Гражданин СССР

Анатолий Сарычев

Средняя Азия, конец восьмидесятых годов ХХ века. Размеренная жизнь ученого-экономиста Бориса Шварцмана в один день превращается в кошмар: погони, стрельба, противодействия спецслужб, притом каждая преследует свои цели. Крупнейший город Ташкент, загадочный и совсем не исследованный Устюрт, который находится всего в часе лета от цивилизованных мест! Успеет ли Борис покинуть страну, вы узнаете, прочитав новый боевик популярного автора Анатолия Сарычева.

Глава третья

Продолжение рассказа бабушки. Откуда взялись сокровища семьи Шварцманов.

— Плохо ли хорошо, доехали мы за неделю до Красноводска, а тут новая напасть! В город приехал со своей свитой сам эмир Бухарский Мухаммед, и опять на три дня пришлось задержаться.

Но я не очень расстроилась. Мы ездили на море купаться, ходили по городу и познакомились со стрелочником, который тащил три тома Брема, которые пришли у нему по подписке!

Представляете: стрелочник, который читает Брема! Ну очень плохо и бедно жили простые рабочие при царе! — усмехнувшись, рассказывала бабушка, всплескивая руками.

— Дедушка договорился с этим интеллигентным стрелочником и он нам достал три билета в первый класс до Ташкента! — восторженно вспомнила бабушка, с обожанием смотря на своего мужа.

— Расскажи о гербе Красноводска! — попросил дедушка, пристраиваясь рядом со своей спутницей жизни.

— На гербе Красноводска, тогда был изображен Красноводский залив с кораблем, причалами. Сзади, были нарисованы горы, внизу которых море с кораблями. По пляжу бредут четыре верблюда, которых возглавляет погонщик в туркменской папахе, а напротив животных шли вагоны, с паровозом, из трубы которого вился дым.

В левом переднем углу герба плыл осетр, а венчала герб корона!

На этом гербе была прорисована вся жизнь Красноводска, которая не изменилась и сегодня! Ничего нового не придумали люди за столько лет! — смеясь рассказывала бабушка.

— А по бокам герба были нарисованы два растения, сильно смахивающие на коноплю! — добавил, усмехаясь, дедушка.

— Так вы вдвоем из Питера в Ташкент ехали! — догадался Борис, смотря на дедушку восторженными глазами.

— Мы ехали втроем: я, бабушка, и ее подруга Мария Степанова, которую искала вся полиция Питера.

Мы должны были довезти Марию до Ашхабада, а там ее обязаны были встретить местные подпольщики и перевести через границу.

— И что дальше было? — с загоревшимися глазами спросил Моисей Израилевич.

— Погуляли до обеда по городу, посмотрели вокзал, церковь, базар, а потом уехали на Авазу и там два дня отдыхали и купались. Вот было счастливое время! — мечтательно сказала бабушка, счастливо улыбаясь.

— Вода, как парное молоко! Я, две самые красивые девушки и туркмен, который готовит на очаге, сложенном из камней еду.

— Надо было в городе погулять, сходить в ресторан, на танцы. Вы же молодые были! — внес новое предложение Моисей Израилевич, в молодости, видимо, большой ходок ^[56].

— Какие рестораны, танцы? В городе единственный цивильный дом — начальника уезда! — махнул рукой дедушка, показывая полную никчемность городка Красноводск в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году от рождества Христа.

— Там на базаре я впервые увидела дервишей, весьма экзотичные личности! Мне очень понравился городской сад. Вечером там обязательно играл духовой оркестр, и танцевали люди! Так что товарищ доктор прав! Можно было бы сходить на танцы, но Машенька, у которой были документы жены Копола, не очень хотелось появляться на людях. Вернее, было совсем не желательно, так как ее искала не только полиция, но и жандармы, которые работать могли и любили! Но хватит о грустном!

Хотите, я расскажу об остановке в Бахардене? — неожиданно предложила порозовевшая бабушка, отводя глаза в сторону.

«Какая-то кошка семьдесят лет назад пробежала между бабушкой и дедушкой! Интересно, в каком году они поженились?» — отметил Борис, задавая себе риторический вопрос, который не очень удобно было сейчас задавать вслух.

— В составе было два вагона первого класса, в котором нам досталось два шикарных, даже по сегодняшним меркам купе, — только начал рассказывать перехвативший инициативу дедушка, как бабушка кинула на своего супруга злой взгляд и отвернулась к окну.

Всегда спокойный дедушка, приняв немного на грудь, тем временем продолжал рассказ, делая вид что не заметил предостерегающего взгляда бабушки.

— Вагон был синего цвета, а в купе, кроме персонального туалета и умывальника, у нас была ванна!

— Не может быть! — не поверил Борис.

— Зато в вагоне эмира был большой салон, где так душевно пел газели иранский певец! — отомстила бабушка своему супругу, для наглядности высунув язык.

Это было так неожиданно для вечно чопорной бабушки, что Борис невольно поперхнулся пловом, но широко раскрыл глаза, удивляясь метаморфозе произошедшей с бабушкой.

— Зато я сходил в вагон-церковь ^[57] который прицепили в Кизил-Арвате ^[58] — не остался в долгу дедушка.

— Тебе обязательно надо было покаяться! Грехи надо было срочно замаливать! — не преминула подпустить шпильку бабушка, лихо опрокидывая свою микроскопическую рюмку коньяка.

«Веселая у вас поездка была! Но ведь Мария — революционерка по документам — жена дедушки! И они ночевали в одном купе! Вот почему бабушка так бесится! Теперь ясна бабушкина язвительность!» — понял Борис, с интересом смотря на хитро улыбавшегося дедушку.

— Это ты же уговорила Игланова ^[59] остановиться в Бахардене ^[60]! — не остался в долгу дедушка.

— У человека была чесотка, и мне удалось ее вылечить! — гордо ответила бабушка.

— Озеро действительно чудесное! Я признателен моей жене, которая организовала туда поездку!

Наши два вагона отцепили, и мы прямо со станции поехали к озеру, которое находилось в восемнадцати верстах.

По преданию, давным — давно в одном туркменском ауле жили двое влюбленных, которые страстно любили друг друга. Парень был из бедной семьи, а девушка из очень богатой. Родители девушки никак не хотели выдавать замуж свою дочь за бедного парня. И тогда влюбленные решили бежать. Весь аул бросился в погоню, но только десять самых злобных односельчан смогли бежать по пустыне, где немилосердно палило солнце и дул сильный ветер. Влюбленные добежали до гор и увидели, что погоня совсем близко.

Парень и девушка подняли руки вверх и попросили Аллаха спасти их от неминуемой смерти.

Гора раскрылась и прямо на глазах преследователей парень с девушкой скрылись внутри скал.

Когда преследователи подбежали к краю провала, им в лицо ударил столб душного воздуха, и они упали замертво.

— Красивая легенда! Надо будет съездить искупаться в озере! Главный врач Ашхабадской больницы давно приглашал приехать! — протянул Моисей Израилевич, вопросительно посмотрев на бабушку, предлагая продолжить рассказ.

— Машенька сказала, что у нее голова болит, и решила остаться, а своему мужу, то есть Кополу разрешила поехать на озеро. Когда мы следующим вечером приехали к вагону, Машеньки в нем не было.

Начали искать, поднялся страшный шум, но Машенька исчезла, как будто испарилась.

Проводник сказал, что он думал, что Маша уехала с нами, и поэтому не беспокоился.

А Копол сделал несчастное лицо и только разводил руками, вытирая скупую мужскую слезу.

Правда второй проводник якобы видел, девушку в белом платье с высоким туркменом в папахе, и все вопросы были уже только к нему.

— Так что случилось с Машей? — спросил до сих пор молчавший отец, с интересом смотря на дедушку, который открывался ему с новой стороны.

В Ашхабаде, на станции, Копол подал заявление в полицию, и мы поехали дальше.

Все видели, что когда мы уезжали из вагона в Бахарден, Маша оставалась в вагоне.

— Пока вы собирали вещи, усаживались в повозки, Маша с моей помощью вылезла из окна и спустилась по веревочной лестнице на землю.

Там ее ждала крытая арба, куда она и заскочила.

Кто будет обращать внимание на арбу с местным жителем, из которой торчат мешки? — лукаво улыбаясь, пояснил дедушка секрет исчезновения своей первой жены и отхлебнув глоток коньяка, как ни в чем не бывало, продолжил:

— В тридцать пятом году Маша приезжала в Ташкент и помогла мне стать главным конструктором завода. Хватило одного ее звонка! — чему-то усмехнулся дедушка.

— Ты мне никогда не рассказывал о том, что еще раз виделся с Машей! — на высоких тонах заметила бабушка.

— Ты в это время была в Москве на курсах повышения квалификации, а когда ты приехала, рассказывать не имело смысла! — с совершенно невинным видом развел руками дедушка.

— Чем вы вылечили чесотку аборигена? — задал совершенно безобидный вопрос Моисей Израилевич, стараясь разрядить напряженную обстановку за столом.

— Тут надо вернуться к нашему путешествию из Красноводска, — снова взяла беседу в свои руки бабушка и отхлебнув глоток чая, моментально продолжила, бросив на дедушку злой взгляд:

— Буквально через два часа после отправления из Красноводска, ко мне подошел проводник и предложил посмотреть на пассажира, который все время чешется.

Откуда он узнал, что я врач, я как-то не успела спросить. Пока мы шли по коридору, проводник намекнул, что он мог бы скрасить мое одиночество или посадить ко мне еще одного

пассажира для развлечений во время поездки.

— Я всегда говорил, что у тебя легкомысленный вид! И это замечали даже проводники семьдесят лет назад! — торжественно объявил дедушка, но тут же поперхнулся, поймав яростный взгляд бабушки.

— В точно таком же купе, как и у меня, лежал толстый мужчина в одной рубашке и штанах, явно азиатской внешности, а напротив него сидел тоже азиат в черном халате с мелкими стежками ^[61].

Второй азиат был более темный и с какими-то более острыми чертами на лице. Это сейчас я запросто отличаю узбека от таджика, казаха от, киргиза, а тогда они все были для меня на одно лицо! Но этот точно отличался от всех остальных! Глаза у него были большие и навыкате! И подпоясан он был простой веревкой, а на голове у него была квадратная тюбетейка! В то время, как все азиаты были подпоясаны платками или даже ремнями! И самое главное запах!

Если от Игланова пахло мужским потом, то от странного мужчины очень остро и неприятно пахло чем-то совершенно непонятным. Запах я до сих пор помню, но не могу дать ему название. Из стакана в серебряном подстаканнике странный азиат пил зеленый напиток.

Я выгнала второго мужчину из купе, открыла окно, немного проветрила помещение и начала осматривать больного.

Практически сразу диагностировала запущенную чесотку.

Игланов, вполне прилично говорил по-русски и попросил полечить его. Первым делом я заставила его полностью раздеться, обмыла все тело в ванной, а потом протерла его водкой, которая оказалась в багаже у купца. Переодевшись во все чистое, Игланов почувствовал себя легче и попросил назначить лечение, так как местные табибы ^[62] не могли ничем помочь.

— Я в поезде могу только попробовать старый метод, который рассказывали мои учителя! — процитировала себя бабушка, делая многозначительную паузу.

Соответственно Игланов взмолился, обещая луну с неба, солнечные лучи оптом и в розницу и озолотить меня с ног до головы.

Я вышла и попросила принести проводника бутылку старого отработанного масла.

— Почему именно старого масла? — тут же заинтересовался Моисей Израилевич.

— Почему, не знаю. Но моя подруга — ветеринарный врач, лечила собаку любовницы Великого Князя именно отработанным машинным маслом! Можно лечить чесотку и лизолом ^[63], но это очень больно.

Применяются для лечения чесотки сероводородные ванны, что и было с успехом проведено в Бахардене! — гордо объявила бабушка, довольная вниманием, которое к ней оказывали.

— Значит это тебя надо благодарить за поездку в Бахарден! — хлопнул себя по лбу дедушка и засмеялся.

— Вы, бабушка, рассказывали о странном запахе от второго азиата! Откуда такой резкий запах в купе? — напомнил Борис, которому совсем было не интересно слушать медицинские разговоры.

— Оказывается в одном купе с Иглановым ехал богатый индус — ростовщик из Бухары.

Индус пил свой особый напиток сабзооб ^[64].

Как объяснил Игланов, напиток представляет собой слабый наркотический напиток из листьев растения, напоминающую коноплю, которые сначала мочили, затем толкли в ступе. Сок процеживали через тряпку, сливали в металлический сосуд и пили. Индуса звали Байарджи. В Бухаре я с ним встретилась и лечила его жену. Индус неплохо говорил по-английски, и я видела у него в доме много индийских книг, как рукописных, так и печатных. Байарджи продавал драгоценные камни, которые ему присылали из Индии. Он снабжал камнями ювелиров, которые делали из них украшения.

Все драгоценные камни, которые продавались в Бухаре проходили через его руки.

— Я не знал, что вы жили в Бухаре! — удивился отец, с интересом смотря на бабушку, которую понесло:

— Мы с Кополом прожили в Бухаре почти год. И должна вам сказать, что это не самое плохое место в мире, если есть работа. А работы там было полно, так как я была единственной женщиной дерматологом — венерологом на весь город! А Игналов сделал мне отличную рекламу не только среди бухарских евреев, но и других богатых людей! — продолжала рассказывать бабушка, и не думая останавливаться.

— Пора и честь знать! — поднялся из-за стола Моисей Израилевич.

— Сейчас я позвоню на работу. Придет машина и отвезет вас домой! — остановил врача отец, набирая на телефоне номер.