Жизнь российская. Том второй

Анатолий Цыганок, 2023

В приключенческом и социально-психологическом романе рассказывается о жизни российского пенсионера Василия Никаноровича Кулькова, который по воле случая переехал в Москву из Забайкалья и стал жить и работать в столице в непростое для страны время – конец нулевых-начало десятых.Хождения по разным инстанциям продолжаются…Читатель вплотную столкнётся и с хорошим, и с плохим, творящимся в нашем современном обществе. Что-то ему будет до боли знакомо, а с чем-то он встретится с неизведанным впервые…Книга 1, Часть 1, Том 2.

^{Глава 53}

"В холодном трамвае с замёрзшими окнами"

Человек должен жить хотя бы ради любопытства.

Еврейская пословица

У счастливых жизнь полна надежд,

у несчастных она полна воспоминаний.

Чарлз Роберт Мэтьюрин

Второй этап длинного-предлинного пути

Выйдя из автобуса, Василий Никанорович перебрался на трамвайную остановку. Ждать пришлось долго. Замёрз как цуцик. Продрог насквозь. Озяб до последней нитки. Как ледышка стал. Гопака плясал, чтоб согреться. Камаринского наяривал. Руками сам себя хлопал по телу. Прыгал как зайчик-попрыгунчик. В ладошки дышал.

Минут через тридцать-сорок прибыл, наконец-то, трамвайчик. Ох, и долго же.

Зато ретровагон. Миленький такой. Старого образца. Давнишних лет выпуска. Тридцатых годов прошлого столетия. Теперь модным стало такие раритеты выпускать на линию. Память, всё-таки, народная. Есть, чем людей удивить.

Вскоре он уже сидел на жёстком, холодном, крепко сколоченном деревянном диванчике и смотрел на замёрзшее окно. «Вот чёрт! Не видно ничего. Что делать? Как быть? Где едем? И в какую сторону?» Кульков пошарил в кармане, вынул монетку и принялся соскабливать ей со стекла плотную ледяную завесу.

Когда-то давным-давно Вася точно так же соскребал с закоченевших трамвайных и автобусных окошек лёд в далёком-далёком детстве, когда жил ещё в своём родном городе, когда ездил в музей, на ёлку в Дом пионеров, в кружок на Станцию юных техников, в кино, в театр, к друзьям и знакомым, потом в институт, а затем и на работу на холодном общественном транспорте. За пять копеек в автобусе и за три в трамвае.

Он вспомнил, что иногда, когда слой наледи на стекле был небольшим, то он дышал на него, чтобы тёплым воздухом отогреть льдинки и раздвинуть их пальцами.

А вот когда окно покрывалось толстенным слоем куржака, да ещё и заледеневало полностью твёрдым каменным слоем, то скоблить приходилось чем-нибудь жёстким, чтобы уж наверняка совлечь ледяное препятствие, — частенько монеткой или ключами от квартиры, которые всегда на связке в кармане или на шее болтались (на ремешке, на цепочке, а то и просто на длинной верёвочке, на шпагате, скрученном из суровых ниток).

Иногда и ногтями люди сдирали со стёкол непросвечивающий слой той изморози противной, когда та рыхлой и не слишком крепкой оказывалась.

Да… были раньше такие времена… Куда деваться… И это тоже было. Лёд на стёклах оконных. Ледок, осмотру мешающий. Да-да… было… Как же без этого…

Н-да, это точно, так и было… было… было… В памяти многое осталось…

А память наша священна. Она всесильна. Она непреодолима. Память чтить надо.

Так и сейчас, применив знакомый, годами испытанный метод, и заставив «слепое» стекло всё же просвечивать, Василий через очищенную небольшую мутноватую овальную амбразурку пытался рассмотреть строения, стоявшие вдоль дороги, но… окошко опять запотевало и тут же снова замерзало. Тогда он начинал заново яростно дышать на него и в который уже раз продолжал раздвигать в стороны подтаявшие льдинки или тереть стекло пальцами… рукавом… носовым платочком…

На какое-то мгновение оно становилось более-менее прозрачным, сквозь него начинали просматриваться смутные и неясные очертания домов, машин и людей, но вскоре наново покрывалось изморозью. И опять всё скрывалось из вида. Ну, точь-в-точь, как тогда… — в детстве далёком…