Я подарю тебе крылья. Книга 2

Ана Шерри, 2019

Экипаж А380 овациями встретил вернувшегося из Аликанте капитана. Даниэль Фернандес Торрес уезжал в надежде забыть гордую девушку с глазами цвета неба и возвращался, чтобы помнить. Она все так же перечила, дерзила и… магнитом тянула к себе, заставляя забыть обо всех запретах. Для Оливии Паркер работа в «Arabia Airlines» всегда стояла на первом месте, и отношения с капитаном не смогут этого изменить. Так ей казалось. Но внештатная ситуация с невышедшей передней стойкой шасси, когда от катастрофы их отделяли мгновения, расставила все по своим местам и помогла осознать, что же на самом деле имеет ценность.

Глава 36

Время летело со скоростью самолета. Оливия по-прежнему чувствовала нервозность, но прятала ее за улыбкой. Улыбка — искусственная маска. Улыбка — первое требование авиакомпании. Улыбка — это, прежде всего, спокойствие пассажиров. Улыбка — это престижность и большой профессионализм. Сегодня она давалась ей с трудом. Ощущение постоянного тремора самолета и негаснущий знак пристегнутых ремней на панелях в салоне заставляли ее улыбаться сильнее.

Подходило время нести обед пилотам и грозному Кариму. Волнение выдавала дрожь в руках. В голове было так много мыслей, что она едва слышала просьбы пассажиров.

Еще три месяца назад она бы порадовалась участию Даниэля в таком сложном экзамене. Сейчас же она сочувствовала ему, переживала вместе с ним, понимала, как тяжело ему управлять самолетом в постоянной турбулентности под наблюдением такого угрюмого человека.

Табло погасло, и Оливия облегченно выдохнула, молясь, чтобы оно не включилось до конца полета. Одной проблемой стало меньше, но возникала другая.

— Оливия, время кормить экипаж, — напомнила ей Келси. Но девушка не забывала об этом ни на минуту и лишь кивнула. — Улыбайся и молчи.

— Потом расскажешь, как обстоят дела, — произнесла Нина, — может, уже пора отправлять пилотам спасательную группу.

Нервный смешок слетел с губ Оливии. «Я просто поставлю еду на их столики и уйду», — успокаивала она сама себя, направляясь на кухню. Взяв три подноса из рук Джуана, девушка уставилась на еду, а в голове уже зарождалась отличная идея по временному устранению нежелаемого объекта из кабины пилотов.

— Джуан, возьми у меня верхний поднос.

— Ты кого-то оставишь голодным? — удивился он, но выполнил ее просьбу.

— Все будут сыты, — улыбнулась она, — но каждый в свое время.

Оливия пошла с двумя подносами и под пристальным вниманием стюардесс открыла дверь кабины пилотов, заметив, как они перевели взгляды, пытаясь рассмотреть, что творится внутри. Оливия зашла внутрь, набрав в легкие как можно больше воздуха, и тут же выдохнула его, оказавшись в полной тишине. Казалось, ее присутствия никто не заметил — никаких улыбающихся лиц, каждый был занят своим делом. Карим сидел позади пилотов на дополнительном кресле, в котором когда-то сидела она, летя на новом самолете из Гамбурга. На его коленях была разложена тонна бумаг. Вес этой макулатуры можно было сравнить с весом большого рюкзака странствующего путника. Марк листал толстый журнал, лежащий на столе. Даниэль сидел к ней спиной, он даже не обернулся на звук закрывшейся двери.

— Добрый день, — улыбнулась она, нарушив могильную тишину. На ее голос обернулся только Марк. — Время обедать.

Пилот кивнул ей и перевел взгляд на Карима в ожидании его реакции.

— Спасибо, Оливия, мы как раз проголодались.

Наконец, черный взгляд экзаменатора коснулся ее лица, и девушка улыбнулась шире, меняя тон голоса на убаюкивающий шепот:

— Капитан Джабраил, я предлагаю вам пообедать наверху, в нашем лучшем люкс-классе, где вас никто не побеспокоит. Здесь, боюсь, вам будет неудобно.

Даниэль тут же обернулся. Перед полетом он отбросил все мысли — ему нужна была ясная голова. Он решил игнорировать Оливию, но после произнесенного это оказалось трудно. Увидев море удивления на лице второго пилота, он улыбнулся, понимая, что Оливии Паркер никто не указ, она все равно сделает по-своему. В ее голове слишком быстро рождаются безумные идеи, она просто не успевает думать об их последствиях.

Три месяца назад он убил бы ее за самодеятельность. Сейчас лишь улыбался, переводя взгляд с лица недовольного Марка на окно. Буря решила спасти их на время, чтобы передохнуть от угнетающей тишины. Молчать столько времени становилось пыткой. Даниэлю казалось, что все диспетчеры на время стали его лучшими друзьями, и, выходя с ними на связь, он был рад, что может сказать хоть пару слов.

— Я вас где-то видел, — произнес Карим, но его голос не испугал девушку, — ваше лицо мне знакомо.

— В аэропорту, — улыбнулся Марк, — Оливия — лицо нашей авиакомпании.

— Ах да, да, — задумчиво сказал Карим, подняв указательный палец правой руки вверх, — я вспомнил. Вы и капитан Фернандес, да-да. Красивая фотография. И, кажется, это вы приняли роды у женщины, когда ваш капитан посадил самолет в Коломбо. Я видел вас по телевизору.

Даниэль перестал улыбаться, вспомнив, сколько нареканий услышал в свой адрес из уст этого человека после посадки. Карим не одобрил решения Даниэля садиться в Коломбо, мотивируя тем, что пятьсот жизней не стоили одной новорожденной.

— Да, это я, — все так же тихо произнесла Оливия.

— И что думаете вы, Оливия, по поводу того случая?

Он рукой указал на пилотов, давая понять, что, пока она будет подавать еду, у нее есть время подумать над ответом. Девушка слегка занервничала и, повернувшись к Марку, встретилась с недовольным взглядом. Но позвать ее сюда было его идеей, поэтому она пожала плечами и передала ему поднос. Он недовольно выхватил его из рук и поставил себе на столик.

Девушка повернулась к Даниэлю и протянула ему поднос, мысленно представляя, как он мечтает перевернуть его на нее. Но она ошиблась. Его пальцы слегка коснулись ее руки, глаза осветило солнце, подливая молоко в эспрессо. Взгляд без гнева и раздражения. Теплота его пальцев пронесла сквозь нее вспышками, но среди них не было ярости. В памяти вновь возникла картина той ночи, о которой она одновременно мечтала забыть и повторить. Она все еще отчетливо помнила эти пальцы, нежно скользящие по ее коже…

— Спасибо. — Он слегка улыбнулся и тут же отвернулся от нее, ставя поднос возле себя.

У нее было время подумать об ответе, который ждал Карим, но она забыла вопрос. Вопросы другого рода жили теперь в ее мыслях…

— Ну что ж, — Карим отложил гору бумаг в сторону и встал со своего места, — раз вы так настаиваете, я пообедаю в более удобном месте, но при условии, что вы, Оливия, расскажете мне ту историю своими словами. Я слышал только версию пилотов, и она до сих пор кажется мне безумной. Хочу знать мнение экипажа. Сторону, которая не имеет отношения к механике и пилотированию, а базируется лишь на психологических аспектах.

Почему она не встретила Карима три месяца назад? Она переврала бы все на свете, выставила бы Даниэля сумасшедшим, который посадил двухпалубный лайнер на полосу вдвое короче положенной.

Оливия почувствовала себя студенткой, сдающей сложный экзамен, где каждое слово в ее ответе — это минус или плюс для Даниэля. Вот только бы правильно их подобрать, чтобы не подвести его…

Карим открыл двери, пропуская Оливию вперед, и она вышла, уводя с собой того, от которого так хотели избавиться в кабине пилоты, но которого не ждали в салоне.

План Оливии сработал, она дала Даниэлю перевести дыхание, переводя на себя все внимание этого угрюмого человека.

— В общем-то, я на это и рассчитывал, — произнес Марк, — только не думал, что Карим вспомнит Коломбо и уж тем более — что втянет в это ее. Вы не ладите друг с другом, как думаешь, она обвинит тебя в неправильных действиях?

Даниэль пожал плечами. Раньше он бы не сомневался в этом, сейчас все было иначе. Он до сих пор не мог понять ни своих действий, ни ее молчания.

— Я не знаю, — произнес, наконец, он и открыл касалетку. Аппетита не было, но надо заставить себя есть. Лучше это делать, пока Карим не вернулся. В его присутствии даже самый сочный кусок мяса превращался в безвкусный и сухой.

Оливия проводила Карима на верхнюю палубу и, улыбаясь, предложила сесть за столик между двумя мягкими креслами.

— Сейчас я подам вам обед.

Она направилась на кухню, возле которой столкнулась с Джуаном. Он открыл рот, желая что-то сказать, но девушка опередила его:

— Зато пилоты расслабятся без Карима, им нужно время, чтобы перевести дыхание.

Он понимающе кивнул:

— Я позабочусь об этом, ты можешь идти.

Она с большой радостью убежала бы, но экзаменатор Даниэля Фернандеса Торреса задал и ей вопрос, ответ на который, возможно, что-то изменит.

— Джуан, — девушка с мольбой посмотрела на старшего бортпроводника, — вспомни день, когда женщина рожала в нашем самолете. Скажи мне, что ты чувствовал в тот момент, когда Даниэль объявил об экстренной посадке в Коломбо на полосу короче, чем требуется для такого гигантского лайнера? Ты был согласен с таким решением?

Брови Джуана поднялись вверх от удивления:

— Ты бы еще вспомнила тот случай, когда мы летели на двух работающих двигателях, — пробурчал он. — Я не помню, возможно, вначале я испугался, но ведь мы обязаны выполнять приказ капитана. Здесь главный он, и не в нашей компетенции перечить ему, даже если мы не согласны или просто боимся. Наша работа — выполнять то, что требует Даниэль Фернандес Торрес. Он сказал «садимся», значит, он был уверен в своих силах. Что касается страха — надо меньше об этом думать, а не кричать на весь салон: «Аллах, спаси нас». — Он уставился на нее широко открытыми карими глазами: — Это все?

Оливия кивнула, совсем неудовлетворенная его ответом. Он говорил шаблонно, как его учили. «Капитан всегда прав». Его слова мало помогли ей, но кое-что она для себя все-таки уяснила.

— Я сама отнесу Кариму еду. — Она взяла поднос и вышла в салон, направляясь к столу, за которым сидел человек, наводящий на всех ужас. У нее появилась возможность почувствовать себя в роли Даниэля Фернандеса.

Девушка аккуратно разложила перед ним большую белую салфетку и поставила на нее поднос. Она выполняла необходимые действия, а в мыслях был тот самый день… Она пыталась воссоздать в своей памяти каждую деталь, вспомнить свои ощущения, свой страх, свои слезы, утешения своего капитана, когда она уткнулась в его грудь, испачкав кровью. Она вспоминала свое желание быстрее сесть. Хоть где, не важно, лишь бы капитан посадил самолет.

Карим указал рукой на пустое место напротив.

— Итак, Оливия, — начал говорить грозный мужчина, — я знаю, что вы сейчас начнете оправдывать своего капитана или упираться на заключенный договор с нашей авиакомпанией подчиняться любому его приказу. Я все это знаю. Поэтому не буду терять свое и ваше время и задам один вопрос, который никак не повлияет на мое отношение к тому случаю. — Карим откинулся на спинку кресла. Оливия же, наоборот, напряглась. Она не ожидала таких слов. Карим, как зоркий орел, видел все вокруг, но, как орел, так же внезапно мог накинуться на свою жертву, перерезая горло когтями. Она боялась даже думать о его новом вопросе.

— Оливия, у вас есть дети?

Это был странный вопрос, и девушка пожала плечами, отрицательно покачав головой:

— Нет.

— Жаль. — Он дотронулся до своей бороды, прищурив глаза. — Но мать у вас есть?

— Да.

— Хорошо, — кивнул мужчина, кладя руку на подлокотник, — представьте ситуацию, Оливия, что ваша мать летит на высоте тридцать шесть тысяч футов, где внезапно начинаются роды у незнакомой женщины. Капитан принимает решение сесть в ближайшем аэропорту. Вроде бы ничего страшного, но кое-что пугающее все-таки есть — этот самолет не может произвести посадку на ту полосу. Но капитан уверен в своих силах и настаивает, жалея бедного ребенка или ту женщину, которая истекает кровью. На борту ваша мать, Оливия, и еще пятьсот пассажиров и двадцать шесть членов экипажа, у которых наверняка тоже есть близкие люди, ждущие их на земле в пункте назначения.

Карим замолчал, задумавшись, этого времени Оливии хватило понять, к чему он клонит.

— Он совершает посадку, но не успевает затормозить. Самолет таранит забор и выкатывается за пределы полосы, натыкаясь на близлежащие здания. Взрывы, пламя, крики ужаса, адская смерть — сгореть в огне заживо. — Карим поморщился. — Вы ждете мать, а она уже не вернется, потому что капитан самолета, на котором она летела, был слишком сентиментален и пожалел рожающую женщину и ее ребенка. Более пятисот смертей ради одной.

Оливия представила эту картину в ярких красках крови и огня. На секунду ей показалось, что она слышала крики. Крики ужаса. Ее затошнило.

— Мой вопрос — скорее не вопрос, Оливия, а убеждение: вы до сих пор считаете Даниэля Фернандеса, посадившего самолет на такую полосу, героем?

Ощущение сухости в горле и нехватка воздуха. Странный человек со странными убеждениями. Жестокий человек, убивший ее мать в пожаре и обвинивший в этом Даниэля. Он пытался воздействовать на психику. Оливия не знала, что ответить, находясь в глубоком шоке. Считала ли она Даниэля героем? Он спас жизни новорожденного ребенка и его матери, сохранил жизни более пятисот человек, хоть и рискнув, но он действовал уверенно, а значит, знал, что все пройдет успешно.

Сейчас Оливия еще раз убедилась, как тяжело быть капитаном и принимать подобные решения. Так же тяжело было ее отцу, она помнила, как он после рейсов делился с женой такого рода случаями. Джина Паркер всегда поддерживала мужа.

— Да. — Оливия гордо выпрямилась, отрывая взгляд от своих рук. Ее глаза встретились с глазами жестокого человека. — Я считаю Даниэля Фернандеса Торреса героем. Я довольно много — для стюардессы — понимаю в механике и пилотировании, вы выбрали для беседы не того человека. Я дочь капитана и связана с авиацией каждой клеточкой своего тела. И хоть каждое воздушное судно имеет свою специфику, я уверена, что все они имеют нечто общее. Самое большое отличие — «Эйрбас» слишком тяжел, но это дает ему преимущество перед такой посадкой, а снизить скорость в воздухе никто не запрещает. Есть миллионы способов сделать это, вы сами знаете, не мне вас учить. — Оливия встала, оставляя этого странного человека обедать в одиночестве: — Даниэль спас всех пассажиров, и он не герой. А вот если бы он летел еще четыре часа до пункта назначения, ребенок и женщина умерли, и тогда он стал бы убийцей. Для вас он плохой в любом случае, так к чему весь этот разговор. Приятного аппетита, капитан.

Сжав руки в кулаки, Оливия направилась вниз. Этот человек пытался подчинить ее себе жалостью, настраивал против капитана. И она смогла дать ему отпор. Джон Паркер гордился бы своей дочерью.

Не имеет значения, что будет после. Возможно, Даниэлю придется несладко, лететь оставалось еще долго, но она ни капли не жалеет о том, что сказала. Никакое звание не заменит правды.

Девушка прижалась к стене возле кабины пилотов. Она не войдет и уже тем более ничего не скажет про этот разговор. Вздохнув, она направилась к своим пассажирам, поглядывая на часы и молясь, чтобы пилоты попросили кофе раньше, чем к ним спустится Карим. Больше видеть его она не хотела, все еще находясь в легком шоке от страшных слов.

Как будто почувствовав ее желание, зазвонил телефон возле кухни. Оливия взяла трубку, видя, что звонок от капитана.

— Я слушаю. — Она ждала любых его слов, любого желания, но только его голосом. Он будоражил ее, казалось, наступила тишина и даже шум двигателей умолк.

— Оливия, зайди к нам.

Было странным слышать такое, но она подчинилась и уже спустя пару секунд набирала код на двери. Она зашла внутрь, и две пары глаз уставились на нее.

— У нас есть десять минут до того, как мы войдем в зону сильной турбулентности, — начал говорить Даниэль, но Марк его перебил, встав со своего места и вручая Оливии поднос с едой.

— Хоть в туалет успею сходить.

Она слышала, как закрылась за ним дверь, и перевела взгляд на капитана.

— Десять минут, чтобы убрать все горячие напитки, — продолжил Даниэль, изучая ее побледневшее лицо, — никакого чая и кофе. Прекратить обслуживание до тех пор, пока я не выключу табло. — Он нажал над собой кнопку, и Оливия услышала знакомый звук. Она вздрогнула, переведя взгляд на дисплей погодного локатора, находящегося перед Даниэлем. То, что она увидела, напугало ее еще больше — они влетали в грозовой фронт, и он был настолько большим, что поглощал пол-экрана. У него было начало и не было конца.

— Его нельзя облететь?

Даниэля уже не смущали ее познания в авиации.

— Нет, — он ткнул пальцем в монитор, — он плотный, и я не знаю, где он кончается. Если начну снижаться, станет только хуже. Буду просить эшелон выше, но мы и так летим тридцать восемь тысяч футов.

Зачем Даниэль говорил ей это? Лучше бы она не знала, каждую минуту представляя, что скоро все закончится. В памяти вновь всплыли заголовки газет с жуткими фотографиями разгромленного салона самолета, летевшего этим же маршрутом.

— Я не просто так позвал тебя сюда. — Даниэль пристально посмотрел на девушку, замечая, как та побледнела. Да, он не просто так пригласил ее, он помнил, как девушка вцепилась в его руку, когда их сменный экипаж попал в песчаную бурю и самолет трясло слишком сильно. Он позвал ее, чтобы она не боялась, хотел подбодрить. Раньше такое не пришло бы ему в голову, но сейчас хотелось обнять ее и заверить, что все будет хорошо.

Но она не смотрела на него, казалось, девушка даже не слышала его слов, уставившись на монитор огромными глазами цвета неба. Затем она перевела взгляд на окно впереди себя, на бесконечную белую массу — ту самую прекрасную пушистую вату для любого человека, не знающего, что скрывает такой слой красоты.

— Оливия! — Даниэль повысил голос, и она наконец посмотрела на него. — Тебе нечего бояться.

— Тогда зачем ты показал мне это? — Теперь ее глаза изучали его лицо, на секунду она даже забыла про грозовой фронт. Она так долго видела в этом кресле чужие лица, что, смотря на Даниэля сейчас, чувствовала себя как дома. Его лицо стало родным.

— Чтобы ты отнесла это. — Он взвалил на ее руки, держащие поднос Марка, свой и нахмурил брови, продолжая сверлить ее взглядом. Что она хотела услышать еще? Он предупредил, сказал, чтобы она не переживала и не пугалась. Какого черта надо злить его? Чего она хотела? Слушать его успокоения тысячи раз? Наслаждаться тем, что Даниэль Фернандес вдруг начал переживать за нее? — Время еды закончилось, — сухо произнес он и отвернулся, поправляя наушники. Больше он не скажет ни слова.

Оливия еще раз посмотрела в окно, стараясь забыть о неприятном капитане. Надо было ответить ему дерзостью, но она пожалела его. Так же, как мать жалела отца, соглашаясь с ним в любой ситуации.

— Хорошо, капитан, я поняла. Мне позвать Карима? Или пусть подавится едой во время тряски?

Тут же дверь распахнулась, и за Марком зашел тот самый человек, которому она только что пожелала «приятного аппетита». Карим пронзил ее взглядом черных глаз и сел на свое место, забирая тонну бумаг и кладя их на колени. Девушка не стала портить ему и без того испорченное настроение и вышла из кабины.

Даниэль улыбнулся, не веря собственным ушам. Это была все та же Оливия — дерзкая и упрямая. Она пыталась быть милой, но маленький дьявол, сидящий в ней, все-таки сказал свое слово.