Без гнева и пристрастия

Анатолий Степанов, 2006

В романе признанного мастера остросюжетной прозы Анатолия Яковлевича Степанова (1931–2012), как всегда, налицо вся причудливая камарилья нашего современного общества: олигархи-банкиры, журналисты, киллеры, рецидивисты, поп-звезды, гомосексуалисты. На этот раз известная по популярному телесериалу «МУР есть МУР» компания – частный сыщик Георгий Сырцов, его наставник полковник Александр Иванович Смирнов и их верные давние друзья – вновь сплачивается, чтобы раскрыть очередное запутанное дело. Речь идет о громадном наследстве, политических и криминальных разборках, новой партии, которой в будущем России будет принадлежать ведущая роль.

Глава 12

Совет в Филях, не то чтобы совсем в Филях, но состоялся тоже неподалеку от Москвы. На даче Смирновых-Болошевых. Точнее, на террасе дачи.

Покатило к вечеру, и солнце горячими квадратами лежало на крашеном полу. В очередной раз, убегая — припекало — от яркого прямоугольника, Смирнов отодвинул кресло-качалку в тень, вновь уселся и с удовольствием закачался. Он качался, а трое его соратников сосредоточенно, как и положено на военном совете, думали. Долго думали. Смирнову-Кутузову надоело качаться, да и ждать надоело.

— Ну?

— Баранки гну, — ответил Казарян-Ермолов, в далекие-далекие времена сослуживец по МУРу председательствующего, ныне кинорежиссер и даже народный артист. А молодой среди старперов, сорокапятилетний, и потому горячий беллетрист Кузьминский-Раевский рявкнул обиженно:

— Не нукай, не оседлал еще!

Самый рассудительный и самый давний — с детства — смирновский друг, известный журналист Спиридонов, проходивший здесь, скорее всего, за прагматика Барклая де Толли, разумно возразил:

— Вы с Лидой, наверное, в основном все сами просчитали. Да и подумать хорошенько у вас времени больше было. Если же у вас кое-какие сомнения возникли, то вопросы по прорехам задавай, а не нукай.

Лидия Сергеевна, присутствовавшая здесь в амплуа травести — любопытным мальчиком на печи, — мягко согласилась со Спиридоновым:

— Алик прав, Саша.

— Тогда ты и задавай вопросы! — ни с того ни с сего обиделся Смирнов.

— Задам, — мелодично успокоила его жена и задала первый вопрос: — Кто, по-вашему, провел эту операцию с Ксенией, Роман?

Казарян, к которому обратились с вопросом, потер кулаком небритый подбородок, встал с ивового дивана и подошел к двери, на приступочке которой загорал, подставив лицо закатному солнцу, Спиридонов. Казарян внимательно осмотрел цветник, развернулся, улыбнулся восторженно, будто его только что осенило, и поведал:

— У меня две кандидатуры. Безусловная — «Департ-Домус банк», где полновластным хозяином был всеми нами страстно любимый покойник Дмитрий Федорович. Допустимая — уголовная верхушка, чьи капиталы, воспользовавшись временным поражением криминала, умело прикарманил вышеупомянутый банк.

— Письмо, — не сдержался, перебил Кузьминский. — Ты, Рома, забыл про письмо, о котором вряд ли могла знать уголовщина.

— Не забыл. И поэтому считаю эту кандидатуру всего лишь допустимой. Но я, в отличие от тебя, Витя, хорошо знаю, что такое паханы, собравшиеся в кучу. В принципе, они могут все.

Спиридонов с сожалением увел свое личико от солнца, открыл глаза и пожалел, что Казарян с Кузьминским распространялись не по делу.

— Ребятки, вас же Лида совсем о другом спросила. Паханы, Рома, это один шанс из ста. Я почти уверен, что деньги эти прошли или пройдут через «Департ-Домус банк». А абсолютно уверен я в том, что испанскую операцию проворачивали не люди банка, а те, кому предназначались эти громадные деньги. Вот о том и следует говорить, но предварительно хорошенько подумав.

— У вас было достаточно времени для этого, — проворчал Смирнов.

Вмешалась Лидия Сергеевна:

— Я поставлю вопрос по-другому. Кому могут столь срочно понадобиться такие колоссальные деньги?

— Мне! — завопил Кузьминский.

— Витька, уволю, — предупредил Смирнов, в связи с чем Кузьминский, вмиг став серьезным, быстренько предположил:

— Многим, очень многим. Самому банку, например.

— Положение «Департ-Домуса» устойчиво, как никогда, — уверенно заявил Спиридонов, дока по финансовым делам. — Насколько мне известно, принимать участие в миллиардных конкурсах в ближайшее время не собирается. И эти деньги лягут в его сейфы ненужным грузом. Банк эти деньги направил или направит кому-то, я уверен в этом. Он — почти законный перевалочный пункт.

— Алик, просчитай, пожалуйста, возможные ходы, — попросила Лидия Сергеевна.

— Начнем с тех, кому эти деньги банк не направит. — Спиридонов помолчал, прикидывая. — Про конкурсы я уже говорил, наш пациент официально отказался от них. Черный бизнес? Черному бизнесу не проглотить такую сумму, да и не будет он ее сразу проглатывать, чтобы не светиться. Инвестиции? Они прозрачны, сразу всплывет вопрос об источниках. Валить на бирже доллар, играя на повышение курса рубля? Мероприятие по меньшей мере рискованное. Вот так-то, братцы.

— Это все «нет», — сказал Смирнов. — А «да»?

Спиридонов, тихо покряхтывая, поднялся с приступочки, разогнулся, незаметно, воспитанно так потянулся, подошел к Смирнову со спины и раскачал кресло-качалку. Смирнов с удовольствием закачался, о чем и оповестил всех:

— Хорошо.

— Вот он и качался по-стариковски. — Спиридонов качнул его еще разок и беззвучно оскалился. — Лида, у нас скоро будет новый парламент, а затем и новый президент.

— Спасибо, а мы и не знали, папа Алик, — издевательски поблагодарил Кузьминский.

Звал он так Спиридонова на правах бывшего зятя. Бывший тесть уже нашел саркастический ответ на выпад, но его опередил Смирнов.

— Предвыборная кампания? Будут тащить свежака и новую партию? — уже не качался в кресле Смирнов, он стоял, торжествующе оглядывая всех.

— Свежака вряд ли, Саня. Скорее всего, кого-нибудь из второго ряда. Свежака за оставшееся время не раскрутить, а выскочившего из-за спин при помощи денежного очень внушительного допинга гражданина из второго ряда с необычным имиджем — вполне реально. И к нему яркую партию, ты прав.

Наконец-то приподнял тяжелые армянские веки и как бы дремавший Казарян.

— Наш покойный Дмитрий Федорович был секретарем ЦК и членом Политбюро. Поменявшие имидж неокоммунисты?

— Нет, скорее всего, нет, — уверенно отверг этот вариант Спиридонов. — У них давно определившийся претендент и самый надежный, хотя и сокращающийся в связи с естественным вымиранием электорат. Свои двадцать процентов они всегда наберут.

— Тогда кто, Алик? — негромко спросила о главном Лидия Сергеевна.

— Период настоящей предвыборной активности еще впереди. И поэтому сказать о ком-то что-то просто невозможно. Вот когда засуетятся, тогда хотя бы предположительно можно будет определить, кого солидно подкачали.

— И мы с Лидкой на этом остановились, — признался Смирнов.

Иссякла энергия мозговой атаки. Замолчали. Но молчание — не для молодого беллетриста Виктора Кузьминского.

— Теперь у меня вопросы, точнее, два вопроса. К хозяевам. — Раскинув руки (сидел на диванчике один) по ивовой спинке, он сурово посмотрел сперва на Лидию Сергеевну, а затем на Смирнова. — Вопрос первый к хозяйке. Нас в этом доме водкой угощать будут? — И, не дав ответить хозяйке, ответил сам: — Знаю, что будут, но ведь душа горит! Когда? — Движением вытянутой вперед длани опять остановил Лидию Сергеевну. — Вопрос хозяину: Иваныч, ответь, пожалуйста: на хрена попу гармонь, когда есть кадило?

За Смирнова быстро ответил Казарян:

— По-моему, Витя, ты окончательно отупел от пьянства.

— Я попрошу!.. — радостным криком высказал свое возмущение Кузьминский.

— Проси, — разрешил Казарян.

— Я — дурак, а ты — умный, да? — предположил беллетрист.

— Да, — согласился кинорежиссер. Им давали резвиться. Смирнов, Спиридонов и Лидия Сергеевна понимали, что развлекательная интермедия сейчас ко времени.

— Раз ты такой умный, то объясни мне, дураку, какого худенького нам надо лезть в кучу дерьма, именуемую в дальнейшем политикой? Зачем Иванычу все это? Пусть себе глотки перегрызают, а мы, как древние римляне на скамьях Колизея, с удовольствием будем наблюдать гладиаторские бои.

Казарян повернулся к молчавшей троице и поделился с ними:

— Нет, он действительно дурак!

— Докажи! — взвыл Кузьминский.

— На раз, два, три, — пообещал Казарян и сразу же приступил к выполнению обещания: — Откуда ты взял, что Санятка сам влез в эту кашу? Его втащили, может быть, не очень желая того, но иного выхода у них нету, поджимает время — бабки им нужны. Теперь Саня, Лидия и Ксения, особенно Ксения, в зоне повышенной опасности, в зоне неоправданного риска потому, что знают, чего не следует знать. Те, судя по тому, как была отслежена и доведена до нужного им состояния Ксения, обладают исчерпывающими сведениями о семействе Смирновых-Болошевых и, следовательно, о тебе, обо мне, об Алике. Мы никуда не лезем, Витек, мы обороняемся, мы должны, если жизнь дорога, обороняться. А лучшая оборона, как выражаются наиболее передовые футбольные стратеги, контратака на опережение.

Сильно озадачил режиссерский монолог беллетриста.

— Да об этом я как-то не подумал, — неосторожно высказался он.

За что и получил:

— Вот поэтому ты и дурак.

Не до обид уже было Кузьминскому. Заработала азартная сообразилка:

— Выходит, они внаглую Иваныча на дуэль вызвали.

— Выходит, — согласился Казарян. — И еще выходит, что другого пути для них не было. Ксения-то со своей ладошкой — единственная.

— Или кто-то из самых богатых свои не пожелал тратить, — добавил Спиридонов.

— Понятно теперь, почему нас днем собрали. Чтобы без Ксении, да? — И, получив в ответ сдержанный смирновский кивок, продолжил свою речь в несколько ином направлении: — Нет, в этом деле без пол-литра не разберешься. Кстати о пол-литре, Лидия Сергеевна, голубушка! — И заканючил, как нищий в пригородной электричке: — Братья и сестры! Помогите погорельцу чем можете! Три дня не ел, а выпить так хочется!

— Он, паразит, без машины, ко мне в пассажиры специально набился, чтобы здесь нажраться без тормозов, — обнародовал замыслы беллетриста его бывший тесть. И Смирнову: — Насколько я понимаю, мы пока завершили всего лишь первую половину нашего коллоквиума? Даже первую треть, если судить по гаданиям цыганки: что было, что будет, чем сердце успокоится?

— Все так, Алик, — грустно согласился Смирнов, а Лидия Сергеевна решила:

— Пока перерыв. Скоро обедать будем. Вот-вот Ксюша объявится.

Но не Ксюша объявилась. В белой полотняной косынке, в ситцевом сарафане, в кедах на босу ногу — этакой сельской жительницей шла от калитки соседка (через дом) по даче. То была кумир тинэйджеров, попсовая суперстар, тихая и в отсутствие имиджа интеллигентно скромная певица Дарья, любимая женщина любимого смирновского ученика — Георгия Сырцова. Сырцов был любим не только Смирновым, но и — взаимно — замечательной вокалисткой. Хотя вокалистка и знала всех присутствующих, но многолюдство малость смутило ее, и она поздоровалась, робея неизвестно отчего:

— Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте. — Третье «здравствуйте» она почти шептала, но, преодолев себя, довольно внятно произнесла положенное: — Прошу заранее простить меня, но, надеюсь, я никому и ничему не помешала?

Раскланялись улыбчиво, и Лидия Сергеевна успокоила гостью:

— Ты не можешь нам мешать, Дашура. А если согласишься с нами пообедать, то вообще все будет замечательно.

— Я на минутку, — растерянно сказала Дарья, не зная, как ей эту минутку использовать.

Положение усугубил и одновременно спас бестактный Кузьминский:

— А Жорки нынче нету тута!

— Я знаю, — пролепетала звезда.

— Он на Валдае, пять дней как на Валдае. Рыбку удит, — подробно объяснил Смирнов. — Принял экзамены у своих дебилов-курсантов и от них — в леса.

— Я знаю, — повторила Дарья.

— Тогда чего ты не знаешь? — слегка рассердился Смирнов.

— Он обещал оттуда позвонить и не позвонил.

— Он и мне не звонил, — простодушно успокоил Смирнов, чем вызвал необычайную радость в рядах смешливых соратников. — А чего это вы ржете, кони стоялые? Что я смешного сказал?

— Ты, старый хрен, определил себя равно привлекательным для Жоры субъектом наряду с Дашей, — витиевато объяснил мужской гогот Казарян.

— Я тупой вроде Витьки, — угрожающе признался Смирнов. — Объясни попроще.

— Иваныч! — возгласил в нетерпеливом ожидании, когда поднесут, Кузьминский. — Посмотри в зеркало на себя, а потом посмотри на Дашу, и тебе сразу станет ясно, кому в первую очередь должен позвонить плутающий меж озер наш общий друг Жорка.

— А я себя с Дашей не сравниваю… — начал было Смирнов, но тут в бой вступил его самый давний, самый преданный друг Алик Спиридонов:

— В одну телегу впрячь неможно козла и трепетную лань.

— Коня, — потеряв бдительность, машинально поправил Смирнов.

Трое мужиков завыли от восторга. Узнав здесь все, что могла узнать, Даша ощутила себя, как говорил Остап Бендер, чужой на этом празднике жизни. Она извинительно коснулась предплечья Лидии Сергеевны и сказала:

— Я пойду.

— Куда это ты пойдешь?! — грозно прокричала возникшая на террасе ниоткуда бедовая девица Ксения.

— Домой, — испуганная напором, жалобно ответила Дарья.

Какой уж там дом!.. Ксения расцеловала ее, раскрутила, защекотала, оглушила щенячьим визгом…