своей квартиры, обнаруживаю у капитановой двери Александра с фонариком, нажимающего кнопку звонка.

— Да, сразу видно гуманитария, не подозревающего, что звонки тоже работают на электричестве.

— Вот черт, это просто машинально. Рефлекс.

Стучу ногой в дверь. Открывает сам Капитан.

— Заползайте.

Заползаем в дверь и при свете фонаря ползём дальше до комнаты. На столе канделябр о трёх горящих свечах. Красиво. Таинственно. Интимно. Садимся вокруг стола. Ставлю бутылочку.

— Капитан, что вы об этом думаете? — Капитан осторожно берет сосуд в руки. Осматривает дно, горлышко.

— Оттуда?

— Оттуда.

— Я думаю, что нужно открыть. А, Александр?

— Я того же мнения.

— Владельца не спрашиваем. Он затем её сюда и притащил.

Капитан достаёт из серванта бокалы и штопор. С многолетней сноровкой ввинчивает инструмент в пробку и с хлопком её выдёргивает. Подносит горлышко к носу и с удивлением смотрит на меня.

— Ага, оно самое, — отвечаю я на немой вопрос.

— Что это, что это, что это? — засуетился Александр

Капитан ещё раз поднёс горлышко к носу, глубоко втянул воздух и произнёс:

— Есть предложение закупорить эту бутылку, не тратя содержимого, и использовать сей сосуд в дальнейшем только для услаждения обоняния. Кто против? Трое. Разливаем.

И опытной рукой наливает всем точно поровну пальца на два. Александр сразу сует свой нос в бокал и на некоторое время застывает в такой позе. С неохотой вынув нос из бокала, Александр заявляет:

— Не предполагал, что такие ароматы существуют в природе. По крайней мере, у нас в школе их нет.

Капитан усмехается, но и сам не приступает к дегустации, водя бокалом вокруг носа. Подаю пример, наклоняя прислонённый к губам бокал так, чтобы жидкость слегка коснулась языка. Остальные делают то же самое. Долго молчим, время от времени манипулируя бокалами.

— Сказочное вино, — наконец в состоянии выговорить Александр.

— Я думаю, ты не далёк от истины, — поддерживает Капитан, с подозрением поглядывая на меня, — можешь ещё добыть?

— Не знаю. Сегодня почему-то мне не удалось туда войти. Хотел спросить: у вас, не бывало ли такого раньше?

— Не припоминаю, — произнёс Александр. — Но это и меня беспокоит. Мне тоже сегодня не удалось уйти никуда.

— Вы оба меня пугаете, честно говоря, — Капитан весь как-то подобрался. — Когда вы пытались?

— Ну, я буквально перед вашим звонком.

— И я тоже.

— Может быть, вы оба пытались одновременно и Дом этого не осилил, — высказал предположение Капитан. — Хотя это не логично. Если Дом допускает наличие одновременно существующих нескольких избранных им, то и совпадение попыток перемещения не должно быть для него сюрпризом и бременем.

— Логика логикой, — заметил Александр, — но налицо и факт, что всё безукоризненно работало десятки лет и вдруг прекратилось без всякого видимого или ощущаемого катаклизма. Тоже ведь странно. Ни землетрясений, ни извержений, ни бомбёжек даже поодаль не было. А улицу копают уже месяц, и всё до сих пор было ничего.

У меня в голове промелькнул вопрос: «А какое, собственно, событие и для кого или чего можно считать катаклизмом?»

Затрезвонил телефон, и Капитан схватил трубку.

— Слушаю. Здравствуйте, Анна Петровна… Да, знаю… Не знаю… И они здесь у меня с тем же вопросом… Конечно… Ждём, — и обращаясь к нам: — Сейчас придёт. У неё то же самое, что и у вас.

Капитан взял фонарик и вышел в коридор. Хлопнула входная дверь. Осторожные шаги.

— Здравствуйте, Серёжа. Здравствуйте, Александр.

— Здравствуйте, Анна Петровна.

Капитан пододвинул гостье стул и достал из серванта ещё один бокал.

— Нет-нет, я не буду.

— Это не для питья, Анна Петровна, а для наслаждения. Непременно нужно попробовать.

— Ну, мои наслаждения далеко все в прошлом.

— Вы напрасно так думаете.

Анна Петровна осторожно взяла бокал, поднесла к лицу и, как заправский дегустатор, повела им по кругу перед носом и замерла, удивлённо взглянув на Капитана. Затем повторила манипуляцию, глубоко вдохнув аромат. Поднесла бокал к губам. Сделала глоточек. Мы не шевелимся, давая ей время спокойно прийти в себя.

— Откуда это чудо, Капитан?

— Сергей откуда-то притащил.

— Королевский напиток. Серёжа, вы ограбили дворцовые погреба?

— Нет, презентовал один кабатчик.

— Можно представить, что за сказочные места вы посещаете, если такое там подают даже в кабаках. Жалко было бы утратить такой источник. Не правда ли?

— Истинная правда.

— Вот и меня очень беспокоит сегодняшний сюрприз. А также удручает, что ничего мы и сделать-то не можем. Поскольку не знаем ни что произошло, ни с чем произошло.

— Ну, с чем произошло, мы можем предполагать. С Домом, — произнёс Александр.

— Не факт, — возразил я, — У меня возникла одна гипотеза после того, как ты заговорил об отсутствующих катаклизмах, которые могли бы вызвать утрату наших необыкновенных возможностей.

— Ну-ка, ну-ка, Серёжа, что вам пришло в голову?

— Понимаете, Анна Петровна, единственное заметное событие, которое произошло поблизости непосредственно перед тем, как мы с Александром попытались недавно переместиться, — это повреждение электрического кабеля у нас во дворе.

— И что? Какое это имеет отношение к Дому?

— Никакого, если источник нашего беспокойства именно Дом.

— Что вы имеете в виду?

— Очень простую вещь. Связь, в общем-то, на поверхности, если отказаться от стереотипа восприятия Дома как источника каких-то эффектов. Отключилось электричество — исчезли эффекты. Тут уже просто логика подсказывает, что между электричеством и эффектами должна быть машина, преобразующая электричество в эффекты. Отключили энергию и остановилась машина.

Дом совершенно не причём. Это просто от неизвестности происхождения эффектов и того, что они происходят только в Доме, мы наделяем Дом свойствами, которыми он на самом деле не обладает. В действительности же, я полагаю, что в Доме или под Домом существует гениально сконструированная и качественно сделанная, почти автономная некоторого рода электрическая машина, которую никто не видел и о которой никто ничего не знает. Починят кабель — и машина заработает опять.

За столом воцарилось молчание. Каждый старался переварить услышанное. Первым пришёл в себя Александр.

— Да-а-а, трудновато поверить в такую машину.

— А в то, что кирпичная кладка может материализовать воображение, тебе поверить легче? — спросил Капитан.

— Аргумент убойный, — согласился Александр, — хотелось бы взглянуть на эту машину.

— Искать надо. Только осторожно, чтобы никто не заметил.

— А надо ли? — опасливо спросила Анна Петровна. — Если машина есть и после ремонта кабеля включится, то зачем её искать?

— Интересно же, Анна Петровна, — вкрадчиво осведомил её Капитан. — А вам не интересно взглянуть бы на такое чудо?

Анна Петровна задумалась на несколько секунд.

— Пожалуй, тоже было бы интересно. Но меня беспокоит, как бы не повредил наш интерес чему-либо. А вы, Серёжа, почему молчите?

— А ему нечего сказать. Он же технарь, и в таком вопросе у него позиция может быть только одна — увидеть и изучить.

— Фигушки, мне есть, что сказать. Во-первых, правильно заметили, что тут нужно действовать с осторожностью, не светиться кучей на людях при поисках. Чтобы никому не пришло в голову за нами следить. Или придумать подходящую легенду.

Во-вторых, опрометчиво бросаться в практические поиски, не разузнав, что возможно, из истории дома и его владельцев. Я думаю, наиболее интересен период между тысяча девятисотым годом и Октябрьской революцией. После этого ничто в доме уже не могло происходить, кроме смены жильцов. А до этого технический уровень вряд ли тот, который нужен.

В-третьих, нужно осведомить обо всём Ахмеда. Его помощь может оказаться очень важной. Он не привлекает внимания и всё знает о состоянии Дома.

В-четвертых, ничего нельзя начинать, пока во дворе не кончатся работы. Слишком много людей, сующихся в каждую щель. Кроме того, посмотрим, восстановится ли всё после ремонта кабеля. Гипотеза есть гипотеза.

— Пожалуй, весьма разумно, несмотря на вашу молодость, Серёжа, — заметила Анна Петровна. — Я со своей стороны разузнаю всё, что возможно, о последних владельцах особняка и поговорю с Ахмедом. Только, Бога ради, осторожнее. Сами понимаете, на какой риск решаемся всего лишь ради любопытства. Мне страшновато.

— Пожалуй, лучше Сергея никто не проведёт это дело, — размышляет вслух Капитан, — и склад ума рациональный, технический, и осторожности не занимать. Пусть будет главарём, а мы поддержкой. Никто не против? Вот и хорошо.

Анна Петровна поднялась, собираясь уходить, но я останавливаю её.

— Анна Петровна, а вы не можете ничего рассказать о двух внезапно пропавших жильцах?

Она опускается обратно на стул.

— Вряд ли. То, что они были избранными, — моё предположение по разным случайным наблюдениям, косвенным признакам. Исчезли одинаково с промежутком примерно в год. Просто их видели возвратившимися домой, а когда заинтересовались долгим отсутствием, то дома не обнаружили. Мужчина был отставным военным, и его спохватились на службе довольно быстро. Девушка — студентка Института культуры — исчезла во время летних каникул. Так что до осени об этом никто и не подозревал. Вещи все были на месте, кроме тех, что они носили на себе. Документы тоже дома. Стало быть, не уехали.

— Нашли более счастливый для себя мир, — прокомментировал Капитан. — Хотя может быть и другое — погибли там.

Анна Петровна ушла, а мы втроём ещё долго сидели и болтали о всякой всячине.

К вечеру воскресенья свет всё-таки дали. Позвонил сестре и оповестил об этом. Мама сказала, что они уж на ночь глядя домой не поедут. Лучше завтра утром. Ладно, опять облачился в джинсу, похлопал себя по карманам. Сел в кресло. Закрыл глаза. Дворик, скамейка, амур…

Второе, предосеннее цветение жасмина. В воздухе ни ветерка. Во дворике аромат просто обалденный. Сумерки. Тишина. Значит, моя гипотеза подтвердилась. Машина существует! Ну и Бог с ней! Она не здесь. Разваливаюсь на скамейке. Благодать! Небо уходит в какую-то бездну вверх. Звёзды ещё не очень чётко видны.

Вроде хлопнула наружная дверь. Тень мелькнула в кухонном окне. Открылась дверь во двор.

— Серж, это вы здесь?

— Я, Жанна. Ненадолго. Скоро уйду.

— В доме ничего нет. Может, сходить в таверну, принести что-нибудь на ужин?

А ведь это отличная идея. Поднимаюсь в спальню. Открываю шкатулку. Женское любопытство неистребимо. Монетки, высыпанные мною поверх бумаг, теперь под бумагами. Спускаюсь вниз. Даю Жанне серебряную монету.

— А ты будешь есть?

— Если только чуть-чуть.

— Ладно, принеси жареную курицу, кувшин пива и бутылочку вина. Колин знает, какого.

Не прошло и десяти минут, как мы сидим внизу за столом, уплетаем горячую курицу и запиваем пивом. Видно, Жанна свистнула курицу, предназначенную для клиента. Тот долго ещё будет ждать своего заказа!

Спрашиваю Жанну:

— Ты случаем не слышала, выходят ли сейчас в порту из моря рыцари?

— Нет. После вашего отъезда их никто больше не видел.

Отлично. Значит, кошелёк принцессы я отработал. Допиваю пиво, и Жанна понесла посуду на кухню.

— Жанна, сегодня убирать не надо. Лучше завтра, и запри за собой дверь.

Опять сижу на скамейке и смотрю вверх. Бездонное небо вот-вот упадёт прямо на меня. Вместе со звёздами. Надо спасаться. Прижимаю к себе бутылочку. Дом, Дом, где ты, Дом…

***

Работы во дворе закончились, и даже всё заасфальтировали. С чего начать, не представляю. С Ахмедом ещё не говорил. Хотя Анна Петровна и сказала как-то при случайной встрече, что можно. А так всё как обычно:

— Здравствуй, Ахмед.

— Здравствуй, милок, как мама, бабушка?

— Спасибо, всё в порядке.

И больше ничего. Капитан сидит дома. Это у него называется отпуском. А может, не сидит? Он не связан работой в школе, как Александр и присутствием родственников, как я. И правильно делает, если не сидит.

Заглядывает мама.

— Серёжа, к телефону. Анна Петровна.

— Здравствуйте, Анна Петровна.

— Серёжа, Александр и Ахмед уже у меня. Капитан сейчас подойдёт. Составите нам компанию?

— Непременно.

Вот так случай! Мы все сразу — гости у Анны Петровны. Не произошло ли чего? Быстренько собираюсь. Взять или не взять? Возьму! Дверь, лестница, опять дверь, но ниже этажом. Нажимаю кнопку звонка. Открывает хозяйка.

— Проходите, Серёжа. И Капитан уже пришёл.

Все сидят за столом в комнате с камином. Капитан и Александр немного скованны неожиданным приглашением сюда. Сейчас разрядим обстановку. Ставлю в центр стола бутылочку.

— Пжалста!

— Серёжа, вот это уж, наверное, лишнее. Хотя честно признáюсь, что в прошлый раз я получила несравненное удовольствие от этого нектара.

— Анна Петровна, прошу вас, не оскорбляйте словом «нектар» это чудо, неописуемое словами.

— Ладно, ладно, сейчас принесу бокалы. Капитан, штопор где-то на кухне. Найдёте кухню?

— Попытаюсь, — и исчез в коридоре.

Итак, кухня найдена, штопор обнаружен, бутылка откупорена, вино налито, Ахмед поражён, священнодействие прошло благополучно, беседа начата.

— Я, конечно, — начала Анна Петровна, — бывшим владельцам этого особняка как родственница — седьмая вода на киселе. Последним владельцем Дома был Генрих Швейцер, а предпоследним — его старший брат Адам Швейцер. По отдалённости родства никакие фамильные документы Швейцеров переходить к моей линии никак не могли. Так что все добытые сведения — это просто те или иные свидетельства с чужих слов. Но картина из них складывается весьма любопытная.

Баронство Швейцеры получили в России где-то во времена Екатерины Второй. Тогда же и зародилось их богатство, которое к концу девятнадцатого века достигло внушительных размеров. Правда, распределилось оно по-разному. Основная часть отошла к Адаму Швейцеру, жившему в России. Он построил этот особняк и вёл светскую жизнь прожигателя. Правда, денег было больше, чем он мог пустить на ветер.

Но и Генрих Швейцер не бедствовал. Ещё в юности у него обнаружились большие способности к наукам, и его отправили на учёбу в Германию. Там он и остался почти на всю жизнь. Его интересы и таланты распространялись на теоретическую физику и химию, практическую электротехнику и механику, хирургию и психологию, минералогию и биологию и Бог знает на что ещё. Он был профессором Гейдельбергского университета и прослыл там как сумасброд. Был оттуда изгнан за опасные и ненаучные опыты по передаче энергии без проводов.

Примерно в это время умирает Адам Швейцер, и всё состояние семьи оказывается в руках Генриха. В 1903 году он переезжает в Россию и поселяется в этом особняке. До 1907 года о нем ничего не слышно, кроме того, что он всё время проводит в своём кабинете или библиотеке. Есть непроверяемые слухи, что он переписывался с Николой Теслой. Но в 1907 году затевается реконструкция особняка. В дом проводится электричество. Дырявятся стены, и устанавливается паровое отопление с кочегаркой в подвале. Некоторые помещения первого этажа перестраиваются и становятся похожими то ли на лаборатории, то ли на мастерские.

Генрих носится по Петербургу и размещает где только возможно заказы на всякие непонятные, диковинные приборы, детали, агрегаты. Никаких денег не жалеет. Всё это свозится в особняк. К 1912 году видимая активность Генриха стихает, а особняк напоминает неприступную крепость. Никто в него не допускается, а прислуга, не знающая русского языка, выписывается из Германии. И опять — лишь невнятные слухи о якобы исчезающих и появляющихся предметах и животных.

Осенью 1917 года Генрих уничтожает оборудование своих мастерских-лабораторий. Изломанный до неузнаваемости хлам вывозят возами. Прислуга отправляется в Германию. Есть сведения о получении Генрихом документов для выезда в Ревель, но там он так и не появился. Так что возможна инсценировка намерения уехать. Капиталы были переведены в немецкие банки, но так и не были востребованы. О смерти такой довольно видной фигуры ничего не известно. В этот момент Генриху было шестьдесят шесть лет.

И ещё одна странность. Когда комиссары взламывали двери особняка, то они оказались запертыми изнутри, но в здании никого не обнаружили. Вот, в общем, и всё, что удалось узнать.

— И это совсем не мало, — оценил Капитан, — теперь мы, во всяком случае, точно знаем, что в Доме велись научно-технические работы. Видимое уничтожено, а тайное сокрыто. Будем исходить из этого. Сергей, а ты чего скажешь?

— Скажу, что я шляпа.

— Смотри, самокритика до добра не доведёт.

— Я как-то задумывался над тем, что говорил мне Александр о том, что за пределы дома возможность перемещения не распространяется.

— Ну, и что?

— Это возможно, если чем-то экранировать внутренний объем дома от внешнего мира. Экран может быть сплошной или в виде сетки, решётки, но обязательно металлический. Причём этот экран можно использовать, как внешнюю границу, так и для генерации внутри него каких-либо ситуаций, событий при помощи наведения полей. Генрих Швейцер сделал в Доме как бы невидимый экран. При этом сетка экрана перед глазами. Он опутал сверху донизу изнутри фасадную и дворовую стены здания трубами и радиаторами парового отопления и использовал эту сеть не только для обогрева. Кому придёт в голову, что трубы подключены не только к котлу, но и к какой-то, упрощённо говоря, электрической машине для совсем других целей.

— Трубы-то ведь меняли, — заметил Ахмед.

— Кронштейны-то креплений труб наверняка старые остались. Вот через них и контакт.

— Допустим, но и что из этого следует? — спросил Капитан.

— Следует, что любой физик меня засмеёт. Чтобы при таких условиях создать между отопительными трубами на противоположных стенах сколько-нибудь заметное поле, нужна огромная энергия. А её наличия здесь не наблюдается. Правда, это по современным представлениям. Мы не знаем, что использовал Генрих, зачем и как. Например, некоторые опыты Теслы столетней давности современная наука не может воспроизвести до сих пор. Тесла многие секреты унёс в могилу. Генрих тоже что-то куда-то унёс.

— Серёжа, — напомнила о себе Анна Петровна, — так чем-то всё это поможет всё-таки или нет?

— Ещё как поможет! Я думаю, что при таком раскладе поиски нужно вести где-то в районе бывшей кочегарки. В подвале, под землёй или на первом этаже. Обосновать не берусь. Просто интуиция. Вряд ли Генрих стал бы прятать машину там, где её легко обнаружить, а доступ и коммуникации к ней затруднены и заметны. То есть не стал бы прятать её высоко над землёй.

На следующий день я приступил к изысканиям. Наш подвал требует тщательного изучения. Ещё по мальчишеским нашествиям в него помню высокие кирпичные своды, клетушки для дров с намалёванными надписями номеров квартир и всякий интересный хлам, хранившийся в этих клетушках. Уже в то время дров никаких не было, а сейчас не должно быть и клетушек. Вроде бы их ломали по требованию пожарных.

Дровяной период в Доме — это переход от капитализма к развитому социализму. Когда вышла из строя отопительная система, построенная последним дореволюционным владельцем Дома, то ремонтировать ее не стали, а запустили имеющиеся печи. Потом, лет через тридцать, провели центральное отопление и в целях экономии затрат труда провели все трубы по местам прокладки предшествовавшей системы. Хотя старая система и имела местами довольно странную конфигурацию. Зато метровые стены долбить не понадобилось.

Пора задействовать Ахмеда. Вешаю на плечо сумку с некоторыми причиндалами искателя кладов и выхожу на улицу. Да вот и он. Расковыривает палкой от метлы щели забитого листьями дождевого люка.

— Здравствуй, Ахмед.

— Здравствуй, милок, как мама, бабушка?

— Спасибо, всё в порядке. Ахмед, как бы нам с тобой посмотреть подвал?

— Как посмотреть? Очень просто! Отпереть, зайти и смотри сколько хочешь. Пошли.

И в самом деле — всё оказалось очень просто. Завернули во двор, спустились на несколько ступенек. Ахмед отпёр сильно подгнившую снизу, скрипучую дверь, повернул выключатель и шагнул вперёд. Я за ним. И действительно — клетушек для дров уже нет. Ряд тусклых лампочек под потолком, который я при своём среднем росте с трудом достаю рукой. Не фонтан, конечно, освещение, но пойдёт. Для рассматривания мелочей есть фонарик. Хороший подвал в секционном фундаменте. Сухой, несмотря на идущие по нему трубы отопления и воды. Пол чисто выметен Ахмедом. Почти идеальное помещение под склад чего-нибудь. В ЖЭКе как раз это и сообразили. В ближайших к двери секциях мешки, ящики, доски, какие-то железки, но завалов, мешающих осмотру, нет.

— Что будем искать? — спрашивает Ахмед.

— Сам не знаю, Ахмед. Что-нибудь странное, не характерное для простого подвала. Впадины, выступы, щели, нарушение кладки стен. В общем, что-то выделяющееся хоть чуть-чуть.

Сначала обходим подвал из конца в конец. В одном конце стена, а в другом — обложенный кирпичом отопительный котёл с двумя топками и литой табличкой производителя на немецком языке. Справа от него — выложенный с трёх сторон и по полу толстыми стальными листами, похожий на совок бункер для угля. Сбоку под потолком — наглухо забитое загрузочное окошко. Слева над котлом — начисто сгнившая вентиляционная труба. Ничего примечательного.

— Ахмед, двигаемся обратно. Ты по той стене, а я по этой. Осматривать всё от пола до потолка.

Встретились в тупике часа через полтора. Пусто.

— Пойдём обратно. Кроме котельной, осматривать больше нечего.

Вернулись к котлу. Рядом в потолок уходят трубы центрального отопления. Вокруг них разлом. Видно, выдирали старые трубы. Осматриваю котёл снаружи, заглядываю в топки — и самому становится смешно. В подвале нет и намёка на что-то нужное. Напоследок потоптался в совке угольного бункера. Попинал железо — звук глухой, как и должен быть.

— Ахмед, интересно, а почему это железо не сдали в металлолом?

— Пытались. Не оторвать ни от стены, ни от пола. Со стороны котла и не пробовали. Побоялись, что завалится вся стенка котла. Наверное, листы с выступами, вмурованными в стены и пол.

И действительно — край стенного листа слегка погнут, а в кирпиче стены щербина. Следы лома. На полу то же самое.

— Так рабочие и ушли почти ни с чем, — продолжает Ахмед, — только верхний, откидывающийся лист и крюк для него со стены сорвали и унесли.

— Что за лист и крюк? Откуда?

— Да вон там висел крюк, — показывает Ахмед на стену над дальним концом бункера, — а короткий лист был на петлях наверху бункера. Его можно было откинуть стоймя и зацепить крюком, чтобы не мешал засыпать в бункер уголь.

Метрах в двух от пола действительно видны два отверстия от вырванной скобы, а на стенках бункера — след оторванных петель. Непонятно, для чего была нужна эта откидная крышка. Она только мешает. Больше для очистки совести, чем интереса прошу Ахмеда описать этот крюк. Он старательно выцарапывает на полу форму крюка и скобы. Это уже любопытно.

— А как он висел?

— Вот так.

Ещё интереснее. Мелькает шальная мысль, что эта ненужная крышка требовалась лишь для маскировки действительного назначения крюка. Достаю рулетку и меряю длину листа на полу и высоту до дырок вырванной скобы. Совпадает. Опускаюсь на колени и обследую стыки боковых и нижнего листов. Стыков нет. Есть узкие зазоры, по всей длине забитые угольной пылью. Выпрямляюсь и начинаю соображать. Пожалуй, нам с Ахмедом вдвоём быстро не справиться. Нужна подмога.

— Ахмед, сделай, пожалуйста, доброе дело. Позови Капитана и Александра. Да, и Анну Петровну. Предупреди её, что может оказаться грязно. Всем скажи, чтобы постарались пройти незаметно. Сумерки помогут.

Ахмед мгновенно испарился. Минуты через три в подвал ввалился Капитан. В выходном кителе и с огромным фонарём. Чуть погодя — Александр с Ахмедом. Анна Петровна подзадержалась. Зато пришла одетая непрезентабельно, как домохозяйка. Я объяснил первую задачу.

— Первым делом запереть дверь.

Имеющиеся в соседней секции доски чуть коротковаты. Не хватает между дверью и противоположной стеной. Подложили один из ящиков. Заклинили дверь. Подошли к котельной. Я объяснил вторую задачу.

— Осматриваем и ощупываем каждый сантиметр стен. Ищем, как в приключенческом фильме о поиске сокровищ, какую-нибудь штуковину, которую можно повернуть, нажать, потянуть рукой или пнуть ногой. Она обязательно должна быть. Александр идёт ко входу по левой стене, Капитан по правой. Мы с Ахмедом осматриваем котёл и стены у котла. Для Анны Петровны работы пока нет. Будем считать, что она стоит на стрёме. Все, начали!

Какие же они грязные, эти внешне чистые кирпичи! Мы с Ахмедом заканчиваем довольно быстро. Пусто. Вдруг я ошибаюсь и все признаки какого-то тайника — просто совпадение, ничего не значащее. Ведь чтобы попасть в тайник, нужно разгрузить бункер от угля. То есть доступ к нему слишком сложный, долгий и оставляет следы.

— У меня вроде что-то есть, — доносится голос Александра из-за второй от котельной секции стенки.

Это «что-то» — чуть шевелящийся кирпич на уровне плеча и на расстоянии двух кирпичей от угла. При лёгком нажатии он немного поддаётся и возвращается назад, точно сливаясь со швами между кирпичей. Не мудрено, что мы с Ахмедом ничего не заметили, просто осматривая стены. Надо же — меньше часа прошло и нашли-таки! Выглядываю за угол.

— Анна Петровна, отойдите, пожалуйста, от железки, — и сильно нажимаю на кирпич.

Глухой металлический щелчок — и передний край листа на полу приподнимается сантиметров на пять-шесть. Кирпич на место не возвращается.

— Ахмед, наступи на лист ногой.

Опять глухой щелчок — и кирпич встаёт на место. Лист прижат к полу. Всё прекрасно работает. Нажимаю ещё раз на кирпич, и все подходим к бункеру.

— Капитан, а ваш кителечёк-то выходной что-то на робу штукатура стал похож, — гаденько хихикает Александр.

— С вами поведёшься, то и не в такое вляпаешься, — благодушно реагирует Капитан, — зато теперь мне не страшно и эту крышку поднять.

Капитан с натугой поднимает край листа, ставя его почти вертикально. Оказывается, что лист поворачивается на петлях, скрытых под ним. Под листом большой, продолговатый люк, заложенный досками вровень с полом.

— А я ведь не смогу долго эту тяжесть держать. Надо подпереть чем-нибудь.

Быстренько разбираем доски люка и парой из них подпираем железный лист. На всякий случай бросаю и доску поперёк люка. Теперь если лист и упадт, то не захлопнется на запоры.

— Вон там, на стене раньше был крюк, которым цепляли край листа, чтобы он держался открытым, — объясняю я. — Современные искатели металлолома его спёрли.

Вниз ведут ступени с поручнями. Капитан посветил своим фонарём.

— Метра четыре глубина. Пошли?

— Сейчас увидим машину? — почти шёпотом спрашивает Анна Петровна.

— Вряд ли. Слишком доступ сложный для регулировки, ухода. Там что-то другое. Что можно закрыть и надолго забыть. Но, что бы и ни было, нужно посмотреть. Ахмед, присматривай за Анной Петровной.

Гуськом спускаемся вниз за Капитаном и его фонарём. Внизу не очень длинный и довольно высокий проход шириной поболее метра, выложенный кирпичом.

— Ребята, — раздаётся голос Капитана, — а на потолке лампочка висит. Ищите выключатель.

Старый, поворотный выключатель действительно находится у самой лестницы. Мы уже и не удивляемся тому, что он срабатывает. Лампочка вовсе не единственная. Впереди висит ещё такой же старинный осветительный прибор с клювиком запайки колбы. А конец прохода освещён уже изнутри находящегося там помещения.

— Ого! — слышится возглас Капитана.

Подталкивая его в спину, все пятеро вступаем в помещение. Не маленькое. Метров сто квадратных с лишним по площади и метра два с половиной-три в высоту. В середине толстая колонна — понятно, зачем. Мы же под фундаментом. Почти всё пространство заставлено рядами закрытых сосудов разной формы с переплетением трубок между ними. Медные и латунные, цилиндрические, кубические и сферические, большие и маленькие, одиночные или в несколько этажей, с крышками на болтах и цельные. На некоторых — сверху застеклённые круглые окошечки. Пыли почти нет. Да и откуда ей взяться в этом склепе? Металл потемнел от времени, но зелени окиси мало — сухо. Одна из стен во всю длину и до потолка заставлена большими стеклянными цилиндрами, положенными на бок. Внутри каждого — широкая медная лента, скрученная в плотную спираль. А в стекло впаяны выводы, соединённые проводами с другими цилиндрами.

Народ разбредается по проходам и молча разглядывает таинственные предметы.

На всякий случай предупреждаю:

— К стеклянным банкам близко не подходите. Похоже, что это что-то вроде конденсаторов или батарей. Заряд в них может оказаться очень мощным и опасным для близко стоящего человека.

Себе выбрал для осмотра самую большую сферу. Около метра в диаметре, стоящую на треножнике. Если, подсвечивая фонариком, заглянуть в маленький иллюминатор наверху, то видна перегородка почти до верха сферы, делящая сферу на две равные части. Там и там какие-то жидкости, налитые больше, чем до половины сферы. Поднимающиеся снизу пузырьки медленно, лениво лопаются в одной части и очень быстро в другой. Стало быть, жидкости разные — вязкая и текучая.

Быстро прикасаюсь к сфере пальцем. Ничего. Прикладываю ладонь со стороны вязкой жидкости. Поверхность сферы тёплая! Прикладываю с другой стороны — очень холодная. От сферы тянутся три трубки и, не соприкасаясь друг с другом, исчезают в стене рядом с другими трубками и проводами. Две из них начинаются внизу сферы от секций с жидкостями, а третья — от общего пустого верха. Внутри есть и что-то ещё, но не разглядеть.

Не сразу и заметишь, но в самом низу сферы есть изолятор с выводом, провод от которого тоже уходит в стену. И самое поразительное: если приложить ладонь к поверхности сферы на границе жидкостей, то чувствуется лёгкое щекотание ладони. А если две ладони одновременно приложить к поверхности сферы в теплом и холодном секторах, то по контуру пальцев, ладоней возникает слабое, зеленоватое свечение.

Медленно прохожу вдоль рядов сосудов. Анна Петровна следует за мной. А Ахмед как заворожённый наблюдает, как в одном из цилиндрических баков вверх и вниз медленно движется проходящий через крышку шток. Одни посудины молчат, а в других что-то тихо журчит, переливается или шуршит. В одной из сфер совсем не жидкость, а какая-то, видимо, тяжёлая пыль темно-красного цвета. Она колеблется, расходясь от центра концентрическими волнами. Время от времени волны на мгновение замирают, а затем продолжают свой бесконечный и медленный бег.

— Так ты полагаешь, что это не машина? — нарушает молчание Капитан.

— Часть машины. Наверное, собирающая, накапливающая и преобразующая энергию.

— Собирающая-то откуда?

— А я могу знать? Могу только предполагать. Мы убедились несколько дней назад, что для работы ей нужно электричество. Но если бы она была присоединена к сети, то её давно бы уж обнаружили по утечкам или при замене кабелей. Однако если разбросать на путях токонесущих проводов, кабелей катушки индуктивности, то можно высасывать незаметно из этих проводов энергию за счёт индукции. Немного, но тем не менее. Может быть, Генрих Швейцер что-нибудь вроде этого и использовал. Даже немного высасывая, накопить можно очень много. Нужно только время. При существующем расходе электричества в доме такие потери просто незаметны. Ладно, пожалуй, нам пора выходить.

На пороге прохода я обернулся и ещё раз окинул взглядом эту беззвучную и необыкновенную для современного человека картину творчества сумасбродного изобретателя. Только вот сумасбродного ли?

Капитан подержал железку, пока мы убирали подпорки и застилали досками люк. Лист с лёгким грохотом прилип к полу. Разошлись молча, словно чем-то озабоченные, подавленные, обманутые в ожиданиях и фантазиях. И, действительно — современные представления формируют и соответствующие фантазии. Если речь об электрической машине, то даже с ожиданием её примитивности возникают в воображении проводá, кабели, рубильники, изоляторы, гудящие трансформаторы, разряды и всё такое прочее. А тут вдруг булькающие бутыли и лохани! Есть от чего впасть в недоумение и раздражение.

Совсем упускается из вида, что сами сосуды и трубки — это проводники. А жидкости в них — одновременно и реактивы, и проводники с самыми разными свойствами. Виденный нами набор внешне примитивных агрегатов на самом деле по сути может оказаться много сложнее современных электрических машин. Наверное, мы видели электрохимическую систему с непрерывно меняющимися в огромном диапазоне параметрами, свойствами элементов. Современной науке такие вещи ещё не известны.

Если прикинуть примерное расстояние от люка, в который мы спускались в кочегарке, и до проводов и трубок, уходящих в стену внизу, то получается где-то середина Дома. В подвале больше искать нечего. Кладка не тронута. Остаётся первый этаж, подвергавшийся перестройке Генрихом Швейцером. Пожалуй, здесь будет гораздо проще, чем в подвале. Промерить контур Дома и сопоставить с контурами доступных помещений первого этажа. Если всё совпадёт, то никакого тайника тут нет. А если есть, то проявится неизвестное «белое пятно». Разумеется, если оно, действительно, на первом этаже. В общем-то главная тайна Швейцера состоит не в местонахождении тайника, а в его существовании вообще.

На следующий день после изысканий в подвале мы с Александром вышли на рекогносцировку, с неподражаемым артистизмом прикидываясь как бы гуляющими у Дома. Первым делом отбросили из рассмотрения квартиру слева от арки ворот и саму арку. Остаток фасада промеряли большими шагами. Свернули в арку и прошагали ширину дома. В этом прямоугольнике с края помещаются квартира Ахмеда, выходящая на улицу и во двор, наша «барская» парадная и бывшая прачечная со двора между Ахмедом и аркой ворот. Прачечная — это теперь дворницкая, где Ахмед хранит свой нехитрый инвентарь. Прошагали длину прачечной. Постучали в окно Ахмеду и попросили её открыть. Длинное помещение, задняя стена которого скошена, расширяя помещение книзу. Промерили ширину прачечной. Осталась наша парадная. Прошагали и её глубину внизу, широченный первый лестничный марш и глубину первой лестничной площадки.

Сложные математические вычисления на уровне первого класса школы показали наличие пустоты размером примерно шесть на одиннадцать шагов, ограниченной аркой, прачечной, квартирой Ахмеда и нашей парадной. С учётом стен — это примерно пять на десять метров. Полста метров! Как такая большая площадь могла быть не обнаружена при официальных промерах планировки Дома? Надо смотреть документы.

Попросил Ахмеда взять у паспортистки жилищную форму семь для своей квартиры. Там должны быть указаны некоторые размеры и смежных помещений. На следующий день Ахмед мне её принёс. У мамы с бабушкой всегда полно разных старых справок. Среди них нашлась и форма семь десятилетней давности на мамино жилье.

Сел рассматривать справки. На маминой — глубина или длина лестничной клетки указана, как и есть в натуре, для третьего этажа. Полностью от фасадной до дворовой стен дома. На справке Ахмеда для первого этажа есть его квартира, часть прачечной и урезанный на ширину прачечной первый марш главной лестницы. Соответственно, глубина лестничной клетки указана как глубина для верхнего этажа минус ширина прачечной.

Дело в том, что первый этаж существенно ниже верхних, и помещение со стороны двора своей задней стороной находится под главной лестницей и полностью скрыто ей. Из парадной место этой задней стороны не видно и размеры по прямой не определить. А вычислять размеры по углу наклона лестницы, чтобы узнать, что там на самом деле под ступеньками, никто не стал или не смог. Стало понятно, и почему задняя стена прачечной скошена. Это имитация ограничения помещения парадной лестницей, которого на самом деле для прачечной нет. Предусмотрителен Генрих Швейцер. Всё больше и больше он мне нравится и внушает уважение.

Ладно, тайник, допустим, нашли. Дальше что? Как войти? Правда, мест для входа раз-два и обчёлся. Туда не будешь входить из-под арки ворот. Из парадной сквозь ступеньки не войдёшь. Из прачечной через косую стену — маловероятно. Неудобно. Остаётся квартирка Ахмеда с потайной дверью или опять-таки подвал с потайным люком. Квартирка Ахмеда стоит аккурат прямо над кочегаркой.

Возникают две логичные вероятности. Для лёгкого доступа к машине потайная дверь должна быть от Ахмеда. Для лёгкого доступа к системе энергообеспечения должен быть люк прямо в подвал. Самое удобное — иметь то и другое. Я уже убеждён, что именно Швейцер сделал бы именно так. Правда, в этом случае люк в подвал может быть либо от Ахмеда, либо из тайника. Если найдётся из подвала люк к Ахмеду, то это интересно, но бесполезно. В тайник-то мы не попадём. Как ни крути, сначала нужно осмотреть стену у Ахмеда. Вдруг найдётся хоть какой-нибудь намёк.

Сопровождающий меня сегодня Капитан предлагает:

— Как-то неудобно врываться просто с делом. Всё-таки как ни крути, а он наш равноправный, так сказать, соратник. Неплохо бы уважить старика чем-нибудь.

— Согласен. Может, тортик купим и навяжемся на чай?

— Идёт.

Забегаем в гастроном, и я собираюсь выбить фруктовый тортик.

— Стоп, стоп, ты что, собираешься делить это пирожное на троих мужиков? Бери большой и чай в жестянке.

Пришлось раскошелиться. Капитан стучит в дверь.

— Ахмед, примешь гостей на чай? Чай наш.

— А торт тоже ваш? — улыбается Ахмед.

— Наш, наш.

— Тогда так уж и быть, заходите.

Заходим. Отдаём хозяину гостинцы и садимся за стол. Через пять минут чай заварен, разлит, торт нарезан, и мы приступаем к светской беседе о погоде, затруднённой набитыми тортом ртами. Тем не менее, мы с Капитаном понимаем: Ахмед не очень-то верит, что мы припёрлись исключительно ради чая и перемывания костей синоптикам.

— Ты нас обижаешь, Ахмед, — кипятится Капитан, — мы с открытой душой, а ты такие предположения строишь. Ну, есть у нас с собой бумажка с разными размерами. Ну, надо тут и у тебя кое-что померить. Неужели мы стали бы скрывать свои намерения за каким-то фруктовым тортом? Которого, кстати, уже и нет. Но раз уж ты так настаиваешь на своём, то вот в чём дело…

И Капитан изложил имеющиеся соображения.

— Понятно, — согласился Ахмед, — давайте поищем.

Хотя искать-то, собственно, и нечего. Всё и так на виду. Примерно в том месте, где должна быть стенка тайника, имеется стенная ниша со старинным встроенным шкафом тёмного дерева. Две застеклённые дверцы верхней половины. Ниже — две открытые полки нормальной высоты и низенькая полка, вероятно, для домашней обуви, почти у самого пола. Стенные ниши со шкафами для архитектуры того времени — дело характерное. Однако делаются они в капитальных стенах большой толщины. Эта же стена, судя по плану, не шире длины кирпича. Шкафа здесь быть не должно. Он глубже толщины стены.

Для очистки совести промеряем рулеткой. Да, вроде то место. Ахмед опустошает шкаф, и мы с ним начинаем его исследовать. Капитану осталась самая трудная миссия — давать советы. Чем он и начинает нас изводить. Однако бесполезно. Элементы декора шкафа не поворачиваются. Никакие досочки не сдвигаются. Полки не вынимаются. Дёргать не за что. Никакие гвоздики не нажимаются — их просто нет. По стуку похоже, что шкаф сзади из толстенных досок.

Наконец мы с Ахмедом сдаёмся и, разойдясь в стороны, начинаем ощупывать стены. А что толку шарить по стенам, если они заклеены не одним слоем обоев! Никаких элементов, сопоставимых по старине со шкафом, в квартире больше не наблюдается. Садимся и с горя начинаем пить чай без торта. Капитан же сменил нас в шкафных изысканиях, и я его время от времени подбадриваю его же собственными советами. Но и он в конце концов сдался и присоединился к нам.

— Может, взломать его к черту? — предлагает радикальное решение Капитан.

— Ага, и для ремонта пригласим столяра со стороны. А может, вы сами, Капитан, умеете починять старинные мебеля?

— Как я понимаю, — в раздумье произносит Ахмед, — пойдём опять в подвал искать люк, который, вы думаете, там должен быть.

— Пойдём, а что ещё делать? Капитан, в выходной кителёк переодеваться будете?

В подвал пришёл ещё и Александр. Чуть ли не с порога отпустил ту же самую шутку про капитанский кителёк. Никто даже слегка не улыбнулся. Это его настолько сильно озадачило, что он поинтересовался:

— Мы что, кого-нибудь хороним?

— Хороним бородатые шутки, — сообщил Капитан.

— И когда это моя успела так постареть?

Капитан взглянул на часы:

— Уже скоро как полчаса.

Подпираем дверь в подвал доской и топаем к кочегарке. Отмеряем ширину квартиры Ахмеда. За этой чертой начинается пол тайника. Дружно уставились в потолок. Потом друг на друга. Вернулись к двери. Убрали доску. Ахмед вышел и вернулся с железной трубкой метра два длиной. Подпёрли дверь. Вернулись в кочегарку, и я начал тихонько простукивать трубой потолок.

Проход туда, по предполагаемой ширине тайника, а потом обратно. Проход туда, а потом обратно. И так — постукивая через каждые десять сантиметров. На восьмом проходе звук стал вроде ощутимо звонче. Тыкаю туда — глухо. Тыкаю сюда — звонко. Тык-тык, тык-тык, тык-тык. По звуку обозначился прямоугольник где-то сантиметров восемьдесят на метр. По виду абсолютно ничем не отличается от такого же, как и везде, кирпича. Всё оказалось на удивление просто. Когда знаешь, что и где искать.

Опять уставились друг на друга.

— А это, в общем-то, хорошо, что люк вроде бы не на стороне квартиры Ахмеда. А то опять оказались бы перед проблемой шкафа.

Капитан забрал у меня трубу, упёр в середину наметившегося прямоугольника и нажал вверх. Совершенно беззвучно кусок потолка начал откидываться на невидимых петлях, образуя прямоугольную щель. Капитан отпустил трубу, и щель исчезла. Никаких следов люка.

Мы опять уставились друг на друга. Потопали к двери. Убрали доску, Ахмед вышел и через пять минут приволок полутораметровую стремянку. Водрузили ее под люком и вопросительно уставились на Капитана.

— Опять я?

— Капитан всегда должен быть впереди! — с пафосом ответствовал Александр.

— Анну Петровну не позвали.

— Не увиливайте, Капитан, Анну Петровну мы введём через главный вход в машинный зал. Да и с вашим фонарём, кроме вас, вряд ли кто справится.

Капитан притворно вздохнул и, всем телом изображая тягостную обязанность, полез на стремянку. Крышка люка без видимого сопротивления откинулась и встала где-то там внутри, стукнувшись в какой-то упор. Капитан поднялся на пару ступенек и, встав на верхнюю площадку стремянки, по пояс исчез в дыре. Интересно, а как он полезет дальше? Ступенек больше нет.

Там, наверху что-то лязгнуло, и вниз вылезло несколько ступенек с поручнями. Капитан ступил на них и исчез в дыре. Смотри-ка — и здесь Швейцер предусмотрел всё.

— Эй, вы там, в трюме! Все наверх! — послышалась команда Капитана.

Мы беспрекословно подчинились. А Капитан-то сообразителен. Как только влез, то сразу разыскал выключатель и зажёг свет, который и здесь в рабочем состоянии. Когда все влезли, последовала следующая командная директива:

— Смотреть можно, но руками ничего не хватать. Оторву!

По интонации беспокойства и решимости чувствуется, что может и оторвать. А если и не руки, то, во всяком случае, голову-то запросто! Хотя Капитан прекрасно понимает, что никто и сам ничего трогать не рискнёт.

Осматриваюсь и прислушиваюсь. Никаких звуков, характерных для работающих электрических или каких-либо других машин. Довольно свободная площадка у стены, прилегающей к обиталищу Ахмеда. Люк почти у самой стены, к которой прикреплена конструкция со скользящей по ней и спускающейся в люк лесенкой. Судя по всему, лесенку можно спускать и фиксировать на любую длину, включая до пола подвала. Тут же, неподалёку — небольшой столик-конторка и стул.

А вот и дверь чуть в стороне от люка. Поворотная, странно длинная ручка, смахивающая на судовой клинкет. В противоположную сторону тянется довольно широкий, больше метра в ширину проход, по обе стороны которого почти до самого потолка всё заставлено какими-то устройствами, приборами, агрегатами.

— Теперь моя установка, — говорю я. — В сторону приборов сейчас никто не идёт. Прежде разберёмся с входом-выходом. Потом сначала я сам пройдусь вдаль и посмотрю, нет ли чего опасного для нас или от нас машине. Это будет не сегодня. Нужно добыть кое-какие контрольные приборы. Надежды на них немного, но всё же лучше, чем ничего. А сейчас смотрим дверь и убираем всё из подвала.

Понятно, почему ручка двери с таким длинным рычагом. Идёт вниз очень туго. Дверь-шкаф бесшумно распахивается в жилище Ахмеда. Круто! Интересно, как срабатывает механизм с обратной стороны?

— Александр, понажимай на ручку, а я с другой стороны посмотрю. Так, так, хватит.

Опять-таки — как всё просто! Поворот ручки вызывает наклон самой нижней полки. Той, которая для обуви. А тугое срабатывание нужно для того, чтобы дверь не растворилась при случайном нажатии, не очень большом весе предметов на ней. Для того полка и очень низенькая. Чтобы ничего тяжёлого на неё нельзя было поставить. Захлопываю дверь и сильно нажимаю ногой на нижнюю полку. Дверь немного приоткрылась. Теперь её можно легко распахнуть рукой. В наружной, боковой стенке шкафа даже есть углубление, чтобы зацепиться пальцами.

— На сегодня, пожалуй, всё. Лезем вниз и убираем следы преступления.

Уходя, я взглядываю на крышку люка. Интересно, почему Капитану удалось ее так легко поднять? Мощные деревянные доски, на которых закреплена керамическая плита толщиной всего сантиметра четыре со структурой кирпича, и совершенно натуральной имитацией швов из раствора. Потому и лёгкая. На краю крышки задвижка. Нам просто повезло, что она не была закрыта. Капитан, спускаясь последним, убирает лесенку и опускает люк. Где люк, где не люк, различить невозможно.

Убираем доску от двери в подвал и выходим во двор. Оказывается, нас тут уже ждут три тётки из дворового флигеля. Хотя делают вид, что просто случайно встретились соседки и остановились поболтать. Одна из них окликает Александра:

— Учитель, а вы что-то зачастили целой компанией в подвал. Вчера ходили и сегодня вот. Клад ищете?

Пока Александр не ляпнул чего-нибудь невпопад, я успеваю ответить за него:

— Да вот мы тут собрались кооперативчик организовать. Присматриваем помещение под контору и склад. В своём же доме удобно было бы.

Чувствуется, что весь интерес к нам мгновенно угас. Как же! Ещё одна компания будущих спекулянтов-мироедов. Тот, который из матросов, будет контрабанду из-за границы доставлять, а остальные — прятать и сбывать. Здесь всё ясно.

***

На работе уломал начальника отдела разрешить мне вынести из учреждения индикатор напряжённости поля. Прибор небольшой. Можно было бы вынести и под полой, но он единственный в лаборатории. Могут спохватиться. Мотивировал тем, что хочу проверить фон дома на предмет соответствия санитарным нормам.

Вечером все собрались у Ахмеда. Капитан по моей просьбе захватил свой «Практифлекс»⁴ со вспышкой. У меня же в карманах на всякий случай — несколько круглых и плоских кистей с длинным и мягким волосом. Пьём чай с пряниками, но чувствуем себя как на иголках. Встаю. Капитан надевает мне на шею ремешок индикатора и осеняет крестным знамением.

— С Богом!

— Капитан, а вы в правильном порядке осенили? А то, не дай Бог, может случиться невезуха, — подколол Александр.

Подхожу к шкафу, наступаю ногой на полку и распахиваю дверь в тайник. Выключатель. Свет. Под потолком такие же лампочки, что и в подвальном бункере, но их много — и потому светло. Пыли тоже не так уж много для семидесятилетнего накопления, но видеть детали очень мешает. Строгий порядок размещения приборов, агрегатов. Специально изготовленные для этого помещения с косыми продольными стенами стойки и кронштейны из литой бронзы. Количество полок и их расположение на стойках и кронштейнах можно менять, как это делают и сейчас. Позади приборов тянутся аккуратно закреплённые трубки и провода.

Медленно иду вдоль правого ряда. Вот несколько стоек с очень знакомым по музейным образцам содержимым. Катушки, трансформаторы, конденсаторы и сопротивления былых лет с путаницей проводов между ними. Подношу датчик. Показания прибора характерны для слаботочных систем. Несколько полок с густо стоящими цилиндрическими и прямоугольными медными коробочками. Излучение тоже очень слабое. А вот и панель управления со множеством миниатюрных перекидных и поворотных переключателей. Их, наверное, около сотни.

А вот интересная штука. Большая спираль из стеклянной трубки с быстро текущей в ней, слегка светящейся зеленоватой жидкостью. Внутри спирали — катушка из медной проволоки, которую можно поворачивать и фиксировать в разных положениях. Сейчас она слегка наклонена относительно оси стеклянной спирали. Излучение вблизи стеклянной спирали довольно сильное, но не опасное, и на расстоянии двадцати сантиметров от неё падает до обычного фона.

Большая застеклённая панель на четырёх ножках с винтами регулировки горизонтальности. Стоящая на тумбе, в которую с панели уходит густая сеть тонких проводов. Что за стеклом — не видно из-за пыли. Достаю широкую кисть и сметаю пыль. Под стеклом белая плата, возможно, из мрамора, который в старину использовали в качестве диэлектрика. Множество, наверное, несколько сотен групп стоящих вертикально контактов. По шесть контактов в группе, расположенных по кругу диаметром сантиметра полтора.

Внутри каждой группы контактов — шарик светлого металла. Шарики танцуют. Большинство слегка колеблются, находясь в центре группы контактов и не касаясь их. Некоторые неподвижны и прижаты к какой-либо паре контактов. Некоторые перекатываются между соседними парами контактов туда и обратно. Некоторые беспорядочно перепрыгивают от одной пары контактов к другой. По функции замыкания/размыкания можно предположить, что всё это — своеобразная система реле. Но какая грандиозная по числу комбинаций! Может поспорить с любой ЭВМ.

Группа из шести больших вариометров⁵ — вставленных друг в друга катушек, внутренняя из которых может на какие-то углы свободно поворачиваться в наружной. Поворачивающие тяги скрываются в подставках. Из чего можно сделать вывод, что управление вариометрами автоматическое.

Ещё одна панель управления или, скорее, переключения. На манер ручного телефонного коммутатора. Несколько рядов контактных гнёзд и пара десятков отрезков проводов с наконечниками, беспорядочно воткнутыми в гнёзда. Вертикальные ряды гнёзд обозначены буквами, а горизонтальные — цифрами.

Несколько стоек, занятых сверху донизу закрытыми плоскими коробками с путаницей проводов и трубок.

В конце помещения на высокой и толстой тумбе лежит полусфера метрового диаметра. Излучение в норме. Сметаю пыль. Полированный гранит. По всей поверхности вдавлены шестигранные бронзовые пластинки с небольшим зазором друг от друга. Трубок не подходит. Только провода в тумбу.

Иду обратно по левому ряду. Несколько стоек плотно забиты металлическими и слегка светящимися, разноцветными стеклянными ёмкостями разного размера и формы с сумасшедшим переплетением трубок и проводов между ними. Даже и не пытаюсь что-нибудь понять.

Ещё пульт управления, но не электрическими токами, а подачей жидкостей. Краны и краники в изобилии. Повороты и положения размечены.

А вот здесь — что-то пульсирующее, светящееся. Фон в норме. Сметаю пыль. Шесть толстых горизонтальных трубок одна над другой. Опять шесть! Почти везде шесть. Слева от них — реостаты с выведенными вперёд ручками регулировки. В трубках происходит что-то таинственное. К левому концу трубки подведён провод, который внутри трубки оканчивается иглой. Правый конец стеклянной трубки переходит воронкой в медную трубку.

Все шесть трубок заполнены зелёной жидкостью разного оттенка. От сочного в верхней до едва зеленоватого в нижней. На конце иглы в верхней трубке загорается искра, медленно растёт в яркий шарик диаметром миллиметров пять. Шарик отрывается от иглы и, также светясь, неспешно плывёт к воронке и исчезает в ней. То же и в других трубках, но всё более и более убыстряясь. В самой нижней шарик отрывается от иглы раньше, чем два предыдущих скрываются в воронке. Завораживающее зрелище. Индикаторы каких-то параметров, процессов?

Несколько полок с медными шарами, похожими на ежей от множества контактов на поверхности. Есть довольно мощное не высокочастотное излучение, но сильно падающее на небольшом удалении. Даже вплотную для человека не опасно.

Рядом стоит стоймя огромный чёрный, словно каменный, параллелепипед сантиметров семьдесят в ширину, метр в глубину и метра два высотой. От каждого медного ежа в него входит один провод. Или выходит? Индикатор на него не реагирует.

Странно. Две стойки совершенно пусты. Пучки проводов, подходящие к ним, ровнёхонько обрезаны словно лазером. Машинально подношу датчик. Нет даже естественного фона. Убираю датчик от стойки. Естественный фон появляется. Вдвойне странно. Подношу руку — ничего.

И опять катушки, катушки, катушки разных размеров и полноты намотки. Конденсаторы, но многие из них переменные. Множество крошечных реостатов. Вроде всё.

Выхожу из тайника. Пряники все съедены. Четыре пары вопросительных глаз.

— Сколько меня не было?

— Почти два часа, — отвечает Анна Петровна.

— Ну, что я могу сказать? Опасного для нас там ничего нет. Трогать чего-нибудь, что может изменить своё положение, конечно, никак нельзя.

— Капитан чего-нибудь у кого-нибудь за это оторвёт, — добавил Александр.

— Но смотреть — пожалуйста. Я бы даже рекомендовал провести в тайнике аккуратную уборку. Пыли там до черта. Что нельзя трогать, я очищу сам. Но вперёд пустим Капитана с фотоаппаратом. Пусть заснимет на всякий случай кое-что. И ещё — несколько моих собственных соображений по поводу машины.

Я заметил во всём этом хитроумном хозяйстве две особенности. Не встретилось ни одного знакомого элемента, способного работать на высоких частотах. И второе. Не встретилось ничего похожего на электронные лампы. Хотя их время и подошло тогда. Возможно, Швейцер заранее планировал долгую и автономную работу своей машины. Раз не включил в неё ничего, что могло бы внезапно выйти из строя или баланса. Для кого тогда Швейцер её строил? Ведь для шестидесятилетнего старика большая долговечность машины не так уж важна, а претендентов на неё не проявилось.

И третье. Похоже, что машина использует привычную и понятную нам энергию и физические свойства для того, чтобы питать создание и существование чего-то такого, что наши чувства и приборы регистрировать здесь не могут. Потому и сама машина не требует и не отдаёт большой энергии. Донором для наших миров, созданных воображением, возможно, становится сама Земля, теряя какую-то частицу своей энергии, свойств. Наши миры существуют не где-то в другом времени или пространстве, а в другой форме материи со скопированными от нас формами объектов, включая воображаемые. А машина даёт импульс-команду к преобразованию туда или обратно и для предметов, и для людей. Вот мы и можем чувствовать в иной материи так же, как в родной. Мы сами становимся при переходе иной материей. Из этого вытекает, что даже если сама машина вдруг перестанет существовать, то уже созданные ею миры останутся жить.

И четвёртое. Если я хоть в малой степени прав, то и машина Генриха Швейцера здесь не вся. Какая-то её часть перекочевала в иную материальную неизвестность при запуске. Это и позволяет нам перемещаться туда и обратно. Вероятно, что эта перекочевавшая часть машины находится где-то в мире, который Швейцер создал для себя. Нам его никогда не увидеть.

— Может быть, оно всё и так, — попробовал затеять дискуссию Александр, — однако осуществить такое на том уровне техники…

— Уровень техники, конечно, имеет значение, но не такое, как обычно представляется. Развитие техники расширяет возможности, но ведь законы физики и природные ресурсы в любом случае одни и те же. Важно найти способ использования ресурсов при ограниченных возможностях. Швейцер нашёл. Будем уборкой сегодня заниматься или нет? Скорее, нет. Нужно подготовиться. Хотя бы пылесосы притащить, щётки. Кисточки я дам. Да и поздновато уже. Просто сходите сейчас и посмотрите, с чем придётся иметь дело.

На следующий день, благополучно проведя генеральную уборку, опять все сидим здесь же, у Ахмеда. Пряников — завались. Чая — хоть залейся. Все оживлены и довольны проведённой работой. И действительно, машина выглядит теперь совсем не так уныло, как вчера. Даже сказал бы, что просто празднично. Бронзовые стойки и полки отливают цветом старого золота. Медные коробки, коробочки, шарики, цилиндрики, трубки и трубочки из серых превратились в красные. Латунные детали отличаются светлой желтизной. Жидкости в стеклянных сосудах и трубках тоже обрели краски, а многие — и свечение. Катушки, трансформаторы, конденсаторы и реостаты тоже перестали быть одноцветными. В общем, картина феерическая. Особенно если погасить свет.

Капитан уже втихаря сбегал домой и, наверное, быстренько проверил, не повредила ли уборка машине. Вернулся успокоенный и благодушный. А я жалею, что не уследил, как он смылся. Интересно было бы посмотреть, что происходит в машине во время переноса. Ладно, ещё поймаю момент. Или попросить кого-нибудь специально?

Анна Петровна разбирает бумаги, обнаруженные в столике-конторке.

— Ничего интересного нет. Только счета за изготовление чего-то и проведение работ. Правда, по тем временам цифры просто огромные.

— Ладно, пусть лежат, где лежали. А раз уж нам так повезло приобщиться к этому чуду, то и будем пользоваться им бесплатно.

Примечания

4

«Практифлекс» — марка немецких зеркальных фотоаппаратов.

5

Вариометр — катушка индуктивности особой конструкции, предназначенная для плавной настройки частоты колебательного контура.