4
Не испытав, не узнаешь.
Читал да и в кино видал, не переваривает море кисляев.
— А давай на пробу, — говорю Николе, — посмотрим, насколько по нраву мы морю, посмотрим, какие мы морячки`.
— Смотрим!
Выплыли вразмашечку на середину, на самую в гневе ревущую быстрину. Бегучей, скорой воды мы не боимся. Черти‑то вьют гнёзда в тихой!
Вязанка — взгляд дерзкий, самоуверенный — диктует условия:
— Засовываем руки в карманы… Стоп, стоп, стоп! Слушай‑ка… А что это у тебя там на подбородке чернеет?
— Может, свежая родинка на счастье?
— Ну‑ка, ну‑ка, что за штука! — Вязанка берёт меня за подбородок, спичкой что‑то сковыривает (по крайней мере, мне так кажется), с омерзением бросает спичку.
— Что там?
— Всего лишь автограф мухи. Хоть отмоешься теперь.
— Не сочиняй, авто‑оограф!
— Разговорчики в струю! Ну‑ка, живо мне руки в карманы! Плывём по течению. Работать одними ножками. Вытащил кто до поры руки — операция «Море» отменяется. Да какой же ты моряк, раз станешь пускать пузыри в Натанеби? Тут пану воробью по лодыжку!
Мы поплыли на спинках.
А и с норовом эта Натанеби!
Камешки что тебе стоячие айсберги! Несёт тебя и только хлобысь, хлобысь об те горы то головой, то плечом, то спиной. Благо одно: примочек не надо.
Удары судьбы мы сносили без ропота.
