Совершенно правдивые истории об охоте и рыбалке в Колымской тайге и Охотском море

Анатолий Шестаев

Сборник рассказов и стихотворений об охоте и рыбалке в девяностые годы двадцатого века, посвященных друзьям и природе Колымского края.

ПРОВЕРКА

Владимиру Пономаренко посвящается…

— Послушай, Михалыч, проверка то проверкой, а как бы на Талую выехать, давно ведь там не был? — попробовал закинуть удочку Синегоров.

— Да когда там ехать? Тут столько работы — все просмо-треть, изучить, акт проверки написать. Сам ведь знаешь, — отнекивался Пономарев, мрачно поглядывая на шесть стопок папок и стопку журналов.

Проверка была плановой, давно ожидаемой, но все равно, приятного мало. У Синегорова все документы давно были приведены в полный, если не идеальный порядок, показатели хорошие и проверки он нисколько не боялся. Тем более что проверяющим был его старый товарищ и друг Пономарев. Но кроме того Синегоров отлично знал, что чаще всего результат проверки был заранее запрограммирован в УВД, а проверяющий документально оформлял заданный результат и тут уж никакие показатели не помогут. А знал потому что ранее сам неоднократно проводил такие проверки, будучи старшим инспектором штаба УВД в Казахстане. Вздохнув, Синегоров взял графин и сходил за свежей водой. Включил старый алюминиевый электрочайник и достал из тумбочки фарфоровые чашки, сухари и карамель.

— Давай чаю попьем, а потом уже за дело, — предложил он Пономареву.

Михалыч достал сигареты и закурил, встав возле приоткрытой форточки. Покуривая, он задумчиво осматривал свой бывший кабинет, в котором проработал столько лет, будучи начальником отделения БХСС.

— Ничего не изменилось, только декабрист пышнее стал, цветет вовсю, — хмуро проговорил он.

— А чего тут менять? В свое время ты его хорошо отремонтировал, — ответил Синегоров. — Ну, что, едем?

— Да погоди ты, видишь, думаю.

Вдруг открылась дверь, и в кабинет зашел незнакомый подполковник милиции. Пономарев тут же познакомил его с Синегоровым.

— Старший опер ОРБ Коршуков Олег Степанович. Проверяет работу уголовного розыска и тебя тоже проверять будет.

— Какого черта! Мне одного подполковника хватает. С какого он боку? — недоуменно спросил Синегоров.

— Извините, Дмитрий Матвеевич, но у меня предписание проверить работу РОВД по борьбе с организованной преступностью, то есть в том числе и ваше отделение БЭП, — примирительно сказал Корсуков.

— Олег Степанович, а ты давно на Талой был? — сменил тему Синегоров, наливая чай в три чашки и подвигая их своим гостям.

— Я только мечтал туда попасть, а фактически за всю жизнь в Охотоморске дальше Карамкена не был. И то один раз за жимолостью куда-то сюда ездили года три назад, — улыбаясь, ответил Корсуков.

— И что ты внукам потом на материке будешь рассказывать? Как в кабинете сидел, да по городским тротуарам на Колыме гулял — смеялся Синегоров. — В общем, я предлагаю: поехали на Талую, отдохнем, поохотимся.

— Нам же акты писать, — напомнил Пономарев.

— Да напишу я вам акты, не впервой, — продолжал уговаривать Синегоров.

— Михалыч, правда, давай съездим, с актом я сам разберусь, загорелся Коршуков, допивая чай.

Пономарев еще слабо отбивался. Но Синегоров добил его, сказав, что поедут на его бывшем УАЗике и он сам как ранее сядет за руль. Тут уж Михалыч сдался. Договорились выехать завтра с утра, а пока каждый займется своим делом.

Синегоров тут же стал готовиться к поездке. Все-таки зима, морозы за минус 40, ехать 300 километров в один конец.

Выехать удалось на следующий день только после обеда. Еле вырвались, то одно цеплялось, то другое. Через полчаса выехали за Карамкен и Коршуков, не отрываясь, смотрел в окошко на разворачивающуюся панораму колымской тайги. Впереди замаячили высокие сопки, вершины некоторых из них украшали скалы, похожие на величественные замки, а вокруг лежали глубокие белые-белые снега. Осторожно проехали Яблоневый перевал. В стороне от трассы промелькнули немногочисленные дома поселка Яблоневый. Так назывались перевал и поселок не потому, что там росли яблони, а потому что здесь заканчивался один из отрогов хребта Яблоновый. Но об этом мало кто знал. Изучая как-то на досуге топонимику Колымы, Синегоров только удивлялся богатой фантазии и интеллекту первопроходцев, в основном геологов и дорожников. И после тщательных поисков на карте нашел таки ручей под названием Матвеич. А «Михалычей», кстати, было даже два ручья.

Зимний день короток и солнце уже начало садиться. Подъехали к поселку Атка, которая виднелась огромными нефтебаками. Атка была известна по всей Колымской трассе своей отличной столовой, в которой любили поесть все трассовские водители, особенно хороши здесь были котлеты и хлеб. Про Атку есть анекдот. Встретились в гостинице Охотоморска два командированных, знакомятся. Один говорит:

— Я из Билибино.

— А-а, это где атомная станция. А я из Атки.

— А-а, это где задом наперед ходят.

Коршуков анекдот сразу не понял. Объяснили, что там постоянно дует очень сильный ветер, продувающий насквозь. Особенно зимой, а зима девять месяцев. Вдобавок поселок расположен на высоте 999 метров от уровня моря и одного метра на хватает, чтобы к северным надбавкам платили еще и высокогорные. Коршуков мгновенно отреагировал: «Так насыпали бы пару метров». Синегоров с Пономаревым долго смеялись. Так насыпали уже сколько раз. Сдувает!

Через пятьдесят километров после Атки подъехали к Поворотному, дальше по трассе поднимался перевал Дедушкина лысина, названный в честь первого начальника Дальстроя Берзина. Но здесь надо было поворачивать направо, в сторону от трассы.

В дороге Коршуков увлеченно рассказывал о системе закаливания Порфирия Иванова, адептом которой он давно являлся.

— Самое главное, — говорил он, — это непрерывность. Если взялся обливаться, то обливаться надо каждый день, невзирая на погоду.

Сам Коршуков обливался каждое утро на улице и зимой, и летом.

— А если мороз за 40 градусов? — недоверчиво спросил Синегоров.

— Ничего страшного, обольюсь и при минус 40, — снисходительно улыбался Коршуков.

Проехали Тальский перевал и вот огни Талой. Подъехали прямо к санаторию, но оказалось, что главврач срочно выехал в Охотоморск на совещание и никого не успел предупредить, что будут гости. Синегоров не стал разбираться, выяснять, а сразу предложил ехать дальше, на Арарат, как втайне и планировал. Коршуков сразу согласился. Что Талая? Здесь многие бывали, а про Арарат не все и слышали. Поехали дальше.

Уже стемнело, ярко светила луна, сверкали звезды, подморозило хорошо. Ехать до Арарата минут 30—40, расстояние всего 30 километров, дорога расчищенная, накатанная. Синегоров планировал заехать к своему другу Сане Маслову, который и устроит ночлег, теплый гараж и охоту. Но как с утра не заладилось так и заканчивалось. Маслова с обеда отправили на дальний участок на три дня. Выручил его друг, прапорщик Казимир, которому Маслов поручил встретить Синегорова. Казимир отвел их в дом на окраине поселке. По правде сказать, окраины тут были со всех сторон, а вокруг тайга. В доме их ждал местный участковый Серега Кашманов. Дом был просторный, четыре комнаты, большая кухня. Синегоров с Казимиром отогнали УАЗ в теплый гараж, расположенный в зоне, за воротами. Арарат — это колония-поселение со своим режимом и своими порядками.

В доме все собрались на кухне и пытались организовать ужин, мешая друг другу. Синегоров выставил всех из помещения и принялся сам за дело, только Кашманову поручив чистить картошку. Коршуков с Пономаревым с интересом осваивались, выходили на крыльцо подышать морозным воздухом и полюбоваться на ночное небо. Мороз крепчал, звезды светили все ярче, а все вокруг завалено чистейшим снегом. Скоро стол был накрыт и не успели расположиться, как в дверь постучали, — заявился Казимир с сумкой в руках. В тот день Синегоров впервые встретился с Казимиром, будущим его постоянным спутником во всех почти поездках по Колымской тайге.

Несколько смущаясь, все-таки два подполковника из областного УВД и майор из РОВД, Казимир достал из сумки литровую бутылку и поставил на стол.

— Это что? — заинтересовался Михалыч.

— Это напиток моего приготовления, — скромно ответил Ка-зимир.

— Нет уж, давайте водку, — твердо сказал Синегоров, с пред-убеждением относившийся к самогону, и убрал бутылку со стола. Разлив водку по стаканам, на два пальца и не более, посмотрел на Михалыча. Пономарев встал, приосанился и произнес тост:

— Вот мы проехали 300 километров, ехали без приглашения и толком даже не зная, куда, а нас встретили, обогрели, устроили. Предлагаю выпить за всех нас, за друзей и коллег.

Тост дружно поддержали и принялись за еду. Отварная картошка хорошо подошла к разогретым котлетам, приготовленным женой Синегорова и квашеной капустой, того же изготовления. И как обычно, жареная кета, красная икра, соленая горбуша, копченый палтус, сало, колбаса. Под такую закуску грех было не выпить. И Михалыч после третьего тоста предложил попробовать все-таки изделие Казимира. Попробовали и пришли в изумление. Первая проба как то всех взбодрила, просветлила и настроила на очень жизнерадостный лад.

— Эликсир! — произнес торжественно Синегоров.

— Ну так на прополисе же, — гордо объяснял Казимир. Вкус был изумительным, а воздействие на организм целительным и благотворным. И тут Синегоров рассказал историю про самогон. Московские геологи стояли возле поселка Хасын. На водку, как известно, талоны, а они командированные, кто им талоны даст. Но на окраине поселка жил охотник по кличке Соболь. Так этот Соболь потихоньку гнал самогон. Вот геологи и брали у него по надобности живительную жидкость. Конец сезона, геологи улетели в Москву, а Соболь в это время был на охоте. И вот зимой, перед самым Новым годом, стучится к Соболю геолог и напоминает, что он остался должен геологам 3 литра самогона. Соболь отдал, конечно, без спора. Но долго потом вспоминал, надо же, из Москвы за самогоном!

Казимир достал из сумки вторую бутылку, но Синегоров тут же забрал ее, спрятал подальше и занялся чаем. За чаем с карамельками Коршуков принялся с увлечением рассказывать Казимиру о методе Порфирия Иванова, а тот недоверчиво слушал об обливании при минус 40 градусах. Но Олег пообещал утром продемонстрировать сей метод и попросил Серегу приготовить воду, чтобы она была холодная. Серега с готовностью набрал полное ведро и поставил его на веранду. После чая все вышли на крыльцо, кто покурить, а кто просто подышать свежим морозным воздухом.

Тишина стояла первобытная, такая тишина существует только в глухой тайге и космосе. Звезды спустились прямо на тайгу и ярко сияли от края до края. И было их столько! Таинственно отсвечивал снег. Коршуков был просто ошеломлен и очарован такой красотой. Мороз крепчал и на термометре было минус 48 градусов. Синегоров плюнул на землю и в очередной раз убедился, что Джек Лондон в своих северных рассказах несколько преувеличивал, описывая, как его герои определяли крепость мороза, плюнув на снег, и слушая как звенит мгновенно замерзшая слюна, рассыпаясь на снегу льдинками.

Замерзнув, все вернулись в теплый дом. Серега предложил для комфорта затопить печь, несмотря на то, что в доме от батарей центрального отопления и так было тепло. Получив одобрение, занялся растопкой, а остальные сели пить чай. После чая Коршуков предложил сделать массаж Казимиру, который жаловался на боли в спине. Перед этим, во время чаепития, Олег рассказывал о различных методиках оздоровления, йоге, массаже. И вот он продемонстрировал свои способности на деле. Массаж Казимиру очень понравился. Пришлось Олегу делать массаж всем, кроме Кашманова, тот наотрез отказался, и так, мол, здоровый. После массажа Казимир рассказал, что в юности он занимался тяжелой атлетикой и достиг в этом деле определенных успехов. Синегоров же доказывал, что лучший и наиболее гармоничный вид спорта, это — карате. В доказательство продемонстрировал пару упражнений. Сначала встал на колени, потом сел на пятки и наклонился назад пока не лег затылком и лопатками на пол, потом выпрямился и так три раза. Это поза из йоги, пояснил он, называется «супта вирасана», а по-русски — «поза героя». Повторить ни у кого не получилось. Потом Синегоров отжался три раза на больших пальцах рук. Потом еще посидели у горящей печки, было очень уютно и покойно. Первым спать ушел Михалыч, затем и Синегоров прилег на диван. Часа через полтора он проснулся от какого-то шума, прислушался. Из кухни доносился оживленный разговор. Заглянув туда, увидел сидящего возле печки Коршукова и Казимира. Последний, широко раздвигая руки, что-то горячо рассказывал. «Про щуку, наверное», — подумал Синегоров и вернулся на диван.

Утром все встали бодрыми и хорошо отдохнувшими. Голова ни у кого не болела. Вспомнили добрым словом эликсир Казимира. А он уже тут как тут, примчался смотреть на обливание. Олег немного размялся и в одних плавках вышел на крыльцо. Вода в ведре стояла всю ночь и покрылась льдинкой. Олег прихватил ведро и спустившись с крыльца спокойно вылил на себя всю воду. Зрители вокруг только ахнули. Морозто минус 46 градусов. Олег чуть постоял, от него шел пар, и спокойно зашел в дом. Больше всех изумлялся Казимир. Синегоров спросил его,

— А откуда здесь зрители появились?

Казимир клялся, что никому не рассказывал про обливание, ну кроме жены, разумеется.

После завтрака и чая хотели отправиться на охоту. Но Казимир не советовал, какая охота в такой мороз, все куропатки и глухари глубоко под сугробами сидят, мороз же уменьшается, а наоборот крепчает, вон какой туман стоит. Честно говоря, особо никому и не хотелось идти из теплого дома куда-то в тайгу, да по такому снегу.

И как-то незаметно в разговорах пролетело время до обеда. Пообедали и, простившись с Казимиром и Серегой, выехали домой.

Скоро стемнело, машина мчалась по трассе, снаружи трещал мороз, а в кабине было тепло и уютно, тем более что все были в теплых форменных цигейковых полушубках и торбасах. И невероятно огромная желтая луна сопровождала их в пути, как бы прокатываясь над сопками. И огромное количество звезд усыпало небо, и низко-низко сверкала Большая Медведица. Вокруг лежал глубокий белый снег. И Синегорову казалось, что он едет уже бесконечное количество времени и не видать конца дороги и дорога эта не кончится уже никогда.