На линии огня

Анатолий Полянский, 2017

Что-то странное происходит на участке погранотряда, которым командует подполковник Михаил Бардин: с сопредельной стороны регулярно поступают крупные партии контрабанды и оружия, а пограничники никак не могут обнаружить канал их доставки. Да ещё Бардин неожиданно встречает считавшегося погибшим бывшего сослуживца, и занимается Константин Леденец чем-то совсем уж непонятным…

3. СМЕНА КУРСА

Проснулся Костя в холодном поту. Опять эти видения, этот сон, замешанный на кровавой яви! Он преследует, мучает. Проходят месяцы, годы, а проклятое прошлое никак не отпускает. Всякий раз одно и то же, одно и то же…

Он отчетливо, до мельчайших деталей видит происшедшее в ту дикую ночь, и это нестерпимо. Нервы ощутимо болят. Невмоготу сдерживать рвущийся из горла крик. Каждое мгновение встает перед мысленным взором, словно это случилось вчера, а не в девяносто шестом.

…На город наползает ночь. Непроницаемой стеной встает тьма. Дома тонут в ней — в нескольких метрах ничего не рассмотреть. Подобно молниям небо раскалывают огненные пулеметные трассы. Разрывы снарядов, как удары грома. Дышишь плотной пороховой гарью, пропитанной вонью отработанной солярки, отчего в горле першит, а на губах — горечь. Танки и бронетранспортеры, вытянувшись в длиннющую колонну, надсадно ревут.

Вспышки выстрелов ослепляют. Темнота после них становится еще гуще. Куда двигаться, где сворачивать, как уклониться от ракет, пронизывающих броню насквозь?.. Были обещаны проводники, сопровождение пехоты, инженерное прикрытие, а на деле ничего. Без сопровождения и прикрытия боевые машины в ночном бою в городе — слепые котята. Они совершенно беззащитны. На каждом метре их подстерегают мины или фугасы. Здания по обеим сторонам улицы буквально напичканы гранатометчиками и снайперами, взявшими каждую машину на прицел.

Леденец сидит в башне головной машины. Им овладело самое страшное в бою ощущение собственной беспомощности. А ведь он на войне не новичок, почем фунт окопного лиха изведал на собственной шкуре. Дважды был продырявлен еще в Афгане.

К бессилию примешивалась злость. Какая нелегкая понесла его из погранвойск в десантуру? Какого дьявола их сунули в это пекло? Не дело спецназа штурмовать город! Но если уж обстановка вынудила командование использовать именно их, то уж могли бы обеспечить всем необходимым…

Снаряд сорвал гусеницу с головного танка, и тот, вспахивая асфальт, развернулся почти на месте, перегородив улицу. Еще не услышав удара, Костя ощутил, как в жалюзи моторного отделения впился снаряд. Танк вздрогнул, словно живое существо, которому причинили нестерпимую боль.

«Уходить всем, мать твою!» — кричит Леденец в переговорное устройство, отчетливо понимая, что в следующую минуту последует взрыв. В машине полные баки горючего и боекомплект снарядов. Сам он рывком открыл верхний люк, выскочил из башни, скатился с танка и бросился в кювет.

В колонне уже вспыхнули два бэтээра, а неподалеку пылают шесть машин. От этих «факелов» на улице стало светло, словно днем. С броников посыпались солдаты. Одетые в комбинезоны спецназовцы видны как на ладони. Какие мишени! Их косят одного за другим. У чеченских боевиков богатый фронтовой опыт. Стреляют они без промаха.

Падают сраженные солдаты. Сердце Леденца разрывается от ужаса, потому что он ничего не в состоянии изменить, не может повлиять на роковой ход событий и предотвратить гибель людей. Их послали не в бой, а на убой! Будь проклят тот, кто посмел так распорядиться чужими жизнями!

Костя и сам уже перестал различать, во сне ли наяву он видит кошмарные картины той ночи, когда погибла почти вся его замечательная рота. Механик-водитель головной машины, запихивающий вывалившиеся внутренности в развороченный осколком живот. Харкающий кровью взводный с перебитым горлом. Сержант, у которого раздроблены ноги, а выше колен выперли расщепленные кости… Ужас охватывает при виде этого ада. Трясет от озноба. Кому бы рассказать? Некому. Но и забыть нельзя!

Костя отбрасывает одеяло, вскакивает, чтобы прервать безумный в кровавой обнаженности бред. Когда же его перестанут преследовать ужасы прошлого? Или суждено до конца дней нести это бремя?

Лучи раннего майского солнца заглянули в окно, скользят по забитому хрусталем пузатому серванту, по платяному шкафу. Комната переполнена мебелью. Будь Костя тут хозяином, в первую очередь выкинул бы круглый стол образца начала века и массивную этажерку с жалкой стопочкой книг. Но он — человек бесправный, всего лишь квартирант. Чтобы не платить налог, хозяйка не прописывает постояльца даже временно. Для соседей он дальний родственник, немного, правда, загостившийся. Вообще-то Костю такое положение устраивает. Лишняя засветка в милиции вовсе ни к чему. Дела его не то чтобы криминальные, но рекламировать их не стоит…

Что касается места жительства, в паспорте стоит штамп прописки в Ростове-на-Дону, под крышей, так сказать, отчего дома, давно стертого с лица земли бульдозером. На том месте выстроили девятиэтажку, в которой квартиру предназначали предкам. Не дожили, родимые, до светлого двухкомнатного рая, ушли в мир иной. Косте же, как прошедшему Афган и Чечню, даровали милость — разрешили продать идущий на слом родительский домик. Экс-капитан Леденец, бывший командир бывшей роты спецназа, а ныне отставной козы барабанщик, на полученные от продажи наследства деньги сумел какое-то время перекантоваться. Потом наступили черные дни.

С устройством на работу не ладилось. Он поступил в клуб тренером по рукопашному бою, но калеку из спорта быстро поперли. В телохранители подался, но вскоре самокритично определил, что за молодым шефом на кривой ноге не поспевает. Был в ремеслухе преподавателем военного дела, охранником на каком-то складе, даже вышибалой в кабаке. Нигде не прижился, характер-то с гонорком. О том, чтобы спину гнуть или пятки лизать, даже речи идти не могло. Да и платили везде копейки, чтобы с голодухи, значит, не подох, но пожрать досыта не мечтай.

Леденец посмотрел на часы. Ровно в семь он назначил встречу Фарту. Тот точен, как хронометр. Тридцать лет без малого оттрубил Семен Фартышный, он же Фарт, в армии. Дослужился всего лишь до майора, но военная выучка въелась в плоть и кровь. Всегда подтянутый, аккуратный, мужик был до тошноты исполнителен. Фарту можно было поручать какое угодно дело и не контролировать выполнение. Хоть и был он старше шефа на десяток лет, но уважал и никогда не задавал лишних вопросов.

Сильно прихрамывая, Леденец торопливо шел по улице. Сегодня нога болела сильнее обычного, но Костя не снижал темпа, чтобы не опоздать. Фарт попросил непременно прийти. Он раздобыл новую информацию и хотел поделиться ею с шефом. Приглашать к себе Костя не мог — хозяйка была не в меру любопытной. Фарт же обитал один в двухкомнатной квартире. Он давно развелся с женой и новую семью заводить не собирался. В его логове царил образцовый порядок, и можно было поговорить без помех. Дом был вне подозрений. Рядом находился штаб ДВО с часовым у входа. Посторонние тут не ошивались.

Фартышный стоял у истоков созданной Костей организации и был, собственно, ее вдохновителем. Когда они познакомились, а афганцы сходятся быстро, оба сидели на мели. Фарта как раз турнули из фирмы, где он был кадровиком. Бывший контрразведчик слишком тщательно вел дела, а «новым русским» это было не нужно.

Леденец тоже погорел на последней работе. Он пристроился к речникам, приторговывающим китайской контрабандой. Но когда увидел, как они нагло обманывают погранцов, возмутился, потому как сам много лет носил зеленую фуражку.

Поведав друг другу о своих бедах, оба задумались, на что и как жить дальше. Тут-то экс-майор и подкинул идейку. Знакомый ресторатор, мол, жаловался, что его донимает рэкет, и предложил взять его под опеку.

— Захочет ли твой ресторатор менять шило на мыло? — спросил Костя. — Мы ж не безвозмездно станем работать?

— А мы по-божески брать станем и, сам понимаешь, отработаем с лихвой. Для такого дела у меня есть крепкие ребята. Бывшие сослуживцы хорошему делу послужить готовы. Мы ведь собираемся обиженных защищать?

В предложении Фартышного было что-то очень привлекательное. С одной стороны — настоящая мужская работа, с другой — помощь беззащитным. Среди бывших афганцев много безработных ребят с крепкими кулаками. Но одной мускульной силы маловато. Противник серьезный, шутить не станет. Понадобятся стволы… Ну да народ у нас запасливый. Из Афгана, из Чечни ребятишки пустыми не возвращались.

— Там, где оружие, там криминал, — сказал Леденец.

— С волками жить… — пожал плечами Фартышный. — Иначе остатнюю жизнь будем хлеб жевать и прокисшим квасом запивать. Да не дрейфь! На пару стволов я смогу разрешение добыть…

Больше всего на Костю произвела впечатление перспектива питья прокисшего кваса, но… Так называемую фирму придется легализовать. Как это оформляется, Леденец, далекий от бюрократических крючкотворов, совершенно не представлял.

— Любая работа требует профессионализма, — сказал Костя. — Не суйся в воду, не зная броду.

Фартышный искренне возмутился:

— Я контрразведчик, ты спецназовец, бывший погранец. Боевой опыт у каждого очень даже серьезный. Неужто шпана тутошняя хитрее чеченов?.. Вот и будем действовать по-военному: разведка, засада, боевое охранение. Становись во главе!

— Почему я, а не ты? — удивился Леденец.

— Потому что я штабник, в подручных всю сознательную жизнь ходил. А ты от природы командир, грудь в орденах. За тобой ребята пойдут…

В рассуждениях Фартышного был известный резон. Если подойти грамотно, дело обязательно выгорит. С торговлей не получилось, потому что всякой шушере доверял. С контрабандой тоже не сладилось. Работенка оказалась прибыльной, но уж очень дурно пахла. В общем, жить лучше в ладах с уголовным кодексом.

В идее Фартышного было не только рациональное зерно, в ней был определенный шарм. Защищать людей от поборов бандюг — достаточно благородная задача! Вовсе уж чистеньким не останешься, столкновений с криминальным миром не избежишь, но стоит ли бояться тому, кто много раз смотрел в лицо смерти?..

Начали с малого. Собрали ребят, поговорили по-свойски и пришли к однозначному решению: фирме быть! Договорились со знакомым Фарту владельцем ресторана и устроили в его заведении засаду по всем правилам военного искусства. Рэкетиров повязали. Те оказались слабаками, быстро раскололись на допросе, который, естественно, вел Фарт, что было по его части. Они привели афганцев к своему хозяину, который «нормального» языка не понял. Пришлось растолковать на кулаках…

Постепенно авторитет охранного агентства «Заслон» начал расти. Ребята подобрались отчаянные, видавшие виды. Конечно, не обходилось без эксцессов, но мелкая шушера с афганцами предпочитала не связываться. Круг опекаемых охранной фирмой людей расширялся. К первым клиентам добавились палаточники с набережной, затем знаменитый в Хабаровске «Салон красоты», а позже — рыбаки, привозившие на причал улов, этих рэкетиры вообще обдирали до нитки. Те, кого бандиты особенно донимали, сами находили афганцев и просили о помощи. В общем, Косте нравилась его нынешняя роль этакого Робин Гуда. Он даже чуточку любовался собой. Власти ведь не смогли помочь простому люду, а он…

Фарт открыл Косте дверь и машинально взглянул на часы. Было ровно семь.

— Заходи. Есть хочешь? — спросил шефа.

— Не откажусь.

— Тогда рули на кухню. Сейчас что-нибудь сообразим.

Был Фартышный мужиком высоким, плотного сложения. Все в нем было крупно: скуластое с квадратным подбородком и тяжелой нижней челюстью лицо, искривленный нос. В ладони могла запросто уместиться противотанковая граната, а сапоги — пожизненная проблема хозяина, были сорок седьмого размера. Несмотря на это, двигался Фарт легко и в кухне чувствовал себя прекрасно. Поджарив яичницу из пяти яиц, он поставил сковороду на стол, насыпал в поллитровую кружку три ложки растворимого кофе и залил кипятком. Закончив хозяйственные работы, уселся напротив и сказал:

— Есть неприятные сигналы, шеф.

— Слушаю тебя. — Костя вытянул ноющую ногу. Как бы снова не загреметь на больничную койку. — Если ты об ухудшении обстановки в городе, то ясно, откуда ветер подул. Амнистия. Как летом пятьдесят третьего…

Фартышный неодобрительно покосился на шефа. Он вообще недоверчиво относился к слухам и сплетням, тем более к официозу. Как истый особист, экс-майор по лучшим канонам светлого прошлого создал собственную сеть осведомителей. «Разведданные» стекались к нему из разных источников. Их можно было сопоставить и выбрать наиболее достоверные.

— На днях со старым приятелем встретился, — сообщил Леденец, прихлебывая кофе. — Он мне доверительно признался, что усилился приток китайской контрабанды. Чуешь, Фарт? Если оживится торговля, возрастет рэкет.

— Что за приятель? — подозрительно спросил Фартышный. — Откуда у него сведения?

— Верней не бывает, — усмехнулся Леденец. — Да и Кроткий сигнализировал, будто банда Лапы активизировалась.

— Стакан Стаканыч соврет — недорого возьмет, — буркнул Фартышный. — Балабон!

Он недолюбливал второго зама Кости, носившего безобидную фамилию и занимавшегося оперативными вопросами. Даже прозвище придумал ему обидное, правда, не без основания. Степан Степанович Кроткий любил выпить, особенно за чужой счет. Его, собственно, из армии турнули за пьянку. Мужик, рассказывали, вроде бы неплохо воевал в Афгане, был ранен, награжден орденом, но из-за пагубной страсти за двенадцать лет службы дослужился лишь до старлея.

Кроткий и внешне был полной противоположностью Фартышному. Небольшого росточка, худой, узкоплечий, с ввалившимися щеками и тонкими ножками, он, в отличие от основательного, веско роняющего слова Фарта, был крайне подвижным и импульсивным.

За приверженность к «зеленому змию» Кроткий часто получал от Кости нагоняй. Надо знать, твердил шеф, где, когда и сколько, а главное — с кем… Кроткий в ответ тараторил: «Ну что ты, командир! Не серчай, я свою норму знаю».

— Не кати на малыша бочку, надоело, — заметил Костя с укоризной. — У него в банде Лапы свой человек имеется.

— Думаешь, у меня нет? — набычился Фартышный.

— Тогда объединяй усилия.

— Ну уж нет! В мою епархию пусть никто больше не суется.

— Пора бы вам с Кротким обнюхаться, — с досадой сказал Леденец.

Самолюбивый сыскарь не терпел соперничества, а ревнивое отношение к Кроткому особенно усилилось после того, как именно Стакан Стаканычу, сохранившему милицейские связи, удалось выправить лицензию на организацию охранного агенства «Заслон». Отдавая Косте заветный документ, он с подначкой сказал: «Похвалялись тут некоторые, да лапищи коротки оказались…» И выразительно поглядел на Фарта. Тот промолчал, но зло в душе затаил. Вдобавок ко всему на бумаге Кроткий числился его начальником, шефом фирмы. Руководил, разумеется, Леденец, но полулегальное положение в Хабаровске не позволяло оформить на него документы.

Фартышный не отозвался на последнюю реплику Кости, и тот раздраженно заметил:

— Пойми, Семен, мы в одной упряжке. Раздрай между нами совершенно недопустим.

— Не надо на меня давить, шеф. Я знаю цену Стаканычу.

— Чем же он плох? Дело знает, в обстановке разбирается, инициативен. Рюмку, конечно, любит опрокинуть, но кто среди нашего брата без этого греха?

— Не рюмку, а поллитровку, — подхватил Фартышный. — Мы на свои гуляем, а Стаканыч норовит дуриком проскочить. Это очень неприятный симптом — подкупить могут…

— Разве он подвел хоть однажды?

— Не хотел говорить, шеф, — нахмурился Фартышный, — но, наверное, надо. Во время последней акции на пристани, когда тебя не было, Стаканыч заглянул перед делом в ресторан. Его, естественно, обласкали, бутыль на стол. Выполз оттуда наш мужичишко, изрядно нагрузившись, и с ходу выхватил ствол. Мы гадов уже прижали, стали по-хорошему договариваться, а Стаканыч потасовку устроил. Едва ноги унесли…

— Почему сразу не доложил?

— Не хотел расстраивать.

— Так дело не пойдет, Семен! — сердито сказал Леденец. — У нас не шарашка. У нас дисциплина должна быть, иначе похоронят… Кроткого придется наказать!

— Не надо, — неожиданно попросил Фартышный. — Обо мне подумай. Как буду выглядеть?

— При чем тут ты?

— При том, что в сексотах ходить не люблю. А кроме меня, доложить тебе о происшествии некому. Так что не трогай на сей раз Стаканыча, прошу…

— Будь по-твоему, — неохотно согласился Костя. — Но за Кротким пригляди. Это прежде всего твоя забота и функциональная обязанность. За кадры жестко спрошу!.. И давай вернемся к главному. Меня серьезно заинтересовал приток контрабанды.

— Извини, шеф, еще немного о другом… Должен тебя проинформировать: братва недовольна.

— На что или на кого ропщут?

— Работенка, говорят, пыльная, а доходы мизерные. Сам ведь приказал брать с подопечных по минимуму. Если так будет продолжаться, разбегутся хлопчики.

— Что ты предлагаешь? — в упор спросил Костя.

Фартышный выдержал испытывающий взгляд шефа и спокойно ответил:

— Я считаю, с некоторых пор мы стали мелко плавать. «Заслон» окреп, набрал силу. У меня созрела мысль взять поступающие из-за кордона грузы под свой контроль.

— Хочешь окончательно перейти грань закона?

— Надо смотреть правде в глаза, шеф: в той или иной мере мы это делаем ежедневно. Но не так страшен черт…

— Давай поконкретней, — перебил Леденец. — Мне надоели общие слова.

— Схема предельно простая, — осторожно начал Фарт. Он еще не понял, насколько удалось заинтересовать шефа. — Контрабанда поступает в край по нескольким каналам. Все они давно отлажены, выявить их не составит труда. Затем постараемся поставить определенные заслоны на путях товаров, и начнем.

— Придется выйти на таможню, — заметил Костя.

— Сделаем. Там у меня знакомцы.

— Речников в расчет взял? У них нынче в моде меновые сделки.

— Судов, имеющих возможность входить в контакт с китайцами, немного. Их тоже постараемся поставить под контроль. Труднее уследить за рыбаками, но и здесь есть зацепка. Еще на службе я столкнулся с хитрой конторой по имени Рыбнадзор. Они нас красной рыбкой по имени амур снабжали. Вот на этот Рыбнадзор надо попытаться накинуть цепочку, там есть приятные хлопцы…

— Ну, брат, удивил и порадовал. Похоже, ты уже всю систему разработал, — уважительно заметил Костя.

— Жить-то надо, — отозвался Фартышный, явно довольный похвалой шефа. — Фирма должна широко развернуться.

— Надеешься, власти нас не вычислят?

Фарт насупился:

— Да пошли они… Разве не власть выкинула тебя, меня и тысячи таких же на помойку? За верную службу и преданность Родине сделали нас нищими, бомжами. Прости, шеф, не знаю, как ты, а я лично ничего этой власти не должен.

— Так ведь лицензию отберут.

— Не отдадим! Пусть попробуют!.. Сейчас все воруют, набивают мошну, строят особняки. Я всего-то предлагаю ворюгам с нами поделиться…

— Кончай петь Лазаря, Семен, — прервал его Костя. — Вернемся в имеющиеся обстоятельства. Твое предложение обдумаем, все тщательно взвесим, разведаем и уж потом…

— Но в принципе, шеф, положа руку на сердце, ты согласен со мной? — спросил Фартышный. Он умел быть настойчивым и не любил неопределенности.

Костя встал, вышел из кухни, увлекая за собой хозяина. Потом, задумчиво глядя в окно, сказал:

— Пока что одни словеса… Но курс менять будем!