Сказки старого дома

Андрей Басов, 2014

Приключения жильцов старого петербургского особняка в физически существующих мирах собственной мечты и фантазии.

ГЛАВА 1: Фантазёры

Обычно чужие жизнеописания читать скучно. Поэтому я не буду никого ими мучить. Но хоть что-то ведь нужно же знать о действующих лицах. Потерпите чуть-чуть. Их, то есть нас, немного. Но каждый играет важную, уникальную роль в событиях. Событиях очень разных и очень зависящих от характеров участников.

Как ни странно, но, наверное, одним из самых интересных и колоритных обитателей Дома является дворник — татарин Ахмед. Одинокий, добрый и сговорчивый, с не соответствующим характеру лицом то ли оперного злодея, то ли киношного образа ордынского хана. Однако когда узкая бородка и усы расплываются в улыбке, то добрее лица, пожалуй, и не сыщешь. Он уже старик и, наверное, всю жизнь провёл при доме.

Ахмед, как и другие как бы коренные жители Дома, недолюбливает случайных поселенцев дворовых флигелей, почти регулярно сменяющих друг друга. От них сплошное беспокойство в виде шума, скандалов, а иногда и пьяных драк. Совсем другое дело мы — тихая публика из «барской» парадной.

Каким-то странным и совершенно незаметным образом Ахмед иногда исчезает на несколько дней и столь же внезапно и непонятно возвращается. Нет событий отъезда и приезда. Можно ради интереса затеять круглосуточное бдение около Дома и не увидеть возвращающегося откуда-то Ахмеда. Он просто выходит из своей квартирки на первом этаже. Хотя вы убеждены, что, скажем, ещё час назад его там наверняка не было. По какой-то причине домоуправ из ЖЭКа никогда не допытывается о причине отсутствия этого работника на месте службы. Рабочие дни Ахмеду ставятся исправно в отличие от неизбежных прогульщиков-пьяниц из других домов. Это похоже на молчаливое признание незаменимости Ахмеда именно здесь, в этом Доме.

Как-то совершенно случайно я обнаружил некую закономерность в исчезновениях Ахмеда. Не могу поручиться, что так происходит всегда, но Ахмед совершенно точно исчезнет на следующий день после того, как я замечаю его во дворе или на улице разговаривающим с Анной Петровной из квартиры ниже нас этажом.

Анна Петровна… По всему видно, что в своё время она была редкой красавицей. Даже сейчас трудно оторвать взгляд от её необычного лица и проницательных глаз. Загадочная личность. Даже для моей мамы и бабушки. Анна Петровна явно намного старше мамы, но, кажется, что и намного младше бабушки. Однако о прошлой жизни Анны Петровны ни та, ни другая ничего не знают. Анна Петровна уже была здесь, когда наше семейство вселилось в Дом. Анне Петровне принадлежит единственная в Доме полноценная отдельная квартира с балконом на улицу.

Пожалуй, это то место, где ещё сохранился барственный уклад старого особняка. Не тронутая краской и обоями великолепная лепнина стен и потолков. Прекрасный мраморный камин с бронзовыми часами в средней из трёх анфиладных комнат. Потемневшие от времени картины и множество фотографий дам и кавалеров в причудливых костюмах прошлого века. Всё это я увидел мельком, случайно, взявшись починить испортившийся выключатель. А так я и не слышал, чтобы кто-то из других жильцов мог похвастаться тем, что под каким-то предлогом получил приглашение войти в квартиру Анны Петровны. Даже роль водопроводчика для Анны Петровны исполняет Ахмед. Но Ахмед почему-то боится электричества.

Нельзя сказать, что Анна Петровна замкнута и необщительна. Совсем нет. Она служит переводчиком в каком-то издательстве и хотя бы в силу работы не может быть не общительной. Я не раз видел её и маму стоящими на лестничной площадке или на улице и о чем-то оживлённо болтающими на немецком языке. Другое дело, что, наблюдая Анну Петровну, чётко чувствуешь дистанцию, границу которой не следует переходить ни в разговорах, ни в поползновениях на поступки. Если Анна Петровна никогда и никого не приглашает к себе, то не следует и ее приглашать никуда. Вежливый, но категоричный отказ заведомо предсказуем.

Однако тут скрываются и более странные, загадочные вещи, которые наблюдательный человек когда-нибудь да приметит. Из квартиры Анны Петровны может выйти вполне обычный мужчина или женщина. Но не в том суть. Странность в том, что никто не видел, как они туда заходили. А я, правда, редко, но не раз видел Анну Петровну в магазине, закупающую против обыкновения продукты в невообразимом для одинокой женщины количестве. А ведь гости-то к ней не пребывают. Во всяком случае, мы их не видим.

Правда, живут в «барской» парадной и люди, которых Анна Петровна всё же изредка, но совершенно открыто удостаивает краткими визитами. И один из них — моряк.

Капитан дальнего плавания… Никто не зовёт этого крепко сбитого, почти пятидесятилетнего мужчину с волевыми чертами лица по имени и отчеству. Для всех он просто Капитан, а для меня ещё и сосед по лестничной площадке. И не видно, чтобы такое не очень церемонное обращение его как-то возмущало или хоть сколько-нибудь расстраивало. Даже со стороны мальчишек, к числу которых относился и я, — казалось бы, совсем недавно. Иногда, когда Капитан дома, мама приглашает его к нам посидеть — поболтать о чем-нибудь. На что он всегда с удовольствием соглашается.

Капитан всегда где-то далеко и оказывается дома лишь три-четыре раза в год на неделю-две. Он привозит с собой очередные диковинки дальних стран, и это служит поводом без особых сомнений, по-соседски заглянуть к нему на огонёк. Две вместительные смежные комнаты заставлены и завешены всякими чудесами. Тут и старинные навигационные инструменты. И чучела неведомых рыб. И ритуальные маски колдунов и шаманов разных стран. И старинные карты, карты, карты с необычными очертаниями материков и тонкими рисунками парусных кораблей, стихий и морских чудовищ.

Сначала — само собой, восторги по части пополнения коллекции и очередное любование ей всей. Затем мы молча сидим, слушая тихую музыку «Битлз», к которой оба неравнодушны, несмотря на двойную разницу в возрасте. Капитан есть Капитан, а какой капитан может быть без трубки? — и тонкий аромат экзотического трубочного табака сопровождает наше наслаждение музыкой.

Иногда он рассказывает что-нибудь примечательное и интересное. Но чаще мы просто молча сидим без всяких откровений. Только как-то раз я задал ему, в общем-то, вполне обыденный вопрос:

— Капитан, а что вас подвигло стать моряком?

Он засопел носом так, что из трубки полетели искры. Долго молчал, а потом спросил:

— Ты хочешь знать правду или готов услышать о какой-то голубой мечте детства?

Тут и я как-то немного растерялся, но всё-таки заявил:

— Правду.

— Ну, правду так правду. Ты уже взрослый, не глупый, наблюдательный уже не вьюноша, но муж и, конечно же, заметил, что наш Дом в чем-то не совсем обычен по сравнению с другими.

— Заметил.

— Вот он меня и подвигнул в сторону моря где-то лет тридцать с чем-то тому назад. Мне тогда было не больше четырнадцати.

— Как это?

— Я и сам тогда ничего не понял. Просто в летний день сидел на крыше, мечтал — и вдруг стало происходить нечто странное…

Тут у меня в голове словно что-то включилось. Я тоже люблю лазать по крышам. Равно как и по таинственным подвалам и чердакам. Причём мальчишеская страсть не угасла с возрастом. Просто стало меньше свободного времени и, соответственно, возможностей. Несколько лет назад я блаженствовал июньским днём на нашей крыше. Дул ласковый западный ветерок с запахом моря. На Петропавловке бухнула полуденная пушка. Я закрыл глаза и представил себя плывущим на парусном корабле. Вдруг доносящиеся звуки улицы и двора как-то полностью угасли. Вместо них я услышал плеск волн, хлопанье парусов и скрип снастей — так громко и отчётливо, словно находился среди всего этого. Возникло ощущение потери опоры и медленного подъёма куда-то вверх. Я испугался и открыл глаза.

Шум улицы мгновенно вернулся, и крыша подо мной — тоже. Всё это я и пересказал Капитану.

— Вот-вот, так оно и было. Только в отличие от тебя я не испугался и не открыл глаза прежде времени. Потому теперь и Капитан. Больше ничего не спрашивай. Где-то там у каждого своё…

Мы опять замолчали. В коридоре изнемогающе затрещал старый, чуть ли не ровесник Дому звонок, и кто-то из соседей протопал открывать. Стук в дверь. Заглядывает Анна Петровна.

— Капитан, можно вас на пару слов?

Они уходят в соседнюю комнату. Проходит минута ожидания, и они возвращаются. Анна Петровна с интересом смотрит на меня, словно хочет что-то сказать, но не решается. Прощается и уходит. Капитан прерывает молчание:

— Серёжа, тебе рано или поздно придётся поговорить с Учителем о нашем доме и о тебе самом.

Опять звонок в коридоре и стук в дверь. Теперь мама приглашает нас с Капитаном обедать.

Учитель… Ну, конечно же, для кого-то он и учитель, раз преподаёт в школе русский язык и литературу. Для нас же он просто сосед из квартиры выше этажом. Александр Басков тридцати с небольшим лет. Учитель — это его как бы краткий псевдоним, прозвище в нашем Доме. Не так давно я случайно обнаружил его литературные работы в Самиздате. Мысли еретика времён застоя. Интересно. Понятно, почему издавать его никто не стал бы.

У Александра есть близкий друг. Художник-сюрреалист Игорь Тюльпанин. Так что все стены в комнате Александра увешаны картинами довольно странного, неправдоподобного содержания, но вместе с тем удивительной и притягательной красоты. Я часто сижу среди этого колоритного великолепия и молча созерцаю просто фантастические сюжеты. А Александр тем временем корпит над ученическими тетрадями или пишет что-то своё. Однако сегодня он явно озабочен чем-то другим. Хочет что-то мне сказать, но словно не знает, с чего начать. Наконец он решается:

— Ко мне сегодня заходил Капитан. Говорили о тебе, — и снова замолкает. Я тоже молчу. Интересно, что они задумали?

— Понимаешь, ситуация очень необычная, и я бы даже сказал, что тебе поверить в неё будет, скорее всего, непросто. Хотя здесь слепая вера в чьи-то слова не требуется. Ты сам в любое время можешь проверить их справедливость в натуре, — он снова немного помолчал и продолжил:

— Наш Дом живой, — и взглянул на меня, проверяя реакцию на свои слова. А я всё молчу, словно внезапно слегка оцепенел.

— Не в том смысле, что Дом — живое существо подобно тем, какие нам известны. Нет, но он каким-то образом может общаться с людьми. Правда, далеко не со всеми. Он сам выбирает, с кем. Но если кого-то изберёт, то этот кто-то начинает обладать возможностями, которые противоречат всем канонам физики.

— Ты хочешь сказать, что Дом сознательно выбирает для контакта с ним кого-то из обитателей? — спрашиваю я лишь ради того, чтобы не молчать. Уже и сам о чем-то догадываясь. — Кого?

— Ну, не знаю, насколько сознательно и по каким критериям, но, пожалуй, выбирает. Например, Анну Петровну, Ахмеда, Капитана, меня и, судя по всему, ещё и тебя. Причём довольно давно. Ты ещё мальчишкой был.

— Приключение на крыше?

— Именно.

— Саша, но ведь то, что ты говоришь — это фантастика.

— Не спорю на счёт явной фантастичности. Вопрос в другом — в достоверности внешне фантастичного. А я ведь тебе ещё далеко не всё сказал, а ты сам ещё ничего не пытался проверить.

— Ладно, ладно, но извини, принимаю пока только как гипотезу. Я хоть и весьма молодой специалист, но технарь, безбожник и не могу идти вдруг против впитанных знаний и здравого смысла. Крой дальше.

— Можешь не извиняться. Мой скептицизм лет семь или восемь назад ничем не отличался от твоего, когда Капитан вознамерился меня просветить.

— Так с него вся история и начинается?

— Нет.

— С Анны Петровны?

— Вряд ли. Если верить Анне Петровне, то она лишь отдалённый потомок дореволюционных владельцев особняка. И оказалась в нашем Доме в начале 60-х лишь благодаря счастливой случайности. Ныне покойного мужа перевели из Москвы на важную должность в Горкоме, и он мог выбирать, где жить. Сам понимаешь, кто на самом деле выбирал. Квартира пустовала с блокады.

— Остаётся только Ахмед.

— Ну, он-то уж совсем не при чём.

— Но хоть какое-то начало у истории должно же ведь быть?

— Конечно, должно, но мы не знаем ни что за начало, ни когда и почему началось. Просто у некоторых людей, поселившихся в Доме, через некоторое время интересным образом развивается воображение.

— Галлюцинации?

— Галлюцинации аморфны и бестелесны. На самом же деле Дом позволяет достигать осязаемости сознательного воображения. На сны это почему-то не распространяется. Если ты наяву находишься во власти воображения, а рядом никого постороннего нет, и ничего отвлекающего вокруг не происходит, то, сделав небольшое мысленное усилие или иногда даже без него, можешь войти в воображаемый, но уже осязаемый мир.

— Не так уж много и не так уж ново. Про путешествия во времени и параллельные миры уже понаписано столько…

— Дом даёт мир только твоего воображения. А не параллельный нашему или находящийся в другом времени.

— В фантастической литературе и этого полным-полно. Садишься в какую-нибудь хитроумную машину. На тебя напяливают колпак с проводами, и ты проваливаешься в иллюзии до тех пор, пока тебя не разбудят.

— Неудачная аналогия. В Доме нет колпаков с проводами. А из иллюзии ты ничего не принесёшь, кроме воспоминаний в лучшем случае.

Я чуть не прикусил язык:

— Ты хочешь сказать…

— Да, из своего мира можно приносить предметы и не только. Предметы небольшие и немного. Скорее на память, чем для использования и никогда не ради корысти. А с другой стороны, можно привести и любое живое существо, а потом или отправить обратно, или оставить здесь. Сам же ты, если пожелаешь, можешь навсегда остаться в мире своего воображения, но здесь ты исчезнешь, как без вести пропавший. Когда ты там, то твоего тела здесь нет. Чтобы вернуть его сюда, нужно всего лишь представить себе в воображении Дом.

— И пропадали?

— Анна Петровна говорит, что на её памяти таинственно исчезли двое жильцов.

— А отсюда туда можно отправить людей со стороны?

— Сам я даже и не пытался. Зачем отправлять кого-то в свои мечты? Хотя подозреваю, что Анна Петровна посылает по своим делам куда-то туда Ахмеда.

— Стало быть, и коллекция Капитана…

— Спроси у него сам.

— Знаешь, переварить такое всерьёз… Ты прости, но уж очень сильно пахнет розыгрышем.

— А ты не спеши. Само как-нибудь утрясётся. Только не трепись, не болтай, если не хочешь прослыть сумасшедшим. И не забывай, что это не книжные игры со временем и сколько ты будешь там, столько тебя не будет здесь. Помни о тех, кто тут рядом с тобой. Ступай, мне ещё кучу тетрадей проверить нужно.

— Ну и уйду. А в гипотезе воображаемых миров есть громадная дыра. Осязаемость предполагает если и не доступность их для всех, но уж во всяком случае наблюдаемость в пространстве. Кто и где видел эти внезапно возникающие и исчезающие объекты?

— Ступай, ступай технарь несчастный!

Технарь… Это я. Благополучно состоявшийся в Электротехническом институте инженер-технолог. В НИИ, куда меня распределили, звёзд с неба ещё не нахватал, но и пренебрежения со стороны коллег не ощущаю. В нашей науке важно блюсти святость триединства пространства и времени. Времени начала рабочего дня в нашем НИИ на Петроградке, времени начала обеда и времени окончания рабочего дня. Я блюду. Стало быть, карьерными продвижениями меня не обойдут.

Дома я — счастливый обладатель каморки три на пять метров с окнами во двор. Мне её уступила бабушка, поменяв свои хоромы на мою койку в маминых двухкомнатных апартаментах. Подарок к окончанию института. Жив.

Да, умею немного рисовать. Поэтому всегда таскаю с собой потрёпанный блокнот и мягкий карандаш. Иногда, чуть ли прямо не на ходу делаю напоминающие о людях и событиях зарисовки. Больше ничем примечательным я себя не запятнал. Так что следовало бы перейти к описанию других жителей Дома, включая родных, но в этом нет смысла. В дальнейших событиях они прямого участия не принимают.